Как устроена хозяйственная жизнь российских поселений

Точное количество экопоселений в России неизвестно. В 2012 году группа ЦИРКОН называла примерную цифру 200, 60% из которых исследователи относили к поселениям родовых поместий (ПРП, или родовым поселениям) анастасийцев. Сейчас, четыре года спустя, Фонд «Анастасия» говорит о существовании 364 ПРП разного размера. Сайт poselenia.ru насчитывает 449 поселений, большинство из которых тоже ПРП, правда, в их статистике учитываются и родовые поселения за рубежом. 

В исследовании ЦИРКОН, кроме анастасийцев, выделяется целый спектр альтернативных поселений, но все их можно описывать как экопоселения вне зависимости от специфики верований. Во-первых, это поселения, созданные для организации экологически чистого пространства для жизни, а во-вторых, это форма идейной общины (то есть целенаправленно созданного сообщества для тесного сотрудничества).

«В 1971 году караван из 80 белых школьных автобусов, везущих 320 хиппи-идеалистов, прибыл на заброшенную ферму в центре штата Теннеси. У них была миссия: быть частью чего-то большего, чем они сами, следовать мирному и духовному пути и менять мир», – так описывается создание «Фермы» на сайте одного из старейших и экопоселений в мире. Автор «Заповедника» Ольга Дмитриева рассказывает, как устроена экономическая жизнь экопоселений – самостоятельных коммун на территории России. 

Основатель «Фермы», бывший моряк, Стивен Гэскин переезжает в Сан-Франциско в 1960-х, чтобы преподавать в местном городском колледже. По официальной версии – английский и креативное письмо. Из New York Times мы знаем, что в список курсов Гэскина входил и такой предмет как колдовство. Как бы то ни было, В 1969 году колледж не продляет контракт Гэскина. Он не бросает свое дело и устраивает встречи, известные как Monday Night Class. Во время выступлений Гэскин говорит об экспериментах с психоделическими наркотиками, паранормальных явлениях и боге. На собрания съезжаются хиппи со всего побережья. Высказывания в духе «Проще быть богом, чем увидеть бога» становятся афоризмами.

В 1970 году с благословления Американской академии религии Гэскин едет в тур по Америке – беседовать о духовности с молодежью. За ним, на машинах и школьных автобусах, едут его последователи. Они проехали 42 штата, вернулись в Сан-Франциско. Что делать дальше? Кто-то предлагает сесть в автобусы и вернуться в Теннеси, где они были хорошо приняты во время тура, взять землю в аренду и основать «Ферму», которая затем станет одним из самых известных экопоселений.

В России первые экопоселения появились в 1990-х. Исследователи группы ЦИРКОН, изучавшие данное явление, связывают это с двумя факторами: с одной стороны, перестройка стала причиной разрушения привычного уклада социальной жизни, с другой – появилась информация о зарубежных общинах и стала более доступной отечественная эзотерическая литература. Известные старые поселения – Китеж, Гришино, Нево-Эковиль, Тиберкуль – начинают строиться в 1992–1993 годах, по большей части на гранты от организаций, поддерживающих экологичный образ жизни. 

В 70-е, когда в США создавалась «Ферма», в СССР – эпоха застоя. 24-летний Владимир Николаевич Пузаков, будущий основатель известного российского экопоселения, переезжает из Украинской ССР в Новосибирск. Позже он женится и возьмет фамилию жены – Мегре (после разведется, но фамилию оставит). 20 лет спустя, уже после распада СССР, Владимир Мегре становится президентом Межрегиональной ассоциации предпринимателей Сибири. Он зарабатывает тем, что организует круизы по Оби. Во время одного из путешествий Мегре знакомится в тайге с отшельницей Анастасией и в 1996 году выпускает о ней книгу. Сюжет не очень замысловатый. Анастасия, женщина невероятной красоты, обладает оккультными и паранормальными способностями, живет одна в сибирской тайге, обходится без жилища и одежды, не признает никаких достижений цивилизации, питается кореньями и ягодами, которые для нее собирают белки, дружит с медведями и волками, а в свободное от общения с природой время помогает дачникам правильно обращаться с растениями (передавая им свои советы при помощью телепатии).

Противники Мегре не раз пытались доказывать, что Анастасия – вымышленный персонаж, о чем говорил и сам автор. Но это не смущает поклонников отшельницы. «Существую для тех, для кого существую» – слоган на обложке первой книги из серии об Анастасии «Звенящие кедры». История этой жительницы тайги вдохновляет вторую волну экопоселенческого движения в России в самом начале 2000-х. 

Точное количество экопоселений в России неизвестно. В 2012 году группа ЦИРКОН называла примерную цифру 200, 60% из которых исследователи относили к поселениям родовых поместий (ПРП, или родовым поселениям) анастасийцев. Сейчас, четыре года спустя, Фонд «Анастасия» говорит о существовании 364 ПРП разного размера. Сайт poselenia.ru насчитывает 449 поселений, большинство из которых тоже ПРП, правда, в их статистике учитываются и родовые поселения за рубежом. 

В исследовании ЦИРКОН, кроме анастасийцев, выделяется целый спектр альтернативных поселений, но все их можно описывать как экопоселения вне зависимости от специфики верований. Во-первых, это поселения, созданные для организации экологически чистого пространства для жизни, а во-вторых, это форма идейной общины (то есть целенаправленно созданного сообщества для тесного сотрудничества).

Фото: Александра Карелина/Заповедник

Экопоселение «Живой родник»

Из города в поле
 
По информации портала poselenia.ru, в 2016 году постоянно зимуют в экопоселениях 5 тысяч человек, но если учитывать тех, кто еще строит свои родовые поместья, получается почти 13 тысяч. Цель проекта ЦИРКОН – описать все виды экопоселений, аналитик проектно-учебной лаборатории муниципального управления НИУ ВШЭ Артемий Позаненко занимался преимущественно родовыми поместьями.

«Сначала я интересовался пространственной изоляцией, потому что глушь меня всегда манила. Я всегда любил забуриться куда-нибудь подальше. – Мы с Артемием беседуем в самом центре Москвы, в Вышке. – В начале 90-х стали закрываться предприятия, перестал ходить (скорее, в их случае – летать или плавать) общественный транспорт, и они оказались предоставлены сами себе: ни работы, ни налаженной связи с внешним миром. Стало интересно: как люди 25 лет оказались без работы и транспортного сообщения и не все еще разъехались или перемерли. Чем не достойный исследования феномен? А потом столкнулся с самоизоляцией. Захотелось сравнить сообщества, не по своей воле оказавшиеся в изоляции, с теми, кто сознательно стремится в ней оказаться».

 

Темой самоизолирующихся сообществ Артемий Позаненко занимается с 2012 года. За это время он побывал в девяти экопоселениях, в некоторых из них жил и вел наблюдение, в других – брал интервью у поселенцев. Социолог говорит, что люди, которых он изучает, – это выходцы из города, довольно молодые (средний возраст 35–45 лет), с высшим образованием, нередко – с опытом ведения бизнеса. Правда, замечает он, чаще переселенцы обладают не гуманитарным, а техническим или естественнонаучным образованием. Этим можно объяснить их склонность к изучению эзотерической литературы, «дающей ответы на все вопросы». Уже по такому общему портрету поселенцев можно представить, что их изначальная приспособленность к жизни на земле не очень высока.

 

«Экопоселения делают ставку на самоокупаемость, – рассказывает исследователь ЦИРКОН Дарья Мальцева. – Во-первых, они снижают собственное потребление, им при переезде на землю уже меньше надо, чем в городе. А во-вторых, они нацелены на то, чтобы производить для себя продукты питания. Потом инструменты бартера включаются: у кого-то есть молоко, у меня есть яйца, и мы можем обмениваться…»

 

Идея самообеспечения является одной из ключевых и в книгах Мегре. Согласно учению, каждый род в поселении должен иметь не менее гектара земли – это и есть поместье. Этого должно быть достаточно, чтобы прокормиться. На практике у поселенцев – от одного до полутора гектаров, но прокормиться с этой земли оказывается не так просто: «Перебравшиеся на землю, городские жители сеют семена на участке так, как учила Анастасия в книгах В. Мегре: подержав во рту перед засеванием, используя беспахотный способ посадки, не ухаживая за растениями, – говорится в исследовании ЦИРКОН. – А потом оказывается, что растения даже не всходят». 

«Люди же тоже неглупые. Они все рефлексирующие и с образованием. Если у них несколько лет подряд не всходят эти зернышки, они понимают, что что-то не так», – комментирует отчет Дарья Мальцева. Разочаровавшись в советах Анастасии, поселенцы переходят на другие альтернативные виды хозяйствования. Например, на пермакультуру (система ведения сельского хозяйства, основанная на взаимосвязях естественных экосистем).

Интервью с социологом Артемием Позаненко об изолированных поселениях в России 

«ОНИ АБСОЛЮТНО СВОБОДНЫ»«Есть такой австрийский фермер, практик и теоретик, Зепп Хольцер, он очень популярен в ПРП. Он считает, что не надо копать, пахать. То есть нужно один раз вспахать – и все, потом этот плодородный слой не нужно снимать. Еще, например, нужно делать высокие гряды. Картошку класть под сено, и она сама вырастет, не надо ее сажать в землю, не надо поливать. Очень многие с этим экспериментируют, но больших результатов не добиваются, – рассказывает Позаненко. – Хотя у некоторых нормальный получается урожай. Но если в сельской местности, настоящие селяне, не пригородные, могут себя обеспечить продукцией с огорода более-менее на круглый год (сначала – просто овощи, потом – что долго хранится: картошка, морковка, свекла, а еще заготовки), то в поселениях обычно к Новому году все съедается и приходится покупать».

При этом социологи отмечают, что все экопоселенцы действительно сильно снижают уровень потребления и затраты. «Например, у них выходит 7 тысяч на еду или 15–20 тысяч на семью все траты в месяц. Они этим очень гордятся, потому что для города это очень мало, но для села это ничего особенного», – говорит Позаненко.

Между городом и землей

Степан – житель поселения «Живой родник» в Абинском районе Краснодарского края. История его переезда вполне стандартная: молодой специалист, инженер по образованию, веган, к 25 годам с женой стали задумываться о детях и о здоровье. Из города захотелось уехать, но «в деревнях-то народ – всякий: кто пьет, кто еще как-нибудь. И как-то дите воспитывать в этой среде…» Нашли поселение, купили дом у семьи, которая не справилась с тяготами сельской жизни, и переехали.

 

Сейчас у Степана двое детей. С женой они занимаются огородом и ведут маленький бизнес: «Мед, кое-какие продукты по системе здорового питания, еще всякие там для сыроедов… не только для сыроедов – короче, группа с натуральными продуктами для питания. Специи – часть выращиваем сами, часть закупаем. Миксы специй, типа там хмели-сунели, карри, самостоятельно иногда делаем. Потому что то, что предлагается изготовителем, из такого хлама из низкосортного делается. Не дает тех вкусовых ароматов, которые должно давать». Мед и специи Степан продает через группу ВКонтакте. Клиентов у него не так много, но зато все постоянные, многие покупают оптом.

Фото: Александра Карелина/Заповедник

Степан, житель экопоселения «Живой родник»

Дарья Мальцева говорит, что организовать локальный бизнес получается далеко не у всех или он оказывается не очень успешным: «Есть идеи производства экологической косметики, всяких товаров, туризм по заповедным местам. Но это пока чаще идеи, а хороших примеров не так уж много».

Артемий Позаненеко поясняет, на какие средства чаще всего живут обитатели родовых поместий. Среди них есть рантье, которые сдают жилье в городах, отходники, немного пенсионеров. Предприниматели, имеющие бизнес, не связанный с поселением. Наемные работники, которые ездят в соседние населенные пункты. Некоторые живут на сбережения, накопленные до переезда на землю. «Рантье и предприниматели – это самые распространенные группы, – рассказывает Позаненко. – Потом – отходники. А тех, которым удается именно дома заработать или даже удаленно, пока немного». В пределах поселения люди могут иметь небольшую пилораму, кузницу, производство экологических продуктов. Некоторые пытаются развивать экотуризм для приезжих из города. 

Довольно распространенным видом заработка являются выездные семинары – то есть основным источником дохода некоторых поселенцев может быть чтение лекций о том, как организовать экопоселение. «Забавно получается, они говорят: вы будете зарабатывать там тем, что будете рассказывать, что вы зарабатываете этим», – говорит Артемий.

По словам исследователя, в меньшей степени от города зависят те, кто оказывает услуги прямо в поселении: «К кому-то нанимаются на стройку, что-то продают и так далее. И есть люди, очень немногие, которые могут таким образом жить. Но с точки зрения учения, денежных отношений внутри сообщества быть не должно. Есть поселения, которые этого придерживаются. И люди, которые приезжают со своим трактором, например, надеясь там зарабатывать, вынуждены уехать».

Исследователи ЦИРКОН тоже отмечают сильную связь большинства экопоселений с городом. Так или иначе, даже выбравшись на землю, бывшие горожане продолжают существовать в экономическом пространстве города. Правда, все они пытаются постепенно переносить и экономическую деятельность «на поляны»: «В плане экономической стороны отличие от обычной деревни, наверное, в том, что тут люди пытаются создавать что-то, и это какая-то инновационная практика – например, в том, что она экологичная. Они пытаются сами экономику свою наладить. Получается, что в каждой семье есть небольшое производство чего-нибудь. А в обычной деревне, как мне лично кажется, люди либо завязаны на уже существующие предприятия, либо уезжают на заработки, либо живут на пенсии или пособия», – говорит Дарья Мальцева.

 

Социолог Артемий Позаненко считает, что доля зарабатывающих в поселениях должна расти, «но все равно они будут зависеть так или иначе от города, потому что у них быт связан с городом. А если они начнут работать удаленно, но у них не будет заказов из города, то и работы не будет. То есть я думаю, что, может быть, до трети реально довести долю людей, которые смогут так или иначе жить со своего поместья».  

Поселенец Степан признается, что зарабатыванием денег он занимался до переселения, – «коллекционировать бабки» надоело. Но хотя экономический аспект явно является второстепенным в жизни экопосленецев, исследователи не сходятся в мнении о том, можно ли считать это формой дауншифтинга. Артемий Позаненко считает, что нельзя, потому что под дауншифтингом в России часто подразумевается форма отдыха. Исследователи ЦИРКОН не согласны с этим: «Когда человек из города начинает жить в саманном домике посреди поля, наверное, что-то меняется в его социальном статусе. Они считают, что не теряют, а приобретают что-то, – говорит Дарья Мальцева. – Но нужно учитывать, что люди склонны оправдывать свои решения.

Многие нам говорили, что у них до этого столько всего было: частный бизнес и так далее… Например, в том кейсе, где я была в наблюдении, хозяева поместья говорили, что вот бизнес был, и все было хорошо, но просто в какой-то момент все надоело. Потом приехала дочь хозяина и сказала, что просто не пошел бизнес, все плохо стало, и они уехали».

Партия изолянтов 

Еще одно отличие экопоселений от всех остальных населенных пунктов в России – это их низкая включенность в официальную жизнь. Изначально большая часть экопоселений планировалась как зона, существующая вне государственных властных отношений. Когда в 2011 году ЦИРКОН планировал исследование экопоселенческого движения, оно рассматривалось как форма эскапизма. Но на деле самоизолироваться поселенцы не всегда могут и не всегда хотят.

«Некоторые не подключаются к электросетям, ставят солнечные батареи, бензогенераторы, что, кстати, крайне неэкологично. Есть стремление к созданию школ, чтобы дети никак не были связаны с официальным образованием», – перечисляет Артемий Позаненко. Поселенцы могут изолироваться практически от всего, начиная от линий электропередач и заканчивая больницами. Но это не всегда устраивает местные власти. Еще больше их не устраивает нецелевое использование земель. Под поселения покупаются или арендуются земли сельскохозяйственного назначения, потому что они самые дешевые и облагаются самыми низкими налогами, и строиться на них формально нельзя. «Как создаются эти поселения? Появляется какая-то инициативная группа, которая познакомилась на каких-то анастасийских собраниях в городе, – объясняет Позаненко. – Она ищет землю сельхозназначения, чтобы потом купить её либо взять в аренду. Либо на специально созданное юрлицо, либо на одного человека. Многие арендуют. У них там аренда на 49 лет, например, а что будет потом – непонятно. Они обосновываются, но им могут и не продлить эту аренду».

Фото: Александра Карелина/Заповедник

Экопоселение «Живой родник»

Но контакты с властями происходят не только по инициативе властей. Так, группа жителей ПРП создала свою политическую партию. «"Родная партия" – это официально зарегистрированная Минюстом партия, – объясняет Артемий Позаненко. – Причем это тоже вызывает большие конфликты в поселениях, потому что они не просто остаются в системе, хотя это для них такое слово бранное, но еще и сами в политическую систему вовлекаются. И некоторые очень активно агитируют: вступайте, платите взносы. А другие приходят в ужас от этого. Они хотели участвовать в выборах в Госдуму в этом году, но не успели собрать необходимое количество подписей. Почему-то они поздно это начали делать. Но тем не менее, они участвовали во всем, ходили на заседания с Памфиловой…» 

Кроме того, часть анастасийцев активно борются за принятие закона о родовых поместьях. Законопроект уже вносили в Госдуму ЛДПР и КПРФ, но так и не приняли. При этом сходные законы существуют на региональном уровне в Брянской и Белгородской областях.

При реализации проекта группы ЦИРКОН использовались средства господдержки от Института общественного проектирования

«Это был основной посыл нашего исследования, – поясняет Дарья Мальцева. – Оно изначально называлось "Экопоселения как форма внутренней эмиграции". То есть мы решили, что это такие изолянты. Но как раз когда мы начали изучать, мы поняли, что это не "уход от", а "переход к" другому состоянию. Просто попытка создания другой формы организации жизни». 

Новая деревня 

Попытка создания другой формы организации жизни в некоторых случаях приводит к возвращению к традиционным формам. Экопоселение «Ковчег» в начале 2000-х создавалось на пустых землях. Потом более 7 лет они потратили на то, чтобы «вписаться в систему», и в 2009 году получили официальный статус деревни. Но, по мнению Артемия Позаненко, обычной деревней «Ковчег» не стал. Артемий показывает виды экопоселений со спутника: «Абсолютно иначе выглядит, чем обычная деревня. Вот они разбросаны по полям зарастающим, странные такие строения. Не перепутаешь».

 

Позаненко подчеркивает, что есть не только визуальные отличия: «У них свое мировоззрение, у них своя школа, они стараются обучать своих детей дома, не связываясь с официальной системой образования. Какие-то у них коллективные мероприятия. Лесозащита. Гостевые дни, лекции, мастер-классы, праздники. Все равно они по образу жизни, по мышлению, по составу населения, по демографической структуре коренным образом отличаются от деревни. Юридически они деревня, а в остальном ничем на обычную деревню не похожи».

 

Дарья Мальцева думает иначе: «Наверное, экопоселения воплощают наши золотые представления о деревне как об общности. И здесь это как раз самое важное: экономическое устройство вторично, люди идут туда за чем-то социальным. Они получают какое-то сообщество, Gemeinschaft по Тённису, и оно не так дезагрегировано, как в городе. Также, если идеалистически воспринимать деревню как жизнь на земле, занятие сельским хозяйством, то экопоселенцы стараются прийти к этому. То есть это можно считать деревней вот в таком идеалистическом представлении».

 

Артемий Позаненко тоже описывает родовые поместья через тённисовское понятие общины: «Тённис предсказывал на исходе общественной эры, к тому времени, когда все обобществится и произойдет крах культуры, появление новых общин. И экопоселения – это как раз такие общины, которые начали появляться. При этом в России сложилась уникальная ситуация, когда остались еще более-менее старые общины, территориально я имею в виду, в виде деревень, которые находятся в пространственной изоляции и еще до конца не обобществились. И уже стали появляться новые. Это ситуация, которую Тённис не предвидел: сосуществование в одной стране, в одной этноконфесииональной среде старых общин и постобщественных».

Фото: Александра Карелина/Заповедник

Экопоселение «Живой родник»

Фердинанд Тённис, один из родоначальников «понимающей социологии», родился в семье зажиточного фермера, жившей под городом Ольденсворт в Шлезвиг-Голштинии. Свою самую известную работу «Община и общество» он пишет в 1887-м, понятия «община» и «общество» предлагаются Тённисом как идеальные типы, но каждое социальное образование склоняется к одному из них. В Германии в это время активно развиваются крупные города и промышленность. Общинные отношения вытесняются общественными. С одной стороны, выходец из деревни, Тённис с пессимизмом наблюдает за этим процессом. С другой – он предрекает светлое будущее новым общинам, которые возникнут после кризиса обществ.

Если рассматривать экопоселения как новые общины, исследователи в России видят их будущее менее оптимистично. По мнению Дарьи Мальцевой, оно зависит от того, насколько они будут готовы использовать технологии. Исследователь рисует линию: «Вот с этой стороны находятся совсем архаичные религиозные поселения, например, как поселение Виссариона, которое по сути тоже экопоселение, там такие же идеи о том, что нужно жить экологично. А с другой – технологические проекты, которые используют современные разработки, чтобы жить на природе, но сохранить все бонусы, которые мы имеем в городе. Возможность распространения такой практики сильно зависит от того, смогут ли они показать новый способ жизни тем же самым горожанам. Если они будут останавливаться на архаике, они потеряют своих приверженцев, не получат новых и не получат распространения».

 

Артемий Позаненко, рассуждая о будущем экопоселений, делает акцент на проблеме институционализации: «Положение, в котором они живут на землях сельхозназначения, довольно шаткое. В любой момент, когда эта земля заинтересует кого-то более влиятельного, власти смогут найти рычаги, чтобы поселенцев согнать. Потому и нужна институционализация». Есть альтернатива: получение статуса населенного пункта, как в случае с «Ковчегом», или принятие закона об экопоселениях. Третий путь, который исследователи уже видели на практике – превращение экопоселения в дачный поселок, – фактически означает конец экопоселения в его изначальном смысле.

Возможностей существовать вне государства не так много: «Если вы селитесь в тайге, где нет нефти, транзитных путей сообщения и так далее, скорее всего, на эту землю никто не позарится и вы сможете абсолютно спокойно жить там, как отшельники. Вот как делает одно из поселений в Челябинской области, где я был, единственное реально пространственно изолированное». В то же время исследователи не исключают, что есть поселения, реализовавшие идею изоляции и не отметившиеся на специальных сайтах в интернете: «Закрытые группы, очевидно, есть, но мы про них не знаем», – говорит Мальцева.

Проект социолога Артемия Позаненко «Социальная структура локальных сообществ, пространственно изолированных от институтов публичной власти» проводился при финансовой поддержке Фонда «Хамовники»

«Да, это путь. Если их не будут трогать, это путь для некоторых людей. Конечно, крайне маловероятно, что он станет мэйнстримовским и из него новая культура разовьется, – подводит итог Позаненко, – но я не думаю, что эти поселения исчезнут. Было время, когда количество поселенцев по официальным данным удваивалось раз в три года. Эти темпы упадут. Но я не думаю, что они достигли потолка, я думаю, что они продолжат увеличиваться и это станет заметным феноменом обществе, про который будут говорить: да, в России есть такая разновидность сельских населенных пунктов». 

***

 

Стивен Гэскин жил в экопоселении до конца своей жизни. Он умер 1 июля 2014 года в возрасте 79 лет в своем доме, правда, уже в другой коммуне. В наше время на «Ферме» постоянно живет приблизительно 200 человек.

 

Последняя книга Владимира Мегре из десятитомника про Анастасию вышла в 2010 году, в ней рассказывается о том, как сын Владимира и Анастасии придумал способ телепортации поместья вместе с людьми на другую планету.

 

Идеология, которая изначально играла большую роль в жизни экопоселенцев, часто отступает при необходимости решать практические проблемы, но желание жить на земле в окружении единомышленников остается: «Сказать, что там я анастасиец или еще кто-то, – нет, – говорит Степан, – тот момент, когда искал себя, уже он, в принципе, прошел. Мы нашли себя».

ОЛЬГА ДМИТРИЕВА

Москва-Краснодар