Интеллектуал из XVIII столетия

6 (17) августа 1769 года ушел из жизни великий русский стихотворец-новатор Василий Кириллович Тредиаковский.

Его судьба стала трагическим образцом биографии интеллектуала в обществе переходного типа. Его стихотворные опыты были настолько смелыми и дерзкими, что он прослыл графоманом и поэтическим неудачником. Посвятивший себя российскому просвещению и реформированию русской литературы, он умер униженным, практически нищим и полузабытым писателем.

«Ненавидимый в лице, презираемый в словах, уничтожаемый в делах, осуждаемый в искусстве, прободаемый сатирическими рогами, изображаемый чудовищем, еще и во нравах (что сего бессовестнее?) оглашаемый... всеконечно уже изнемог я в силах к бодрствованию: чего ради и настала мне нужда уединиться...» — с горечью писал Тредиаковский, прося об отставке и назначении пенсии.

Высоко ценил Тредиаковского Пушкин: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел в русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков». Между тем, здесь оценки Пушкина опережают свое время: подлинное признание придет к Василию Кирилловичу лишь в XX веке — усилиями филологов-знатоков XVIII столетия.

Тредиаковский — автор первого поэтического сборника в русской литературе (приложение к роману «Езда в остров любви»). Именно он обосновал силлабо-тоническую систему стихосложения и вместе с Ломоносовым развил её до логической полноты (это классическая система стихосложения, в которой написана вся русская классическая поэзия — от Ломоносова до Блока, держащаяся на ямбах, хореях, анапестах, амфибрахиях и дактилях). Именно Тредиаковский придумал «русский гекзаметр» — поэтический размер, которым переведены впоследствии поэмы Гомера.

Стиль Тредиаковского — тяжелый, как бы косноязычный, многословный и неуклюжий. Это стиль поиска, созидания новых форм и выдумывания новых идей. Вот как выглядели стихи Тредиаковского до проведенной им реформы стихосложения (написано в силлабической системе):

Бой у черного с белым,
У сухого есть с влажным.
Младое? потом спелым,
Бывает легко важным,
Низким — высоко.

Не больше есть дня ночи,
Ни ночи есть дня больше;
Сила? ан и нет мочи.
Жизнь? но не ста лет дольше.
В чести упадок!

То стоит, то восходит,
Сие тут пребывает;
Глядишь, другое сходит,
Иное пропадает
В ничто глубоко!

Словом, нет и не будет
Ничего, кроме бога
(Который не избудет,
Ни милость его многа),
Что б было вечно.

(из «Оды о непостоянстве мира»).

А вот Тредиаковский силлабо-тонический:

Вонми, о! небо, и реку,
Земля да слышит уст глаголы:
Как дождь я словом потеку;
И снидут, как роса к цветку,
Мои вещания на долы.

Как туча падает на злак,
Или как иней где на сено,—
Господне имя есть мне в знак,
То мыслей призвано не в мрак;
Славь бога всяко в нас колено.

(Из Оды XVIII «ПАРАФРАЗИС ВТОРЫЯ ПЕСНИ МОИСЕЕВЫ»)

Не стоит думать, что перед нами образчик устаревшего языка XVIII века. Тяжелыми, архаичными, темными казались эти стихи и современникам Тредиаковского. Он культивировал слог, который царапает ухо, который требует медленного и вдумчивого чтения. Наследником Тредиаковского стал А.Н. Радищев, почитавший своего литературного учителя. Лёгкая поэзия как бы создавала инерционное, скользящее чтение. Тредиаковский и Радищев считали литературу трудом, работой.

Новаторское отношение к формам, эксперименты с синтаксисом и стилистическими окрасками, культивирование заумного языка — всё это сближает Тредиаковского с самыми дерзкими новаторами XX века: Хлебниковым, Заболоцким...

В 1740 году Тредиаковского, этого «авангардиста» XVIII века, заставили написать и зачитать«смеховое», непристойное стихотворение по случаю шутовской свадьбы, разыгрываемой при дворе императрицы Анны Иоанновны. Поэт был избит, обряжен в шутовской наряд и выставлен на посмешище. Само шутливое поздравление написано Тредиаковским очень талантливо: он прекрасно знал, что такое площадной смех, каковы его ритуальные функции — в общем, всё то, что впоследствии Михаил Бахтин назвал «карнавальной культурой». Правда, Бахтин считал карнавал формой освобождения от власти и выражением средневекового демократизма. Карнавализованный текст Тредиаковского демонстрирует обратное: карнавал легко использовался властью для подавления, унижения и осмеяния свободного индивида. Карнавализованный текст, исполнявшийся Тредиаковским, является примером страшного насилия власти над литературой. Символическое воздействие карнавального ритуала, проделанного властью над Тредиаковским, было столь мощным, что великий поэт представал посмешищем для многих поколений читателей. Исключение представляли такие тонкие и независимые от стереотипов ценители поэзии, как Радищев, Гнедич, Пушкин...