Беседа с председателем совета директоров группы компаний «Царьград», учредителем Фонда святителя Василия Великого Константином Малофеевым состоялась в день, когда в Серафимо-Дивеевском монастыре был утвержден макет будущего памятника Царственным страсто­терпцам и определено место, где он будет установлен. К этому событию Константин Валерьевич имеет самое непосредственное отношение.

— Памятник царственным страстотерпцам в Дивеевском монастыре — это ваша идея?

— Нет, я подключился к ней уже в ходе работы. Мне очень точным и интересным показался образ скульптуры, потому что принятая монастырем композиция словно сошла с иконы — именно так иконописно принято изображать царственную семью.

— Автор памятника — преподаватель Российской академии живописи, ваяния и зодчества скульптор Ирина Макарова. Вы знакомы с ее творчеством?

— Я с ней познакомился недавно, но очень хорошо знаю ректора и основателя академии — Илью Сергеевича Глазунова, других преподавателей и могу сказать, что Академия живописи, ваяния и зодчества — живой источник реалистического искусства. В России это лучшее учебное заведение в области художественных промыслов, искусства, рисования, ваяния. Я был у Ирины в мастерской, видел ее работы; она — достойный представитель школы. Возможно, когда памятник будет стоять в Дивееве, мы с вами скажем, что она — выдающийся скульптор.

— В чем состоит участие Фонда святителя Василия Великого в этом проекте?

— Фонд святителя Василия Великого — оператор. Мы открыли специальный субсчет, на который люди со всей страны через интернет, путем различных переводов, зачислений, могут перечислять средства на памятник. Мы отвечаем за то, что эти деньги никуда не пропадут. Собираем их также среди своих постоянных жертвователей. Подобным образом нам удалось, например, собрать 45 миллионов рублей на памятник Екатерине II в Симферополе. Довольно существенную помощь насобирали в помощь детям Донбасса, так что наш счет известен, люди знают, куда обращаться. На телеканале «Царьград» мы будем давать постоянную социальную рекламу о том, что собираем средства на памятник царственным мученикам. Очень надеемся на отклик тысяч людей со всей страны, потому что в народном памятнике важно именно количество людей, которые будут участвовать в этом деле, а не то, сколько кто из них даст. Лучше миллион людей, которые дадут по рублю, чем один человек, который даст миллион рублей.

— Исполняется столетие свержения царя Николая и трагической гибели царской семьи. О чем заставляет нас задуматься эта дата, и возможно ли, желательно ли, чтобы Россия вернулась на путь монархического правления?

— Я монархист и считаю, что единственным путем развития и существования России может быть только монархия. Империя — это политическое отечество всякого христианина. Христианин не может быть не монархистом, потому что Царствие Божие — это Царствие, а не небесная республика. И Гос­подь Бог — это абсолютный самодержец в Царствии Небесном. Поэтому и земное государство должно быть похоже по своему устроению на Царство Небесное, по крайней мере, нести те же принципы. А главное в монархии — это нравственное начало, потому что один-единственный человек во главе государства может своим нравственным началом смягчать законы и бюрократию. В то время как при демократическом правлении человек, избираясь и участвуя в этой политической игре, к сожалению, вынужден очень многим жертвовать в своей душе. В монархии даже средний человек является гарантом того, что законы не станут бездушными, и в конце концов человек, живя в государстве, будет чувствовать себя в семье, где, обратившись к отцу, сможет получить справедливое решение.

Если же говорить политическим и прагматическим языком, то, конечно, монархия невозможна до тех пор, пока наш народ не будет воцерковлен. То ли 70, то ли 80 процентов в опросах называют себя христианами, но даже на Пасху мы с вами можем найти в храмах, ну, может, пять, ну, может быть, 10 процентов населения. С такими цифрами и с таким секулярным настроем трудно говорить о монархии в нравственном, в религиозном понимании. А монархия без религиозного начала — это диктатура. Это не то, к чему стоит стремиться.

— Вы как-то высказались, что вся последующая жизнь нашего государства после революции была нелегитимна. Вы юрист по образованию и считаете, что мы живем незаконно, не по закону. А как тогда мы живем?

— Российская империя была государством с четко прописанным и безукоризненным законодательством. Согласно этому законодательству, легитимность прервалась 2 марта 1917 года. Существует много юридических трактовок, мог ли отрекаться государь, не было ли подделкой его отречение, законно ли он отрекся за наследника, имел ли он право отрекаться в условиях, когда наследование престола затруднено... Затем мы можем рассуждать о том, имел ли право Михаил Александрович, до того как он стал императором, отрекаться в пользу Учредительного собрания. Потому что он не имел таких прав, за ним в очереди шло еще сорок наследников, согласно записи о порядке наследования Российского Императорского Дома.

Предположим, что Николай II мог отречься и отречение его действительно, и за Алексия он мог отречься, и Михаил Александрович отрекся в пользу Учредительного собрания законно. Учредительное собрание было разогнано большевиками 5 января 1918 года, поэтому даже в самой мягкой трактовке в этот день у нас наступает нелегитимность. В жесткой трактовке — со 2 марта 1917 года. И с тех пор, согласно законодательству Российской империи, мы эту легитимность до сих пор не восстановили. У нас наступило свое собственное советское государство, у него была своя собственная логика, свое собственное законодательство. Де юре Российская Федерация не является правопреемником Российской империи. Российская Федерация является правопреемником Советского Союза, о чем есть многочисленные акты. А Советский Союз никогда, ни в одном документе не признавался правопреемником Российской империи. Считается, что он был создан 30 декабря 1922 года путем того, что какие-то советские республики, как-то где-то возникшие, между собой договорились. С точки зрения Российской империи мы легитимность нашего государства не восстановили.

— Это возможно сейчас сделать?

— Консервативные монархисты, к которым и я себя отношу, считают, что 2 марта 1917 года был заговор. Этот заговор прекратил легитимность Российского государства и фактически сверг путем государственного переворота законного Божиего помазанника государя-императора Николая II. И в этом смысле восстановить легитимность можно, только восстановив монархию.

Мягкая трактовка предполагает, что Михаил Александрович отрекся в пользу Учредительного собрания, и поэтому Учредительное собрание должно быть выбрано на основании всеобщего прямого и равного избирательного права тайным голосованием. Любое собрание, которое будет собрано таким путем, но будет решать вопросы, которые прописаны в отречении, то есть вопрос о форме правления и вопрос об устройстве Российского государства, может быть названо Учредительным. В Конституции 1993 года прямо прописано, что Конституционное собрание может менять главы 1, 2 и 9, то есть основополагающие принципы государства. Но закона о Конституционном собрании у нас до сих пор нет, несмотря на то, что у нас уже 23 года как есть Конституция 1993 года. Так вот, если у нас будет принят закон о Конституционном собрании и оно будет собрано и признает себя Учредительным, то мы можем сказать, что это восстановление российской легитимности. С этого момента Российское государство признает себя наследником и Советского Союза, и Российской империи.

— А почему это важно?

— Это важно, потому что без правопреемства у нас нет длящегося государственного существования. Значит, что мы должны с вами сейчас в России, которая создана нашими православными предками, объяснять, почему православие — это государствообразующая религия. Мы сейчас должны это кому-то доказывать, потому что обсуждаем из точки ноль. А если мы восстанавливаем правопреемство свое от Российской империи, то начнем тогда на основе нашей православной традиции обсуждать, какие права есть у инославных и какие права есть у атеистов.

Во-вторых, нам не придется обсуждать такую глупость, как отделение Церкви от школы, в первый раз введенное в конституции Французской республики. Религия тогда была устранена из французских школ, детей стали учить всякой ерунде, начиная от языческих божков и заканчивая совершенно тогда еще не устоявшимися гуманистическими прелестями. Потом это все кипело в XIX веке по-разному внут­ри Франции и в других революционных государствах Европы. И наконец все выплеснулось в большевистские принципы отделения Церкви от школы.

Отделить Церковь от школы нельзя, как нельзя отделить мать от дочери. В школе происходит образование. Что такое образование? Это придание образа. То есть мы по итогам обучения в школе хотим получить ребенка какого-либо образца, он должен быть на что-то похож, к чему-то его ведем. И если мы отделяем свой нравственный ориентир, то есть Церковь, от школы, то возникает вопрос: а кто решает, как мы образовываем в школе? Где эти принципы? А если у нашего государства другие принципы, чем у Церкви, тогда наше государство взяло на себя нравственный ориентир. А нравственный ориентир дает либо религия, либо идеология. Тогда, значит, у нашего государства другая идеология, чем у Церкви. Оно что, не православное, не христианское? А какое оно?

Все наши принципы, вся наша нравственность, весь наш язык базируются на том опыте, который Русская Церковь вырабатывала столетиями. Мы говорим так, как нас научили святые, мы думаем так, как наши святые нас учили, но теперь мы отрекаемся от них и говорим, что будем сейчас жить так, как нас научили какие-то европейские мыслители XIX столетия. Это бессмыслица.

Поэтому чтобы заново не изобретать велосипед, чтобы какие-то умники не сидели и не обсуждали, что является сейчас российской национальной идеей, мы просто-напросто должны восстановить свое правопреемство. Тогда мы будем обсуждать не из точки ноль, а из представления, что мы — Святая Русь и православная Россия, которая существует тысячу лет. А если вы хотите что-то поправить, например, считаете, что атеистам надо дать больше прав, ну, давайте тогда обсуждать, какие им нужны права. Это наше государство. Мы его создавали, православные русские люди.