Почему французы плачут на русских спектаклях в Париже, а нам показывают дерьмо ?

Какие у вас ассоциации на слово «театр»? «Театр уж полон; ложи блещут». «Гул затих. Я вышел на подмостки...» . Все вы — замшелые совки. Не годитесь в эксперты по современному театру, где «артисты буквально на расстоянии вытянутой руки бегают нагишом, очень правдоподобно совокупляются и обильно обмазывают друг друга экскрементами».

Несколько лет назад , оказавшись в Париже, мне довелось попасть на гастроли спектакля Льва Додина « Братья и сёстры» по роману Фёдора Абрамова.

Для тех , кто не читал или забыл содержание книги, напомню, что действие происходит весной-осенью 1942 года, когда в результате тяжёлых поражений Красная армия продолжала отступать, оставляя хлебородные районы страны. Тяжкий труд по снабжению армии и тыла хлебом ложится на плечи женщин, стариков и подростков в сёлах отдалённых от фронта районов. Роман разворачивается на русском Севере в селе Пекашино. Среди бескрайних лесов на скудных почвах оставшиеся жители села, отдавшего на фронт шесть десятков мужчин, в полуголодное время трудятся, чтобы вырастить больший урожай для фронта и тыла, выжить самим. Селяне отдают почти всё зерно на фронт и мечтают : «Вот кончится война, и наконец-то мы вдоволь наедимся хлеба». Война заканчиваются. Все плачут, смеются, танцуют. Из райкома приходит разнарядка увеличить количество собираемого зерна.

Попасть на спектакль было практически невозможно. Все билеты были проданы за месяц вперёд. Благодаря одной местной  приятельнице , знакомой с кем-то из труппы, я стала счастливой обладательницей билета. Зал был заполнен..... французами. Спектакль шёл с  титрами. Всех русскоговорящих сажали на первые ряды, где не видны титры. Спектакль длится семь  часов, с двумя перерывами. По ходу спектакля на заднем плане идут отрывки из военных кинолент, и играет всем нам знакомая музыка тех лет. В середине спектакля у меня стали набухать глаза от слёз (вообще-то я не очень сентиментальная барышня). Украдкой посмотрела по сторонам.  Справа сидящая девушка , не стесняясь , вытирала слёзы носовым платком. Слева тоже хлюпали носом. В перерыв  с приятельницой пошли в буфет, поесть гуляша и творожной запеканки . Оказались за столом с тремя французами , двумя женщинами и мужчиной . «Вам нравится?»,- поинтересовалась я. «Очень.мы даже заплакали в определённый момент. Мы вот уже много лет ходим на спектакли Додинского театра»,- ответили они.  

Чёрт побери, почему французы в Париже имеют возможность плакать над замечательными русскими произведениями, а я, живя в Москве,  вынуждена смотреть всё нижеперечисленное  дерьмо !?

Вот это :

  «Машина Мюллер». «Гоголь-центр» (Москва)-восемнадцать голых актеров разыгрывают сцены по текстам немецкого драматурга Хайнера Мюллера

«Преступление и наказание»- рок-опера.  Театре мюзикла  ( Москва)

 Режиссерский ход - перенос действия в неопределенное время - от допотопной Руси с клячами и телегами до петербургского метро с грохотом составов, песнями "афганцев" и убогой торговлей тряпьем.

Предполагался образ вечной Руси с ее непреходящими проблемами, неистребимым "гуляй, Вася!", любовью к насилию и общей склонностью врать друг другу и самим себе. На этом фоне студент Раскольников в чердачной каморке с портретом Ленина и серпом-молотом на стенке выглядит единственным радетелем за правду: он с оперной патетичностью клеймит погрязшее во лжи общество, его монологи пламенны и болезненны одновременно. В спектакле идет борьба этой народной стихии, органически впитавшей всепроникающую ложь и покорно в ней живущей, с бунтарской идеологией, где Ленин и Че Гевара смешаны с "Майн кампф".

Финал- Болотная площадь с въехавшими на площадь с автозаками, где потенциальных Раскольниковых усмиряет спецназ.

https://rg.ru/2016/03/28/rok-operu-prestuplenie-i-nakazanie-prevratili-v...

«Пиковая дама»  (  Ростов)

 Костюмы умопомрачительные . Музыка звучит, как надо… А история в этой пристойнейшей упаковке разыгрывается такая: Герман, сильно выпив (выходит, пошатываясь и с бутылкой), засыпает на скамейке в Летнем саду, и весь сюжет ему снится. Про то, как в первую же встречу овладел Лизой, она понесла, у нее токсикоз (теряет сознание в сцене пасторали «Искренность пастушки», где участвует в роли Прилепы вместе с семейством Томских). Старуха графиня спит в катафалке (Герман примеривается прилечь рядом), а потом с перепугу хватает пистолет, и наш герой в процессе самообороны убивает ее случайным выстрелом. Потом ему предстоит тяжелое объяснение с глубоко беременной Лизой, которой и топиться не надо, ибо умирает она, в корчах и муках, от выкидыша. Герман бежит в игорный дом, где мнит себя сфинксом (чудовищная фигура которого почти все время присутствует на сцене, будто наблюдая или подглядывая, от имени зла и вечности, — довольно прямой и топорный образ). Но потом все чудесно преображается, и после молитвы по убиенным, на теме любви, Герман опять оказывается на скамейке, просыпается, встает, тянется к солнцу, и только одна навязчивая мысль бьется в его сознании: «Господи, приснится же такое с бодуна».

http://ptj.spb.ru/archive/50/15let-50/tak-segodnya-chuvstvuetsya/

 «Бунтари» в МХТ им. Чехова (Москва)

Два амфитеатра противостоят друг другу, по одну сторону ряды зрителей, по другую – на нескольких «этажах» расставлены «приметы» советской квартиры. Стол, крытый скатертью, газовая плита – зная «сюжет», можно предположить, что такой режиссер предлагает нам увидеть ленинградскую кухню 80-х. Все эти и многие другие сваленные здесь предметы замечательно подходят для создания шумовой завесы, с которой, можно сказать, все бунтарство и начинается. Громко хлопает дверь холодильника, гремит дверца газовой плиты, шумят трещотки в руках актеров. Плюс к этому актеры здесь все, несмотря на скромные объемы площадки, говорят в микрофоны, при здешней толкучке и шуме поначалу непросто понять, кто же говорит. Кто-то сказал, что этот спектакль – попытка упорядочить историю русской революционной мысли. Но если для постановщика в одном, так сказать, пространстве и времени не очень-то важно, где Нечаев, а где Рылеев, где Гребенщиков, а где – Мамонов – фигуры одного времени, но, по-моему, все же сильно не похожие друг на друга, и протестовали они – очень по-разному, – в пору ли говорить о порядке? Скорее тут вышло все и всех сбросить в одну кучу. Это получилось, нет, тут не про порядок, не про – если воспользоваться словами Достоевского – собрать мысли в точку. Олег Кулик – это одно, а Агузарова – другое… Да и периоды разные, а тут – все в одну кучу… И 80-е, и 90-е. 

Соединить песенку про «Брич-Муллу» Сергея Никитина и Дмитрия Сухарева с протестными размышлениями Нечаева можно, если при этом высекается искра и рождается новый смысл. Он и тут рождается, но этот смысл – банальный, неинтересный, поверхностный, но – что поделать! – сегодня время дилетантов, и именно как очередной выплеск модной, восторженно принятой сегодня за магистральную линию русского театра, дилетантской режиссуры и дилетантского театра, только так можно воспринять, но не принять этих «Бунтарей». 

«Я иду к тебе, мой народ!» – кричит один (важно ли сказать, кто он сейчас – Нечаев или Рылеев? нет, не важно) из перечисленных списком актеров – участников этого джем-сейшена, ударяется о холодильник и падает. Смешно, остроумно? Ну, в традициях площадного театра нормально, смешно. Диалог Лопатина с Нечаевым прерывает песня «Жанны Агузаровой». А эту песню перебивает драка в «партере», которая разыгрывается подробно, то есть медленно, в рапиде – такие сцены – обязательная, неотъемлемая часть кавээновских любительских зрелищ. Но нам-то не КВН предлагают, а «рок-спектакль на некоторые исторические темы», впрочем, черт сходства у того и другого оказывается немало. Из остроумных шуток: «Купи себе лопату, Лопатин!» Или вот, когда в очередной раз на роликах выезжает на сцену Пушкин (на эту роль приглашен актер «Сатирикона» Григорий Сиятвинда) и император предлагает ему сесть, Пушкин–Сиятвинда мгновенно парирует: «Если я сяду, в России наступит ночь». Он же – солнце! Смешно. «Если у вас все хорошо, зачем вы приперлись?» – попросту говорит здешний Бакунин здешнему Нечаеву. Из кавээновского боекомплекта – очередь к Пушкину за автографом; он расписывается вынутым из внутреннего кармана гусиным пером. Покидают сцену все, выстроившись паровозиком за Пушкиным. Звучит песня про то, что провожают паровозы совсем не так, как поезда. Может, кто-то и в этом усмотрел какие-то свежие мысли о природе русского бунтарства. 

Из диалога Пестеля и Рылеева: «Ссыте?» – «Если честно, да». Юрий Кравец (трудно сказать, кто он в эту секунду) поет «Дан приказ ему на запад…», а потом сам себя и других перебивает: «Пошли… отсюда!», воспользовавшись не матерным, но все-таки шутливо-бранным русским словом. В другом случае он как князь Трубецкой восклицает: «Какой же вы нечуткий гондон, Каховский!»

Всякий, кто интересовался, знает, как много нелепого и смешного было в истории восстания на Сенатской. Об этом, между прочим, был когда-то поставлен замечательный, а может, и великий (с сегодняшних-то высот, а вернее, низин), спектакль Камы Гинкаса «Казнь декабристов». Но они за эти нелепости и глупости в итоге заплатили своими жизнями. То есть там был жесткий переключатель со смешного на – щёлк! – трагическое, страшное. Здесь же смешно все, от начала до конца. Смеяться можно надо всем. Можно. Но много ли новых мыслей может родиться в таком пересмешничестве? По мне, так нет. Бенедетто Кроче, кажется, заметил, что в искусстве тот, кто владеет формой, владеет всем. Ну, а кто не владеет… тот не владеет. 

Жанр представления, думается, надо бы сформулировать иначе. Травести-кабаре, поскольку травестируется здесь все, все подряд, без разбору.

http://www.ng.ru/culture/2016-02-15/7_buntari.html

«Кому на Руси жить хорошо». Гоголь центр (Москва)

В первой частиперед зрителями — ток-шоу, вальяжный паренек из столицы берет в руки микрофон и, смерив циничным взглядом публику, выясняет, кому у нас все же жить хорошо. Публика — семеро мужичков, в сегодняшней версии в их число попали хипстер, интеллигент, алкоголик, вечный борец за правду и прочие узнаваемые персонажи. Один со страхом произносит — «министру», второй — шепотом — «попу», третий разворачивает плакат с надписью «царю». Ни один из некрасовских ответов специально актуализировать не приходится, — достаточно их просто воспроизвести со сцены, чтобы главный посыл спектакля — «мы никогда не умели, не умеем и, видимо, не будем уметь жить свободно» — стал совсем уж прозрачным

Сценография тоже говорящая. Через всю сцену протянута газовая (а может быть, нефтяная) труба. На самый ее край накинут ковер, кое-где протянута колючая проволока. Вечный застенок, тюрьма, к которой уже попривыкли.

Финал спектакля возвращает зрителя к язвительным интонациям первой части. Герои этой истории выстраиваются в ряд и героически позируют перед залом, демонстрируя с десяток дурацких футболок с надписями про «вежливых людей» и «Россию для русских». Псевдопатриотический балаган отлично рифмуется с выводом классика — на Руси жить хорошо нЕкому.

http://www.vashdosug.ru/theatre/performance/2423113/tab-reviews/review2426523/

 «Мушкетеры» МХТ им. Чехова (Москва)

Атос (Игорь Миркурбанов), Портос (Андрей Бурковский) и Арамис (Игорь Верник) мрачно смотрят на сосиску – это la bite (мужской член)  их верного друга Вадима Роже, единственное, что удалось найти на поле боя через две недели после того, как Вадим неожиданно взял отпуск и исчез из полка. Наденька, то есть Констанция Бонасье, или попросту Костя (Александра Ребенок), берет гитару и поет приехавшему из Краснодара 17-летнему армянину Диме Артаняну (Евгений Перевалов или Данил Стеклов) песню из «Иронии судьбы». Королева Ирина Петровна (Ирина Мирошниченко) клянется королю дяде Саше (Александр Семчев) последним альбомом Пугачевой, пылает страстью к юному заморскому певцу Джастину Биберу (Павел Табаков) и исполняет песню «Не отрекаются, любя» (срывая заслуженные аплодисменты).

Мушкетеры опознают погибшего товарища по татуировке La bite du Vadim (мужской член Вадима.

Кардинал дядя Витя (Виктор Вержбицкий) прячет сутану под пиджаком и напоминает о родстве священников и сотрудников спецслужб. Король дядя Саша (Александр Семчев) ревнует Ирину Петровну, которая всегда любила Валерия Леонтьева, а тут увлеклась заокеанским Бибером. Вместо алмазных подвесок она дарит ему свои глаза, чтобы потом отправиться к Ла-Маншу и утонуть в нем... И даже если рассказать, что миледи (Марина Зудина) была раньше другом мушкетеров Вадимом Роже, у которого взрывом оторвало тот самый фуй, который хоронили в начале, после чего он вынужденно превратился в женщину, которая изменила Атосу (Игорь Миркурбанов), за что была группово изнасилована прочими мушкетерами, даже если рассказать все это, не станешь абсолютным спойлером

В последнем действии, избыточном и тавтологичном, названном «Мушкетеры. 20 лет спустя», из дверей по бокам сцены то и дело выскакивает какой-то пионер и радостно пересказывает только что сыгранную сцену «для тех, кто ничего не понял». И публика так весело смеется, как будто это шутка про театр

К тому времени, когда пишущих критиков наконец пустили посмотреть спектакль, который из предпремьерных показов вырос наконец в премьеру, непишущие критики уже успели разнести по городу и миру основные положения, что от "Трех мушкетеров" Александра Дюма в спектакле практически ничего не осталось, что весь текст сочинен режиссером во время репетиций, что спектакль начинается с похорон полового члена, который называют фуем, что народная артистка Ирина Петровна Мирошниченко играет в спектакле под своим именем, ее героиня зовется королевой и влюблена в Джастина Бибера, что Констанцию Бонасье здесь зовут Костей, она одета как героиня фильма "Ирония судьбы, или С легким паром", песни из которого здесь тоже поют. Наконец, что спектакль идет без малого пять часов, с двумя антрактами и едва ли заканчивается к полуночи.

http://www.smotr.ru/2015/2015_mxat_3.htm

На мы же с вами понимаем, что судить об искусстве должно не «быдло»», а лица, исполненные особой благодати. Приобщение к ней происходит на мероприятиях, которые только формально относятся к театру, а по сути — к сфере идеологии. Кто эту идеологию принимает, тот эксперт. Всем остальным — платить и помалкивать.
80 млн задолженности обнаружил новый начальник столичной культуры в б. Театре имени Гоголя, который его предшественник отписал одному из «культовых режиссеров». «Если бы это был не государственный, а частный театр, это было бы банкротство». А так — государство оплатит.

Из интервью Льва Додина ( руководитель петербургского  МДТ,  более 20 лет заведует кафедрой режиссуры в СПГАТИ ) :

«Мне кажется, самая большая беда в сегодняшней режиссуре — это, как ни странно, закостенелость в определенных вкусовых границах, которые не поддерживаются ни культурой, ни ярким жизненным опытом, а представляют собой некую реальность, в которой все поставлено с ног на голову и уже только поэтому имеет право на существование. И мне также кажется, что и критики, и старшее поколение режиссеров, видя все это, боятся сказать, что король голый, боятся оказаться в меньшинстве, быть обвиненными в глупости и старческом брюзжании. Они как будто поддаются странному такому убеждению, что если все перевернуто с ног на голову, значит, это так надо и это что-то значит, а на самом деле это всего лишь знак полной неподготовленности и неумения. В том, что такого неумения сегодня по всей Европе становится все больше и больше, и заключается кризис театра. То, что сегодня театр высокой литературы все больше уходит в небытие и заменяется визуальными действиями, говорит о некотором нашем одичании. Потому что именно архаика была визуальна по своим проявлениям: дикарь плясал какую-то пляску перед охотой и после нее, потому что на тот момент он еще не мог самовыражаться даже с помощью рисунков, не говоря уже о письменности. И вот сейчас мы часто возвращаемся в эту архаичность, если не сказать супердикость. При этом любой сегодняшний театральный, условно говоря, «танец», который на самом деле не имеет никакого смысла, находит объяснение, потому что объяснить можно что угодно. И эта ситуация, конечно, очень сильно влияет на рост бескультурья в театре.

Раньше рядом был и очень мощный театр большой литературы, а сегодня этого театра все меньше, он уже почти и не востребован — критикой, во всяком случае. Зрителем-то он очень востребован: мы много путешествуем по миру и по России — и видим, что от мировых столиц до окраин зритель чрезвычайно остро отзывается на живой театр большой литературы. Посмотрите, что творилось в Париже на «Бесах» — девятичасовом спектакле на чужом языке. Зритель жаждет такого рода искусства, потому что оно единственное дает ему возможность коллективно чему-то сопереживать и пусть на мгновение, но выйти из своего одиночества, услышать, что кто-то страдает не меньше, чем он, потому что большая литература — это описание страданий человечества «

http://oteatre.info/lev-dodin-my-boimsya-skazat-chto-korol-to-goly/