Проект РСМД, серия статей. Автор - Артур Алиханович Хетагуров, аналитик рынков вооружений, заместитель генерального директора на ряде радиоэлектронных предприятий ГК "Ростех" в СКФО.
Геополитические аспекты политики РФ в сфере военно-технического сотрудничества
Военно-техническое сотрудничество и экспорт вооружений всегда являлись одним из важнейших индикаторов геополитического влияния и внешнеполитическим инструментом ведущих стран мира. В данной связи, представляется интересным проанализировать и оценить роль экспорта вооружений в арсенале геополитического инструментария внешней политики России.
По данным, приведенным в марте 2017 г. президентом России В.В. Путиным на заседании Комиссии по военно-техническому сотрудничеству, по итогам 2016 года объем экспорта ВВиСТ составил более 15 млрд долл., поставки которых осуществлялись в 52 страны мира. Совокупный портфель экспортных заказов составил более 50 млрд долл., из которых на долю подписанных в 2016 г. новых контрактов пришлось около 9,5 млрд долл.
Россия наступает на рынки вооружений и военной техники в Африке
Доля России на международном рынке экспорта вооружений в 2016 г. по оценкам Стокгольмского международного института исследования проблем мира (Stockholm International Peace Research Institute — SIPRI) составила порядка 23% (по объемам поставок, без финансовой стоимости), что укладывается в пределы устойчиво занимаемой российским ОПК доли в мировом экспорте за предшествовавшее пятилетие (2011–2015 годы), оцениваемой в 25 процентов.
При этом необходимо отметить, что методика оценки SIPRI учитывает поставки только по основным категориям ВВТ (самолеты и вертолеты, бронетехника, артиллерийские системы калибра 100 мм и более, системы ПВО, военно-морская техника, противолодочные системы вооружений, спутниковые системы) и ключевым узлам к ним (силовые установки, РЛС и оптоэлектронные системы обнаружения и применения оружия), но не учитывает поставок стрелкового оружия и вспомогательных систем, а также отдельных кооперационных программ совместного производства ВВТ, что особенно важно в контексте существенной доли таких программ в структуре военно-технического сотрудничества России с ближайшими союзниками по СНГ и ОДКБ.
Составлено по данным ФСВТС, АО «Рособоронэкспорт», Центра АСТ и российских СМИ
С 2000 года среднегодовой объем российского экспорта вооружений увеличился в пять раз — с 3 до 15 млрд долл. и на этом уровне удерживается последние пять лет. За период 2000–2016 гг. суммарные поставки российского оружия и военной техники произведены более 120 странам мира на общую сумму порядка 130 млрд долл. (с учетом 15 млрд.долл. по итогам 2016 г.).
В числе крупнейших покупателей российского вооружения — Индия, Китай, Вьетнам, Алжир. В последние годы появились новые клиенты, с которыми военно-техническое сотрудничество не велось, либо было прервано после распада СССР — в т.ч. Бангладеш, Непал, Никарагуа, Нигерия, Руанда, Таиланд, Танзания, Мьянма, Шри-Ланка.
Прогноз поставок на текущий год позволяет говорить как минимум о сохранении существующего положения — по оценкам Государственной корпорации «Ростех» и Минпромторга России, объем экспорта в 2017 г. позволит обеспечить сопоставимую величину и возможно превысит показатели 2016 г. С точки зрения военно-технических аспектов интереса на мировом рынке к российским вооружениям, весьма значимое влияние оказало их успешное применении в ходе сирийского конфликта — ожидаемый прирост экспортных заказов в среднесрочной перспективе по различным оценкам, оценивается в пределах 6–7 млрд долл.
Сохранение в целом восходящей динамики российского экспорта вооружений, содействовало укреплению авторитета нашей страны на мировой арене. Сохраняющийся устойчивый спрос на российское вооружение, на фоне происходящих в мире глобальных геополитических событий и масштабного участия в них России, свидетельствует не только о поступательном развитии отечественного ОПК, но и о геополитическом весе России, несмотря на политику международной изоляции и экономического давления проводимую западными странами.
Реанимирование в 2015–2016 гг. ранее замороженных под влиянием/давлением США, западноевропейских стран и Израиля оружейных контрактов с Сирией и Ираном, стало рубежным моментом во внешней политике Российской Федерации в части отстаивания национальных интересов и интересов геополитических партнеров. В русле проведения взвешенной внешней политики, неизменно базирующейся на принципах соблюдения международного права, уважения государственного суверенитета и партнерства, такая внешнеполитическая линия является залогом заинтересованности различных стран мира к развитию военно-технического сотрудничества с нашей страной.
Если в постсоветский период, в виду общей деидеологизации сферы ВТС, выбор российского оружия со стороны нетрадиционных клиентов (ориентировавшихся на западные страны) преимущественно определялся параметрами «цена-качество», то в настоящее время, для многих государств выбор в определенной степени определяется и геополитическими критериями диверсификации закупок для внешнеполитического маневра. В немалой степени этому способствует рост влияния России на международной арене.
Проводимый прежней администрацией США и их союзниками целенаправленный курс на обострение внешнеполитической конфронтации, освободил Россию от сдерживающих моментов по расширению военно-технического сотрудничества с «проблемными», с точки зрения Запада, государствами. Принятые Россией, ради сохранения конструктивного внешнеполитического диалога по сотрудничеству в «чувствительных областях», самоограничения в сфере ВТС, помимо всего прочего не выгодные и в экономическом плане, в современных условиях просто отпали.
Является постулатом, что национальная политика стран-экспортеров вооружений является индикатором основных акцентов их внешней политики и используется в качестве одного наиболее значимых инструментов геополитического и геостратегического влияния. В данном контексте, ярким декларативным примером является известный американский слоган — «Покупая американское оружие — вы покупаете часть США». Данный слоган емко демонстрирует основную установку официальной политики США в сфере военно-технического сотрудничества — одобрение конгрессом продажи ВВиСТ конкретному государству означает его вхождение в число «стран-клиентов», на которую (в известной степени, конечно) распространяются внешнеполитические гарантии США, как сверхдержавы.
Оговорка в данной связи существенна, о чем свидетельствует ситуативный характер интереса США к стимулированию военно-технического сотрудничества с отдельными странами-реципиентами, используемому для продвижения геополитических интересов в плане двусторонних связей, либо в качестве фактора давления на сопредельные с ними государства. В числе известных примеров — варьируемые в зависимости от внешнеполитической конъюнктуры периоды внешнеполитической «благосклонности» США в региональных геополитических связках Китай — Тайвань, Иран — Ирак и Пакистан — Индия.
Во времена СССР военно-техническое сотрудничество для нашей страны почти всегда являлось прямым индикатором геополитического вектора взаимоотношений с государствами-покупателями, а также активно использовалось в качестве противовеса в отношениях с основными геополитическими соперниками — США и прочими странами НАТО, а также с Китаем. Современная российская политика в сфере военно-технического сотрудничества (а также и передачи технологий военного/двойного назначения) в данной связи являет собой набор более опосредованных подходов при продвижении национальных интересов и достижения конкретных геополитических и геостратегических целей на международной арене. В современных условиях вектор российской политики в сфере военно-технического сотрудничества (как впрочем, и большинства стран-экспортеров) определяется балансом обеспечения геополитических целей и коммерческих интересов.
При этом, в постсоветский период наблюдался сдвиг на превалирование коммерческих интересов, что было обусловлено практически полным отходом от прежних идеологических доминант, ранее определявших круг партнеров по преимущественно союзническим отношениям. С начала 1990-х и до начала 2000-х годов военно-техническое сотрудничество, как известно, преимущественно было и рассматривалось в качестве дополнительной статьи экспортных доходов и едва ли не единственного способа поддержки отечественной оборонной промышленности в условиях минимизации гособоронзаказа.
В качестве инструмента геополитического влияния военно-технологическое сотрудничество Россией в тот период практически не использовалось. Тому способствовали и некоторые общие моменты — во-первых, ориентированность (в силу различных факторов) внешней политики России на обеспечение консенсуса с мнением западных партнеров не предполагала особо радикальных шагов по экспансии на новые рынки, а во вторых, подавляющий объем поставок в 1990-х годах шел на Индию и Китай, в принципе не являвшихся «податливыми» объектами геополитического влияния для внешней политики не только России, но прочих ведущих экспортеров вооружений.
К началу 2000-х гг. стабилизация макроэкономических процессов в российской экономике и растущий потенциал пережившего «нулевую точку» отечественного оборонно-промышленного комплекса, на фоне роста геополитического влияния в мире, вновь позволили использовать военно-техническое сотрудничество не только в качестве ресурса экспортной поддержки отечественного ОПК и важной статьи валютных поступлений, но и в качестве инструмента достижения геополитических и геостратегических целей.
В федеральном законе «О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами» (№ 114-ФЗ, принятом 19 июля 1998 г.), к примеру, прямо продекларировано, что одной из основных целей военно-технического сотрудничества является укрепление военно-политических позиций Российской Федерации в различных регионах мира. При этом в практическом плане факт поставок Российской Федерацией вооружений и военной техники конкретным государствам, несмотря на законодательно декларированную норму, как правило, не имеет декларируемого геополитического подтекста и никогда не используется в качестве инструмента ультимативного давления на страну-клиента и третьи страны.
Экспорт российского вооружения: стратегии влияния
Отсутствие в российских подходах в сфере ВТС выраженной «политической составляющей» по настоящее время является немаловажным обстоятельством в пользу выбора российских вооружений для значительного числа покупателей. Для стран-клиентов налаживание долгосрочного военно-технического сотрудничества с Россией практически не имеет стратегических рисков последующего «навешивания» связанных политических условий поставок и имеет негативной истории рисков возможного последующего «подпадания» под эмбарго на поставки запчастей, чем неоднократно отмечено военно-техническое сотрудничество многих стран, к примеру, с США.
В данной связи можно даже утверждать, что в части прозрачности и предсказуемости условий для клиентов, российские подходы пожалуй являются, примером “fair play” в сфере военно-технического сотрудничества и мировой геополитике. В части ограничительных условий Россия оперирует международными категориями ограничения оборота конкретных систем вооружений и приемлемости поставок вооружений вообще конкретным странам-реципиентам, находящимся в состоянии войны, подпадающим под международные санкции и т.п. Российские партнеры и потенциальные интересанты в сфере ВТС и номинально и фактически ограничиваемы исключительно в доступе к системам ВВТ не вписывающимся в стандарты международных ограничительных договоров (по нераспространению ракетных технологий, неконвенционального оружия и пр.).
Отдельно стоит отметить, что Россия является, пожалуй, единственным подобным примером среди ведущих мировых экспортеров вооружений, не раз отказывавшимся от выгодных сделок во избежание изменения сложившегося баланса сил в отдельных регионах и в качестве превентивной меры для сохранения внешнеполитического диалога с государствами-партнерами, проявляя избыточную «щепетильность». Хрестоматийным примером стала отмена Россией находившихся на финишной прямой сделок на поставку зенитных систем С-300 и прочих «чувствительных» вооружений Сирии и Ирану, в качестве геополитической уступки США и Израилю в рамках сохранения регионального диалога и партнерства. При этом данный факт, на фоне так и не последовавших со стороны западных партнеров сколь-нибудь равнозначных встречных шагов по учету российских внешнеполитических интересов, не замедлил отразиться в части имиджевых и репутационных потерь для нашей страны.
В чистом виде, хотя и косвенно, выраженная избирательная политика в сфере военно-технического сотрудничества, пожалуй, применялись только к Китаю (в части ограничения ТТХ и технологического уровня поставляемых систем вооружений). Но даже в данном случае, Россия руководствовалась не преследованием каких-то скрытых целей, а стремлением нивелировать риски своеобразной практики использования Китаем военно-технического сотрудничества в части закупок сложных систем вооружений, как формы несанкционированного доступа к интересующим технологиям военного назначения. Свидетельством тому — многочисленные примеры несанкционированного копийного тиражирования Китаем ряда систем ВВТ советской/российской разработки.
Отдельным моментом в геополитической конъюнктуре российского экспорта вооружений являются прорывные, но носящие преимущественно ситуативный характер, сделки со странами, являющимися традиционными клиентами США. Очевидно, что проникновение России на рынки вооружений этих стран, во многом бывает обусловлено демонстративной диверсификацией вектора внешнеполитической ориентации правящими кругами этих стран, как явным вызовом устоявшейся системе военно-политического доминирования США.
Можно наблюдать, довольно значительное число таких стран (ОАЭ, Египет, Бахрейн, Пакистан, Филиппины, а также Ирак), геополитически преимущественно ориентированных (либо вынужденных ориентироваться) на США, не отказывают себе в удовольствии использования военно-технического сотрудничества с Россией в качестве фактора/инструмента геополитического давления на Вашингтон. Для России данные сделки, несмотря на определенный резонанс, пока что представляют преимущественно коммерческий интерес, поскольку геополитическая составляющая играет все же ситуационную, сопутствующую роль, в определенной степени производную от текущей парадигмы напряженных взаимоотношений данных государств с США.
Показателен также факт использования отдельными странами самой вероятности развития военно-технического сотрудничества с Россией, как инструмента воздействия на прочих потенциальных поставщиков. В числе таких примеров — Турция (по закупке ЗРС С-400) и Саудовская Аравия (по проявляемому интересу к танкам Т-90С, зенитным и оперативно-тактическим ракетным комплексам и прочей номенклатуре вооружений), несмотря на неопределенность перевода в практическую плоскость данных закупок обоими странами, Пакистан (по демонстрируемой заинтересованности в расширении российских закупок по всему спектру ВВТ), Аргентина (по зондированию возможной закупки истребителей МиГ-29) и пр.
Необходимость в более активном использовании военно-технического сотрудничества, как инструмента непосредственного геополитического влияния (и противодействия), стала очевидна для России и на фоне опасного нарастания дестабилизирующего влияния региональных конфликтов на Ближнем Востоке, при том, что сопутствующие этому обстоятельства по своей значимости во всех смыслах являются неординарными для региональной и мировой безопасности.
Размещение в Сирии зенитных систем С-300ПС и С-400 для прикрытия российской авиационной базы в Хмеймиме, с известными допущениями, в принципе играет сопоставимую роль, тем более в условиях продекларированного бессрочного статуса пребывания российской группировки до урегулирования конфликта в стране. При этом, нельзя исключать и гипотетической возможности поставки/передачи сирийским вооруженным силам систем типа С-300, что весьма вероятно при усугублении кризисного развития ситуации в регионе, когда для российской дипломатии отпадут последние сдерживающие факторы негативного отношения США и Израиля на поставки «чувствительных вооружений» Сирии.
Это также возможно при критическом обострении обстановки вокруг Сирии и продолжении инцидентов аналогичных ракетному удару США по сирийскому аэродрому Шайрат в апреле 2017 г. и последующим неизбирательным авиаударам по сирийской территории, а также неоднократным израильским бомбардировкам сирийских объектов. Аналогичным фактором является активное использование США без реальной военной необходимости над сопредельной с Ираном иракской территорией истребителей F-22 и пополнение ВВС Израиля истребителями F-35, при том, что эти высокотехнологичные авиационные комплексы пятого поколения изначально рекламируются в качестве «убийц» российских зенитных систем С-300 и С-400.
Обоснованность российских шагов по проецированию силы для защиты национальных интересов и защиты внешнеполитических партнеров от провокационной и дестабилизирующей политики США и их союзников в части оказанию давления на неугодные режимы в регионе и противодействия российскому военно-политического присутствию на Ближнем Востоке, подтверждается периодически фигурирующими в зарубежных СМИ информационными вбросами. В их числе — публикации в израильских СМИ относительно имеющихся у Тель-Авива планов нанесения ударов по российским военным базам в Сирии, а также угрозы наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бен Салмана (Mohammad bin Salman), прозвучавшие спустя всего лишь несколько недель после прошедшей в плодотворной обстановке официальной встречи в Москве с Владимиром Путиным в мае 2017 г., о готовности Эр-Рияда принять меры для противодействия российской политике в Сирии и возможности «уничтожить российские войска в Сирии за 3 дня».
Оказание Россией военной поддержки Сирии и установление нового формата военно-политического сотрудничества с Ираном, а также масштабные закупки российских вооружений Египтом и Ираком, в контексте диверсификации приоритетов в сфере военно-технического сотрудничества и обеспечения региональной безопасности стали зримой демонстрацией восстановления позиционирования и статуса России, как альтернативного центра геополитической ориентации и партнерства. Также необходимо отметить, значение данных сделок, как фактора способствующего выравниванию регионального военного дисбаланса, сохранение которого необходимо США и их союзникам для доминирования в регионе, намеренно дестабилизируемого ими для тех же целей.
Военно-техническое танго
Аналогично текущей ситуации вокруг Сирии и на Ближнем Востоке в целом, можно отметить, что, несмотря на весьма разнонаправленные геополитические ориентиры стран-клиентов, закупки российских вооружений все чаще становятся реальной предпосылкой для их последующей конвертации в заинтересованность покупателей по расширению внешнеполитического и военно-технического партнерства с Россией, как фактора нивелирования военно-политического диспаритета и недопущения соотвествующего критического обострения ситуации в кризисных регионах, в т.ч. на фоне опасных и зачастую непредсказуемых геополитических экзерсисов США и их союзников, а также доминирования и экспансии отдельных региональных держав.
В числе геополитических тенденций необходимо также отметить фактически выпавшее для России в сфере военно-технического сотрудничества европейское направление — уход из числа российских клиентов восточноевропейских стран (до сих пор имеющих на вооружение значительное количество военной техники советского/российского производства и прекращение совместных программ по разработке отдельных перспективных образцов вооружений, в т.ч. для третьих стран) с некоторыми западноевропейскими странами (Италией, Францией, Германией).
Перспективы восстановления связей в военно-технической сфере с западноевропейскими государствами находятся в жесткой зависимости от парадигмы межгосударственных отношений, что в современных условиях кризисного обострения отношений с ЕС в целом, следующего в одном фарватере интенсификации антироссийских санкций, в обозримой практически равна нулю (по крайней мере, в условиях антироссийской истерии нагнетаемой Вашингтоном). При этом очевидно, что односторонний разрыв взаимовыгодных контактов в данной сфере, как было отмечено президентом России Владимиром Путиным «не отвечает интересам ни России, ни Европы».
О перспективах военно-технического сотрудничества с восточноевропейскими странами в условиях их почти полной переориентации на закупки вооружений производства США и западноевропейских стран в рамках членства в НАТО и следования в русле иррациональной антироссийской политики, в обозримой перспективе также говорить не приходится.
Отдельными исключениями последних лет стали сделки со Словакией (контракты 2013 г. по постпродажной поддержке парка истребителей МиГ-29 национальных ВВС, включающие работы по проведению восстановительного ремонта и доработку БРЛС) и Венгрией, сделавшей выбор в пользу предложения «Вертолетов России» по итогам тендера проведенного в 2016 г. на проведение капитального ремонта четырех военно-транспортных вертолетов Ми-17 (стоимостью 14 млрд долл.), а также планирующей заказать проведение ремонта ударных вертолетов Ми-24. Безусловно, такой выбор Братиславы и Будапешта, выбивающийся из «прививаемых» США и ЕС восточноевропейским государствам стандартов геополитического позиционирования, стал следствием волевого решения находящихся у власти правительств. Он отражает пока имеющиеся объективные предпосылки сохранения ориентации на продукцию/услуги российского ОПК со стороны отдельных восточноевропейских стран, эксплуатирующих ВВТ советского/российского производства (несмотря на большое количество альтернативных вариантов их модернизации и ремонта), однако ставит их реалистичность в прямую зависимость от степени внешнеполитической самостоятельности находящихся у власти сил.
Отдельно стоит отметить налаживание прерванных связей в военно-технической сфере с Сербией — достигнутое в декабре 2016 г. соглашение о передаче Россией в виде предоставления военно-технической помощи шести истребителей МиГ-29, а также 30 танков Т-72С и 30 БРДМ-2 и планируемая закупка военно-транспортных вертолетов Ми-17В-5 (4 ед. в 2018–2019 гг.). Для Сербии, пока не оправившейся от внутриполитических и экономических катаклизмов последовавших после фактического военно-политического поражения (причем военное поражение стало следствием политического) в ходе военно-воздушной агрессии стран НАТО 1999 г., выбор ориентации в сфере ВТС является действительно геополитическим. Выстроенная США и ЕС геополитическая конфигурация на территории бывшей Югославии, не может оставлять у Белграда иллюзий в вопросе выбора внешнеполитических партнеров для укрепления своего оборонного потенциала и у России имеются весомые предпосылки для закрепления приоритетных позиций.
Несколько обособленным сегментом политики в сфере военно-технического сотрудничества для России, части целевых ориентиров, критериев и механизмов исполнения, являются страны СНГ и тем более входящие в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ) — Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан. В русле современных вызовов и угроз, военно-техническое сотрудничество со странами-членами ОДКБ в определенной степени является составляющей общих геополитических интересов и политики обеспечения региональной безопасности, в т.ч. в части совместного оборонного строительства и противодействия угрозе экспансии экстремистских группировок. В данной связи, несмотря на весьма значительную диверсифицированность внешнеполитических ориентиров, в сделках с ними коммерческая составляющая в значительной степени нивелирована, больший акцент ставится на обеспечение оборонной интеграции, поддержание во многом единых стандартов перспективного оснащения вооруженных сил, а также использование льготных условий поставок и ценообразования.
Политика России в сфере ВТС. Китай
В настоящее время Азиатско-Тихоокеанский регион и примыкающие к нему территории Юго-Восточной и Южной Азии стали ведущей ареной мирового геополитического соперничества, сосредоточив в себе национальные интересы ведущих государств мира. Геополитическое и геостратегическое значения макрорегиона определяются экономическим и военным потенциалами, избыточными трудовыми ресурсами расположенных здесь государств, а также прохождением крупнейших транспортных путей и грузопотоков. Глобальный характер геополитического соперничества в регионе определяется пересечением интересов крупнейших стран мира — США, России, Китая, Японии, а также Индии.
Помимо приобретающего все более острый и масштабный характер геополитического противоборства между Китаем и США, регион издавна характеризуется наличием конфликтов интересов и геополитического соперничества в связках Китай — Индия, Индия — Пакистан, Китай — Япония, Китай — Вьетнам, КНДР — Южная Корея, Индонезия — Малайзия и пр. Как следствие, между государствами региона возникло немалое количество территориальных споров, наиболее масштабными и острыми из которых являются многосторонние конфликты интересов вокруг архипелага Спратли, Парасельских островов и пр.
Ввиду растущей военно-экономической мощи Китая, периодически провоцирующего инциденты с сопредельными государствами в спорных районах Южно-Китайского моря, и все более очевидной ставки США на силовое обеспечение геополитического присутствия в АТР и ЮВА, крупнейшие страны региона также предпринимают усилия на опережающее развитие своего оборонного потенциала. Демонстрируемый рост потенциала и компетенций военно-промышленного комплекса ведущих государств региона позволяет им не только воспроизводить большинство закупаемых систем вооружений, но и модернизировать их.
Если для государств-союзников США (Японии, Южной Кореи) выбор геополитического вектора, в т.ч. в сфере военно-технического сотрудничества, очевиден, то другие значимые игроки в регионе стремятся максимально диверсифицировать как внешнеполитические ориентиры, так и закупки вооружений. В имеющейся геостратегической конъюнктуре именно Россия все чаще воспринимается государствами региона, не желающими излишне втягиваться в водоворот американо-китайского противоборства, как наиболее приемлемый партнер. Россия видится игроком, проводящим политику выстраивания многовекторного партнерства, не ставящим категоричных условий в сфере военно-технического взаимодействия и перспектива сотрудничества с которым связана с наименьшими рисками.
В настоящее время закупки российских вооружений рассматриваются рядом стран, прежде всего Вьетнамом, Индонезией, Мьянмой, Бангладеш, как возможность обеспечения паритета с соседними государствами в высокотехнологичных вооружениях, а в отношении Китая — и в контексте численного доминирования НОАК. При этом вероятность зависимости от США в сфере закупок вооружений нивелируется, тем более при существующих прецедентах применения Вашингтоном против отдельных стран санкций на поставки вооружений и запчастей. Для России расширение двусторонних отношений в ЮВА и АТР позволяет проводить более диверсифицированную и сбалансированную политику в регионе, при этом максимально дистанцируясь от существующих территориальных споров. По оценке директора по международному сотрудничеству госкорпорации «Ростех» Виктора Кладова, на страны Юго-Восточной Азии приходятся около 45% портфеля заказов российского ОПК, что коррелирует с ролью региона как ведущей геополитической площадки на обозримое будущее.
Для России ключевыми партнерами в регионе, безусловно, являются Китай и Индия. От характера развития двусторонних отношений с этими странами в определенной степени зависит вектор выстраивания ее внешней политики в регионе. При этом имеющиеся и формирующиеся внешнеэкономические и военно-технические связи с традиционными и новыми региональными партнерами позволяют России обеспечивать паритет отношений в условиях несовместимых национальных интересов в регионе.
В контексте военно-технического сотрудничества с Индией и Китаем, по настоящее время остающимся крупнейшими клиентами, Россия предсказуемо вынуждено балансировала на давнем геополитическом и геостратегическом соперничестве двух стран. Несмотря на формально более близкие (почти союзнические) связи с Индией, уходящие корнями в советско-индийские отношения, и лишь начавшие налаживаться с начала 1990-х гг. партнерские отношения с Китаем, для России главным фактором в оружейных сделках был коммерческий интерес. Единственным отличием, ввиду очевидных геостратегических рисков, был более низкий технический/технологический уровень поставляемой Китаю номенклатуры ВВТ.
Первоначально геополитическая составляющая в российском ВТС с Китаем и Индией была обусловлена тремя важнейшими факторами. К ним можно отнести специфику двусторонних взаимоотношений в контексте региональной безопасности, геополитический масштаб и «вес» этих стран, которые ни для кого в мире не представлялись удобным объектом воздействия, а также объективную зависимость в 1990-х и начале 2000-х гг. российского ВПК от экспортных заказов.
При этом приоритизации ВТС с обеими странами продолжают препятствовать устойчивые геополитические риски. В случае с Индией это отчетливо демонстрируемая национальная политика диверсификации закупок как следствие втягивания Дели в предлагаемую США роль стратегического партнера. В отношении Китая превалируют риски геостратегического и технологического характера в части опережающего роста военного потенциала НОАК и перехода к практике разовых сделок для обеспечения доступа к перспективным образцам с последующим сворачиванием закупок.
На обозримую перспективу Россия будет оставаться основным поставщиком как для Индии (несмотря на политику диверсификации внешнеполитических ориентиров и закупок вооружений, все более уводящую Дели в орбиту США, западноевропейских стран, а также Израиля), так и для Китая (преимущественно на фоне отсутствия вероятности интенсификации ВТС Китая с Израилем и Западом). А нарастающее противоборство между США, делающими ставку на наращивание военного присутствия в регионе, и Китаем, на фоне его экономического доминирования в АТР и все более явно обозначаемых претензий на геополитическое доминирование, являются, как ни цинично это звучит, залогом устойчивого и долгосрочного интереса других стран региона к ВТС с Россией (Индонезии, Вьетнама, Филиппин и др.).
ВВС Китая. От щита к мечу
При этом в условиях продолжающегося западного давления на Россию Китай, получивший большее пространство для маневра в двусторонних отношениях, относится к расширению масштабов российского ВТС с южно-азиатскими странами нейтральнее. Хотя у китайских военных, вероятно, сохраняется мнение о намерении России всемерно усиливать региональных конкурентов Китая — прежде всего Индию, Вьетнам, Малайзию, Индонезию.
Китай
ВТС с Китаем в последние годы получило новый импульс и вновь, как и в 1990-х — начале 2000-х гг., занимает ведущую позицию в российском оборонном экспорте. При этом кооперация между странами в сфере ВТС демонстрирует ее переход на качественно иной уровень, отражающий выстраивание нового формата геополитического партнерства Москвы и Пекина по глобальным международным проблемам.
Текущее состояние ВТС России и Китая и его перспективное развитие определяется следующими важнейшими факторами:
1. Роль Китая в геополитическом позиционировании России в мире, в т.ч. на фоне сохраняющихся западных санкций. При этом для сохранения уровня доверия в двусторонних отношениях фундаментальный характер имеют геостратегические риски экспансивного характера экономического и военного доминирования Китая в регионе (а в перспективе — и в мире).
2. Несмотря на сложный, многофакторный и во многом противоречивый баланс российских интересов в отношениях с Китаем, в обозримом будущем значимым фактором близости внешнеполитических позиций Пекина и Москвы останется глобальная ставка США на максимальное ослабление Китая и ограничение российского влияния на евразийском пространстве.
3. Сохраняющаяся ценность закупок высокотехнологичных российских вооружений для Китая. Несмотря на впечатляющий прогресс китайского ВПК, Россия на обозримую перспективу пока остается единственным источником передовых военных технологий в отдельных сегментах (авиационном двигателестроении, гиперзвуковых технологиях, системах наведения ракетного вооружения, радиолокации). Удовлетворение интереса Китая к сотрудничеству в интересующих его перспективных сегментах высокотехнологичных вооружений стало своеобразным залогом демонстрации Россией партнерских отношений и уровня развития сотрудничества в области региональной и мировой безопасности, а также экономических связей.
С момента установления полномасштабного военно-технического сотрудничества в начале 1990-х гг., объем китайских закупок на долгие годы стал лидирующим в российском экспорте вооружений. В частности, по данным Стокгольмского международного института стратегических исследований (SIPRI), в стоимостном выражении в период 1999–2003 гг. на Китай пришлись 44% российского оборонного экспорта, в 2005–2009 — ок. 35%. С постепенным насыщением китайского рынка, чему в немалой степени способствовало масштабное нелицензионное копирование российских образцов, в дальнейшем предсказуемо произошел спад закупок. В период 2011–2015 гг. они составили около 11% российского экспорта. При этом Китай сам стал одним из крупнейших экспортеров вооружений в мире.
Новый импульс поддержанию масштабного ВТС был получен с обозначившимся переходом российско-китайских отношений на новый уровень глобального стратегического партнерства. В немалой степени этому способствовала солидарная с Китаем позиция по важнейшим внешнеполитическим вопросам и поддержка Пекином Москвы в условиях нарастающей антироссийской компании, развернутой Западом. Переход российско-китайских отношений к новому формату стратегического партнерства отразился и на углублении сотрудничества в военной сфере, что ознаменовалось новыми контрактами на поставку наиболее современных образцов ВВТ и вернуло Китай в число лидеров по закупке российского оружия.
Китай и Израиль — стратегические партнёры?
По оценке заместителя директора Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству (ФСВТС) России Владимира Дрожжова, по состоянию на конец 2016 г. китайский портфель заказов на российскую технику в сфере ВТС превысил 8 млрд долл., что составляет более 16% от экспортных заказов российского ОПК.
Ретроспективно рассматривая ВТС Китая с Россией, можно констатировать, что только часть закупок в 1990-х — начале 2000-х гг. имела цель обеспечить текущую комплектацию НОАК. Например, масштабные закупки истребителей Су-27СК/Су-30МКК (при этом лицензионное производство истребителей Су-27СК и закупки машинокомплектов сошли на нет по мере копийного освоения китайского аналога J-11), ЗРС С-300 и вертолетов Ми8/Ми-17 имели цель обеспечить скачкообразное наращивание минимально необходимой группировки современной ударной авиации и потенциала стратегической ПВО, а также аэромобильных войск. Закупки же прочих ВВТ (ЗРК тактического звена, самолеты военно-транспортной авиации и пр.) преимущественно использовались в качестве натурных образцов для последующего копирования китайской оборонной промышленностью.
В части ориентированности китайского ВПК на масштабные закупки, от которых зависит текущая комплектация поставляемых НОАК военной техники собственной разработки, пожалуй, остаются только российские авиационные силовые установки. Продолжение Россией поставок Китаю силовых установок, помимо объективной необходимости поддержки отечественного авиационного двигателестроения экспортными заказами, также обусловлено необходимостью поддерживать имеющийся уровень партнерских отношений. Чтобы нивелировать риски, делается ставка на сохранение технического превосходства российских истребителей в обозримой перспективе.
С 2000-х гг. Китай массово закупает авиационные силовые установки АЛ-31Ф/ФН для комплектации эксплуатируемых истребителей семейства Су-27/Су-30, их нелицензионных китайских аналогов J-11/J-16, а также для истребителей J-10, РД-93 (разработанная для Китая модификация РД-33) для легких истребителей китайско-пакистанской разработки FC-1/JF-17, Д-30КП/КУ для ремоторизации и комплектации военно-транспортных самолетов Ил-76 и Y-20, а также бомбардировщиков H-6K, являющихся единственными китайскими авиационных носителей крылатых ракет большой дальности, вертолетные двигатели ТВ3-117/ВК-2500.
Продолжение закупок российских двигателей вызвано испытываемыми китайской промышленностью затруднениями по доводке разработанных (фактически нелицензионно скопированных) аналогов российских силовых установок — в частности, различных модификаций WS-10 на основе АЛ-31Ф/ФН, WS-13 на основе РД-93 и WS-18, разработанного для замены Д-30. По этой причине двигателями АЛ-31Ф и РД-93 по настоящее время комплектуются и перспективные разработки китайского авиапрома — истребители J-20 и J-31, позиционируемые как прототипы машин пятого поколения.
С 2000 гг. суммарно поставлены и законтрактованы ок. 550 единиц АЛ-31Ф/ФН, количество Д-30КП2 (с учетом контрактов 2016 г. на 224 двигателя) достигло 463 единиц, а заказывавшееся количество РД-93 составляет не менее 200 единиц. При этом двигателями РД-93 комплектуются также экспортные партии легких однодвигательных истребителей FC-1/JF-17. В обеспечение пакистанского пакета заказов истребителей JF-17, с 2007 по 2015 гг. Россия поставила более 100 из 200 законтрактованных Китаем авиационных установок РД-93. Для Мьянмы и Нигерии планируется поставить соответственно 16 и 3 двигателя для комплектации JF-17.
Россия на настоящее время уже выдала Китаю разрешения на реэкспорт РД-93 в Пакистан, Египет, Нигерию, Бангладеш, Саудовскую Аравию и Алжир. Помимо них, заинтересованность в закупке истребителей FC-1/JF-17 проявляется более чем десятком стран, в т.ч. Ираном, Ливаном, Азербайджаном, Суданом, Зимбабве, Филиппинами, Аргентиной и Уругваем. Демонстрируемый прогресс в модернизации FC-1/JF-17 (усовершенствованной модификации JF-17 Block III и перспективного варианта, которые по большинству параметров будут соответствовать истребителям поколений 4+/5) позволит Китаю успешно конкурировать на рынках развивающихся стран с российским предложением по модернизированным версиям МиГ-29.
Космическая программа КНР: от советских ракет к собственной космической станции
Перспективная боеготовность НОАК зависит от российских поставок авиационных двигателей. Однако ввиду определенного прогресса китайского авиационного двигателестроения в освоении серийного производства аналогов российских силовых установок эта зависимость, возможно, уже не является для Китая критической на случай военного времени. Несмотря на несовершенство по ряду ключевых параметров, эксплуатация собственных образцов, пусть и со значительными издержками, вероятно, позволит обеспечивать приемлемую боеготовность китайских ВВС. Однако с точки зрения экономической целесообразности и экспортной конкурентоспособности образцов китайской военной авиатехники пока сохраняется существенная зависимость от российских поставок. В данном отношении показательны заключенные АО «Объединенная двигателестроительная корпорация» с китайскими компаниями контракты на эксплуатационную поддержку и поставку запасных частей для двигателей типа АЛ-31Ф и Д-30КУ/КП.
Что касается расширения текущих геополитических связей России и Китая, в т.ч. в отношении нивелирования российской политики ограничения поставок передовых систем ВВТ и роста качественных показателей российского экспорта вооружений в Китай, знаковым стало заключение Россией контрактов на поставку Китаю истребителей Су-35С
(24 единицы, включая наземное вспомогательное оборудование и резервный комплект силовых установок, на сумму ок. 2 млрд долл.) и ЗРК С-400 (6 батальонов (по 6 ПУ), стоимостью 3 млрд долл.).
Одним из аргументов, побудившим Москву принять решение о переходе к поставкам Китаю высокотехнологичных систем вооружений, стала солидарная позиция Пекина по основным внешнеполитическим инициативам России и поддержка на фоне западных санкций. Однако необходимо отметить, что в демонстрируемой поддержке Москвы Пекину не приходится поступаться своими позициями или идти на внешнеполитический риск — прочие альтернативные подходы не соответствуют национальным интересам Китая.
Таким образом, Пекин с максимальной выгодой обеспечил трансформацию общности геополитической позиции с Россией в конкретные дивиденды для национального ВПК, получившего доступ к наиболее передовым системам вооружений в мире, разработанным с использованием критически важных для китайских разработчиков технологий в области авиационного двигателестроения, систем радиолокации и комплексов ПВО.
Китай, давно добивавшийся от России согласия на продажу Су-35 и С-400, особо и не скрывал своей заинтересованности в получении легального доступа к новейшим российским технологическим разработкам. При этом он неизменно стремился минимизировать закупаемое количество. Российские Су-35 и С-400 исходно рассматривалась Пекином в качестве технологической «инъекции», которая позволит национальному ВПК ускорить доводку разрабатываемых перспективных авиационных и зенитно-ракетных комплексов нового поколения. Например, силовая установка и БРЛС Су-35 могли бы стать ключевыми элементами для дальнейшего развития китайской программы создания истребителя пятого поколения — тяжелого J-20 и легкой версии — J-31, а С-400 — эталоном для совершенствования китайских ЗРК большой дальности HQ-29, HQ-26 и НQ-19/HQ-9B.
При этом российские и зарубежные аналитики не раз отмечали, что установка Москвы по возможной продаже высокотехнологичных систем состояла в стремлении сподвигнуть Пекин к закупке высокотехнологичных систем вооружений в количествах (от 48 единиц и выше). Это позволило бы российскому ОПК нивелировать риски вероятного копирования технологий и последующего роста конкурентоспособности Китая в данном сегменте. Заключению контрактов предшествовало принципиальное урегулирование двусторонних взаимоотношений в сфере прав на интеллектуальную собственность, что формально позволило гарантировать чувствительную для России охрану прав интеллектуальной собственности — закупаемые системы защищены обязательством от нелицензионного копирования. При этом очевидно, что стоимостные параметры сделок по Су-35 и С-400 (совокупной стоимостью около 5 млрд долл.) не являются настолько масштабными, чтобы обеспечить компенсацию возможных рисков.
В числе значительных российско-китайских оружейных сделок, приоритетных для НОАК и китайского ВПК, которые также окажут влияние на перспективную конъюнктуру рынка вооружений региона, также стоит отметить подписание рамочного контракта о совместном проектировании и строительстве четырех НАПЛ проекта 1650 «Амур» (экспортный вариант проекта 677 «Лада») для ВМФ Китая. В геостратегическом плане закупка новейших российских НАПЛ позволит Китаю укрепить превосходство над подводными силами индийских ВМС (ранее проявлявшим интерес к данному типу лодок в рамках планируемого тендера на закупку шести НАПЛ, но ориентирующихся на закупку французских НАПЛ Scorpene), а также Вьетнамом. На фоне конфликта интересов трех стран вокруг нефтегазовых месторождений в Южно-Китайском море, которые контролирует Вьетнам, а разрабатывает индийская госкомпания Oil and Natural Gas Corp. (ONGC), вопрос о перспективном соотношении потенциалов военно-морских сил и поддержании минимального паритета с Китаем чувствителен как для Индии, так и для Вьетнама.
Военно-техническое сотрудничество России: Индия, Пакистан, Афганистан
В Южной и Юго-Восточной Азии ключевым плацдармом присутствия российского ОПК сегодня является Индия. Позиции России в регионе зависят от выстраивания баланса партнерства в условиях углубления связей Индии с США, делающих все большую ставку на Дели, а также от отношений с региональным антагонистом Индии — Пакистаном, поддерживаемого Китаем и имеющим значительное влияние на ситуацию в Афганистане.
Индия
Традиционно особый статус отношений России с Индией, имевший корни в почти союзнических советско-индийских отношениях, поддерживается общностью позиций по вопросам внешнеполитической повестки и обширными торгово-экономическими связями, особенно в сфере ВТС.
С начала 1990-х гг. Индия попеременно делит с Китаем лидерство в закупках российских вооружений, при этом имея фактически эксклюзивные связи с российским ОПК в сегменте научно-технической кооперации по разработке перспективных образцов. Доля Индии в период 1990-х — начала 2000-х гг. составляла около ¼ (в 1999–2003 гг. — около 23%, в 2005–2009 гг. — около 24%), уступая первенство Китаю. На лидирующие позиции индийские закупки вышли после 2010 г. со спадом закупок Китаем. В период 2011–2014 гг. на Индию пришлись около 39% российского экспорта ВВТ (в 1999–2004 гг. суммарные закупки составили 11,43 млрд долл, в 2005–2014 гг. — 20,7 млрд долл).
Номенклатура индийских закупок российских вооружений включает практически все основные виды ВВТ. Более того, по отдельной номенклатуре систем вооружений заинтересованность Индии в их закупке становилась отправной точкой для их разработки/модернизации. К таковым относятся сделки по разработке/модернизации под индийские требования и закупке многофункциональных истребителей Су-30МКИ, крылатых ракет BrahMos, возобновление программы палубных истребителей МиГ-29К/КУБ и др. Сегодня Индия — ведущий заказчик наиболее высокотехнологичных систем ВВТ предлагаемых российским ОПК на экспорт (передача которых тому же Китаю ограничивалась в силу различных рисков), а также отдельных перспективных программ типа разработки истребителя пятого поколения FGFA.
Тем не менее современный этап российско-индийских отношений в сфере ВТС, наверное, является самым сложным для российского ОПК. Ставка индийского истеблишмента на форсированный характер развития национальной экономики с опорой на рост научно-технологических компетенций, причем приоритетно в оборонной сфере, а также политика диверсификации связей в сфере ВТС (чему в немалой степени сопутствует декларируемый Вашингтоном и Дели новый статус американо-индийских отношений) существенно отразились и на наборе приоритетов в закупочной политике индийских военных.
Необходимо отметить и обозначившуюся тенденцию технологического кооперирования России с третьими странами (Францией, Израилем и пр.) при доработке и комплектации отдельных поставляемых Индии систем вооружений — как в силу приоритетов Индии по диверсификации закупок, так и достижения российским ОПК объективных пределов технологичности разработок.
Посредством закупок дорогостоящих американских и европейских вооружений (военно-транспортных самолетов С-130J, С-17А и C295W, патрульных самолетов P-8I, истребителей Rafale, ударных вертолетов Aн-64D Apache, транспортных вертолетов CH-47 Chinook и пр.) Индия стремилась продемонстрировать как диверсификацию приоритетов в закупочной политике, так и расставить новые акценты в отношениях с западными странами.
Индия активно «эксплуатирует» интерес к сотрудничеству с ней ведущих стран мира и продолжает раздавать внешнеполитические «реверансы» для поддержания равноудаленности всех стратегических партнеров. В качестве примера можно привести сделку в рамках тендера MMRCA по французскому истребителю Rafale. Одним из определяющих факторов этого выбора стало стремление Индии диверсифицировать ставшую чрезмерной привязку к России, а также дистанцироваться от демонстративно предлагаемого/навязываемого партнерства со стороны США.
Заместитель директора Центра АСТ Константин Макиенко в числе ключевых факторов смещения приоритетов Дели, в частности, отмечает новую оценку собственной роли в мире, основанную на фактическом закреплении за Индией статуса третьей экономики мира и ощущение собственной незаменимости в нарастающем американо-китайском противостоянии. При этом эксперт делает справедливый вывод о неподкрепленной ресурсами «иррациональной амбициозности» Дели.
В данной связи также очевидно, что при любом текущем конъюнктурном раскладе и несмотря на ожидаемо большие потенциальные преференции от интенсификации ВТС с США Индия в долгосрочной перспективе не может полностью полагаться на беспроблемность поставок запчастей для закупаемой американской военной техники. Равно как и более предсказуемое партнерство с западноевропейскими государствами не гарантирует ни полной независимости от возможных санкций (в т.ч. со стороны США), ни желаемого уровня кооперации по локализации технологий. Кроме того, Дели следовало бы помнить о том, что, несмотря на цель США максимально ослабить Китай и демонстрируемую ставку на Индию в части создания регионального противовеса китайской экспансии, серьезное усиление Индии никогда не входило в планы Вашингтона.
Однако при закупке Индией более дорогой номенклатуры ВВТ у США и западноевропейских стран, а также при отсутствии сопоставимого прироста закупочного бюджета количественный показатель закупок сократился. Это привело к отрицательной динамике прироста военного потенциала в сравнении не только с Китаем, но и с Пакистаном, что побудило Индию вернуться к расширению закупок российских вооружений.
В этой связи показательны итоги затянувшегося на волне «диверсификации закупок» тендера MMRCA, к тому же завершившегося радикальным сокращением предусматривавшегося к закупке количества истребителей со 126 до 36 машин (причем без организации лицензионного производства).
К моменту формального завершения тендера 2012 г. индийские ВВС оказались перед перспективой не только дальнейшего увеличения превосходства ВВС Китая, демонстрирующего существенный прогресс в дальнейшей модернизации и количественном наращивании парка истребителей четвертого поколения J-10B и FC-1/JF-17 и разработке прототипов пятого поколения. До критического минимума могло снизиться стратегическое превосходство в ударной авиации над Пакистаном, обеспечившего к тому времени наращивание парка истребителей F-16 (до 66 единиц) и имевших в наличии более 70 производимых по китайской лицензии легких истребителей JF-17, с перспективой их доведения до 200 единиц.
Только дополнительная (фактически внеплановая) закупка в 2012 г. новой партии российских истребителей Су-30МКИ позволила Индии пока сохранить имеющийся статус-кво со своими геополитическими соперниками в регионе. Именно перспектива активизации российского вектора закупок боевой истребительной авиации (как минимум дополнительной контрактации Су-30МКИ) периодически использовалась Дели для оказания давления на Францию в вопросе ускорения согласования контракта по истребителям Rafale.
Аналогичная смена тональности сопровождала закупки российских танков Т-90С, особенно на фоне развернутой несколько лет назад в индийских СМИ информационной компании по необходимости отказа от их дальнейших закупок как «роковой ошибки». Однако вставшая перед индийской армией, пока так и не получившей полностью боеспособного национального танка Arjun, реальная перспектива размывания имевшегося превосходства над Пакистаном, наращивающим свой танковый парк, в т.ч. танками собственного производства танками Al-Khalid (лицензионный китайский Type 96), побудила Индию начать с Россией переговоры о модернизации порядка 1 тыс. танков Т-90. Это также заставило Индию в срочном порядке закупить дополнительную партию российских танков — модернизированной версии Т-90СМ. При этом по поводу закупки дополнительной партии российских машин индийская пресса отмечала, что их наличие обеспечит индийской армии «непревзойденную мощь» и «послужит серьезным предупреждением Пакистану», которому нечего будет противопоставить.
Весьма чувствительными для российско-индийского ВТС и отношений в целом являются периодически выдвигаемые Индии претензии к России относительно необходимости более масштабной передачи технологий и повышения уровня локализации производства закупаемых вооружений. Несмотря на все претензии к российской стороне относительно состояния двустороннего сотрудничества по кооперационным программам в сфере ВТС, Индия объективно не имеет (и не может даже рассчитывать) аналогичного уровня технологической кооперации с каким-либо другим государством.
Наиболее резонансным стал предпринятый Дели весной 2017 г. демарш в вопросе дальнейшей перспективы совместной разработки истребителя пятого поколения FGFA. Требованием Индии стала интеграция перспективных систем российской разработки и полная передача технологий в рамках проекта для того, чтобы обеспечить компетенции индийских компания по дальнейшей модернизации самолетов и использования в программе разработки среднего истребителя AMCA. Выдвигавшиеся требования основывались на неудовлетворительном, по мнению Дели, уровне технологической кооперации по программе локализации производства истребителей Су-30МКИ, так и не позволившей индийским предприятиям обеспечить приемлемую локализацию производства.
Возникшая с подачи Индии напряженность в отношениях опять-таки нивелировалась угрозой количественного и качественного отставания ВВС Индии на фоне опережающего прогресса Китая в модернизации многофункциональных истребителей четвертого поколения (с перспективой их модернизации и у Пакистана), а также закупки Пекином российских истребителей Су-35С. Претензии индийских военных и индийского ВПК к России отошли на второй план, и в 2017 г. интенсифицировалась проработка контракта по модернизации парка стоящих на вооружении Су-30МКИ.
Только портфель заказов «Рособоронэкспорта» на индийском рынке, по словам заместителя генерального директора госкорпорации Сергея Гореславского, на конец 2016 г. оценивался в 4,6 млрд долл., из которых прирост контрактации за 2016 г. составил 2 млрд долл. Всего же, согласно оценке заместителя директора Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству Владимира Дрожжова, на Индию приходится более 16% всех экспортных заказов российского оборонно-промышленного комплекса.
На стадии контрактации находятся одобренные военно-политическим руководством Индии программы по закупке ЗРС С-400 (до 5 полковых комплектов, включая 6000 ЗУР и обширную офсетную составляющую по совместной разработке компонентов систем ПВО/ПРО), стоимость которой может составить около 6 млрд долл.; фрегатов проекта 11356 (4 единицы); легких вертолетов Ка-226Т (200 единиц, с организацией производства в Индии); танков новой модификации Т-90МС (464 единицы стоимостью около 2 млрд долл., с поставкой в виде машинокомплектов и продлением лицензии на производство). В денежном исчислении суммарная стоимость контрактации поставок ЗРК С-400, фрегатов проекта 11356 и организация лицензионного производства вертолетов Ка-226Т может составить около 10 млрд долл. Еще около 3,5 млрд долл. могут составить контракты на 48 вертолетов Ми-17В-5 и 464 танка Т-90С. Также стоит отметить продолжение сотрудничества в безальтернативной на обозримую перспективу для Индии нише сотрудничества по лизинговой эксплуатации российских атомных подводных лодок. В октябре 2016 г. было подписано межправительственное соглашение о передаче в лизинг индийским ВМС второй российской многоцелевой атомной подводной лодки проекта 971 (первая единица была передана в 2007 г., стоимость составила 900 млн долл).
В качестве прорывного момента необходимо отметить озвученное в августе 2017 г. одобрение внутренней комиссии Министерства обороны Индии подготовки межгосударственного соглашения с Россией по закупке 108 истребителей в рамках совместного проекта разработки авиационного комплекса пятого поколения FGFA на базе перспективного российского истребителя ПАК ФА/Су-57. Стоимость индийского участия в разработке истребителя FGFA оценивается в пределах 5 млрд долл., при этом индийские источники подчеркивают, что перспективный уровень кооперационного участия индийских компаний в рамках передачи технологий «огромен», включая сегменты разработки систем авионики и управления полетом, аэродинамики и технологий снижения заметности stealth. Показательно, что, по комментариям источников в Минобороны Индии и индийских военных аналитиков, сделанный ранее выбор в пользу России в качестве партнера по программе FGFA является «лучшим вариантом [для Индии], желающей развивать сотрудничество на согласованных условиях», поскольку «рассмотрение другого проекта FGFA будет означать чрезмерно большие сроки согласования и ведение длительных дискуссий о передаче технологий».
Несмотря на чувствительную для России современную политику Индии по диверсификации геополитического позиционирования и ВТС (в определенных моментах носящей выраженный демонстративный оттенок), отношения двух стран на обозримую перспективу сохранят значительный «несгораемый остаток». Помимо прежнего базиса российско-индийских отношений, это во многом предопределяется геополитическим и геостратегическим балансом взаимоотношений Индии в регионе и на мировой арене с США и Китаем, в отношениях с которыми Индия не хочет становиться «разменной монетой».
В условиях сохраняющегося дрейфа Индии в сторону западных стран и ультимативных требований Дели по реализуемым программам в сфере ВТС Россия позволила себе сделать акцент на коммерциализации подходов в вопросе поставок вооружений в регионе.
Заявку на развитие с Россией двусторонних связей в вопросах региональной безопасности и ВТС сделал Пакистан, что в целом получило благожелательную реакцию Москвы. Определенный базис под общее развитие российско-пакистанского регионального сотрудничества подводит уже установившийся стратегический характер двусторонних связей между Россией и Китаем, а также Китаем и Пакистаном.
Российско-пакистанские связи в оборонной сфере зафиксировались поставкой в 1996–2004 гг. Исламабаду нескольких десятков многоцелевых вертолетов Ми-8. Дальнейшая интенсификация сотрудничества была заморожена. На это повлияли болезненная реакция Индии на вероятность российско-пакистанского сотрудничества, восходящая динамика индийской ориентированности на российские поставки, а также сложный характер опосредованной вовлеченности Пакистана в поддержку вооруженной оппозиции в Афганистане, дестабилизировавшей обстановку в Центральной Азии.
На фоне осложнившихся в последние годы отношений с США [1] все больший интерес Пакистана к активизации ВТС с Россией и готовность Москвы к обсуждению поставок вооружений Исламабаду стали показателем, вероятно, нового вектора российско-пакистанского сотрудничества. При этом США и Индия получили недвусмысленный сигнал о возможности интенсификации российско-пакистанского ВТС в качестве возможного пролога для нового статуса двустороннего партнерства в регионе.
Перспектива вероятного укрепления связей с Пакистаном уже позволила нейтрализовать инициируемые Индией чрезмерные требования к России, что, в частности, отразилось на возврате Дели к более конструктивному обсуждению поставок. Индийские военные как никто осознают, что даже ограниченные поставки Россией интересующей Пакистан номенклатуры российских вооружений (приоритетно — высокоточного оружия и средств ПВО, танков Т-90, истребителей Су-35) могли бы значительно сократить качественный разрыв между оснащенностью индийских и пакистанских вооруженных сил и установить относительный паритет в приграничных регионах.
В данной связи показательно заявление бывшего высокопоставленного пакистанского дипломата Зафара Хилали о том, что «Пакистан решил, что он больше не является государством-клиентом США» и «хотя Америка останется для него важной, он должен иметь другие альтернативы». Показателем заинтересованности России в расширении двусторонних связей стали заявления высокопоставленных российских чиновников (в частности, генерального директора ГК «Ростех» Сергея Чемезова) об отходе России от установки на ограничение сотрудничества («негласного эмбарго») с Пакистаном в военно-технической сфере.
Констатацией нового статуса российско-пакистанских отношений стало заключение в 2014 г. договора о ВТС, а также проведение совместных тактических учений «Дружба-2016» в Пакистане.
В долгосрочной перспективе масштабный разворот Пакистана в сторону стратегического партнерства с Россией маловероятен (в первую очередь ввиду недопустимости этого для США). Однако сигнал о снижении влияния США на внешнеполитическую линию Пакистана и вероятность смещения акцента на сотрудничество с Китаем и Россией Исламабад обозначил. Текущие закупки вооружений выступят в качестве фактора закрепления нового статуса двусторонних отношений с Пакистаном, теперь уже как с государством — членом ШОС.
Очевидно, что в рамках текущих геополитических реалий номенклатура и количество потенциальных поставок российских вооружений Пакистану не выйдут за пределы значимых для изменения имеющегося регионального баланса сил. В практическом плане Россия по настоящее время ограничилась поставкой в 2015–2016 гг. 4 ударных вертолетов Ми-35 и 2 многоцелевых Ми-171Э (что предсказуемо вызвало крайне негативную оценку Индии) и последующей общей позитивной реакцией на обозначаемый интерес Пакистана к закупке истребителей Су-35, а также бронетехники, противотанковых и переносных ЗРК.
Отдельным сегментом остается опосредованное участие России в масштабном перевооружении пакистанских ВВС авиатехникой китайской разработки, комплектуемой оборудованием российского производства — продолжающиеся с 2007 г. поставки двигателей РД-93 для комплектации китайских однодвигательных истребителей JF-17 Thunder, выпускаемых по лицензии в Пакистане. Только контрактом от 2007 г. предусматривалась закупка Китаем и реэкспорт в Пакистан 100 силовых установок для истребителей JF-17, а всего пакистанские ВВС планируют закупить не менее 150 истребителей. Российскими поставками двигателей также обеспечивается моторизация истребителей JF-17, поставляемых Пакистаном на экспорт Мьянме (16 ед.) и Нигерии (3 ед.). Как сообщается, интерес к закупке этих машин у Пакистана проявляет и Азербайджан.
Примечательно, что после подписания договора о ВТС последовали заявления военного руководства Пакистана о готовности России перейти к прямым поставкам Пакистану авиационных двигателей РД-93. По словам официальных лиц, пакистанский авиапром ориентирован на продолжение закупок и использования российских РД-93 для комплектации JF-17, а также на перспективное сотрудничество по ремонтному обеспечению, совместной модернизации и разработке модификаций. Длительность сохранения двусторонней заинтересованности в данном сегменте кооперации будет зависеть от совершенствования китайского аналога силовой установки для JF-17, что предсказуемо сведет на нет интерес Пакистана к российским закупкам.
Несмотря на в целом позитивное развитие двусторонних отношений с Пакистаном, Россия осознает риски интенсификации ВТС с Пакистаном. Сюда входят риски геополитического характера — разность подходов к различным элементам региональной безопасности в ретроспективном и перспективном плане, а также общая непредсказуемость геополитического вектора Исламабада в долгосрочной перспективе. Интенсификация сотрудничества с Пакистаном пока что имеет преимущественно коммерческий интерес. Отсюда существуют риски в коммерческом отношении — в части несопоставимости пакистанского и индийского рынков вооружений и платежеспособности Исламабада в обозримой перспективе. Очевидно, что и США, несмотря на явное смещение фокуса региональных интересов с Пакистана на Индию, явно не заинтересованы в эрозии американо-пакистанских отношений, в т.ч. в контексте опорной роли Пакистана в Афганистане и его регионального противовеса чрезмерному усилению Индии.
В целом же поддержание диалога с Пакистаном в сегменте ВТС открывает России дополнительный спектр возможностей двустороннего партнерства в регионе. В их числе не только дополнительные возможности влияния на внутриполитические процессы в Афганистане, дестабилизация обстановки, которая имеет критически негативное влияние на регион Центральной Азии, но и возможность формирования альтернативного иранскому направлению выхода к Аравийскому морю и Индийскому океану (в т.ч. реализации проекта Трансафганского транспортно-коммуникационного коридора и трансрегионального маршрута «Центральная Азия — Персидский залив»). В данной связи показательно и поступательное развитие двусторонних экономических связей на рынке углеводородов — российское участие в строительстве газопровода «Север-Юг» от пакистанского морского порта Карачи до г. Лахор, главным оператором которого выступает российская компания «Ростэк» (стоимость проекта оценивается в 2 млрд долл.).
Для России внешнеполитические связи с Афганистаном приоритетны в первую очередь в контексте поддержания внутриполитической стабильности в стране, что является одним из гарантов геополитической стабильности в Центральной Азии. Перспективы внешнеэкономического и военно-технического сотрудничества подвержены влиянию разнонаправленных факторов. Будущее внутриполитического урегулирования в стране, находящейся под влиянием различных интересов внутренних сил и геополитических интересов внешних игроков, прежде всего США и Пакистана, неопределенно.
Несмотря на значительную роль российских поставок вооружений т.н. Северному альянсу при освобождении от режима талибов в начале 2000-х гг., Россия не получила сколь-нибудь значимой роли и геополитических дивидендов в отношениях с Афганистаном, за исключением относительной минимизации экспансии деструктивных исламских движений и наркотрафика через Среднюю Азию на российском направлении.
Последующее геополитическое доминирование США в афганском урегулировании практически закрыло для России и рынок вооружений страны, несмотря на попытки нового афганского режима реанимировать ВТС с Россией. Правительство Афганистана учитывало как целесообразность сохранения преемственности прежней ориентированности на эксплуатацию военной техники советского/российского производства, так и политические моменты дифференцирования влияния внешних игроков на внутриполитическую ситуацию в стране.
Осложнение внутриполитической ситуации в Афганистане в начале 2000-х гг. на фоне принявшей затяжной характер военной компании США и их союзников сподвигло Вашингтон на более лояльное отношение к восстановлению российских закупок Афганистаном, правда, исключительно вертолетной техники. С конца первой декады 2000-х гг. Афганистан закупил более 80 российских многоцелевых вертолетов Ми-17, при этом контрактация и финансирование велись преимущественно Министерством обороны США и частично ОАЭ).
В настоящее время афганская администрация проявляет заинтересованность в повышении самостоятельности в вопросах как внешнеполитической ориентации, так и ВТС, что дает определенные надежды для России. Политической базой для сотрудничества в оборонной сфере станет создание комитета по развитию ВТС и координационного комитета по борьбе с международным терроризмом.
Сотрудничество России с Афганистаном в сфере безопасности и экономики формируется под эгидой ШОС и ОДКБ. Это позволит комплексно противодействовать экспансии террористических группировок и наркотрафика, а также развивать экономическое партнерство в рамках единого евразийского пространства с учетом перспективного вхождения Афганистана в ШОС. В частности, в сфере ВТС Афганистан обозначил потребность в проведении ремонта эксплуатируемой вертолетной техники и поставок новых машин, а также обсуждается передача бронетехники (БТР-70 и БМП-2) из российской армии. В качестве сегментов экономического взаимодействия как базового интегрирующего фактора приоритет отдается сотрудничеству в электроэнергетике, транспортной инфраструктуре, поставках углеводородов, геологоразведке и добыче полезных ископаемых.
Дополнительным стимулом на повышение российского присутствия в Афганистане может также послужить новый вектор внешнеполитического диалога и экономического сотрудничества России с Пакистаном, имеющего значительное влияние на вопросы афганского урегулирования.
1. Отношения с США осложнились в том числе из-за отказа в приобретении Пакистаном военной техники из наличия американского военного контингента в Афганистане и срывом уже одобренных поставок истребителей F-16 (на что определенное давление, пользуясь новым статусом стратегического партнерства с США, оказала и Индия).
Военно-техническое сотрудничество России: государства Юго-Восточной Азии и АТР
В имеющейся геостратегической конъюнктуре именно Россия все чаще воспринимается государствами Юго-Восточной Азии и АТР, не желающими избыточно втягиваться в водоворот американо-китайского противоборства, как наиболее приемлемый партнер, перспектива сотрудничества с которым связана с наименьшими рисками. Она проводит политику выстраивания многовекторного партнерства и не ставит категоричных условий в сфере ВТС.
В настоящее время закупки российских вооружений рассматриваются рядом стран, прежде всего Вьетнамом, Индонезией, Мьянмой, Бангладеш, как возможность обеспечения военного паритета с соседними государствами в высокотехнологичных вооружениях (а в отношении Китая — и в контексте численного доминирования НОАК). В таком случае вероятность зависимости от США в сфере закупок вооружений нивелируется, тем более если учитывать прецеденты применения Вашингтоном против отдельных стран санкций о поставке вооружений и запчастей. Для России расширение двусторонних отношений в ЮВА и АТР позволяет проводить более диверсифицированную и сбалансированную политику в регионе, при этом максимально дистанцируясь от существующих между странами региона территориальных споров.
Вьетнам
После распада СССР Вьетнам стал рассматривать Россию преимущественно как одного из выгодных партнеров в рамках более диверсифицированной системы внешнеполитических связей, ориентированной в т.ч. и на приоритетное развитие отношений США и Китаем. При этом сегодня именно США и Китай — крупнейшие внешнеторговые партнеры Вьетнама.
Показателем ориентированности Вьетнама на исключительно многовекторное развитие внешних связей в оборонной сфере стала ставка на неучастие в военных блоках и запрет размещения на своей территории иностранных военных баз. В сфере ВТС Вьетнам также делает ставку на диверсификацию закупок. При сохраняющейся приоритетной ориентированности на Россию Вьетнам установил масштабные связи с Израилем (закупки управляемого ракетного вооружения различных типов, организация совместного производства стрелкового оружия), а также с западноевропейскими (Франция, Испания) и восточноевропейскими странами.
За Россией, стратегическое партнерство с которой для Вьетнама связано с наименьшими геополитическими рисками, сохраняется привилегированное положение в сфере ВТС. При этом и для России Вьетнам остается единственным государством в ЮВА, обладающим статусом стратегического партнера — в 2001 г. стороны подписали Декларацию о стратегическом партнерстве.
Новый импульс ВТС между Россией и Вьетнамом получило в конце первой декады 2000-х гг. в условиях обострения отношений Вьетнама с Китаем из-за территориальных споров в акватории Южно-Китайского моря. В 2008 г. был подписан межправительственный меморандум о стратегии военно-технического сотрудничества на период до 2020 г. Вьетнам заключил с Россией крупные контракты на поставку истребителей, зенитно-ракетных комплексов, фрегатов, ракетных катеров и подводных лодок.
В числе крупнейших сделок последних лет — завершенная в 2016 г. поставка 12 истребителей Су-30МК2В, поставки патрульных катеров проекта 10412 «Светляк», постройка шести ДЭПЛ проекта 636, поставка и оказание технического содействия в строительстве на вьетнамских верфях 10 ракетных катеров проекта 12418 «Молния», поставки 4 фрегатов «Гепард 3.9». За последние пять лет суммарный вьетнамский объем закупок российских вооружений (ок. 11% экспортных поставок российского ОПК) достиг сопоставимых размеров с китайским пакетом закупок, составив более 5 млрд долл.
Весьма тревожная тенденция — наблюдаемый в последние годы геополитический дрейф Вьетнама в сторону США, в рамках которого высока вероятность реализации двустороннего интереса к сотрудничеству в оборонной сфере. Показателем стремления США не просто нормализовать отношения, но и выстроить новый формат стратегического партнерства стала частичная отмена эмбарго на поставки вооружений Вьетнаму.
Интенсификации и углублению американо-вьетнамских отношений способствуют как двусторонние экономические интересы, так и совпадающие позиции относительно китайской экспансии в регионе. Существует риск все большей ориентированности Вьетнама на США как на реальный противовес китайской гегемонии в регионе. На этом США строит свою стратегию вовлечения Вьетнама (в числе прочих стран региона) в глобальный антикитайский альянс. Несмотря на объективные пределы возможного развития вьетнамо-американского партнерства в военной сфере [1], для России это взаимодействие является тревожным сигналом.
Филиппины
2016 год ознаменовался довольно крутым разворотом Филиппин от прежней исключительной ориентированности на стратегический союз с США в сторону расширения сотрудничества с Россией, в т.ч. и в оборонной сфере. Это стало поворотным моментом для ставшей привычной американской гегемонии в двусторонних отношениях. Как отмечала The Wall Street Journal, заключение российско-филиппинского соглашения о ВТС, которое позволит Маниле впервые импортировать российское оружие, стало «поразительным, так как Филиппины — бывшая колония США, и их вооруженные силы созданы по американской модели».
Рубежным стало в 2016 г. заявление президента Филиппин Родриго Дутерте о намерении расширить связи с Россией, в т.ч. в сфере ВТС, посредством предоставления Филиппинам выгодных условий кредитования закупок. При этом уже известный своими громкими заявлениями глава Филиппин, заявил, что собирается «перейти Рубикон» в отношениях Филиппин с США, и охарактеризовал выбранный им вектор внешней политики как «рискованные действия».
В феврале 2017 г. были проведены российско-филиппинские переговоры на уровне делегации Совета безопасности России и руководства Филиппин. Манила предоставила кораблям ВМФ России свободный доступ в территориальные воды, что стало демонстрацией нового статуса двустороннего партнерства в военно-политическом отношении. Анонсирована подготовка к заключению двустороннего соглашения по ВТС.
Установление геополитического партнерства и ВТС с Россией позволит Филиппинам в значительной степени нивелировать как возрастающее геополитическое влияние Китая, так и прежнее доминирующее влияние США в вопросах обеспечения национальной и региональной безопасности. При этом Филиппинам, имеющим территориальные споры с Китаем в районе архипелага Спратли, а также противостоящим экспансии зарубежных террористических группировок, требуется надежный поставщик для оснащения вооруженных сил. Для Манилы важно, чтобы поставщик не использовал, как это практиковали США, в качестве инструмента политического давления зависимость покупателя от постпродажной поддержки.
На фоне уже устоявшегося сотрудничества с Россией в сегменте энергоресурсов, важного для Филиппин для снижения зависимости от ближневосточных поставок [2], развитие ВТС может также стать фактором диверсификации внешнеторговых связей. Ранее Россия безрезультатно пыталась закрепиться на филиппинском рынке вооружений. В 2012 г. она участвовала в тендере на поставку учебно-тренировочных самолетов с предложением по Як-130 (тогда выбор был сделан в пользу южнокорейского FA-50H).
В числе перспективных сегментов закупок Филиппины обозначают комплексы ПВО для охраны протяженной прибрежной зоны (класса С-300), а также крылатые ракеты типа «Брамос», учитывая критическую значимость охраны судоходства в территориальных водах между многочисленными архипелагами. Однако значимому расширению оборонных закупок объективно будет препятствовать ограниченность закупочного бюджета филиппинских военных.
Индонезия, Бангладеш, Мьянма, Таиланд, Малайзия
Среди прочих стран региона, ориентированных на российские закупки вооружений, выделяются прежде всего Индонезия, Бангладеш и Мьянма. При этом масштабному расширению ВТС России с этими государствами препятствуют как сильные позиции на их рынках западных, китайских либо южнокорейских поставщиков, так и то, что отсутствуют значимые предпосылки ориентирования этих стран на геополитическое присутствие России в регионе. Тем не менее страны сохраняют ориентированность на российские поставки вооружений, которые им важны как фактор диверсификации внешнеполитических связей, а также проявляют заинтересованность в продолжении участия в совместных проектах в сфере энергоресурсов (в нефтегазовом, угольном, ядерном сегментах, технологий добычи и разведки), инициированных в рамках принятой в 2010 г. рабочей программы энергосотрудничества Россия — АСЕАН.
Наиболее стабильны и менее подвержены влиянию политической конъюнктуры закупки российских вооружений Индонезией, включающие довольно широкий спектр военной техники — от противотанковых систем и бронетехники до противокорабельных ракет и истребителей. Ожидается, что Россия и Индонезия подпишут контракт на поставку ориентировочно 11 истребителей Су-35, а также проведут перспективную модернизацию и продлят ресурс имеющегося парка индонезийских Су-27СК/Су-30МК. В числе прочих перспективных сегментов отмечаются согласование контракта на поставку трех самолетов-амфибий Бе-200, рассматриваемый выбор плавающих гусеничных бронетранспортеров БТ-3Ф взамен украинских БТР-4, обсуждение закупок подводных лодок проекта 636, а также возможное приобретение военно-транспортных самолетов Ил-76 МД-90А.
Поступательная динамика ВТС наблюдается между Россией и Мьянмой. Помимо закупленных в начале 2000-х гг. и в 2011-2014 гг. крупных партий российской военной техники и вооружений (30 истребителей МиГ-29С, 10 ударных вертолетов Ми-35П, 38 ЗРК «Тунгуска», а также ПЗРК «Игла-1»), в настоящее время Мьянма реализует подписанный в 2015 г. контракт по учебно-тренировочным самолетам Як-130 (предположительно — около 10 ед.). Также российскими двигателями РД-33 оснащаются закупаемые Мьянмой китайско-пакистанские истребители JF-17 (16 ед.).
Ориентированность на сохранение связей в ВТС с Россией сохраняет и Бангладеш, несмотря на традиционно лидирующие позиции, занимаемые на ее рынке Китаем. Номенклатурный перечень российских вооружений пока ограничивается закупками колесной бронетехники (БТР-80), транспортно-десантных вертолетов Ми-17/Ми-171Ш и ПТУР, однако в числе контрактов последних лет Бангладеш были также закуплены 16 учебно-тренировочных самолетов Як-130 (на сумму 800 млн долл). В дополнение к эксплуатируемой российским вертолетной технике власти Мьянмы в июне 2017 г. закупили 5 транспортно-десантных Ми-171Ш и планируют заключить контракт на 6 боевых вертолетов Ми-35.
Несмотря на несколько ограниченный характер закупок российских вооружений, они являются индикатором заинтересованности Бангладеш в поддержании двусторонних связей, в т.ч. в контексте стремления расширить сотрудничество с Россией в иных стратегически важных сегментах, к примеру, в сфере энергетики. По данному направлению на российское участие ориентировано строительство первой в Бангладеш АЭС «Руппур», реконструкция эксплуатируемых ТЭС и реализация совместных проектов по разведке и разработке углеводородов.
Таиланд к настоящему времени пока ограничился партией из 36 ПЗРК «Игла-С» и 5 вертолетами Ми-17В-5, поставленных в 2011-2015 гг., а также закупкой трех самолетов SSJ-100 Sukhoi Superjet для Минобороны. Несмотря на то что в силу геополитических и экономических ориентиров Бангкока на таиландском рынке доминируют США, Китай, а также западноевропейские поставщики, сохраняется потенциал для дальнейших закупок российских вооружений.
Взаимный интерес России и Таиланда к сотрудничеству в оборонной сфере закреплен подписанием в мае 2016 г. соглашения о военном сотрудничестве, а также анонсированной в начале 2017 года закупкой Таиландом 12 транспортных вертолетов Ми-17В5, которые заменят американские CH-47D Chinook для обеспечения логистической поддержки и оперативного развертывания войск. При этом Таиланд, приняв решение о закупке российских вертолетов, в сегменте бронетанковой техники отказался от вероятной закупки российских танков Т-90С, выбрав китайские VT-4 (MBT-3000).
С 2016 г. наметились предпосылки к реанимированию масштабных связей России с Малайзией, в 1990-х – начале 2000-х гг. входившей в число ключевых российских партнеров в сфере ВТС. После резонансных закупок крупных партий российских вооружений [4], Куала-Лумпур до недавнего времени фактически прекратил дальнейшие закупки. Этому способствовал ряд объективных и субъективных причин, в числе которых — смена внешнеполитического вектора Малайзии после ухода в 2003 г. администрации Махатхира Мохаммада и испытываемые определенные финансовые трудности, а также «проколы» российских поставщиков в части срыва контрактных обязательств и организации работ по сервисно-ремонтному обеспечению.
На встрече в мае 2016 г. Владимира Путина с малазийским премьером Наджибом Тун Разаком стороны высказывали намерение развивать двусторонние связи, в т.ч. в ВТС, залогом чему станет планируемое подписание двустороннего соглашения о ВТС.
Свидетельством интенсификации двусторонних отношений в сфере ВТС стало подписание Малайзией в июле 2017 г. в ходе авиасалона МАКС 2017 ряда соглашений с российскими компаниями в сегментах модернизации эксплуатируемых образцов российской военной авиатехники. В их числе — соглашения с РСК «МиГ» о проведении ремонта и модернизации парка истребителей МиГ-29N до уровня МиГ-29СМ, меморандум о сотрудничестве с Рособоронэкспортом по поставкам запасных частей для МиГ-29N и Су-30МКМ, пакет соглашений с Объединенной двигателестроительной корпорацией, предусматривающих проведение капитального ремонта турбореактивных двигателей АЛ-31ФП.
Среди новых и потенциально перспективных российских клиентов в Южной Азии можно отметить и Шри-Ланку, с которой в настоящее время согласовывается контракт на поставку патрульных кораблей «Гепард 5.1» (по данным российских СМИ, вероятнее всего, пока будет закуплена одна единица).
1. США вряд ли перейдут к масштабным поставкам Вьетнаму сложных систем ВВТ, как маловероятна и преимущественная переориентация Вьетнама на имеющие высокие геополитические риски закупки американских вооружений.
2. Саудовские поставки составляли ок. 57 % импорта, российские поставки — ок. 1/6.
3. В августе 2017 г. стороны подписали меморандум по программе встречной торговли, регулирующей компенсационные/офсетные закупки в рамках будущего контракта.
4. В том числе по 18 истребителей МиГ-29N и Су-30МКМ и комплектов различного ракетного вооружения к ним, совокупная стоимость сделок по которым достигла 2 млрд долл.
Военно-техническое сотрудничество России: государства Ближнего Востока
Военно-техническое сотрудничество со странами Ближнего Востока и Северной Африки традиционно играет одну из ключевых ролей в контексте расширения геополитического присутствия России в регионе. В 2015 г. на страны региона пришлись около 36% оборонного экспорта. Алжир, Египет, Ирак, Иран и Сирия входят в число крупных и значимых клиентов российского ОПК.
Реанимирование сделок по сирийскому и иранскому пакетам закупок стало следствием в первую очередь их значения для России. Они выступают фактором, способствующим выравниванию регионального военного дисбаланса, сохранение которого необходимо США и их союзникам для доминирования в регионе. Впечатляющим стало и возобновление ВТС России с Ираком и Египтом. Катализатором этому послужила общность подходов к поддержанию региональной стабильности и борьбы с террористическими группировками. Свою роль сыграло не только стремление стран показать возможность переориентации на сотрудничество в военной сфере с Москвой на фоне политики США в регионе, но и ориентированность на демонстрируемые Россией подходы к урегулированию региональных конфликтов. Оказанная Москвой внешнеполитическая поддержка Каиру и Багдаду и углубление связей в военной сфере потенциально могут трансформироваться в геополитическое партнерство.
Для ближневосточных стран-клиентов США потенциальным фактором заинтересованности расширения ВТС с Россией является не устраивающая их дискриминационная политика Вашингтона в части номенклатуры поставок, преследующей сохранение гарантированного военного превосходства Израиля в регионе. Одновременно в контексте регионального баланса сил большую настороженность стран региона (в особенности монархий Персидского залива) вызывает перспектива усиления военного потенциала Ирана с помощью будущих российских поставок.
Ирак
Возобновление ВТС России с Ираком во многом стало реакцией в целом придерживавшегося проамериканской ориентации постсаддамовского режима в Ираке на не вполне логичную пассивность США в борьбе с набиравшим силу движением ИГ.
В частности, тормозившиеся Вашингтоном поставки вооружений, необходимых иракской армии для борьбы с ИГ в 2014 г., подвигли Багдад обратиться за помощью к Москве. Россия выполнила часть контрактов в соответствии с пакетным соглашением, подписанным в 2012 г., на закупку вооружений стоимостью более 4,2 млрд долл. Критическую важность для Ирака российских поставок в тот период характеризует закупка как новой, так и подержанной авиационной техники для обеспечения воздушной поддержки иракской армии — соответственно 19 и 24 ударных вертолетов Ми-28НЭ и Ми-35М, а также 9 штурмовиков Су-25, поставленных из наличия ВВС России. Помимо этого, Ирак закупил 24 ЗРК «Панцирь» и 200 ПЗРК «Игла-С» для укрепления тактической ПВО, что в отсутствие авиационной угрозы от ИГ свидетельствует о намерении Багдада при поддержке России усилить компоненту ПВО на фоне общей нестабильности в регионе.
В числе последних приобретений российских вооружений Ираком стоит отметить соглашение о закупке крупной партии танков Т-90 (по различным оценкам, до нескольких сотен машин стоимостью порядка 1 млрд долл.), подписанное в июле 2017 г.
В перспективе можно ожидать дальнейшего продолжения закупок российских вооружений Ираком. Однако в контексте усиления военного присутствия США и их союзников в Ираке на фоне проводимой военной операции против группировок ИГ в районе Мосула масштабы будут гораздо меньшими. При этом стоит учитывать, что, интенсифицируя военно-техническое сотрудничество с Россией, а также Ираном и Китаем, Ирак стремится не столько выйти из сферы влияния США, сколько подтолкнуть их к более активному сотрудничеству.
Иран
ВТС с Ираном можно охарактеризовать сложным балансом геополитических интересов в регионе и неоднозначным фундаментом российско-иранских внешнеполитических связей.
Несмотря на проведенные масштабные закупки российских вооружений в 1990-х – начале 2000 гг. (более 400 БМП-2, ПТУР 9М111, более 400 танков Т-72М1 (с организацией лицензионного производства), а также истребители МиГ-29, бомбардировщики Су-24МК, вертолеты Ми-171, ЗРК «Тор-М1», ДЭПЛ проекта 877ЭКМ), Россия под влиянием международных обязательств вынуждена была дважды прервать ВТС с Ираном. Это произошло в 1995 г. в соответствии с меморандумом Гор-Черномырдин, предусматривавшим обязательство не заключать новых контрактов с Ираном (из которого Россия вышла в 2000 г., возобновив поставки), и в 2010 г. в соответствии с резолюцией СБ ООН, вводившей санкции против Ирана.
Коммерческие потери России в результате сворачивания ВТС с Ираном, по оценке Центра анализа мировой торговли оружием, составили около 11-13 млрд долл. Потенциальные потери, в частности, по средствам ПВО (ЗРС С-300ПМУ-1, ЗРК «Бук-М2», ПЗРК) составили 2 млрд долл.; по военно-морской технике (ДЭПЛ проекта 636, десантные корабли типа «Мурена» и «Зубр») — в пределах 2,2-3,2 млрд долл.; по авиационной технике (более 70 единиц истребителей Су-30МК и МиГ-29СМТ, закупке авиационных двигателей РД-33 на иранские истребители) — более 3,4 млрд долл.; по технике сухопутных войск (закупка танков Т-90С, БМП-2, артсистем и ПТРК, ремонт и модернизация бронетехники) — более 1,5 млрд долл. В числе свернутых контрактов наибольший резонанс вызвало приостановление поставки пяти дивизионов С-300ПМУ-1 (по контракту 2007 г., стоимостью 800 млн долл.), по поводу чего Иран подал иск на сумму 3,9 млрд долл. в третейский суд Женевы.
Нормализации двусторонних отношений во многом способствовала общность позиций России и Ирана в отношении дестабилизирующего влияния разраставшейся экспансии ИГ в Сирии и Ираке, а также решение России по реанимированию контракта по ЗРС С-300 (с поставкой 4 дивизионов С-300ПМУ-2).
Учитывая конфронтационные отношения Ирана с Западом, а также преимущественную переориентацию Китая с начала 2000-х гг. на сотрудничество с Израилем, Россия выступает в качестве пока что единственного вероятного партнера, способного обеспечить иранскую армию современным вооружением. С частичным снятием Советом Безопасности ООН внешнеторговых санкций Иран активизировал проработку перспективного реанимирования закупок российских вооружений, при этом потенциальный объем сделок оценивается в сумму до 8 млрд долл. В частности, в августе 2017 г. Иран запросил поставку 24 истребителей Су-35 и Су-30СМ (соответственно 18 и 6 единиц). Как отмечали иранские источники, Москва отказала Тегерану и предложила альтернативу в виде истребителей Су-27СМ3, что не удовлетворило Иран.
При этом ввиду появившихся у Ирана вариантов восстановления внешнеторговых связей (после урегулирования с западными странами вопросов вокруг своей ядерной программы) Тегеран в целях оказания влияния на позицию Запада по вопросу отмены санкций может как продолжить, так и свернуть ВТС с Россией. Также очевидно, что Иран в геополитическом плане в целом не заинтересован в излишнем усилении российского влияния в регионе. Лишним подтверждением этому стал демарш, предпринятый в августе 2016 г. Тегераном относительно дальнейшего оперативного базирования российских ВКС на авиабазе «Хамадан» при проведении операции в Сирии. Иран объяснил это чрезмерной российской «заинтересованностью в демонстрации того, что она является супердержавой и может оказывать серьезное влияние на ситуацию в области безопасности».
В данной связи показательно, что в прочих сегментах внешнеэкономических связей Иран проявляет интерес к сотрудничеству в большей степени с западными странами, чем с Россией. В частности, на фоне вялотекущего обсуждения перспектив контрактации подписанного с Россией в 2016 г. меморандума о взаимопонимании относительно продвижения на иранский рынок регионального самолета SSJ-100 в конце 2016 г. Иран заключил масштабные контракты с американской корпорацией Boeing на поставку 80 пассажирских лайнеров Boeing-737 и Boeing-777 на сумму около 10 млрд долл. и с европейской Airbus на поставку 100 пассажирских лайнеров А320, А330 и A350 XWB на сумму 20 млрд долл.
Что касается диверсифицированости связей российского ОПК в регионе, стоит упомянуть сохранение связей с Иорданией. В продолжение проведенных в начале 2000-х гг. закупок крупных партий ПЗРК «Игла» и ПТРК «Корнет» в 2015 г. подписан контракт на организацию лицензионного производства гранатометов РПГ-32 Nashab (в объеме 800 ПУ и 30 тыс. выстрелов).
Турция
Ретроспектива российско-турецких связей в военно-технической сфере в целом отражает непростую конъюнктуру отношений России и Турции в геополитическом плане. Несмотря на имевшиеся предпосылки как прямых закупок российских вооружений, так и совместной разработки перспективных образцов, подавляющее большинство этих проектов не вышло за рамки переговоров. В их числе можно отметить обсуждавшиеся в конце 1990-х гг. сделки по закупке ударных вертолетов Ка-50-2 Erdogan.
В практическом плане ВТС России и Турции ограничивается закупками в начале 1990-х гг. крупных партий (суммарно свыше 240 единиц) российских БТР-60 и БТР-80, 19 вертолетов Ми-17ТВ, а также контрактом 2008 г. на поставку партии из 80 ПТРК «Корнет» и 800 ПТУР к ним (при этом Турция отказалась от опциона на дополнительные 720 ПТУР).
Сегодня на фоне сложных отношений с США и ЕС (а также разногласий в формате НАТО) для оказания на них политического давления Турция использует чувствительную для своих западных союзников тему расширения регионального партнерства с Россией. Кроме того, Анкара продемонстрировала возможность переориентации на закупки продукции российского ОПК.
Показательный пример — бурно обсуждаемая в СМИ и экспертным сообществом потенциальная сделка по закупке Турцией российских ЗРС С-400. В 2013 г. российская заявка по данной системе была исключена из проводимого тендера по системам ПВО дальнего радиуса действия (в котором также участвовали США, европейский консорциум EUROSAM и Китай) по причине высокой стоимости и, самое главное, отсутствия предложения по предполагаемой передаче технологий. Однако на фоне последовавших существенных разногласий с США и западноевропейскими партерами по вопросам региональной безопасности и собственной интеграции в ЕС, Турция реанимировала вопрос о возможной закупке российских систем ПВО.
На встрече президентов России и Турции 10 марта 2017 г. в Москве по инициативе турецкой стороны был поднят вопрос о закупке Турцией в рамках тендера по системам ПВО дальнего радиуса действия российских ЗРК С-400 с перспективой локализации их производства, а также достигнута договоренность о сотрудничестве в области оборонной промышленности. В июле 2017 г. Россия и Турция достигли предварительного соглашения о стоимости планируемой закупки четырех дивизионов ЗРС С-400, которая составила 2,5 млрд долл. Половина поставляемых систем, как ожидается, будет производиться в Турции с передачей технологий, при этом Россия предоставит кредит в сумме 1,5 млрд долл. При этом сохраняются неурегулированные проблемы относительно согласования уровня передачи технологий и локализации производства, а также условия России по установке на системы блокировки (для исключения их применения по авиации российских и сирийских ВВС).
Несмотря на преимущественно оптимистичную реакцию российских СМИ и части экспертного сообщества, практическая заинтересованность Анкары в данной сделке далеко не очевидна. Помимо предсказуемой проблематичности интегрирования С-400 в национальную систему ПВО стандарта НАТО, что, впрочем, было бы решаемо в ракурсе дальнейшего развития ВТС, больше вопросов вызывает перспектива реальной, а не ситуативной заинтересованности Турции в дальнейшем геополитическом сближении с Россией. Что касается использования вероятности закупки российских систем ПВО как элемента торга с западными союзниками, показателен предыдущий отказ Турции по просьбе НАТО от заключения прорабатывавшегося контракта по закупке китайских ЗРК HQ-9 (копийного аналога российских С-300) в обмен на различные преференции со стороны партнеров по блоку.
Периодически предпринимаемые Турцией провокационные шаги по обострению двусторонних отношений пока что свидетельствуют о весьма зыбком фундаменте перспектив стратегического сотрудничества России с Турцией — как в контексте региональной безопасности, так и в военно-технической сфере.
Монархии Персидского залива
Особый интерес представляют аспекты выстраивания ВТС России с отдельными «нефтяными монархиями» Персидского залива, входящими в число крупнейших экспортеров углеводородов и являющихся крупными импортерами вооружений, причем традиционно ориентирующимися на США и западноевропейские страны.
Проникновение России в 1990-х и начале 2000-х гг. на рынки вооружений отдельных нефтяных монархий Персидского залива (включавшее поставки ПТУР, РЗСО «Смерч», БМП-2/3М Кувейту и ОАЭ, разработка и поставка ЗРК «Панцирь-С1» для ОАЭ, а также поставки Бахрейну в период 2011-2014 гг. автоматов АК-103 и партии ПТУР «Корнет-ЭМ»), несмотря на его прорывной характер в части региональной экспансии российского ОПК, все же преимущественно было ситуативным.
Помимо коммерческой составляющей и продемонстрированной востребованности продукции российского ОПК, для России данные сделки имели большое значение в геополитическом отношении: страны Залива показали готовность к новым внешнеполитическим ориентирам. Для стран-покупателей это были преимущественно точечные закупки в рамках ситуативной диверсификации внешнеполитических связей, что, впрочем, не умаляет конкурентоспособности закупленных российских систем вооружений. Более демонстративной стала закупка российских вооружений Бахрейном. Фактически она стала реакцией на демарш США относительно дальнейших поставок, которые оказались под вопросом из-за многочисленных «нарушений прав человека».
Безусловно, рассматривать эти закупки в качестве инструмента распространения геополитического влияния и долгосрочного закрепления на данных рынках не приходилось. Страны Залива имеют целый комплекс стратегических завязок на США и ведущие западноевропейские страны. При этом необходимо отметить, что и номенклатура закупок ВВТ (ПТУР, ПЗРК, стрелковое оружие) подобных «разовых» клиентов, как правило, не предполагала последующей зависимости от ремонтно-технического обслуживания поставщиком.
Рубеж конца 2016 – начала 2017 гг. ознаменовался новым витком интереса ряда стран Персидского залива к закупке российских вооружений и сотрудничеству в сфере оборонной промышленности.
Первые и наибольшие подвижки, как и ранее, были достигнуты с Объединенными Арабскими Эмиратами. В ходе выставки вооружений IDEX-2017 ОАЭ подписали контракт на поставку 5000 ПТУР (на сумму 700 млн долл. с обучением персонала и технической поддержкой), а также соглашение о намерении по закупке истребителей Су-35. С учетом актуальности продления ресурса и повышения боевых возможностей эксплуатируемых в армии ОАЭ российских БМП-3 (около 700 единиц) хорошие перспективы имеются у переговоров о проведении их модернизации. ОАЭ также подписали с Россией двустороннее соглашение по реализации совместного проекта по разработке легкого истребителя пятого поколения. В случае перехода соглашения по совместной разработке на практическую стадию такой формат коммерциализированной разработки перспективных систем ВВТ, ранее уже апробированный в начале 2000-х гг. с ОАЭ по ЗРК «Панцирь-С1», послужил бы примером эффективной производственно-технологической кооперации с Россией и для других заказчиков.
Выглядит многообещающим анонсированное в ходе выставки вооружений IDEX-2017 подписание с Кувейтом крупного контракта на поставку танков Т-90МС. Согласно различным источникам, будут поставлены 146 танков Т-90МС производства «Уралвагонзавода». С учетом эксплуатируемого парка БМП-2/3 имеются предпосылки для дальнейших закупок Кувейтом сопутствующих вооружений (к примеру, ПТУР) и привлечения российских предприятий к ремонтно-техническому обслуживанию и модернизации закупленной бронетехники.
Определенная интрига в контексте изменения геополитической конъюнктуры в регионе также наблюдается относительно возможной (пока, вероятнее всего, ситуативной) внешнеполитической переориентации Катара на Россию. После обострения отношений Катара с США и государствами Персидского залива Доха в поисках внешнеполитической поддержки недвусмысленно обратилась к Москве. Анонсирована подготовка к подписанию с Россией двустороннего соглашения о ВТС, хотя пока не ясны возможные сегменты, поскольку в оборонной сфере Катар полностью завязан на США, в т.ч. содержащих на его территории крупную военную базу Al Udeid и Объединенное центральное командование вооруженных сил США.
Отдельно стоит остановиться на периодически актуализируемой потенциальной возможности налаживания Россией ВТС с Саудовской Аравией. Необходимо отметить наличие в саудовской политике все более четко обозначаемого стремления к диверсификации ВТС. Однако эта политика Эр-Рияда направлена не на проведение собственно закупок военной техники (они, как и ранее, в качестве платы за союзнические отношения будут преимущественно ориентированы на США), а на создание при иностранном техническом содействии собственной оборонной промышленности и центров компетенций для обеспечения нужд национальной обороны.
Возросшее влияние Ирана в регионе и продемонстрированная США способность «сдать толпе» в угоду сиюминутной геополитической конъюнктуре даже ближайших союзников (напр., попустительство США при свержении режима Х. Мабарака в Египте) побудили Саудовскую Аравию форсировать переход к самостоятельному производству вооружений и военной техники. Весьма негативно Эр-Рияд реагирует и на блокирование Вашингтоном его попыток получить доступ к ракетным технологиям для развития собственной ракетной программы. При этом весьма интересен факт приобретения в 2014 г. Саудовской Аравией у Китая мобильных ракетных комплексов средней дальности DF-21 (конструктивно способных нести и ядерные боеголовки), а также финансирование Эр-Риядом разработки Украиной оперативно-тактического ракетного комплекса «Гром-2» (с возможностью применения баллистических и крылатых ракет).
Заинтересованность в развитии сотрудничества с Россией в оборонной сфере периодически обозначается Саудовской Аравией с момента подписания в 2008 г. договора о ВТС. Однако до настоящего времени пока что интерес носит преимущественно конъюнктурный характер зондирования возможных вариантов. В частности, в 2009-2011 гг. «Рособоронэкспорт» подготовил крупный пакет предложений на общую сумму до 4 млрд долл, номенклатурный перечень по которым включает более 150 танков Т-90С, до 250 БМП-3М, около 150 вертолетов Ми-35 и Ми-17, несколько десятков ЗРК «Бук-М2Э», а также закупки ударных вертолетов Ми-28Н, ЗРК «Панцирь-С1» и ЗРС С-300ПМУ-2. Тем не менее практического рассмотрения они не получили, и Саудовская Аравия сохранила ориентированность на закупки американских и западноевропейских вооружений.
Представляют интерес отдельные публикации в зарубежных СМИ, указывавшие, что Эр-Рияд с начала 2000-х гг. зондировал вероятность заключения с Россией «компенсационной» сделки по приобретению крупной партии российских вооружений в обмен на отказ Москвы от сотрудничества с Тегераном в военной и ядерной областях. В данной связи примечательно, что для недопущения сколько-нибудь значимого усиления Ирана довольно нестандартным ходом по «компенсационным закупкам» вооружений Саудовская Аравия уже пользовалась в 1980-х гг., перекупая у Китая партии вооружений, предназначавшиеся Ирану.
С начала 2016 г. Саудовская Аравия инициировала новый виток интереса к закупкам российских вооружений. Акцент был сделан на возможности приобретения ОТРК «Искандер», ЗРС С-400, а также танков Т-90С (проведение испытаний которых было организовано в Саудовской Аравии). Примечательно, что в числе интересующих Саудовскую Аравию российских систем Эр-Рияд обозначил оперативно-тактический комплекс «Искандер-Э». Однако, как заявил гендиректор госкорпорации «Ростех» Сергей Чемезов, ввиду того что «Искандер-Э» входит в список продукции, запрещенной к экспорту, его поставка Саудовской Аравии исключена.
В российских СМИ также широко освещался проявленный Саудовской Аравией интерес к российской экспозиции на выставке вооружений IDEX-2017 и проведение сторонами переговоров по конкретизации сотрудничества в оборонной сфере. Промежуточным итогом стало подписание Россией и Саудовской Аравией в июле 2017 г. предварительного договора на приобретение российских вооружений (номенклатура поставок не разглашается) на сумму 3,5 млрд долл. Согласно комментарию Сергея Чемезова, условием вступления в силу подписанного документа является передача технологий и организация производства поставляемых систем ВВТ в Саудовской Аравии.
Если говорить о вероятных движущих мотивах зондирования Эр-Риядом ВТС с Россией, к которым можно отнести оказание давления на страны Запада, то показательным стало подписание с США в мае 2017 г. масштабного пакета соглашений в сфере ВТС стоимостью 109,7 млрд долл. Он включил закупку зенитно-ракетных комплексов противовоздушной и противоракетной обороны MIM-104F Patriot PAC-3 и THAAD, сотен единиц бронетехники, многоцелевых вертолетов, а также прочих систем ВВТ. Это, казалось бы, фактически закрыло тему актуальности перспективного военно-технического сотрудничества с Россией.
Однако новые перспективы закупок Саудовской Аравией российских вооружений обозначились по итогам визита в Россию в октябре 2017 г. короля Сальмана бен Абдель Азиз Аль Сауда. По его результатам можно говорить о заинтересованности Эр-Рияда в переходе на новый уровень двусторонних отношений, свидетельством чему с большой долей вероятности стали существенные подвижки в ВТС. В их числе — подписание меморандума о покупке и локализации продукции оборонного назначения и соглашение о создании межправительственной комиссии о ВТС, которая приступит к работе до конца 2017 г. «Рособоронэкспорт» и Саудовская военно-промышленная компания подписали контракт о лицензионном производстве в Саудовской Аравии автоматов АК-103 и патронов различного назначения, достигли договоренностей по противотанковым ракетным комплексам «Корнет-ЭМ», гранатометным комплексам АГС-30 и огнеметным системам ТОС-1А. В числе перспективных сегментов Эр-Рияд инициировал обсуждение возможности закупки зенитно-ракетных систем С-400, сумма сделки по которым может составить около 2 млрд долл. Согласно комментарию вице-премьера Дмитрия Рогозина, возможность закупки «С-400 обсуждается, но пока не формализована».
О вероятности установления и закрепления стратегического характера двусторонних отношений также свидетельствует ряд договоренностей в энергетическом секторе. Эта отрасль в геополитическом плане наиболее приоритетна для Эр-Рияда, и в ней страны формально являются прямыми конкурентами. Среди перспективных договоренностей — варианты координирования политики на рынке нефти, участие нефтегазовых компаний двух стран в совместных инвестиционных проектах в России и Саудовской Аравии, создание совместного научно-исследовательского центра, а также возможность сотрудничества в сфере атомной энергетики.
Если говорить о реалистичности установления более-менее прочного базиса партнерских отношений с Саудовской Аравией, то стоит отметить, что Россия будет учитывать и сохраняющиеся противоречия с Саудовской Аравией. Несмотря на текущую более гибкую оценку Эр-Рияда участия России в урегулировании конфликтов на Ближнем Востоке, нивелирование негативного опыта будет зависеть от комплексного и открытого характера развития позитивных тенденций в двусторонних отношениях.
Военно-техническое сотрудничество России: государства Африки
ВТС России со странами Африки традиционно представляет собой один из ключевых инструментов внешней политики России на континенте. Новая парадигма в экономическом развитии ведущих стран Африки и их позиционировании на мировой арене подкрепляется их стремлением к развитию оборонного потенциала, в т.ч. для отстаивания национальных интересов и противостояния угрозе экспансии сепаратистских и террористических движений. В данном контексте практически все значимые игроки на мировом рынке вооружений активизировали со странами Африки военно-техническое сотрудничество, которое выступает как наиболее эффективный инструмент закрепления геополитического присутствия на континенте.
Спад в 1990-х гг. ВТС России с государствами Африки привел к минимизации имевшейся с советских времен значительной клиентской базы и присутствия страны в регионе. Несмотря на это, активизация Россией внешней политики в начале 2000-х гг. обеспечила поступательный характер развития как объемов экспорта вооружений, так и роста внешнеполитической ориентированности со стороны значительного числа стран региона.
К настоящему времени в числе наиболее значимых покупателей российских вооружений можно назвать Алжир, Египет, Анголу, Уганду, Нигерию. Соглашения имеются с Мали, Мавританией, Камеруном, Зимбабве; перспективные наработки ведутся по Танзании, Намибии, Руанде и Экваториальной Гвинее. По оценке главного советника генерального директора АО «Рособоронэкспорт» Юрия Демченко, на конец 2016 г. общий портфель российских оборонных контрактов со странами Африки превысил 21 млрд долл.
Египет
ВТС с Египтом, возобновившись в конце 1990-х гг., тем не менее до конца первой декады 2000-х гг. оставалось довольно ограниченным и включало отдельные контракты на модернизацию техники ПВО советского производства, а также закупки небольших партий мобильных ЗРК «Тор-М1», «Бук-1М», ЗСУ-23-4-М4 «Шилка-Стрелец» и ПЗРК «Игла-С», вертолетов Ми-17. В немалой степени расширению масштабов закупок российских вооружений активно противодействовали США, под давлением которых в 2006 г. была отменена достигнутая договоренность о закупке партии истребителей МиГ-29СЭ стоимостью ок. 1,5 млрд долл.
Провокационная политика США в отношении дестабилизации внутриполитической ситуации в Египте и последующее блокирование Вашингтоном предоставлявшейся военной помощи поставили Каир в 2013 г. перед осознанным выбором определенного дистанцирования от США. В складывавшейся геополитической конъюнктуре для Египта вполне логичным стало усиление ВТС с Россией, в т.ч. в части демонстрации реальности корректировки внешнеполитических приоритетов.
Серьезность ориентации Египта на установление нового формата внешнеполитического и военно-технического партнерства с Россией была подкреплена заключенными в 2014–2015 гг. крупными контрактами (общей стоимостью свыше 3,5 млрд.долл.) на приобретение ЗРС С-300ВМ (в количестве трех дивизионов), а также 50 истребителей МиГ-29М/М2, 46 ударных вертолетов Ка-52К, ракетного катера проекта 1242.1 (с ПКР «Москит»). В сфере энергетики в 2016 г. также было заключено соглашение об участии «Росатома» в строительстве первой египетской АЭС в Эль-Аламейне, а также соглашение по концессионному участию «Роснефти» в разработке газового месторождения Шурук.
На фоне все более вероятного дрейфа Египта из сферы влияния США и что более нежелательно — вероятной стратегической переориентации на Россию Вашингтон предпочел не усугублять конфликтные тенденции в двусторонних отношениях. В 2015 г. он восстановил предоставление Египту финансовой помощи и поставок вооружений. Были разморожены сделки на поставку 12 истребителей F-16C/D, 10 вертолетов AH-64D Apache, 20 ПКР Garpun block 2, 125 машинокомплектов танков M1A1 Abrams.
В данном контексте необходимо отметить, что к настоящему времени в целом сохраняется превалирование ориентированности Египта на США (если Вашингтон не будет провоцировать Каир недружественными акциями) и западноевропейские страны. Несмотря на определенные подвижки в выстраивании альтернативных прежней прозападной ориентации внешнеполитических и особенно военно-технических связей с Россией, для правящего режима и египетского военно-политического истеблишмента Москва пока не является приоритетным партнером в военно-политическом и экономическом плане. Косвенным доказательством этому стала нейтральная позиция Каира относительно американских силовых действий в сирийском конфликте, направленных на оказание максимального противодействия российскому присутствию в регионе.
Алжир
Крупнейшим и стабильным клиентом в сфере ВТС для России на африканском континенте остается Алжир. Суммарная стоимость закупок Алжиром российских вооружений превысила 7,6 млрд долл, составляя примерно 80% алжирского импорта вооружений. Сохранению тесных связей с Россией способствуют не только наличие давнего базиса двусторонних отношений. С учетом ставки Алжира на обеспечение максимальной равноудаленности внешнеполитических партнеров [1]. Россия, входя в число приоритетных партнеров, в то же время в силу отсутствия экспансионистских устремлений в регионе наиболее подходит на роль основного поставщика вооружений.
При этом алжирские заказы, как правило, характеризовались закупками крупных партий. По настоящее время одним из рекордных остается пакетное соглашение 2006 г., составившее около 6 млрд долл. [2]. Только за последние пять лет Алжиром законтрактовано более 300 танков Т-90С, 14 истребителей Су-30МКА, 2 ДЭПЛ проекта 636Э, 42 ударных вертолетов Ми-28НЭ и 14 тяжелых транспортных Ми-26, а также около 5000 ПТУР и некоторое количество ЗРК «Бук-М2Э». В числе номенклатуры российской военной техники, по которым ведутся переговоры, — бомбардировщики Су-32/Су-34 (12 единиц на сумму порядка 500 млн долл.), истребители Су-35С (10 единиц), а также военно-транспортные самолеты Ил-76МД-90А и зенитные ракетные системы «Антей-2500».
Текущие закупки обеспечили нынешние потребности вооруженных сил Алжира, поэтому в обозримой перспективе продолжение масштабных прямых закупок маловероятно. Вероятность же перехода ВТС с Россией в новое качество, например, к промышленной кооперации и лицензионному производству как ожидалось — танков Т-90СА) довольно проблематична, в том числе ввиду отсутствия соответствующего потенциала у национальной промышленности.
Важным сигналом стало переданное российской стороне в сентябре 2016 г. послание правительства Ливии с просьбой о поставках вооружений ливийской армии для борьбы с радикальными исламистскими организациями и стабилизации обстановки в регионе. Для нынешних ливийских властей, кстати, не являющихся наследниками внешнеполитической линии прежнего режима Каддафи, деструктивная позиция западных стран во внутриливийском конфликте фактически не оставила иллюзий. Это заставляет их искать в лице России не просто поставщика вооружений (которым мог бы вполне успешно выступить и Китай), а именно геополитического союзника для противодействия дальнейшей экспансии экстремистов в регионе.
Субсахарская Африка
Последние годы ознаменовались существенными подвижками в реанимировании и расширении ВТС со странами Субсахарской Африки. По отдельным оценкам, на их долю в среднем приходится около 2% мирового рынка (ок. 2 млрд долл. в 2015 г.), при этом Россия занимает лидирующие позиции в регионе. По оценке «Рособоронэкспорта», на российские поставки пришлось около 30% регионального рынка за период 2001–2015 гг.
Прежняя ориентированность большинства государств региона на закупки вооружений советского производства, до сих пор составляющего значительную долю парка военной техники, дает России существенное потенциальное конкурентное преимущество. Только объем послепродажного обслуживания эксплуатируемой авиатехники советского/российского производства оценивается не менее чем в 2 млрд руб. в год.
При этом весьма серьезную конкуренцию в Субсахарской Африке составляют западные страны, сохраняющие значительное политическое и экономическое присутствие в регионе, а также Китай. Конкурентными преимуществами Китая, помимо ценовой доступности предлагаемой несложной военной техники, являются обширные экономические связи с африканскими странами как одного из крупнейших поставщиков промышленной продукции в регион и импортера сырьевого экспорта.
Определенную конкуренцию в регионе в сегменте ремонта и модернизации военной техники советского производства составляет Украина. Однако расширение присутствия украинского ВПК ограничивается ненадежной репутацией, связанной с имевшими место прецедентами использования некачественных запчастей. Необходимо отметить также региональные амбиции ЮАР, чей военно-промышленный комплекс способен обеспечить как поставки конкурентоспособных образцов вооружений, так и модернизацию эксплуатируемых во многих странах региона систем вооружений советского и российского производства.
Наиболее крупными покупателями в данном регионе преимущественно выступают традиционные эксплуатанты советских/российских вооружений, сохраняющие определенную внешнеполитическую ориентированность на Россию. В числе наиболее крупных контрактов со странами региона последних лет можно выделить поставки Анголе истребителей Су-30К (12 единиц ранее поставленных и возращенных Индией и прошедших ремонт) и 20 вертолетов Ми-171Ш и Ми-24П (на общую сумму ок. 1 млрд долл.), пакетное соглашение 2010 г. с Угандой на поставку 6 истребителей Су-30МК2 и бронетехники (44 танков Т-90С и 32 БТР-82А) на сумму около 740 млн долл., масштабные закупки ударных и многоцелевых вертолетов Суданом (закупка 24 Ми-35П и 22 Ми-17) и Нигерией (более 40 Ми-24/Ми-35 и Ми-171Ш). Кроме того, российскими двигателями РД-93 также обеспечивалась комплектация закупленных для нигерийских ВВС у Пакистана трех истребителей JF-17, что при условии дальнейшего развития российско-пакистанских связей, в т.ч. в части сохранения российских поставок авиадвигателей, на определенную перспективу обеспечит России дополнительные преференции на нигерийском рынке. В число новых российских клиентов вошла Намибия, законтрактовавшая партии стрелкового оружия, минометов, автомобильной техники и ПТРК «Корнет-Э».
Перспективы развития ВТС с остальными странами региона существенно ограничиваются отсутствием платежеспособного спроса. В числе подобных примеров — Гана, закупившая за последнее пятилетие менее 10 вертолетов Ми-171 и Ми-35, а также Руанда, соглашение о ВТС с которой было подписано в 2017 г., но при этом почти отсутствует платежеспособный спрос.
Довольно масштабные закупки российских вооружений в 1990-х – начале 2000-х гг. также проводились Эфиопией (закупившей 17 истребителей Су-27, 4 штурмовика С-25, более 20 вертолетов Ми-24 и Ми-8, а также около 350 артиллерийских систем) и Эритреей (истребители МиГ-29, вертолетная техника, значительное количество ПЗРК и ПТРК). Однако тяжелые последствия произошедшего между ними в конце 1990-х гг. вооруженного конфликта, приведшего к расстройству национальных экономик, вряд ли позволят им в ближайшем будущем возобновить крупные закупки вооружений.
Отдельно стоит отметить перспективы ВТС России с ЮАР, являющейся самым экономически развитым и наиболее мощным в военном отношении государством региона, с годовым военным бюджетом (около 5 млрд долл.), составляющим почти 3/5 суммарных региональных военных расходов. В условиях нежелания США и западноевропейских государств развивать ВТС с ЮАР потенциальными партнерами для нее остаются Россия и Китай. Однако технологический потенциал китайского ВПК пока не вполне соответствует амбициозным целям южноафриканского ВПК, имеющего сопоставимый уровень компетенций.
Несмотря на совместное членство стран в БРИКС, ВТС пока остается на нулевом уровне, однако имеется возможность сотрудничества в разработке перспективных образцов вооружений на основе российских технологий и индустриального потенциала южноафриканского ВПК. Создана межправительственная комиссия по военно-техническому сотрудничеству. ЮАР проявляет интерес к совместным разработкам ВВТ как для оснащения своих ВС, так и для экспорта в третьи страны, а также в совместном техническом обслуживании и ремонте техники советского/российского производства в регионе. Одним из шагов в данном направлении стало открытие в 2013 г. холдингом «Вертолеты России» совместно с южноафриканской компанией Denel Aviation в Йоханнесбурге центра по ремонту и обслуживанию гражданских вертолетов российского производства.
С восстановлением присутствия на национальных рынках вооружений и развитием экономических связей на принципах взаимовыгодного сотрудничества, способствующих укреплению военного и экономического потенциала африканских стран, Россия получит новые рычаги влияния в богатом ресурсами регионе. Определенную роль в этом сыграла и сдержанная позиция африканских стран в отношении антироссийских санкций Запада. В данной связи сопутствующим моментом стали и преференции в части поставок сельскохозяйственной продукции на российский рынок. Устойчивому присутствию России на африканском рынке вооружений также способствует и заинтересованность стран региона в установлении долгосрочного сотрудничества с Россией на рынке энергоресурсов по разведке и разработке ресурсов, а также сбытовой кооперации. В частности, Алжир и Нигерия реализуют с российским «Газпромом» проекты по развитию внутренней энергосистемы, а также по экспорту нигерийского газа по транссахарскому газопроводу (через территорию Алжира) в Европу.
1. Крупными поставщиками вооружений являются США, Китай, ФРГ, к примеру, в сегментах военно-транспортных самолетов и военно-морской техники. 2. Фактическая контрактная стоимость составила около 4 млрд долл. вследствие последующего отказа Алжира от закупки партии из 34 истребителей МиГ-29СМТ/УБ.
Военно-техническое сотрудничество России: государства Центральной и Латинской Америки
Проникновение России в начале 2000-х гг. на рынки стран Латинской Америки, несмотря на первичность коммерческого фактора, имело значительную геополитическую составляющую. Активные попытки экспансии на рынки вооружений стран Латинской Америки начались в конце 1990-х гг., но масштабным успехом увенчались несколько позднее, с заключением крупных контрактов с Венесуэлой и Перу, а также ограниченными закупками вооружений Бразилией, Мексикой, Эквадором, Аргентиной, Колумбией, Уругваем, Боливией.
Существенным сдерживающим фактором для развития ВТС России со странами Латинской Америки неизменно выступает жесткое отношение со стороны США, которые предполагают введение против государств региона экономических и политических санкций на фоне в целом неблагополучного социально-экономического положения у большинства из них, чреватых дестабилизацией внутриполитической ситуации. В немалой степени этим объясняется то, что номенклатура российских закупок платежеспособных стран региона преимущественно ориентирована на системы двойного назначения (за исключением Венесуэлы, Перу и Никарагуа).
С начала 2000-х гг. суммарный объем российских поставок вооружений странам Латинской Америки составил около 14 млрд долл. , из которых поставки по линии «Рособоронэкспорта» составили более 10 млрд долл. В настоящее время, по оценкам ФСВТС, из совокупного портфеля заказов российского ОПК (более 50 млрд долл. в 2016 г.) на страны Латинской Америки приходятся около 1,5 млрд долл. Помимо этого, «Рособоронэкспорт» участвует в тендерах или прорабатывает проекты поставки авиатехники, вертолетов, средств ПВО и специальной автомобильной техники в Аргентину, Бразилию, Колумбию, Мексику, Перу.
Венесуэла
Наиболее масштабным с начала 2000-х гг. стало ВТС с Венесуэлой. Оно было инициировано политикой президента Уго Чавеса, а также проявленной российским руководством политической волей, вопреки позиции США. Перевооружение Венесуэлы на российские системы вооружений на основе межправительственного соглашения, подписанного в мае 2001 г., в совокупности с установившимися обширными экономическими связями стало знаковым для реанимирования геополитического присутствия России в регионе.
С 2005 г. суммарный объем венесуэльских закупок оценивается в более чем 11 млрд долл. Номенклатура поставленной венесуэльским вооруженным силам военной техники включает 36 истребителей Су-30МК, около 50 ударных и военно-транспортных вертолетов Ми-35М, Ми-17 и Ми-26, более 120 танков и САУ, около 240 ББМ, несколько десятков РЗСО «Град» и Смерч» средства ПВО (3 ЗРС С-300ВМК/«Антей-2500», 12 ЗРК «Бук-М2», 11 ЗРК «Печора-2М» и большое количество ПЗРК «Игла-С»). Помимо закупок ВВТ, важными сделками стали строительство завода по производству автоматов АК-103 и патронов, а также сервисного центра по ремонту эксплуатируемой вертолетной техники.
Однако современная динамика сотрудничества с Венесуэлой, в значительной степени определяемая коммерческой составляющей и платежеспособностью, пока демонстрирует затянувшуюся паузу. Несмотря на заказ в 2015 г. партии из 12 истребителей Су-30 (на 480 млн долл.), ввиду экономических вызовов дальнейшая перспектива роста венесуэльских заказов весьма проблематична. Сохранение венесуэльского направления также будет зависеть от стабильности нынешнего политического режима, поскольку оппозиция ориентирована на США.
Бразилия
Приоритетность присутствия России на рынке вооружений Бразилии обусловлено как масштабностью рынка вооружений и амбициями по дальнейшему развитию потенциала национального ВПК, так и возможностью дальнейшего продвижения продукции российского ОПК в регионе (в т.ч., вероятно, в формате региональных политических объединений MERCOSUR и Южноамериканского союза наций (UNASUR), оплота региональной самостоятельности в отношении факторов военно-политического и экономического влияния США).
Исходно объективные ограничивающие факторы для России на бразильском рынке — сильные конкурентные позиции западноевропейских и израильских поставщиков (в сегментах военно-морской техники, боевой и вспомогательной авиации, вертолетной техники, ракетного вооружения) и приоритетная ставка на развитие довольно сильной национальной авиастроительной и оборонной промышленности. В данной связи показательна уклончивая позиция Бразилии относительно российских предложений о совместной разработке военной техники, в т.ч. в проекте создания истребителя пятого поколения на базе российского ПАК ФА и пр.
Под влиянием этих факторов закупки российских вооружений до недавнего времени ограничились небольшой партией ПЗРК «Игла» (112 единиц), закупленной в 1994 г. Только на фоне политики диверсификации внешнеполитических связей, проводившейся Д. Руссефф, России удалось реанимировать сотрудничество с Бразилией. Впрочем, по настоящее время оно ограничивается отдельными нишевыми сделками по направлениям, преимущественно неконкурентным для национального ВПК и в которых отсутствует промышленная кооперация с западными компаниями. В их числе — контракты 2008–2014 гг. на закупку ПЗРК (430 «Игла-С» в 2010–2014 гг.), ударных вертолетов (12 Ми-35М в 2009 г.), а также ПТУР к ним (150 единиц «Штурм»). По различным оценкам, суммарный объем российских поставок в Бразилию в 2009–2014 гг. составил около 340 млн долл., что превысило поставки США, Швеции и Израиля.
Как и в большинстве латиноамериканских стран, зависимость от внутриполитической конъюнктуры отразилась на договоренностях с предыдущей бразильской администрацией. К настоящему времени практически приостановилась подготовка контрактации по соглашению 2012 г., согласно которому предусматривалась закупка в период 2015–2016 гг. 7 ударных вертолетов Ка-52, ЗРПК «Панцирь-С1» и ПЗРК «Игла». При этом Россия соглашалась на возможность оплаты поставок по бартерной схеме основными статьями бразильского экспорта — кофе, какао-бобами, мясной продукцией. Также в феврале 2017 г. появились сообщения об отмене закупки ЗРПК «Панцирь-С1» (три батареи, 12 единиц), которые планировалось поставлять в кооперации с немецкой компанией Rheinmetall. Под вопросом — ранее проявлявшийся вооруженными силами Бразилии интерес к учебно-боевым самолетам Як-130УБС, бронемашинам «Тигр», сверхзвуковым крылатым ракетам «Брамос» российско-индийского производства, противотанковым ракетным комплексам, а также тяжелым военно-транспортным вертолетам Ми-26 и также гражданским Ми-171А1, Ка-32А11ВС, Ка-226Т и «Ансат».
Перу
Крупным клиентом в масштабах региона, в преимущественной степени ориентированным на российские поставки, остается Перу, только за последние годы закупивший 32 единицы вертолетной техники (в т.ч. 2 ударных Ми-35П и 30 военно-транспортных вертолетов Ми-171Ш), а также заказавший проведение модернизации истребителей строевых истребителей МиГ-29 (8 единиц, стоимостью 106,7 млн долл). Кроме того, в рамках закупки партии из 24 военно-транспортных вертолетов Ми-171Ш по контракту 2013 г. было оплачено создание сборочного производства вертолетов из машинокомплектов, а также готовится открытие центра технического обслуживания и ремонта вертолетной техники. Обозначается заинтересованность перуанских военных в модернизации с российской помощью парка танков Т-55 советского производства и закупке танков Т-90С, а также заказе истребителей МиГ-29.
Аргентина
Несмотря на декларированный стратегический характер двусторонних отношений с Аргентиной, подписанные договор о ВТС и соглашение между оборонными ведомствами (в 2004 и 2015 гг. соответственно), а также информации о возможных крупных закупках российских вооружений для замены устаревшего парка техники аргентинских ВС, реальная картина выглядит гораздо прагматичнее и зависит от влияния множества внутриполитических и внешнеполитических факторов.
Помимо неблагоприятной экономической ситуации в Аргентине, препятствующей проведению масштабного переоснащения ВС, в части развития сотрудничества с Россией немалое влияние оказывала сложная внутриполитическая ситуация и наличие мощного внутреннего проамериканского лобби, декларирующего неприемлемость «излишнего наклона» в сторону Китая и России, а также внешнеполитическое давление США. Кроме того, свою роль сыграла неизменно жесткая реакция Великобритании на вероятность поставок оборонной продукции третьими странами для переоснащения аргентинских ВС.
Зависимость двусторонних отношений от внутриполитической конъюнктуры продемонстрировал ряд шагов администрации президента Маурисио Макри, пришедшей к власти в 2015 г. Эти шаги — приостановление в июне 2016 г. в сетке вещания выпусков новостей российского телеканала Russia Today, а также предпосылки к возможному присоединению к антироссийским санкциям США и ЕС — были направлены на корректировку внешнеполитического курса (в первую очередь в отношениях с Россией и Китаем) в контексте преимущественной ориентированности на США. Впрочем, согласно последним заявлениям администрации М. Макри, формально подтверждается неизменность заинтересованности Аргентины в дальнейшем развитии ВТС с Россией.
По настоящее время актив российских закупок ограничивается контрактами на поставку 8 поршневых УТС Су-29AR (1997 г.) и двух вертолетов Ми-171Э (2010 г., стоимостью ок. 20 млн евро, на условиях предоставления кредита) для обеспечения поисково-спасательных и логистических работ в Антарктиде, а также закупкой для Министерства обороны Аргентины в 2015 г. четырех многоцелевых морских буксиров типа «Нефтегаз» для тылового обеспечения аргентинской полярной станции в Антарктиде и задач патрулирования южной части Атлантического океана.
Несмотря на появлявшиеся в прессе заявления аргентинских официальных лиц о намерении закупить дополнительное количество многоцелевых вертолетов, кораблей ледового класса, а также учебно-тренировочных самолетов, пока дальнейшего развития эти планы не получили.
Также неопределенными остаются перспективы сохранения ориентированности на закупку российских истребителей для обновления парка ударной авиации ВВС Аргентины, стремительно сокращающихся из-за затянувшегося переоснащения взамен списанных истребителей Mirage 5, Mirage III и машин израильского производства Dagger/Finger, а также предстоящего снятия с вооружения 32 устаревших истребителей-бомбардировщиков A-4AR Fightinghawk.
Ориентация на закупку российской авиатехники возникла после заблокированной в 2014 г. Великобританией (под предлогом наличия компонентов британской разработки и производства) сделки по закупке и лицензионному производству шведских истребителей Gripen NG (ориентировочной стоимостью ок. 3 млрд долл.). В январе 2017 г. Москва направила Аргентине коммерческое предложение на поставку партии более 15 истребителей МиГ-29, при этом в связи с ограниченной платежеспособностью речь, вероятнее всего, шла о поставке машин из наличия ВВС России. Вопрос о закупке истребителей МиГ-29 также обсуждался в апреле 2017 г. на заседании межправительственной комиссии по военно-техническому сотрудничеству.
При этом немаловажно, что по данному сегменту закупок Аргентина ориентируется не только на Россию. Помимо упоминавшейся аннулированной сделки по закупке шведских JAS-39 Gripen, в 2015 г. было подписано техническое соглашение с Израилем о закупке 14 истребителей Kfir C.10 (по 21,6 млн долл., с рассрочкой платежа на 1,5 года, замороженное по причине чрезмерной стоимости и отмененное в августе 2017 г.), а также рассматривались варианты приобретения истребителей Mirage F.1M из состава ВВС Испании, китайских FC-1/JF-17 Thander, и сохраняется вероятность закупки подержанных истребителей в США.
Несмотря на то что Аргентина посредством ВТС с Россией хотела повлиять на сговорчивость прочих потенциальных поставщиков, в т.ч. и США, показателен фактор усиления российского присутствия в регионе как реальной внешнеполитической альтернативы. При этом большое значение имеет дальнейшее наращивание сотрудничества в топливно-энергетической сфере. Применительно к Аргентине подразумевалось участие и оказание технического содействия в геологоразведке углеводородных месторождений, а также в сфере атомной энергетики, в контексте реализации Меморандума о взаимопонимании по участию «Росатома» в строительстве шестого блока АЭС «Atucha».
Мексика
Связи России с Мексикой в целом имеют довольно масштабный и поступательный характер. Однако закупки пока ограничивались транспортными вертолетами (всего около 60 единиц Ми-8/Ми-17, помимо них, также закупались единичные образцы тяжелых вертолетов Ми-26) и тестовая партия ПЗРК «Игла» (в 2002 г.).
На перспективу Мексика демонстрирует преимущественную заинтересованность в дальнейших закупках Ми-17. Вероятность закупок собственно военной техники и вооружений в целом отсутствует — как ввиду предсказуемой крайне негативной реакции США, так и неоправданности при укомплектованности вооруженных сил военной техникой западного производства параллельной эксплуатацией отдельных партий российской техники. Тем не менее российские СМИ сообщают об ожидаемом заказе Мексикой легких колесных ББМ «Горец-М», успешно прошедших тестовые испытания в частях специального назначения.
Остальные страны региона
Отдельный интерес представляет состояние ВТС с бывшими идеологическими союзниками СССР в регионе — Кубой и Никарагуа.
Сегодня с Кубой в силу низкой платежеспособности контакты имеются только в сегменте поставок запчастей и ремонта эксплуатируемой военной техники советского производства. При этом российская сторона предоставляет кредитное обеспечение поставок.
Более масштабным является возобновление ВТС с Никарагуа, прерванное с распадом СССР и приходом к власти в Манагуа правой оппозиции. Номенклатура российских поставок, помимо запчастей для стоящей на вооружении техники советского производства, включает закупленные в 2009–2015 гг. вертолеты Ми-17, бронемашины ГАЗ-2330 «Тигр», 12 зенитных установок ЗУ-23-2, более 80 единиц БМП-1 и БТР-70М, а также реализуемые контракты на поставку 50 танков Т-72Б1 и морской техники — 2 ракетных катеров проекта 12418 «Молния», 4 патрульных катера проекта 14310 «Мираж» и базовых тральщиков проекта 1265Э.
Индикатором реанимирования геостратегического характера двусторонних отношений стало межправительственное соглашение 2015 г. об упрощенном порядке захода кораблей ВМФ России в порты Никарагуа и открытие в 2015 г. с участием С. Шойгу центра топографического обеспечения. Несмотря на поступательный характер реанимирования ВТС, существенное наращивание масштабов поставок маловероятно — как ввиду ограниченной платежеспособности Никарагуа, так и осторожности проводимой Россией политики в контексте «зыбкого баланса военных потенциалов государств в регионе».
Несмотря на имеющийся потенциал с прочими клиентами в регионе, масштабы сотрудничества имели эпизодический характер и дальнейшее практическое развитие пока получили преимущественно по причине нестабильной внутриполитической конъюнктуры и низкой платежеспособности. В их числе — Эквадор, Колумбия, Уругвай, Боливия.
С Эквадором, к примеру, ВТС по настоящее время ограничилось контрактами 1997-1998 гг. (на 7 Ми-17 и 222 ПЗРК «Игла-1») и 2008-2009 гг. (2 вертолета Ми-171Э и 50 ПЗРК «Игла-С»). Дальнейшие закупки, несмотря на имеющуюся потребность перевооружения эквадорской армии, тормозятся отсутствием финансовой возможности.
На минимальном уровне находится сотрудничество с Боливией, которая декларирует внешнеполитическую ориентацию на Россию в качестве основного фактора противодействия геополитическому давлению США. В 2009 г. было подписано межправительственное соглашение о ВТС и предоставлен кредит на закупку военной техники и оборудования (в сумме 100 млн долл., причем Россия оказалась единственной страной, удовлетворившей просьбу Боливии). В частности, Боливия проявляла заинтересованность в приобретении многоцелевых вертолетов Ми-17 для обеспечения борьбы с наркотрафиком. При этом, несмотря на затянувшийся старт с практической реализацией ВТС с Россией, Боливия опережающими темпами развивает военно-техническое сотрудничество с Китаем и западными странами. В частности, из Китая в рамках заключенных в 2015-2016 гг. соглашений о военной помощи (на сумму 30 млн долл.) получены бронеавтомобили Tiger (31 единица) и произведена закупка 6 вертолетов Z-9 (H-425) стоимостью более 100 млн долл., а у Франции (Airbus Helicopters) по контракту 2014 г. закуплены 6 вертолетов AS332C1 Super Puma (стоимостью 161 млн евро).
Эпизодический характер до настоящего времени также носили закупки Колумбии (в 1990-2000-х гг. приобретшей ограниченные партий вертолетов Ми-17 и БТР-80) и Уругвая (крупные партии легких колесных ББМ и специализированной автотехники, ок. 1 тыс. единиц грузовиков «Урал» и автомобилей «УАЗ»).
С конца 2016 – начала 2017 гг. на фоне общей активизации интереса к российской военной технике в мире отмечаются новые подвижки и со стороны латиноамериканских стран. По информации «Рособоронэкспорта» и Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК), имеются запросы Парагвая и Чили на поставку легких многоцелевых вертолетов «Ансат», интерес к которому также проявляет Бразилия. Ряд государств Латинской Америки представили заявки на закупку учебно-боевых самолетов Як-130, самолетов-амфибий Бе-200, истребителей МиГ-29М и Су-30МК2 (по комментариям в российских СМИ, в числе заинтересованных стран — Перу, Уругвай и Колумбия).
Необходимо отметить, что продвижение продукции российского ОПК в Латинской Америке, причем преимущественно двойного назначения и на рынках большинства государств имеющее маркетинговый характер, вызывает неадекватную реакцию у США и их союзников.
В западных СМИ развитие сотрудничества России со странами региона неизменно трактуется как проба Москвой сил в политике максимального противодействия интересам США в регионе и попытка набрать максимальное количество преференций для «размена» при урегулировании двусторонних отношений. Примером нагнетания истерии и фобий относительно якобы имеющихся попыток России подорвать позиции США в регионе служит оценка аналитика Американского внешнеполитического совета (American Foreign Policy Council) Стивена Бланка. Он констатирует, что российская политика в Латинской Америке «помимо дипломатии, торговли, продажи оружия и инвестиций, <…> также включала следующие элементы: поддержку мятежников в прозападных государствах; стремление организовать военные базы против США с тем, чтобы втянуть Латинскую Америку в новое соперничество сверхдержав; усилия по налаживанию сотрудничества с разведывательными службами аналогично мыслящих правительств, чтобы Москва затем могла попытаться подорвать те или иные режимы в Латинской Америке».
Комментарии
Спасибо, в закладки
Огромный труд...спасибо большое, тоже забираю в свои закладки.