Откровения либералов 90х: "Несколько еврейских семей управляют США. Демократия — это разводка для лохов"

Недавно на днях, в шабашном Ельцин Центре, агенты влияния англосаксов (Наринская, Юмашев, Авен, Венедиктов) вспоминали Березовского в недавно выпущенной книге банкира Петра Авена. 

Решил мельком прочитать эти откровения в книге и опубликовать интересные на мой взгляд цитаты.

 

Откровения П. Авена с А. Чубайсом о крахе их "модели будущего" либерализма

Авен: 

Как ты думаешь, нашлось бы Березовскому место в нынешней системе управления, если бы он был лоялен власти?

Чубайс: 

Нынешняя эпоха, конечно, не для него.

Авен: 

Объясни, пожалуйста.

Чубайс: 

В этом смысле ты абсолютно прав, используя термин “эпоха”. С одним уточнением: я не считаю, что эпоха 90-х была эпохой Березовского. Но при этом в ту эпоху ему было где развернуться. В нынешнюю эпоху ему бы не хватало воздуха.

Авен: 

Свободы или чего-то еще?

Чубайс: 

Нет, не свободы, не свободы. Королевство маловато. Совершенно очевидно, что сегодня влияние людей, которые не являются государственными служащими, на принятие ключевых решений минимально. Да и у многих государственных служащих влияние минимально. Невозможно представить себе бизнесмена, который приходит к президенту и говорит: “Нужно нам, значит, с Украиной решать так, а не так”. Я такого себе не представляю. Где бы Борис Абрамович разворачивался? Нет этой политической среды, этого бульона, в котором он мог развернуться. Я думаю, что он бы все равно зачах.

Чубайс: 

Почему ты считаешь, что мы должны полностью брать пример оттуда [авт. с Запада]?

Авен: 

Я не считаю, что мы должны полностью брать пример. 

...

И я считаю, что причина краха либеральной идеи у нас состояла не в недоучете национальных особенностей и предпочтений русского народа. Поворот в сторону национализма, “национализация” либералами национализма, о чем ты говорил в ходе нашей недавней дискуссии, был бы очередной большой ошибкой.

Либерализм в России скомпрометирован не потому, что его было “слишком много” и он не учитывал национальную специфику, а потому, что его попросту не было. Что под флагом либеральных идей реализовывалось нечто, весьма от либерализма далекое. И что отдельные вполне либеральные решения в экономике ничего не спасали. А посему двигаться нам надо не в сторону русского национализма (что окончательно добьет либеральную идею, если возглавят это движение статусные либералы), а в сторону политической и экономической свободы. Пусть и с темпом, учитывающим сегодняшние предпочтения страны.

Чубайс: 

А я считаю, что ты демонстрируешь непонимание того, чем русский народ отличается от других народов и чем Россия отличается от других стран. Ты сейчас для меня типичный образец либерального мышления, не понимающего суть страны, в которой живет. Именно это я считаю нашей главной ошибкой. Это нами недодумано, и отсюда нужно извлекать уроки.

Авен: 

В 1991 году мы пришли с ясным понимаем того, что мы хотим делать. У нас была модель будущего, которое мы хотим построить.

Чубайс:

Прежде всего, я считаю, что настало время к нашей модели, с которой мы пришли и за которую мы боролись, отнестись критично, сказать самим себе, в чем мы были правы, а в чем мы не были правы. Я считаю, что мы были не по размеру той задачи, за которую взялись.

Авен: 

Ты имеешь в виду команду Гайдара?

Чубайс: 

Да, я имею в виду нашу команду, команду Гайдара. Поразительно, что у нас получилось построить рыночную экономику… Но мы же вроде как претендовали даже на большее. Были партии “Демократический выбор России”, “Союз правых сил”.

Авен: 

У нас в 1990–1992 годах был значительный рычаг. Власть была. Рычаг, конечно, мы не использовали совсем.

Чубайс: 

Да, это правда, но я как раз считаю, что всей этой власти было недостаточно с точки зрения того потенциала, которым обладали мы сами. Мы маловаты по отношению к этой задаче. Она не была задачей всенародной, у нас не было подлинного понимания того, что такое Россия.

 Авен: 

И мы должны были попасть туда, куда мы попали сейчас?

Чубайс: 

Я не думаю, что мы могли бы тогда переломить что-то, если бы больше понимали. Но я думаю, что все равно здесь есть доля нашей исторической вины: даже и после этого мы на базовые вопросы не очень пытались искать ответ, не знаем его и до сих пор.

Авен: 

Это неправда. Для меня идеологема о том, что свобода больше родины и что родина – это не территория, – не обсуждается. Для меня это тогда было точно так же очевидно, как и сейчас.

Чубайс: 

Как быть с тем, что у 95 процентов населения страны, в которой ты живешь, все ровно наоборот? Их убрать, отодвинуть? Бог с ними, валим отсюда? Как с этим быть-то, Петя?

Авен: 

С ними надо работать. Объяснять, объяснять и давать им возможность ошибаться. 

...

Слушай, в 1989 году у нас миллионы людей выходили на улицу за свободу. Сейчас те же самые люди выходят совершенно за другое. Это такая большая беда. Но благодаря усилиям интеллигенции – которая большей частью думала так, как я, а не так, как ты, – в 1980-е годы у нас общество во многом повернулось в правильную сторону. Мы пришли в правительство только потому, что благодаря усилиям Сахарова, Солженицына и многих других общество повернулось к свободе.

Чубайс: 

Я согласен.

 

Воспоминания П. Авена о Березовском

Однако я спросил: «Боря, а какая все-таки конечная цель? Ради чего ты предлагаешь объединиться?»

Его ответ меня поразил: «Цель — заработать по миллиарду долларов. Каждому».

Удивительно, что примерно в то же время аналогичное обещание — «заработаем миллиарды» — давал Михаил Фридман одному из своих будущих партнеров.

 

Его последняя и главная цель была очевидна: управление страной Россией. Я часто рассказывал, как однажды, залечивая перелом позвоночника в лозаннском госпитале, Борис объяснял мне смысл слияния ЮКОСа и «Сибнефти», которое они с Ходорковским затеяли году в 1998-м:

«Америкой, — объяснял мне Березовский, — на самом деле управляют семь или восемь семей, мы точно не знаем сколько. В основном, конечно, еврейских. Они собираются, я думаю, где-то раз в год и решают основные вопросы — кандидатура президента, ставки ФРС, вторжение в какой-нибудь Ирак. На самом деле решают именно они, а демократия — это разводка для лохов».

Потом он рассказал, что Америка большая и там всего хватает на семь или восемь семей, а Россия — маленькая и небогатая, поэтому они с Мишей решили рулить вдвоем (Ходорковского он, конечно, видел младшим партнером). Для этого и создается «ЮКОС — Сибнефть» — потенциально самая крупная компания России.

Я от обалдения задал идиотский вопрос:

«А как же мы?» — «А вам — что останется», — ответил Борис.

Откровения с Александром Гольдфарбом

Авен:

Борис был человек не рефлексирующий. В то время, когда я его знал, он никогда не обдумывал свои ошибки и никогда их толком не признавал. И первый большой удар пришел в начале 2000-х годов – вся история с Путиным и эмиграция. Он переживал по этому поводу, думал, что он сделал не так.

Гольдфарб:

Он был уверен, что через год вернется и что Путин слетит. Потом, когда Путин не слетел и Борис не вернулся, он объяснял это 11 сентября. Установка заключалась в том, что Путин, начав сворачивать демократические институты в России, войдет в конфликт с Западом. И по первоначальной реакции Буша, Кондолизы Райс и всех прочих так и казалось. Что, может быть, наивно: как всякий российский человек, находящийся в неладах с властью, Березовский почему-то решил, что Запад очень много значит. Это было заблуждение. Субъективно он был уверен, что Запад будет способствовать смене режима в России и что в России многие не согласятся с тем, что делает Путин. Так что первое время он был уверен, что достаточно быстро вернется. Потом, когда он понял, что не вернется и что Запад не поможет…

Авен:

А когда он это понял?

Гольдфарб:

Думаю, что достаточно быстро, в первые два года. Но потом посадили Ходорковского, и он решил (как и Ходорковский, кстати), что Путин на этом сломает себе шею. Многие верили – и в Москве тоже, – что это слишком запредельно. Но когда выяснилось, что все продолжается, когда появился Медведев – вот по поводу Медведева у него уже иллюзий не было, он уже освободился от веры, что вернется. Он здесь обосновался и пытался каким-то образом противодействовать или противостоять Путину.

Авен:

“Кровавому режиму”.

Гольдфарб:

“Кровавому режиму”, да. Этому способствовало очень много людей, которые оттуда приезжали и так его воспринимали. Мы давали много грантов всяким организациям – “Солдатские матери”, Фонд Андрея Сахарова. И это все группировалось вокруг Бориса в основном. Главное – его пассионарность. Не глубокое политическое понимание, а пассионарность.

Авен:

Он долго летал в Белоруссию?

 

Гольдфарб:

Я думаю, года полтора в общей сложности, может быть, два. Была некая идея – не только Борина, в значительной степени она началась еще с Бадри, – что Лукашенко объективно должен отойти от России и двигаться в Европу. Это объективный интерес всех бывших сателлитов. И проект заключался в том, чтобы помочь ему сделать этот выбор – в какой-то степени убедить, в какой-то степени способствовать. Боря стал туда ездить, и наверняка при этом были какие-то ожидания бизнес-интересов.

Авен:

Безусловно.

Гольдфарб:

Потому что вхождение такой страны, как Белоруссия, в Европу означает, что будут инвестиции. Процесс вроде бы сдвинулся, и Борис довольно много времени и усилий приложил для того, чтобы и там народ сдвинуть в сторону европейскости, и здесь как-то способствовать этому. Ну, например, он притащил туда этого лорда Белла, знаменитого пиарщика Маргарет Тэтчер. А лорд Белл привез Евросоюз – и начался процесс. Но потом в какой-то момент Лукашенко разогнал народ на площади, все откатилось назад, и проект лопнул.

Авен:

Он [Березовский] создавал ощущение большого мира.

Гольдфарб:

И он был этот большой мир. Я должен сказать, что в моей собственной жизни Борис – не первый человек, через которого я соприкоснулся с историческим процессом. До него был Сорос, до него был Сахаров, Арманд Хаммер – я всех их знал и с ними довольно много работал. Я своими глазами видел шестеренки, которые крутят историю. В чем-то понемножку участвовал, но поскольку у меня нет амбиций управлять процессами, мне интереснее на них смотреть. Но я присутствовал при многих вещах еще с тех времен.

Иллюстрации того времени

Березовский с Мовлади Удуговым, Иваном Рыбкиным и Ахмедом Закаевым. 1996 г.

Владимир Гусинский, Петр Авен и Березовский после второго тура выборов президента РФ. 1996 г.

Президент РФ Борис Ельцин и исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский на пленарном заседании Совета глав государств Содружества. 1998 г.

Премьер-министр Михаил Касьянов, банкир Михаил Фридман и глава администрации президента Александр Волошин. 2000 г.

У российского консульства в Лондоне, где проходила манифестация с требованием освободить экс-главу ЮКОСа Михаила Ходорковского. 2004 г.

Представление книги Александра Литвиненко и Юрия Фельштинского “ФСБ взрывает Россию” в британской телепрограмме Newsnight. Лондон, 2007

Александр Гольдфарб

Лорд Тимоти Белл, основатель британского пиар-агентства, консультировал три избирательные кампании Маргарет Тэтчер