Дверь в стене ▬ Холодная Война. ( ч.II )

Более того, желание Британии и СССР удерживать за собою "сферы" на европейском пространстве было американцам на руку, так как позволяло им уйти из Европы, не являвшейся для США приоритетной целью и теперь они могли с чистой совестью умыть руки и заняться тем, что им было нужно, а нужен им был Тихоокеанский бассейн, и с их точки зрения то обстоятельство, что обозначавшиеся в 1944 году британская и советская сферы в Европе, соприкасаясь, граничили напрямую, было им просто напросто выгодно, так как СССР и Британия, наваливаясь друг на друга, удерживали бы всю европейскую конструкцию.

Выгода была ещё и в том, что при таком положении США превращались в стороннего игрока, получающего возможность влиять на европейскую ситуацию, не имея при этом ни перед кем никаких обязательств и не вовлекаясь напрямую в европейскую "кашу".

О такой позиции можно только мечтать. Не говоря уж о том, что, "уходя от мира", американцы могли пойти навстречу господствующему в Америке желанию "общества", традиционно требующего изоляционизма. Причём в этот раз США ушли бы в самоизоляцию не с пустыми руками, а утащили бы с собою большой кусок внешнего мира в виде Тихого Океана.

И сразу после войны, несмотря на некоторые шероховатости во взаимоотношениях с СССР, всё шло как по писаному. А уж после подписания в Париже послевоенных соглашений ситуация обрела законченные и оформленные документально черты. Напомню, что произошло это 10 февраля 1947 года. В этот день в Вашингтоне наверняка вздохнули с облегчением и утёрли со лба пот. "Уф!"

И наслаждались американцы плодами заслуженной победы долго. Целых одиннадцать дней. Это и в самом деле много. Государству не часто выпадает возможность закрыть глаза, заложить за голову руки и, блаженно откинувшись на спину, предаться ничегонеделанью. А тут - отпуск в одиннадцать деньков!

А потом прозвенел телефон. И Америка недовольно завозилась. "Кто это там ещё?"

На некоторые звонки можно не отвечать, но тут ответить пришлось, так как телефон зазвонил в Государственном департаменте, а это такое учреждение, что хочешь не хочешь, а трубку снимать приходится. Так вот её и сняли. Было это 21 февраля 1947 года. Была пятница. Время было послеобеденное, как раз такое, когда госслужащие, даже если они работают на Госдеп, думают не о работе, а о том, как они через пару часов будут на лужайке барбекю жарить и пиво на лёд ставить.

Ну и вот, продолжая мысленно вдыхать аппетитные запахи, в Госдепе подняли телефонную трубку и поинтересовались кто и за каким чёртом их беспокоит. Оказалось, что беспокоит их личный секретарь британского посла в Вашингтоне, интересующийся как бы ему организовать немедленную встречу Посла Его Величества с Госсекретарём Соединённых Штатов. "А до понедельника что, подождать никак нельзя?" - с неудовольствием поинтересовались в Государственном департаменте. "Нет, - с чисто британской невозмутимостью ответствовал посольский секретарь, - до понедельника никак." "Ждите" - сказали в Госдепе, бросили трубку на стол и пошли "наверх".

Госсекретарь Джордж Маршалл, ровно за месяц до того переквалифицировавшийся из генералов в госсекретари, в здании отсутствовал, так как после обеда отбыл в Принстон, где должен был на следующий день получить в торжественной обстановке почётную докторскую степень, не всё же Черчиллям мантии давать с чёрной шапочкой, за главного оставался заместитель госсекретаря Дин Ачесон, который сказал, что пусть британская сторона сперва изложит суть вопроса. 

Британская сторона сказала, что суть вопроса связана с Грецией и Турцией. Дин Ачесон сказал, что госсекретаря на месте нет, что он, Ачесон, занят и что если у британской стороны случился такой уж нетерпёж, то пусть первый секретарь Британского посольства встретится с главами Ближневосточного и Европейского отделов Госдепартамента и изложит им обстоятельства не терпящего отлагательств дела, буде же это британскую сторону не устраивает, то пусть ждут до понедельника, а больше он ничем им помочь не может. "Ладно, - сказали флегматичные англичане, - секретаря, так секретаря. Сейчас пришлём, ждите."

И они прислали Первого Секретаря Британского Посольства мистера Сичела, чьё простое и имеющее своим происхождением старонемецкий имя (Sichel) означало - "серп". Без молота. Мистер Сичел под мышкой держал папочку, а в ней находились две ноты. Принять его должны были директор департамента по Ближнему Востоку и Африке Лой Хендерсон и заместитель директора департамента по европейским делам Джон Хикерсон.

Хикерсон заявил, что у него важная встреча, отменить которую он не в силах, а потому и принять мистера Сичела он не сможет, а Хендерсон сказал, что он британского секретаря примет, конечно, но тому придётся немного подождать и сохранявший невозмутимость мистер Сичел прождал в приёмной сорок пять минут, после чего его пригласили в кабинет, где он, раскланявшись с Хендерсоном, открыл папочку, достал оттуда свои ноты и положил их на стол. Хендерсон взял ту, что лежала сверху, пробежал по ней глазами, прокашлялся, уселся поудобнее, вчитался повнимательнее и поднял глаза на Сичела. Про уикэнд и барбекю он забыл сразу. Как и про вверенные его попечению страны Ближнего Востока и чёрной Африки.

В ноте говорилось, что ситуация в Греции близка к катастрофе, что экономика достигла состояния коллапса, что греческая армия деморализована и находится на волоске от поражения в борьбе с поддерживаемыми извне партизанами, что если прекратить финансовую поддержку Греции, то там немедленно начнётся общенациональный голод и вытекающий из него политический кризис, который закончится непредсказуемыми последствиями.

Такова была преамбула, после перечисления уже имевших место и могущих случиться в будущем греческих неприятностей английская сторона с сожалением извещала высокую американскую сторону, что Британия больше не в состоянии выполнять принятых на себя обязательств в отношении Греции и что после 31-го марта 1947 года она прекращает оцениваемую в примерно 280 млн. долларов финансовую, экономическую и военную помощь греческому правительству. Также Правительство Его Величества выражает надежду, что бремя, которое до сих пор несла Великобритания, будет облегчено Правительством Соединённых Штатов, которое изыщет возможность по оказанию помощи Греции хотя бы в самых необходимых для выживания государства пределах. Вторая нота содержала менее драматическое описание ситуации в Турции. 

Через полчаса об уикэнде забыл весь Государственный департамент. 

В английской ноте речь шла о Греции, но поскольку работающие в Госдепе люди ничуть не глупее служащих Форин Оффиса, то они сразу же поняли значение немногих скупых фраз с дипломатическими изысками скрывающих основной смысл послания. Лист бумаги, лёгший на стол директора департамента стран Ближнего Востока и Африки, в реальности был актом капитуляции. 

Нотой о положении в Греции Британская Империя извещала Соединённые Штаты о конце Pax Britannica.

Выбор был далеко не так прост и очевиден, как может показаться. Кроме того оказывать поддержку СССР англичанам было бы гораздо легче, для этого им нужно было постепенно уступать советскому давлению в Европе, сдувать шарик, не позволяя ему лопнуть или другими словами проводить ту же политику, которую проводили в преддверии Второй Мировой французы в отношении Германии.

Между прочим, послевоенное усиление СССР означало и автоматическое усиление американцами Англии, вроде бы выгода налицо, но в дальней перспективе это означало, что в будущем и вполне реальном конфликте с СССР США начнут с того, что пустят в ход "английский меч". Козе такой баян был совершенно ни к чему.

Ставка же на США помимо всего прочего была трудна потому, что США вовсе не стремились к тому, чтобы их поддерживали и Англии для того, чтобы поддержка была принята, перво наперво следовало не позволить американцам уйти в изоляцию, "втянуться в раковину".

И затеянная англичанами "греческая игра" была в высшей степени рискованной, так как Англия не знала насколько высок болевой порог Америки. Не угадай англичане и американцы вполне могли сказать что-то вроде: "Что? Грецию бросаете? Да и хер с ней, с Грецией. Если нам понадобится Парфенон, мы себе в Лас-Вегасе свой построим, в два раза выше. Да и Эгейское море нам ни к чему, у нас океан есть, нам его обустраивать надо."

США не только не стремились в Европу, но наоборот, они усматривали прямую выгоду в том, что послевоенная картинка там выстраивалась как упёршиеся лбами СССР и Великобритания. "Бараны."

И теперь англичанам следовало убедить американцев стать одним из этих баранов. И убедить очень быстро, до того, как расплавленный войной мир начнёт "схватываться", застывать. И англичане угадали, их ход заставил американцев задуматься и решиться. 

Раскинув мозгами США решили, что если предоставить Европу её печальной судьбе сейчас, то через некоторое время "сила вещей" неминуемо заставит их опять, как в 1917 и 1944 высаживаться на пляжи "старушки" в силе, славе и блеске, но только в будущем такая попытка будет сопряжена с гораздо большими трудностями и куда большей концентрацией усилий, чем в двух минувших мировых войнах.

Взвесив все "за" и "против" американцы решились и, отнеся уже поднесённый ко рту лакомый тихоокеанский кусок, вздохнули и принялись засучивать рукава. Масштаб того, что предстояло сделать они представляли с самого начала.

Для дилетантского взгляда извне проблема заключалась в том, что с уходом англичан рушился возводимый ими на протяжении минимум сотни лет барьер из Греции-Турции-Ирана, "сдерживавший" прорыв России на юго-запад.

Эта задача решалась, вообще-то, без особых усилий, если учесть, что Сталин, торгуясь с Черчиллем, разменял Грецию на Румынию и СССР сам в Грецию и не лез, ограничиваясь всё больше пропагандой и теперь американцам достаточно было не допустить создания там вакуума силы после ухода англичан с тем, чтобы СССР не втянуло в Грецию помимо его воли. Эта проблема проблемой, собственно, не была и решалась она американцами попутно, как "текучка". 

Главная, "дьявольская" трудность задачи заключалась в том, что если вы брались спасать Европу, то ограничиться Грецией и Турцией вы просто напросто не могли. Это так же, как если вам нужно надуть воздушный шарик, то вы не можете надувать какую-то часть его, вы либо надуваете весь шарик, либо вы не надуваете его вообще. Выбор за вами.

Американцы выбор сделали и теперь им предстояло надувать всю Европу. И это при том, что они уже второй год надували Японию, а ведь Европа это не Япония. Не у каждого такие лёгкие имеются, чтоб дуть в Европу через соломинку. США, сомневаясь очевидно в конечном итоге, на встречах с советскими представителями несколько раз поднимали вопрос о "совместной ответственности" за будущее Европы, но СССР был твёрд, он не испытывал ни малейшего желания спасать Европу и на это было сразу несколько причин.

Первая и основная - России предлагалось бросить спасательный круг историческому врагу. Для читателей умом не сложных и по этой причине относящихся к жизни с той или иной степенью не всегда оправданной восторженности замечу, что ровно то же обстоятельство, наполненное ровно тем же смыслом верно и для другой стороны.

И если завтра у называющей себя Россией РФ возникнут проблемы масштабом хотя бы приблизительно такие, перед лицом которых стояла в 1947 году Европа, и если США предложат ЕС оказать РФ помощь, "разделив ответственность" за будущее России на двоих, то европейцы ответят на это заманчивое предложение точно так же, как отвечал американцам Молотов: "Вам нужно, вы и спасайте."

А между тем речь будет идти о судьбе не России, а РФ, поскольку вопрос о судьбах России мы все уже проехали в далёком 1991 году. Достославном.

Ну и вот, если мы пробежим по временной цепочке назад, до 1947 года, то положение со стороны СССР при взгляде на запад виделось так - чем хуже (для Западной Европы), тем лучше. Не только сживался со свету и всемерно ослаблялся исторический конкурент, но и чем хуже у него обстояли дела, тем больше шансов прорваться к власти получали участвовавшие в демократическом процессе коммунистические партии подразумеваемых стран.

Кроме того СССР получал ещё и ту выгоду, что США, тащившим из болота японского крокодила, теперь пришлось бы тащить оттуда же ещё и европейского бегемота, а потому и сил на "противостояние" с СССР у них должно было оставаться меньше. "Замечательно!"

Кремлёвский взгляд на тогдашнюю реальность и возникающие при этом планы отличались исключительной ясностью и подкупающей простотой, традиционно входящей в число главных русских ценностей. Жизнь, правда, учит нас, нерадивых, что простота имеет обыкновение превращаться из достоинства в нечто худшее даже и воровства, но в данном случае к простоте прилагалась Восточная Европа, так что о чём тут говорить. Взяли план и синим карандашом на полях - "Увтерждаю."

А у американцев, которые, может быть и рады были бы "по-простому" по-простому не получалось. У них всё выходило очень сложно. Холодная Война начиналась не как борьба "хорошего" с "плохим", а как борьба "простого" и "сложного". Изначальные ставки делались на простоту поставленных задач и простоту решений с одной стороны и на сложность с теряющимися в тумане результатами с другой.

Ну вот такой пример - сразу после войны положение в Европе вроде бы стало выправляться, в 1946 году промышленное производство во Франции, Бельгии и Нидерландах достигло 85% от предвоенного, в Италии - 60%, в Англии оно почти вернулось к довоенному уровню.

То же самое было и с сельским хозяйством, положение было не блестящим, но, скажем так, терпимым. А потом случилась зима с 46 на 47 год. Зима небывалая.

Например, в Англии это была самая холодная зима за предшествующие 80 лет, почти за столетие. И эта зима наложилась на послевоенную разруху и на выходе получилось очень плохо. Антисоветчики очень любят вспоминать о послевоенном голоде в СССР, полагая, что голод этот приключился по причине своеобычного "головотяпства большевиков", а между тем большевики тут были ни при чём, голод был везде, от Лондона и до Токио.

И золотые запасы там, где они ещё сохранились, были истрачены на закупки жратвы, а на закупку сырья для функционирования промышленности денег ни у кого не осталось, так как следовало ещё и поднимать разрушенное войной народное хозяйство. "Крыша над головой" и всё такое. И в эту образованную несчастливыми обстоятельствами воронку затянуло всех. И везде.

И США волею тех же обстоятельств, или волею судьбы, назовите как хотите, оказались в положении "острова спасения". У них была прекрасная погода и, как следствие, отличный урожай. У них вовсю работала промышленность - после войны США производили более половины промышленной продукции мира и, last but not least, у США были доллары, а у остального мира долларов не было.

А купить что-то можно было главным образом у Америки, как хлеб, так и поточные линии, а Америке рупии, рубли и злотые были не нужны, зачем они ей, когда даже и англичане могли своими фунтами стены оклеивать, а потому, если у вас не было золота, а его нигде не было, война же только что закончилась, а вы хотели что-то купить, то у вас возникала неотложная нужда в долларах и вы попадали в долговую яму.

К июню 1947 года дефицит в торговом обмене между Европой и США достиг МИЛЛИАРДА долларов в месяц в пользу Америки. Месяц - миллиард, месяц - миллиард. По логике просто мыслящих патриотов России Америка очутилась в раю. Ей теперь ничего не нужно было делать, кроме как длить такое положение сколь возможно долго. "Месяц - миллиард, месяц - миллиард." По тем временам суммы выходят просто умопомрачительные. "Мечта пиндоса." Можно лежать на печи и ничего не делать.

Но тут из строящейся пирамиды мира англичане вытащили кирпичик под названием Греция и вся конструкция затрещала и накренилась, а англичане сказали - "мы устали, держать больше сил нет ну никаких, хотите - подхватывайте, не хотите - не надо, а мы пойдём под кустик, полежим, чёрт с ней, со стройкой, передайте фараону наше с кисточкой." И американцы почесали в затылке и принялись совать кирпич на место. Пирамида же, вы чего.

США посчитали, что если в мире разразится катастрофа, а к этому всё в начале 1947 года и шло, то внешним миром дело не ограничится. Катастрофа для всех означала катастрофу и для них.

Миллиард долларов означал миллиард долларов до катастрофы, а после катастрофы миллиард долларов миллиардом долларов быть переставал. США очень хорошо выучили урок, преподанный им после Первой Мировой. Переживать то же самое по новой они не захотели. И если они хотели, чтобы миллиард долларов оставался миллиардом долларов, то им следовало выстроить мир, в котором этот миллиард долларов будет означать именно то, что он означает. 

21 февраля 1947 года Великобритания поставила США перед фактом - место удерживающего мир вакантно.

Запрягали США недолго, всего 19 дней, а потом взяли с места в карьер.

На кону стоял мир.

12 марта 1947 года президент Труман выступил с обращением к Конгрессу по поводу "греческого кризиса". На свет появилoсь то, что в дальнейшем получило название "доктрина Трумана".

И Англия, прежде чем уйти, предъявила чрезвычайно убедительные свидетельства того, что у неё нет больше сил держать, сдерживать, удерживать или, наоборот, поддерживать кого бы то ни было. По красочному выражению историка Англия была похожа на солдата, раненного в битве и теперь, когда битва уже позади, истекающего кровью.

В 1947 году Англии не было нужды что-нибудь придумывать или приукрашивать свои беды, за месяц до явления мистера Сичела Государственному департаменту Соединённых Штатов, января 25-го, одна тысяча девятьсот сорок седьмого года от рождества Христова на Англию нахлынула волна небывалого холода. Бороться со стихией, с тем, что сами англичане называют Act of God у Англии не было никаких возможностей.

Ещё до наступления арктических холодов в стране ощущалась нехватка угля, что повлекло за собою закрытие ряда преприятий. Закупить дополнительное количество уголька за рубежом не представлялось возможным, так как у Англии не было денег, не было долларов. Выпрошенный (в самом буквальном смысле выпрошенный) у США и Канады кредит в более чем 5 млрд. долларов, который планировали пустить на "инвестиции", был за предыдущий год благополучно пропущен через пищеварительный тракт подданных Его Величества, а то, что не проедено, было опять же в самом буквальном смысле выпущено в трубу. Каминную. 

Правительство Великобритании вынуждено было более чем вдвое срезать лимит на выделяемый предприятиям уголь. И полбеды если бы только этим дело и ограничилось. Но беспощадная реальность заставила снизить нормы выдаваемых по карточкам продуктов и допольнительно ввести отсутствовавшие во время войны карточки на хлеб и картошку.

По причине нехватки угля в Англии останавливался транспорт, а по причине холодов погибли озимые и уже в конце января стало ясно, что и летом кормить население будет нечем. К 7 февраля 1947 года количество прекративших работу заводов перевалило за пятьдесят процентов. То, что угля не хватало, привело к тому, что перестали работать электростанции, и, как следствие, была прекращена подача электроэнергии на промышленные предприятия, а в жилые дома электричество подавалось пять часов в день.

И это при небывалых холодах. В дополнение к уже имевшимся безработным на улице оказалось ещё пять миллионов человек. Замечу, что при всём при этом англичане умудрялись ещё и подкармливать голодающих немцев в своей зоне оккупации.

Всё это было реальностью, данной в ощущениях самим англичанам, что придавало убедительности их желанию сложить с себя тяжесть мира.

Но серьёзное государство, берущееся серьёзно играть, играет всем, что есть в его распоряжении, в том числе и своими трудностями. Озвучив своё желание "уйти", Англия перечислением своих бед давала возможность уже администрации Трумана быть убедительной в своих попытках "продать" американскому общественному мнению необходимость вмешательства в европейские дела. "Если не мы, то кто же?" И выходило, что и в самом деле - некому. Англии-то и в самом деле приходилось, мягко говоря, несладко. 

Однако общественному мнению было невдомёк, что во всём этом кроется элемент лукавства - англичане ведь не сказали "помогите, пособите нам держать мир, дайте нам денег, поддержите нас, дайте передохнуть", нет, они искали не передышки, а хотели они выскользнуть из под европейской тяжести и переложить её на США. 

Ссылаясь на свою слабость и немощь они отказывались держать всю Европу, но при этом они не отдавали свою часть оккупированной Германии. Бросая Европу, они не бросали Юго-Восточную Азию, они не бросали свои владения в южной части Тихого Океана, они не бросали Ближний Восток, они не бросали Африку и они не бросали Кипр, Мальту и Гибралтар.

Фактически Англия шантажировала Америку тем, что если она из Европы уйдёт, то следствием этого будет воцарившийся хаос, незбежный тем более, что отгородившийся от Западной Европы СССР демонстрировал явное равнодушие к судьбе европейцев. 

В этом месте мы можем рассмотреть ещё один пример неоднозначности того или иного элемента игры, в силу сложности недоступного воображению как отдельных людей, так и собираемому из отдельных умов массовому сознанию.

Мы уже несколько раз убеждались в том, что атомная бомба позволила американцам решить массу проблем, причём далеко не все из них были проблемами военными, значение Бомбы как оружия политического далеко превосходит её в качестве оружия как оружия чисто военного. Но Бомба интересна тем, что она позволяет решать проблемы отнюдь не одного лишь государства, ею обладающего.

Никто не понимает (во всяком случае никто этого вслух не произносит), что Бомба, имевшаяся у американцев, была на руку и Сталину. И было так в силу очень популярного не только сегодня, но и сразу после войны мнения, что надо было, мол, не останавливаться на достигнутом, а продолжать наступление и смести "проклятых англо-саксов" в Атлантику. 

Возможность подобного развития событий наверняка рассматривалась обеими сторонами и кого кого, а Сталина она в восторг отнюдь не приводила. Как заметил классик русский человек любит быструю езду, но вот задумываться и строить планы русский человек не любит, и это понятно, расчётливость мешает наслаждаться свистом ветра в ушах.

Однако Сталину, государство возглавлявшему, хочешь не хочешь, а планировать приходилось. И если бравому танкисту хотелось домчать до Ла-Манша, выпить стакан спирту и завалиться спать, а там хоть трава не расти, то товарищу Сталину приходилось думать обо всём на свете и думать не только за себя, но и за тех парней, и про рост травы ему приходилось думать тоже. Должность у него такая была.

Так вот Сталин понимал то, чего не понимают очень многие люди даже и сегодня. Понимал он вот что - продолжать воевать можно было, как можно было и доразрушить Европу до конца, но что было делать дальше? Кто должен был Европу восстанавливать и кормить? Пушкин? Откуда было взять деньги, чтобы восстановить европейскую индустрию, которая была куда больше индустрии СССР? Кто должен был кормить жителей разорённой Европы, каковых толерантных европейцев уже тогда насчитывалось гораздо больше, чем советских людей, умиравших после войны от голода? И чем бы их кормили бравые танкисты, домчавшие до Кале?

Повторюсь, что никто из охваченных эйфорией победы советских людей не думал об этом тогда, как никто из перерожденцев, бывших когда-то советскими людьми и ныне откликающихся на обращение "дорогие россияне", не хочет думать даже и сегодня.

Но во главе СССР стоял человек, который обо всём об этом думал и ему Хиросима с Нагасаки пришлись очень кстати, так как позволяли охладить горячие головы, имевшиеся не только в армии, но и в политическом руководстве.

Для обычного ума государственный расчёт это что-то туманное, а вот изображённая средствами социалистического реализма "ядерная дубинка" очень понятна и в высшей степени доходчива.

И именно вокруг этого и водились послевоенные хороводы. Кто будет Европу "держать". Кто её будет восстанавливать. Кто будет её кормить. Кто будет её ужинать. И кто её будет танцевать.

5 марта 1946 года - черчиллевская речь, в США получившая известность скорее скандальную, что выразилось не только в газетных отповедях, но и в раздражении официальной Америки, нашедшем выход в том, что на проводы Черчилля после завершения его визита не явился заместитель госсекретаря Дин Ачесон, который должен был там присутствовать по протоколу, чем американской стороной был понижен уровень визита бывшего британского премьера.

10 февраля 1947 года - завершение Парижской Конференции, подведшей черту под результатами Второй Мировой в Европе.

21 февраля 1947 года - англичане покатили свой камушек, дав знать американцам, что они уходят из Греции и Турции, создавая там вакуум силы и нарушая тем самым хрупкое равновесие, сложенное титаническими усилиями всех заинтересованных сторон всего за десять дней (!) до этого.

И, наконец, 12 марта 1947 года - выступление президента Трумана перед совместным заседанием обеих палат Конгресса. Историческое значение этой речи задним числом признаётся равным посланию Вудро Вильсона Конгрессу 2 апреля 1917 года, в котором Вильсон призвал Конгресс декларировать состояние войны между СаСШ и Германской Империей.

И такое "вздыбливание" темы понятно, так как в обоих случаях речь шла о выходе США из изоляции и вмешательстве в европейские "дела", причём в 1947 году было ясно, что дело одной лишь Европой не ограничится из чего плавно вытекало "задач и планов громадьё". 

Про долгое запрягание и быструю езду мы все слышали неоднократно, однако в данном случае на "запрягать" американцы потратили 19 дней. Обычному человеку с улицы невозможно представить себе что это такое - выработать политику государства менее чем за три недели.

Для людей же, о предмете имеющих хоть мало мальские представления понятно, что это граничит с фантастикой. США казалось, что они извлекли из войны всё, что можно, да даже и больше, они сложили конфигурацию мира в порядок, который их более или менее устраивал, они даже были готовы к возможным неожиданностям, но тут вдруг всё оказалось скомканным в одночасье и теперь им предстояло мало того, что начинать с чистого листа, но им нужно было за 19 дней сделать то, на что обычно уходят годы.

Кроме того, событий было так много и они были завязаны в столь тугой узел, что от создаваемой на перспективу политики требовалось быть не только универсальной, но она ещё должна была решать задачи как внешние, так и внутренние, причём решать не последовательно, а параллельно. 

И такое политическое чудо-юдо было создано, и было оно создано за считанные дни, то ли умеют в Америке находить нужных людей в нужный момент, то ли такие люди там сами находятся, не знаю, но только нашлись они и в этот раз.

В русскоязычной историографии традиционно считается, что яркого и харизматичного Рузвельта сменила тусклая и серая трумановская администрация и это несмотря на то, что в ней работали люди калибра Маршалла, Ачесона и Кеннана. Также не осознаётся то, что вторая половина сороковых для Америки была ничуть не легче половины первой, просто усилия государства перешли из одной плоскости в другую, обществу хуже видную. И куда менее понятную.

Смотрите - после войны США фактически предложили СССР проект "совместного владения" Европой. Из этого вытекало противостояние не военное, а политическое, противостояние не на уровне "блоков", которые до того назывались "коалициями", а на уровне соперничества внутри политических партий европейских государств.

СССР не согласился и его можно понять. Во-первых, в Кремле наверняка сознавали, что соперничать в изощрённой политической игре, да ещё не где-нибудь в Монголии, а в Европе, Россия ещё не готова, а, во-вторых, буфер из восточно-европейских государств был тем понятнее, нагляднее и насущнее, что ведь только за первую половину ХХ века милые европейцы, пользуясь отсутствием забора, дважды захаживали к русским в гости и результаты этих визитов известны каждому школьнику. 

Кроме того, в Кремле полагали (и небезносновательно), что сегодня американцы думают так, а завтра они начнут думать другое и по-другому, а забор, между тем, всегда остаётся забором, его не только руками потрогать можно, но за ним в случае чего и отсидишься. Поэтому Сталин, придерживая Восточную Европу и демонстрируя нежелание её отдавать, попросил у США денежный заём. Сама по себе эта просьба была демонстрацией миролюбия, так как если вас связывают денежные отношения, то вам как-то не до войны. 

Обозначая послевоенные "сферы влияния", СССР также как бы показывал, что он с пониманием относится к желанию американцев удержать за собою Японию, Австралию и далее по списку. "Но и вы должны с пониманием отнестись к нашему желанию насчёт восточноевропейцев."

И надо сказать, что если учесть дальнейшую судьбу Польши и Чехословакии, то США к этому отнеслись вполне себе с пониманием. До тех пор, пока речь шла исключительно о Европе, они готовы были в своём понимании зайти даже и дальше.

Они исходили из того, что если даже СССР не захочет участвовать в "европейском проекте" по-американски, то у США в их комфортабельном американском автомобиле есть предусмотрительно вмонтированная воздушная подушка под названием Британия. "Хотите раздела Европы? Да и чёрт с ней и чёрт с разделом." Переводя эту фразу на американский язык мы получаем - "Хотите раздела Европы? Да и Англия с ней и Англия с разделом!"

Американцам так даже и выгоднее получалось.

Проблема географически располагалась не так в самой Европе, как южнее, в "подбрюшье". Чтобы обезопаситься, СССР кроме Восточной Европы нужны были пресловутые "проливы", желательно "присутствие" в Средиземноморье и не менее желательно "присутствие" в Иране и Афганистане.

И вот здесь американцы были уже куда менее уступчивы, так как в случае "обострения международной обстановки" они теряли возможность "демонстрации силы" по отношению к СССР.

В 1946 году СССР, послевоенный, сильный и гордый, заявил, что Турция, маленькая и слабая Турция, не может в одиночку нести ответственность за "проливы" и ей следует помочь. СССР предложил Турции заключить договор, по которому безопасность "Босфора" будет обеспечиваться совместно Турцией и СССР, а чтобы турки стали посговорчивее, СССР увеличил военную группировку в Закавказье. 

Американцы по дипломатическим каналам поспешно дали знать туркам, чтобы они держались твёрдо, а сами проделали следующий финт: они отправили в Турцию с визитом тот самый линкор "Миссури", на котором подписывался акт капитуляции Японии.

К любому визиту нужен какой никакой, но предлог и США такой предлог нашли. В 1944 году в Америке умер турецкий посол Мунир Эртегюн, дипломат и космополит, успевший до того, как попасть в США, послужить Турции на дипломатическом поприще в Швейцарии, Франции и Англии. И вот в апреле 1946-го тело умершего за два года до этого дипломата извлекли из могилы и отправили в Турцию "для торжественного захоронения на родине". Ну, а чтобы с прахом умершего по дороге чего не случилось, гроб отправили линкором. "А что тут такого? Все так делают, тунисские пираты, знаете ли..." И таким вот макаром тело усопшего доставили прямиком в Стамбул.

Все знают, что товарищ Сталин любил пошутить, знал об этом и Гарри Труман, решивший, видать, показать, что и он человек весёлый. А уж оказавшись по такой уважительной причине в Турции линкор "Миссури" развлек заодно почтенную и не очень турецкую публику, походив "проливами" туда обратно. 

(Посол Эртегюн славен в истории не так собою, как сыном по имени Ахмет Эртегюн. После смерти отца Ахмет, в отличие от отбывшей в Турцию семьи, остался в США. Покинуть Америку ему было трудно не так потому, что он там учился, как по причине бескорыстной любви к танцовщицам расцветшего в те годы буйным цветом бурлеска. Вот к таким:
 

Познакомившись с мирком исполнительниц экзотических танцев, Ахмет поневоле познакомился и с аккомпанировавшими танцовщицам музыкантами, а через них он попал в мир джаза, который показался ему куда экзотичнее танца живота. И джаз и джазисты произвели на нашего турка столь сильное впечатление, что любовь хоть и осталась любовью, но вот бескорыстие куда-то делось.

Молодой и бесшабашный до того Эртегюн занял у оказывавшего их дипломатическому семейству зубодёрные услуги дантиста немного денег и основал ставшую известной всему миру фирму Atlantic Records. 

Добрые дела не остаются, как известно, безнаказанными. Атлантик Рекордс являются в этом смысле исключением, подтверждающим правило, фирма, где записывались такие небезызвестные люди как Арт Пеппер, Шелли Манн, Джо Тёрнер, Эрролл Гарнер, Диззи Гиллеспи, Сара Вон, Билли Тэйлор, Сидней Беше, Джанго Рейнхардт, Эрл Хайнс, Бобби Шорт и много, много других людей, чьи имена ласкают слух любителей джаза всего мира, оказалась чуть ли не единственной, смогшей хоть как-то противостоять в начале шестидесятых нашествию английских исполнителей рок музыки во время так называемого british invasion.

Долг оказался красен платежом и за красивые похороны папы Ахмед расплатился с Америкой и за себя, и за всех турков, даже и за тех, кто ни в Америке не бывал, ни джаза не слушал.

Как-то мне заметили, что история делается очень небольшим числом людей и это наблюдение - очень меткое наблюдение. История делается теми, кого история любит, и, как выясняется, помимо всего прочего она бросает свой благосклонный взгляд на тех, кто любит хорошую музыку.).

Причина же, по которой США не захотели отдавать СССР черноморские проливы, была гораздо менее романтична.

Если разместить в восточном Средиземноморье парочку авианосцев, то вы получите возможность угрожать всему югу европейской части России и противопоставить этому Россия ничего не сможет, уж в сороковых годах прошлого столетия она совершенно точно ничего бы не смогла с этим поделать. 

Иметь флот - великое дело. Одна только "демонстрация флага" чего стоит.

Пользуясь "расплавленным" горячей войной состоянием мира, державы занялись прикидочным переделом, обозначая пока ещё начерно конфигурацию будущей Игры, которая должна была прийти на смену той проваливавшейся в прошлое фазы вечной войны, которую мы по привычке называем Вторая Мировая. 

Выглядело это примерно так: США "складывали" внутреннее положение в Китае образом, который позволил бы им использовать Китай против СССР, СССР в свою очередь старался "построить" Китай, который можно было бы направить против США, сам Китай старался столкнуть интересы США и СССР внутри себя самого так, чтобы вызвать конфронтацию между США и СССР,

США старались "отжать" Юго-Восточную Азию, Океанию, Полинезию и прочие Австралии у ослабленных войной англо-французов, а в Европе американцы пытались не допустить нового объединения европейцев, в каковом благородном намерении они имели союзников в лице русских и англичан, на глазах перестающих быть союзниками как американцам, так и друг другу в других частях света, но при этом даже и в Европе, где их интересы совпадали, "союзники" старались переложить тяжесть "держания" уворованной некогда Зевсом юной красавицы, несколько, правда, с тех пор подурневшей и набравшей лишний вес с себя на кого-нибудь другого.

И ровно то же самое происходило по всему нашему голубому шарику. "Клубок противоречий."

Как учили некогда в СССР - "клубок межимпериалистических противоречий", хотя по сути эта формулировка была полной бессмыслицей, так как наличие такого клубка явление объективное и от социального устройства государств оно зависит ровно в той же степени, в какой социальность определяет войну двух муравейников.

К сожалению, со старыми взглядами нам приходится считаться, поскольку они до сих пор популярны на постсоветском пространстве, где продолжают делить государства на "дружественные" и "враждебные", не понимая, что государство всегда враждебно другому государству и близость идеологии (в тех случаях, когда она наличествует, конечно) не играет ни малейшей роли, дружественно настроенным (это настроение можно улучшить, можно ухудшить, а можно и вообще испортить безвозвратно) может быть народ, но любой народ живёт в государстве, а оно не только враг всем другим государствам, но оно ещё и у обитающего в нём народа создаёт настроение. Какое захочет, такое и создаст. Захочет - народ возрадуется, а захочет - и зальётся народ горючими слезами. Так и живём-можем, шагаем по жизни, то смеясь, то плача. Диалектика. 

И смысл этого мудрёного слова, начинающегося с ясного и простого dia, доступен не всем, как не понятно даже и интересующимся рассматриваемым нами вопросом то, что для распутывания клубка нужен Тесей. 

Вот клубок, а вот - Тесей. А вот - Лабиринт. А вот - Минотавр. И ещё Ариадна где-то там сидит, пригорюнившись, слёзы льёт о тяжкой женской доле, но Тесею сейчас не до баб, у Тесея - цель. А в руках у него ариаднина нить, а на боку у него - меч.

И возникает у Тесея искушение рубануть по клубочку разом и не мучиться. Но в таком случае до Минотавра дойдёшь вряд ли, скорее уж он сам до тебя дойдёт. А если даже и дойдёшь и с чудищем справишься, то из Лабиринта без нитки точно не выйдешь. А там ведь тебя ждут, тебе и клубочек для того смотали, чтобы ты, дурак, оттуда выбрался. Вот и терпит терпила, матюкается шёпотом, но клубочек не рубит, а разматывает его, распутывает. Учится Тесей быть спокойным и упрямым, хочется ему получить от жизни радости скупую телеграмму. Развернёшь её, а там - жду зпт люблю зпт целую зпт твоя ариадна тэчэка.

Так вот государству США нужен был такой вот Тесей. В политическом, конечно, смысле, не подумайте плохого. Нужна была не отдельно нога, не отдельно рука, не отдельно желудок и не отдельно меч, а нужно было нечто целое, которое пойдёт по Лабиринту, мотая нитку. И если этого не понять, то непонятным выходит вообще всё.

А оно и выходит непонятным, поскольку люди даже и сегодня, через шестьдесят пять лет, видят не Тесея, видят не целое, а видят по отдельности - "члены". 

Видят "Доктрину Трумана", видят "План Маршалла", видят Бернарда Баруха и ооновскую "Комиссию по атомной энергии", видят "Берлинский кризис", видят "НАТО", как видят и ещё много разных других имён и аббревиатур, но при этом видят всё это как нечто отдельное и самостоятельное, как что-то вроде бегающей руки из фильма The Addams Family, а ведь всё перечисленное, как и многое другое в перечисление не вошедшее - это части единого целого. Причём части, сработанные со всем доступным сверхдержаве тщанием. А потом собранные в единый политический организм.

И гомункулус, который всего за год, другой вырос в хьюмангуса, был создан темпами стахановскими, менее чем за три недели. И появившаяся в реторте крошка сразу же захватила инициативу. А инициатива это очень, очень важно. Захватив инициативу, вы начинаете играть белыми, вы бросаете вызов, на который отвечает противник.

И противник может ответить удачно или неудачно, но как чужая неудача, так и чужая удача в глубинной сути не очень важны, важно то, что вы, даже ещё не сделав хода, первым берётесь за фигуру, задавая тем самым контекст игры, вы определяете направление русла, по которому хлынет поток событий.

В разыгрываемой Историей шахматной партии чёрные выиграть могут, как могут и проиграть, но это будет выигрыш или проигрыш партии, одной, двух, неважно сколь многих, сколько бы чёрные ни проиграли и сколько бы они ни выиграли, они заранее обречены на поражение, турнир всегда выигрывается белыми. 

Борясь между собою, государства борются ещё и за право сделать первый ход, они не хотят отвечать на чужие вызовы, они хотят, чтобы чужим был только ответ.