С.М. Соловьёв, «Чтения и рассказы по истории России»

Приведены избранные цитаты из книги С.М. Соловьёва "Чтения и рассказы по истории России". Выдержки в основном набирались из печатного экземпляра книги, однако не составляет труда найти книгу в сети.

«Спросим человека, с кем он знаком, и мы узнаем человека;

спросим народ об его истории, и мы узнаем народ»

С.М. Соловьёв

«Несмотря на то, что Юго-Западная Русь, преимущественно Киевская область, была главною сценою древней нашей истории, пограничность ее, близость к полю, или степи, жилищу варварских кочевых народов, делали ее неспособною стать государственным ядром для России; отсюда Киевская область в начале и после носит характер пограничного военного поселения до полного государственного развития, начавшегося в Северной Руси. В Южной Руси, в области Днепровской, зачалась и развилась древняя русская жизнь во всей широте, при всей неопределенности отношений, характеризующей обыкновенное общество юное, только что начавшее жить самостоятельною жизнию. Вследствие родовых отношений князья со своими дружинами переходили из одного города в другой; подле, в степях, кочевали азиатские хищники, грабившие Русь; на границах степей жили разноименные народы, составлявшие переход от степняков, или половцев, к оседлому народонаселению. Не могши по слабости своей быть самостоятельными между половцами и Русью, все эти народцы примкнули к последней, стали служить князьям ее и в войнах с половцами, и в распрях междоусобных, выбирая вместе с гражданами князей, которые были им любы или которые были сильны.

Таковы были составные части народонаселения в Древней Руси; но все это было, выражаясь словами поэта, только еще несогласные начала вещей в общественном хаосе (discordia semina rerum): князья с дружинами жили сами по себе, города сами по себе, пограничные народцы сами по себе. Князья были большей частью необыкновенно храбры, умели и у себя дома, и в чужих странах честь свою взять; дружины уподоблялись своим вождям, но что значила вся эта храбрость при таком беспорядке? Легко было перессорить князей-родичей, ничего не стоило разрознить интересы князей с интересами граждан и пограничных народцев; вот почему древняя Южная Русь, несмотря на внешний блеск своего быта, не могла устоять ни против стремлений северных князей, потомков Долгорукого, ни против натиска азиатской орды. Войска Боголюбского опустошили Киев, который принял князя от руки завоевателя; при брате Боголюбского киевские князья признавались, что не могут обойтись без могущественного северного собственника, и когда явились монголы в первый раз, то Южная Русь хотя выслала против них сонм своих князей-витязей, но эти князья завели распрю и погубили рать; когда же явились монголы во второй раз, то враждебные друг другу князья умели соединиться только в общем бегстве в чужие страны; граждане старых городов не могли и представить себе возможности соединения и поодиночке полегли в развалинах. Такова была судьба южной, старой Руси.

Различие в характере северного и южного народонаселении обозначается приметно в источниках нашей истории; иностранцы современники хвалят храбрость дружин Южной Руси: они отличались стремительностию в нападениях, но не отличались стойкостию. Противоположные отзывы встречаем о населении Северной Руси: оно не любит вообще войны, не отличается стремительностию натиска; но где нужно стать крепко и защищаться, там оно неодолимо; здесь, на севере, образовался тот русский воин, которого, по известному выражению, можно убить, но не сдвинуть с места. Северное русское народонаселение, как сказано, не отличается в истории порывистыми движениями; в поведении его мы замечаем преимущественно медленность, осторожность, постоянство в достижении цели, обдуманность, медленность, осторожность в приобретении, стойкость в защищении приобретенного. Соответственно характеру народонаселения все на севере принимает характер прочности. О дружинах южных летописец говорит, что они храбро бились с врагами и расплодили Русскую землю. Таково точно назначение старой, Южной Руси; расплодить, распространить Русскую землю, наметить границы. Но Руси северной выпал удел - закрепить приобретенное, связать, сплотить части, дать им внутреннее единство, собрать Русскую землю. И вот князья Северной Руси являются полными представителями своего народа превосходно выполнить назначение Северной Руси. В их поведении мы не замечаем того блеска, какой видим в поведении князей-витязей юга, смотревших на битву, как на суд божий, и при всяком споре прибегавших к этому суду: северные князья - собственники не любят решать споров своих оружием, прибегают к нему только в крайности или тогда, когда успех несомненен, но от неверной битвы не любят ставить в зависимость того, что приобретено, примышлено долгими трудами; южные князья прежде всего думают, как бы в битве взять свою честь, северные князья прежде всего думают, как бы без неверной битвы получить пользу для своего владения. Все они похожи друг на друга; в их бесстрастных ликах трудно уловить историку характеристические черты каждого; все они заняты одною думою, все идут по одному пути, идут медленно, осторожно, но постоянно, неуклонно; каждый ступает шаг вперед пред своим предшественником, каждый приготовляет для своего преемника возможность ступить еще шаг вперед»

...

«Подле Великой России была малая, и обе силою известных обстоятельств влеклись к соединению в одно политическое тело»

...

«Подле двух пришельцев в Москву, грека Паисия Лигарида и белорусца Симеона Полоцкого, громко провозглашавших необходимость науки, мы должны поставить третьего, серба Юрия Крижанича. В то время когда русское общество тронулось, сознавши необходимость нового пути, но сильно колебалось при этом, далеко не сознавая, как идти безопаснее и скорее по этому новому пути, является ученый серб, горячий славянский патриот, который смолоду удручен скорбию о печальной участи славянских народов и в русском царе видит единственного славянского государя, могущего подать руку помощи всем остальным соплеменным народам: "Тебе, пречестной царь, выпал жребий промышлять обо всем народе славянском; ты, как отец, должен заботиться о собрании рассыпанных детей. Ты один, о царь, дан нам от бога, да пособишь задунайцам, ляхам и чехам: да познают свое притеснение от чужих, свой позор, и начнут промышлять о просвещении народа и сбрасывать с шеи немецкое ярмо. Задунайские славяне (болгары, сербы и хорваты) уже давно сгубили и государство свое, и всю силу, и язык, и весь разум: не разумеют, что такое честь народная, не думают о ней и сами себе никак не могут помочь; внешняя сила им надобна, чтоб поставить их опять на ноги и включить в число народов. Если ты, царь, не можешь в настоящее трудное время пособить им, государство их привести в прежнее состояние и устроить, то по крайней мере можешь язык славянский в книгах исправить и пригодными разумными книгами этим людям умные очи открыть, да начнут познавать честь народную и думать о своем восстановлении. Чехи, а недавно и ляхи впали в одинаковое с задунайцами окаянство. Ибо хотя ляхи и хвастают обманчивою тению государства и своим своевольством, однако дело известное, что сами они не могут избавиться от своих бед и позора. Помочь им и дать им народное просвещение ты, царь, можешь легко". Крижанич, по его словам, пришел в Россию, чтоб совершить три работы: во-первых, поднять славянский язык, написавши для него грамматику и лексикон, чтоб могли мы правильно говорить и писать, чтоб было у нас обилие речений, сколько нужно для выражения человеческих мыслей при общих народных делах. Во-вторых, написать историю славян, в которой опровергнуть немецкие лжи и клеветы. В-третьих, обнаружить хитрости и обольщения, которыми чужие народы обманывают нас, славян»

...

«Великий человек даёт свой труд, но величина, успех труда зависит от народного капитала, от того, что скопил народ от своей предшествовавшей жизни, предшествовавшей работы, от соединения труда и способностей знаменитых деятелей с этим народным капиталом идёт великое производство народной исторической жизни»

...

«Кому неизвестно, что образование и содержание войска составляет важный, жизненный вопрос для каждого, а особенно континентального государства»

...

«Долго иностранцы, а за ними и русские изумлялись и глумились  над  этим явлением: как это случилось, что в то самое время,  как  в  Западной  Европе крепостное право исчезало, в России оно вводилось? Теперь  наука  показывает нам ясно, как это  случилось:  в  Западной  Европе  благодаря  ее  выгодному положению усилилась промышленная и торговая деятельность, односторонность  в экономической жизни, господство недвижимой  собственности,  земли,  исчезла, подле нее явилась собственность движимая, деньги, увеличилось народонаселение,  разбогател город и освободил село.

А на востоке образовалось государство при самых невыгодных условиях, с громадною областью и малым народонаселением, нуждающееся в большом  войске, заставляемое быть военным, хотя вовсе не воинственное, вовсе  без  завоевательных  стремлений, имеющее в виду только постоянную защиту своей независимости и свободы своего народонаселения, государство бедное, земледельческое, и как только отношения в  нем  между частями народонаселения  начали  определяться по главным потребностям  народной  и  государственной  жизни,  то оно и представило известное в подобных государствах явление: вооруженная часть народонаселения кормится непосредственно за счет невооруженной, владеет землею,  на  которой невооруженный человек  является  крепостным  работником. 

И разве во всех государствах Европы крепостная зависимость сельского народонаселения исчезла вдруг и давно? В государствах Средней Европы она продолжалась до  настоящего века, и причина тому заключалась в медленности экономического развития.      

Но  для  уяснения  явления   посредством   сравнения   нам   не   нужно ограничиваться  одною  Европою;  к  Европе примыкает другая  часть света, открытая европейско-христианскими   народами,   занятая   ими,   введенная вследствие этого в общую жизнь с Европою, - Америка.

В XVI веке  эта  страна  представляла  главные  экономические  условия, одинакие с востоком Европы, с Россиею: обширная страна, страшно нуждающаяся в рабочих руках.  И  что  же  делают  в  ней  эти  западные  европейцы, так хвастающие  ранним  освобождением  у  себя  сельского  народонаселения? Они организуют здесь  рабство сельского народонаселения  в  самых обширных и отвратительных размерах посредством вывоза  из  Африки  черных  невольников, успокаивая свою цивилизованную совесть  лукавым  мудрствованием,  что негры вовсе не такие люди, как белые, не от одного Адама произошли»

...

«Но не один лес служил убежищем для людей, которые хотели жить на  чужой счет, на счет трудящихся в поте  лица  братии:  широкие  степи,  с  которыми граничила древняя Россия на юге и  юго-востоке,  переставши  быть  привольем хищных кочевых орд, стали привольем казаков - людей, не хотевших в поте лица есть хлеб свой, людей, которым по их природе, по обилию физических сил  было тесно на городской и сельской улице, которые, по  старинному  представлению, не могли пройтись по ней, чтоб не задеть другого, не сшибить его с  ног,  на что, разумеется, эти  задавленные  и  сшибаемые  с  ног  не  могли  смотреть равнодушно и быть благодарными; поэтому люди, чувствовавшие такую тесноту в обществе и не желавшие работать, спешили на простор, в  широкую  степь,  где могли  гулять,  живя  на  чужой  счет,  т.  е.  грабя  своих  и  чужих.

Так образовалась противоположность между земским человеком, который трудился,  и казаком, который гулял, - противоположность, которая необходимо  должна  была вызвать столкновение, борьбу. Эта борьба  разыгралась  в  высшей  степени  в начале XVII века, в так называемое Смутное время,  когда  казаки  из  степей своих под знаменами самозванцев явились в государственной области и  страшно опустошили ее, явились для земских людей свирепее поляков и немцев  (грубнее литвы и немец, по выражению летописца). 

Понятно,  что  это  опустошение  не могло  улучшить  экономическое  положение  страны,  которое  в продолжение нескольких лет сряду терпело от разбоя, производившегося в  самых  ужасающих размерах, с неслыханною ненавистью к мирному труду, к  гражданину-труженику, к земскому человеку.

В последнее время,  когда  русская  мысль,  недостаточно  установленная правильным научным трудом, произвела  несколько  странных  явлений  в  нашей литературе, в некоторых так называемых  исторических  сочинениях  выказалось стремление выставить этих героев леса и  степи,  разбойников  и  казаков,  с выгодной стороны, выставить их народными героями, в их  деятельности  видеть протест  во  имя  народа  против  тягостен  и  неправды   тогдашнего   строя государственной жизни.

Протест! Мы привыкли к этому слову, оно легко для нас, как легко  самое дело. Но в сущности это дело не так  легко,  а потому и слово не должно употреблять легкомысленно; в сущности в самой тесной связи с  ним  находятся слова: подвиг, пророчество, мученичество, и, конечно, это слово вовсе нейдет к людям, которые покидали своих собратий в их подвиге, в их тяжелом труде  и уходили, чтоб гулять и жить на чужой  счет,  на  счет  тяжкого  труда  своих собратий.

Хорош протест во  имя  народа,  во  имя  народных  интересов,  протест, состоящий в том, чтобы мешать народному труду, мешать труженикам трудиться и посредством труда улучшать свое положение! Хорош протест против неправды под знаменем  лжи,  под  знаменем  самозванства!... Степи  снова  всколыхались,  явились  оттуда казаки с самозванцами и выполнили степную работу опустошения, уравнения,  т. е. уравняли все с землею получше татар; долго Россия должна  была  отдыхать, оправляться после посещения  этих  проповедников  протеста.  Путешественники рассказывают, что когда они проезжали местами, где гостили казаки, то,  чтоб остановиться и погреться в избах, прежде нужно было  очистить  эти  избы  от трупов их прежних обитателей»

...

«Так называемое перенесение столицы из Киева во Владимир Андреем Боголюбским не было делом произвола одного князя, это явление было следствием отлива народных сил с юго-запада на северо-восток; доказательство слишком ясно: этот юго-запад, эта Русь, главная начальная историческая сцена, оказалась столь слабою, что не могла поддержать своей политической самостоятельности, и Русь самостоятельная могла явиться только на северо-востоке. Также не было произвольно утверждение правительственного местопребывания в Москве, когда понадобилась средина Восточной России для ее собрания и для обороны русской самостоятельности равно от Востока и от Запада, от татар и Литвы, от бесерменства и латинства»

...

«Каждое учреждение должно иметь свою Нарву, чтоб иметь Полтаву»

...

«Эта страна [Финляндия] нам вовсе не нужна, - писал Пётр, - но надобно занять её для того, чтоб при мире было что уступить шведам»

...

«Петр, слушая в Сенате дела о казнокрадстве, сильно рассердился и сказал генерал-прокурору Ягужинскому: "Напиши указ, что если кто и настолько украдет, что можно купить веревку, то будет повешен". "Государь, - отвечал Ягужинский, - неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой".»

...

«Эта страна [Малороссия, прим. bazil] с переворота, произведенного в ней Богданом Хмельницким, находилась в долгом междоумочном, переходном состоянии, условливавшем, как обыкновенно бывает, сильные смуты. Не могши быть самостоятельною, она хотела поддержать свою полусамостоятельность, но эти полусостояния, ни то ни сё, приводят всегда к печальным явлениям. Малороссия представляла хаос, борьбу элементов (discordia semina rerum): гетман, ставши из войсковых, казацких начальников правителем целой страны, стремился к усилению своей власти; старшина и полковники хотели быть также полновластными господами, жаловать и казнить кого хотят, стремились стать богатыми землевладельцами и земли свои населить крепостными крестьянами, в которых обращали вольных казаков; последние волновались, особенно подущаемые из Запорожья; города жаловались на притеснения полковников. Все были недовольны, все слали жалобы, доносили друг на друга в Москву, а когда государь, вняв этим жалобам, предпринимал какие-нибудь меры, то поднимались опять вопли: зачем Москва вмешивается? Особенно вопли усиливались, когда Москва поднимала вопрос о финансах малороссийских, ибо все сильные люди в Малороссии хотели доходы страны брать себе, не давая ничего государству, которое, таким образом, получало только обязанность тратиться людьми и деньгами на защиту Малороссии. Все были недовольны и действительно имели причины на то, но не умели сознать, что эти причины были внутри, во внутреннем хаосе, в кулачном праве; искали улучшения во внешних условиях; поддавшись русскому государю, бросались то к полякам, то к туркам; это колебание, шатость, междоумочность вредно действовали на характер народонаселения, особенно высших слоев.

После Богдана Хмельницкого не было гетмана, который бы не изменил или не был обвинен в измене своими же: интригам, доносам не было конца»

....

«Стараться всячески, чтобы армян призывать и других христиан, если есть, в Гилянь и Мазандеран, и ожилять (поселять), а басурман зело тихим образом, чтоб не узнали, сколько возможно, убавлять, а именно турецкого закона (суннитов)… Лучшим средством для закрепления занятых провинций за Россиею Петр считал усиление в них христианского народонаселения и уменьшение магометанского. Мы видели, что император прямо указывал на армян»

...

«Хотя мы, турки, с русскими разной веры, но это не препятствие, потому что вера относится к будущей жизни, а на этом свете союзы заключаются не по вере, а по государственному интересу»

...

«Визирь окончил свою речь словами: "Всякий бы желал для себя больших приобретений, но равновесие сего света не допускает: например, и мы бы послали войско против Италии и прочих малосильных государей, но другие государи не допустят; поэтому и мы за Персиею смотрим".»

...

«Порта, говорилось в мемориале, должна беречься России, бороться с которою легко, ибо русский государь не в дружбе ни с одним из европейских государей, все они ему злодеи.»