Как делались культуры народов СССР

Как известно, Айтматова «переписывали» (на самом деле писали с чистого листа на русском) сотрудники отдела прозы «Нового мира», после публикации в котором романы Чингиза Торекуловича переводили на все иностранные языки, включая и его родной киргизский. Когда на творческом вечере Айтматова пиит Егор Исаев крикнул в микрофон: «Чингиз, ты же поэт! Только великий поэт мог назвать свой роман «И дольше века длится день»! – зал ЦДЛа содрогнулся от хохота. Все знали, как обстояли дела в реальности.

Это в советской литературе было нормой – например, замечательный прозаик Юрий Казаков целиком переписал роман лже-классика Нурпеисова, на полученный гонорар купил дачу в Абрамцеве, где и спился за несколько лет, оставив после себя тетрадь, заполненную лишь названиями ненаписанных книг. Этот роман «Кровь и пот» Нурпеисова один из моих любимых в казахской литературе. Как дальше жить.

Однажды мою повесть печатали в одном зарубежном русскоязычном журнале, там же был и рассказ Атматова. Он был не то чтобы ужасен, он был просто бессмысленен. Я спросил у редактора — на фик он им сдался? Тот сделал страшные глаза и сказал: Знал бы ты, что там было в начале, мы его два месяца переправляли, переписывали и согласовывали, но вязли из-за имени и влияния.

У нас (в смысле в Казахстане) главарем переводческой мафии был покойный Юрий Герт (ну он и сам пописывал), отдельная фигура покойный Бельгер — но у того было козырное преимущество, он знал казахский от и до, в отличие от Герта, который обспечивал связь с бандой московских гешефтмахеров от худперевода (у всех либо папа с мамой, либо кто-то из родителей — как у Жирика, ну вы поняли). Москвичи казахского не знали вообще, работали по подстрочнику.

Знаете ли вы, что нанайские народные сказки придумали в Ленинградском отделении Института языкознания АН СССР (и вообще все сказки народов севера писались там под руководством Меновщикова, да как «под руководством» — почти все им самим в одно лицо).

Или вот Джамбула почитайте. Насколько я знаю, лет до 85 он был известен только в масштабах одного района под Алма-Атой. А потом был назначен всенародным акыном. И прославился на всю страну стихами, которых не писал. Самые известные его стихи и поэмы вообще не имеют казахского варианта. Я имею в виду «ленинградцев» и поэмы про батыров Сталина, Ежова и др. Без этих произведений Джамбула в СССР никто бы не знал.

Лев Лосев вспоминал, как его приятель, нуждаясь в деньгах на покупку кооперативной квартиры, писал диссертации для одной дамы из Туркмении и, между прочим, зачитал приятелям ее письмо: «…Первая глава нашей работы… была обсуждена на кафедре и получила высокую оценку. В связи с этим решено поставить мой доклад на диссертационную тему на заседании местного правления Союза писателей. При этом нам (!) советуют обратить внимание на…» Дальше шло перечисление исторических романов туркменских писателей. Среди слушавших письмо был писатель Борис Стругацкий. Он сказал: «А все-таки самое интересное было бы, если бы ты встретился с теми, кто в самом деле пишет эти туркменские романы…»

На самом деле забавно, что киргиз Айтматов на некоторое (пусть и непродолжительное) время «перестройки» стал «совестью русского народа» со своей антисоветской и антирусской сказочкой про манкуртов. В позднем СССР цензура мух не ловила совсем, и потому не просекла антирусский и национал-сепаратистский подтекст в этой сказочке.

Дина Рубина: «Изрядную часть узбекской прозы писала, извините, я.»

На узбекскую литературу работали три-четыре человека. Эти семижильные рабочие лошади обслуживали легион литературных аксакалов.

Через несколько дней меня вызвал к себе секретарь Союза писателей, выдающийся классик узбекской литературы, хотя и неграмотный человек. Когда-то в далекой молодости он выпасал скот на пастбищах в горах Чимгана и недурно играл на рубабе, даже получил приз на районном конкурсе народных дарований. Собственно, с этого конкурса все и началось, а закончилось шестнадцатитомным собранием сочинений в тисненом золотом переплете.

В кабинете секретаря союза сидел также мой давешний классик. На столе лежала пухлая папка, при виде которой я насторожилась.

— Ми силедим за тивой творчества, — начал бывший пастух с улыбкой визиря. — Решений ест: поручений тебе дат. Балшой роман ест, видающийся… Зачем отношений портиш? Болшой советский литература надо вместы делат!

Он сделал отсылающий жест кистью руки, подобно тому, как восточный владыка дает знак телохранителям уволочь жертву. Абидулла подскочил, вложил папку в мои слабеющие руки и поволок меня из кабинета, на ходу приговаривая:

— Динкя-хон, ти старасса, красива пиши. Я за эта роман государственный премий получу в област литература!

Он впихнул меня в такси, сунул водителю трешку и помахал рукой:

— Денги мал-мал получишь, Союз писателей принимат буду, благодарныст буду делат. Пиши!

Тут же, в такси, развязав тесемочки папки, я пробежала глазами первую страницу подстрочника: «Солнце взошло на лазурный небо, Зулфия встал в огороде редиска копать, его девичье сердце трепещет от любви…»

Ну и дальше там вообще чудесное:

— Стоп, все ясно! – сказал мой образованный приятель-филолог.- Это Лермонтов, «Вадим», неоконченная проза. Твой Абидулла драл с него целыми страницами, как сукин сын… — он тяжело вздохнул и проговорил: — Ну, что ж… так нам и надо. Будешь переводить.
— Я?! Переводить?! Да что ты несешь! Да я устрою ему грандиозный литературный скандал, его вышвырнут из Союза писателей!

Мой приятель сказал жалеючи:

— Дура, вышвырнут – причем отовсюду – тебя. Тебя, понимаешь? Из квартиры, из поликлиники, из химчистки, из общества Красного Креста и защиты животных… из жизни! Убогая, ты не представляешь, с кем имеешь дело…
— Как же мне быть? – упавшим голосом спросила я.
— Переводить.
— Кого?! Лермонтова?!
— Его, родимого.
— Ты с ума сошел… С какого на какой?
— С русского на советский, – жестко проговорил мой умный приятель и повесил трубку.

Вот так вот, пацанчики — «С русского на советский». Если вы еще не вкурили — СССР был антирусским в основе государством, империей наоборот, в которой национальные окраины жили и богатели за счет обкрадывания русского центра. Это было настолько широко распространено, что захлестнуло даже культуру.