Почему некоторые общества принимают решения, ведущие их к гибели ч.2

Так что ответ на вопрос, заданный мне студентом Калифорнийского университета: “О чем думал житель острова Пасхи, рубивший последнюю пальму?”, частично кроется в “ландшафтной амнезии”. Едва ли перемены наступили внезапно: вот остров покрыт зарослями пальм, дающих вино, пищу и древесину, а вот мы видим последнее дерево и заносящего топор островитянина. Наоборот, кажется естественным, что изменения в лесном покрове были малозаметны: да, в этот год срубили несколько деревьев в одном месте, но на другом, заброшенном участке начала расти молодая поросль. Только старейшие жители острова, помнящие свое детство, могли бы заметить перемены. Их дети уже не воспринимали рассказы о некогда высоких лесах, точно так же, как мои семнадцатилетние сыновья не воспринимают рассказы о том, каким был Лос-Анджелес сорок лет назад. Леса острова Пасхи редели постепенно. К тому времени, когда была срублена последняя плодоносящая пальма, эти деревья давно перестали играть заметную роль в местной экономике. Каждый год новая поросль была все ниже и ниже, ее срубали вместе с другими кустами и деревцами. Никто не заметил исчезновения последней пальмы: к этому времени память о драгоценных пальмовых лесах ушла. А вот скорость, с которой обезлесение распространялось в Японии периода Токугава, оказалась такой высокой, что сегуны заметили изменения в ландшафте и осознали необходимость принятия контрмер.

Третий фактор, влияющий на принятие неверного решения, самый частый, — и наиболее удивительный. Он требует длительного обсуждения, поскольку предстает в очень широком разнообразии форм. Вопреки ожиданиям многих, включая Джозефа Тэйнтера, те или иные сообщества зачастую даже не в состоянии попытаться решить уже обнаруженную ими проблему. Множество объяснений такой неспособности подпадает под популярный у экономистов и социологов термин “рациональное поведение”. Речь идет о столкновении интересов разных людей. Есть индивиды, которые считают, что могут следовать собственным интересам, только нанося ущерб другим людям. Ученые называют такое поведение “рациональным” именно потому, что оно подразумевает рациональную аргументацию, даже если эти аргументы предосудительны. Злоумышленники осознанно идут на преступления, особенно если не встречают отпора или если сопротивление незначительно. Они чувствуют себя в безопасности в силу своей эффективной немногочисленности и сильно мотивированы перспективой получить большую, вполне конкретную и немедленную выгоду, а все издержки при этом равномерно распределяются в массе людей. Люди мало склонны к сопротивлению, поскольку каждый из них, ведя себя пассивно, теряет немногое, а в случае успешного противостояния хищничеству меньшинства выгода получается тоже небольшой и неопределенной. Примером здесь служат непомерные субсидии, которые правительство перечисляет нерентабельным отраслям экономики, такие как рыбный промысел и сахарная промышленность в Соединенных Штатах или выращивание хлопка в Австралии (которое субсидируется не напрямую, а посредством оплаты правительством стоимости воды для орошения). Относительно немногочисленные рыболовы и фермеры упорно держатся за эти выгодные для них субсидии, в то время как остальная масса людей практически не высказывается против, поскольку субсидии складываются из очень малой части налогов, которые граждане выплачивают как налогоплательщики. Ситуации, выгодные меньшинству и наносящие ущерб большинству, наиболее вероятны в определенного типа демократиях с прижившейся практикой делегирования власти немногочисленным политическим группам, например сенаторам из маленьких штатов США или мелким религиозным партиям, часто влияющим на баланс власти в Израиле, что едва ли возможно, скажем, в парламентской системе Голландии.

Распространенный тип “рационального” нанесения ущерба природе использует формулу “это хорошо для меня, но плохо для тебя и всех остальных” и эгоистичен по определению. Простой пример. Большинство рыбаков Монтаны промышляют ловом форели. Те немногие, которые предпочитают ловить щуку — более крупную, чем форель, и хищную, но мало распространенную на западе штата, — тайком незаконно выпускали ее в водоемы на западе Монтаны, где она поедала форель, в результате чего промысел этой рыбы угас. Для немногочисленных рыбаков, ловивших щуку, такой поворот событий был на руку, но вредил гораздо большему числу рыболовов, промышлявших ловом форели.

Вот еще пример, когда убытки несет большинство граждан. До 1971 г. горнодобывающие компании в Монтане при закрытии шахт оставляли их не законсервированными, поскольку законодательство штата не требовало от компаний проведения очистительных мероприятий. В результате местные водоемы загрязнялись соединениями меди, мышьяка и различными кислотами. В 1971 г. необходимый закон все-таки был принят, но компании поняли, что, завершив добычу руды, они могут заявить о своем банкротстве и не тратиться на очистку шахты. В результате затраты на очистительные мероприятия в размере полумиллиарда долларов легли на плечи граждан Монтаны и США в целом. Руководители горнодобывающих компаний “рационально” решили, что закон разрешает им экономить средства своих компаний, перераспределять деньги на высокие заработные платы и вознаграждения, оставлять после себя нерешенные проблемы, а издержки возлагать на плечи общества. Можно привести еще множество примеров подобного поведения в бизнесе, хотя такая ситуация не столь характерна для делового мира, как готовы подумать некоторые. В следующей главе мы увидим, что разнообразие, с которым бизнес делает деньги, определяется степенью, определенной ему правительством, законодательством и общественностью.

Существует форма столкновения интересов, хорошо известная как “трагедия ресурсов общего пользования”. Она в свою очередь тесно связана с конфликтами, определяемыми терминами “дилемма заключенного” и “логика коллективных действий”. Представьте ситуацию, когда многочисленные потребители расходуют ресурсы, принадлежащие всему обществу, — например, рыбаки, ведущие промысел в океане, или пастухи, пасущие своих овец на общественных пастбищах. Если каждый будет злоупотреблять ресурсами, те истощатся или просто исчезнут, отчего пострадают все потребители. Поэтому в интересах всех себя ограничивать и не злоупотреблять. Но поскольку нет общего понимания того, сколько человек может потребить, каждый решает сам, исходя из собственных рассуждений. “Если я перестану ловить рыбу или пасти своих овец, ловить рыбу или пасти своих овец будут другие рыбаки или пастухи. Так лучше уж это буду делать я”. Таким образом, суть “рационального поведения” заключается в том, чтобы опередить в потреблении другого, несмотря на то что результатом может стать крах общества и нанесение вреда всем потребителям.

На практике, в то время как, согласно изложенной выше логике, многие ресурсы, принадлежащие обществу, начинают истощаться и исчезать, другие ресурсы, несмотря на их потребление, сохраняются в течение сотен, а то и тысяч лет. С одной стороны, за последние пятьдесят тысяч лет на всех островах и континентах, на которые впервые ступал человек, происходила усиленная эксплуатация и гибель большинства основных морских рыбных промыслов, вымирание большого числа крупных млекопитающих, птиц и рептилий. С другой стороны, сохранились многие местные рыбные промыслы, леса и источники пресной воды: например, промысел форели в штате Монтана или ирригационные системы, описанные мною в первой главе. Положительные результаты по сохранению принадлежащих обществу ресурсов при условии умеренного их потребления получены благодаря усилиям, предпринятым в трех направлениях.

Одно из очевидных решений — вмешательство государства или другой внешней силы, по инициативе потребителей или без нее, — и введение квот. Лесозаготовки контролировали японские феодалы, вожди инков, крупные землевладельцы в Германии в XVI в. Однако в определенных ситуациях это решение просто неприемлемо (например, в отношении промысла в открытом океане), а в других требует чрезмерного администрирования и участия полиции. Еще одно решение — приватизировать ресурсы, то есть разделить их на части и передать в частное владение. Тогда рачительное распоряжение ресурсами будет отвечать интересам каждого владельца. В Японии периода Токугава лесные угодья передавали во владение близлежащих деревень. Впрочем, и при таком решении некоторые ресурсы (например, мигрирующих животных) невозможно поделить, а охранять морские ресурсы частным владельцам сложнее, чем государству.

Чтобы решить так называемую проблему “трагедии общин”, потребителям необходимо осознать собственные интересы и установить разумные квоты потребления. При этом должны быть удовлетворены одновременно несколько условий: потребители образуют однородную группу; члены группы доверяют друг другу; они планируют общее будущее и хотят передать ресурсы следующим поколениям; группа самостоятельно организована и сама себя контролирует; объем ресурсов и круг потребителей четко определены. Хорошим примером здесь служит эпизод о водопользовании в штате Монтана. Несмотря на то что эти правила прописаны в законе, сейчас фермеры в основном подчиняются специальному уполномоченному, которого сами и выбирают, и при возникновении споров уже не обращаются в суд. Другие примеры однородных групп, разумно управляющих ресурсами и не забывающих о будущих поколениях: жители острова Тикопиа, население высокогорных районов Новой Гвинеи, члены индийских каст и другие сообщества, обсуждавшиеся в главе 9. Участники этих небольших групп, а также более многочисленные исландцы и японцы, смогли договориться между собой и сделать собственную изоляцию эффективной. Той или иной группе в целом становилось очевидным, что в обозримом будущем ей придется выживать, пользуясь исключительно собственными ресурсами, что пенять они смогут только на себя, и ошибки в управлении ресурсами отрицательно скажутся не на ком-нибудь, а на них самих.

Когда в силу рационального поведения у главного потребителя нет мотивов к долгосрочному сохранению ресурсов, а у общества, напротив, есть, — столкновение интересов неизбежно. Например, сегодня большая часть коммерческой эксплуатации тропических лесов осуществляется транснациональными лесозаготовительными компаниями, которые, как правило, на короткий период арендуют в той или иной стране участок леса, вырубают деревья и перемещаются в другую страну. Едва заплатив за аренду, эти лесозаготовительные компании приняли “разумное” для себя решение как можно быстрее срубить лес, нарушить договоренность о восстановлении утраченной флоры и ретироваться. Именно так были уничтожены равнинные леса на полуострове Малакка, на Борнео, на Соломоновых островах и Суматре, а теперь уничтожаются на Филиппинах. Скоро придет очередь Новой Гвинеи и бассейнов Амазонки и Конго. Таким образом, то, что выгодно лесозаготовительным компаниям, вредит местным жителям, теряющим лесные ресурсы и страдающим от эрозии почвы и заиления рек. Кроме того, страдает и страна в целом: теряются восстанавливаемые лесные ресурсы и биологическое разнообразие.

Заметим, что компании, взявшие землю в краткосрочную аренду, преследуют совсем другие цели, чем компании-землевладельцы, заинтересованные в долгосрочном использовании угодий (кстати, в этом же заинтересованы местные жители и государство). В 1920-х гг. в подобной ситуации оказались китайские крестьяне: им было тяжело платить лидерам местных шаек. Но те хотя бы оставляли крестьянам достаточно средств для материального воспроизводства, чтобы было что отнять в будущем. Гораздо тяжелее было платить заезжим бандитам, которые, будто лесозаготовительная компания, заключившая договор краткосрочной аренды, обирали крестьян дочиста и перебирались на новое место.

Часто интересы основной части общества испытывают противодействие со стороны элиты — опять же в силу ее рационального поведения. Если к тому же элита способна оградить себя от последствий своих решений, она будет действовать в своих интересах, несмотря на то что это негативно скажется на всех остальных. Подобные ситуации, ассоциирующиеся с жестоким диктатором Доминиканской Республики Трухильо или с правящей элитой Гаити, все чаще и чаще возникают в современных Соединенных Штатах, где богатые живут в огороженных резиденциях (ил. 35) и пьют бутилированную воду. Управляющие “Энрон”, например, “рационально” решили, что смогут безнаказанно ограбить свою фирму, хотя бы при этом пострадали все держатели ее акций.

Эгоизм сильных мира сего становился причиной социальных потрясений на протяжении всей истории человечества. Барбара Такман в своей книге “Парад дураков: от Трои до Вьетнама” (1984) приводит множество примеров исторических решений, имевших печальные последствия — начиная с троянцев, втащивших в свой город деревянного коня с ахейцами в брюхе, и римских пап, чья бурная деятельность вызвала Реформацию, до немцев, развернувших в 1914–18 гг. неограниченную подводную войну и в результате приобретших еще одного врага — Америку, и японцев, разбомбивших Перл-Харбор. Как лаконично заключила Барбара Такман, “главная сила, провоцирующая на безрассудство политиков, — это жажда господства. Он, согласно Тациту, берет верх над всеми остальными страстями”. Снедаемые жаждой власти вожди острова Пасхи и правители майя ускорили сведение лесов на своих землях. Их высокий статус требовал возведения более крупных, чем у соперников статуй и монументов. Вождь или правитель, воздвигший меньшую статую или монумент, сэкономил бы лес, но потерял уважение, а после и власть. Когда на кону престиж, выбирать не приходится. Но и расплата за такое соперничество наступает скоро.

Общество, в котором элита не может оградить себя от последствий своих решений, способно успешнее решать стоящие перед ним проблемы, поскольку интересы элиты и народа почти совпадают. В последней главе мы увидим, что осознание голландцами, не исключая политиков, того факта, что большинство граждан (и элита) живет на землях, лежащих ниже уровня моря и защищенных от наводнения дамбами, приводит их к осознанию того, что ответственность за допущенные руководителями ошибки в земельном планировании ляжет на самих руководителей. По тем же причинам у вождей в гористой местности Новой Гвинеи, живущих в таких же хижинах, как все их соплеменники, на той же территории, где мало древесины, есть веские причины охранять лес в интересах всей общины (см. главу 9).

Приведенные примеры иллюстрируют ситуации, в которых то или иное общество не в состоянии решить стоящие перед ним проблемы, поскольку существование этих проблем выгодно части общества и является сутью ее рационального поведения. Другие неудачи общества на пути решения существующих проблем относятся к так называемому “иррациональному поведению”, то есть поведению, вредному для всех. Вследствие иррационального поведения каждый из нас разрывается между противоположными ценностями: с одной стороны, человек не может мириться со скверным положением дел, но, с другой, закрывает на него глаза, поскольку видит в нем некую для себя ценность. “Упорствование в собственных ошибках”, “твердолобость”, “нежелание делать выводы из негативных предпосылок”, “интеллектуальное бездействие или застой” — вот неполный список выражений, которые использует Барбара Такман для описания этого распространенного свойства человеческой натуры. Для характеристики схожего свойства психологами используется термин “синдром неокупаемых капиталовложений”, описывающий ситуацию, когда мы с большой неохотой отказываемся от дела, которому уже отдали так много сил

Особенно важными являются религиозные ценности. Они наиболее часто становятся причиной поведения, ведущего к катастрофе. По религиозным причинам, например, произошло обезлесение острова Пасхи: для транспортировки и воздвижения гигантских каменных статуй — объектов культа — требовались бревна. В то же самое время за девять тысяч миль гренландские скандинавы-христиане хранили собственные религиозные ценности. Эти ценности, отождествление себя с европейцами, консервативный взгляд на вещи, суровый климат, в котором большинство новшеств себя не оправдывало, сплоченность и взаимопомощь в обществе позволили гренландцам выживать в течение веков. Но столь замечательные (и далеко не бесполезные) качества все-таки помешали гренландцам сколько-нибудь существенно изменить свой образ жизни и перенять необходимый опыт у эскимосов, возможно продливший бы срок существования колоний. Современный мир полон примеров исповедания и нерелигиозных ценностей, столь же неактуальных. Австралийцы заимствовали из Англии традицию выращивания рунных овец, воспевали красоты высокогорных долин и отождествляли себя с Британией, что помогло им совершить подвиг — построить демократию у себя, а попутно и в Новой Зеландии. Однако теперь они начинают видеть и изнанку этих ценностей. В наши дни одной из причин, почему жители Монтаны с таким пренебрежением относились к проблемам, чинимым фермерскими хозяйствами, горнодобывающими и лесозаготовительными компаниями, оказалось то, что указанные отрасли стали основой местной экономики и ассоциировались с духом первопроходцев и своеобразием штата. При этом перенятая у первопроходцев любовь к свободе и самодостаточности привела к неприятию жителями Монтаны необходимости в государственном планировании и ограничении прав личности. Стремление коммунистического Китая не повторять ошибок капитализма привело к пренебрежению заботами об окружающей среде — еще одной ошибке капитализма — и, таким образом, к серьезным экологическим проблемам. Руандийский идеал многодетной семьи был хорош в прошлом, когда детская смертность была высока, но сейчас он вызывает угрожающий рост численности населения. Похоже, жесткое неприятие экологических проблем ныне переплетается с ценностями, усвоенными уже давным-давно и не подвергавшимися пересмотру. То есть, если ссылаться на Барбару Такман, власть имущие не желают отказываться от старых идей.

Тяжело решать, отрекаться ли от ценностей, когда речь идет о жизни и смерти. Но в какой момент каждый из нас все-таки предпочтет смерть компромиссу? В современном мире миллионы людей стоят перед таким выбором — спасти собственную жизнь, предать друзей и родственников, поддаться жестокому диктатору, жить угнетенными или освободить родину. Народу и обществу иногда приходится принимать подобные решения коллективно.

Подобные решения — всегда риск, поскольку нет абсолютной уверенности в том, что верность основополагающим ценностям несет гибель или (наоборот) что их забвение — путь к выживанию. Гренландские скандинавы остались верны традициям христианских фермеров и отвернулись от опыта эскимосов; риск скандинавов не оправдался. Из пяти небольших восточноевропейских стран, испытавших на себе мощь советских войск, Эстония, Латвия и Литва сдались без сопротивления и лишились независимости, Финляндия после войны 1939/40 г. ее сохранила, а Венгрия в 1956 г. не смогла отстоять независимость. Кто из нас скажет, какая страна оказалась мудрее, и кто мог предсказать, что только финны пойдут на риск оправданно?

Наверное, суть успеха или неудачи того или иного общества состоит в том, чтобы знать, какие ценности культивировать, а какие в силу изменившихся обстоятельств пора заменить новыми. В последние шестьдесят лет наиболее развитые страны отказались от прежних ценностей, которым так долго были привержены и которые являлись центральными в их национальном самосознании, и стали исповедовать новые. Великобритания и Франция отказались от роли мировых держав, Япония отказалась от собственных вооруженных сил и милитаристских амбиций, а Россия — от затянувшегося коммунистического эксперимента. США в значительной степени (хотя и не полностью) отступили от прежних ценностей, связанных с расовой дискриминацией и гомофобией, неравноправием женщин и дискриминацией по половому признаку. Современная Австралия пересматривает свою самоидентичность как аграрного общества, ассоциирующего себя с Великобританией. Наверное, успешные общества и успешные личности — те, у кого хватило смелости принять эти трудные решения и кому сопутствовала удача в рискованном предприятии. Сегодня мир стоит перед необходимостью принятия подобных решений, связанных с экологическими проблемами. Они будут рассмотрены в последней главе.

Выше рассмотрены примеры того, как “иррациональное поведение”, связанное со столкновением интересов, мешает обществу решить проблему. Ответ на вопрос, почему общество отворачивается от проблемы, состоит еще и в том, что общественность порой очень не любит тех, кто увидел проблему раньше других. Пример тому — партия “зеленых” в Тасмании, которая первой выступила против расселения лис в стране. Общественность может не придавать значения предупреждениям, поскольку предыдущие предупреждения оказались ложной тревогой. Вспомним басню Эзопа про мальчика-пастуха, кричавшего “Волки!”. Когда волки действительно появились, крики о помощи остались без внимания. Так что общественность может заявить, что проблема ее не касается.

Порой неудачи связаны с конфликтом краткосрочных и долгосрочных целей. В наши дни руандийские и гаитянские крестьяне, а также миллионы людей во всем мире живут в крайней бедности и озабочены мыслями о хлебе насущном. Бедняки в тропиках, чтобы накормить детей, ловят у коралловых рифов рыбу, применяя динамит и яды, губя таким образом рифы. При этом они прекрасно сознают, что лишают детей будущих источников существования. Но и правительства постоянно действуют, исходя из краткосрочных интересов — они обеспокоены надвигающимися катастрофами и обращают внимание только на те, которые вот-вот разразятся. Один из друзей, тесно связанный с нынешней американской администрацией, рассказал мне, что, оказавшись в Вашингтоне после выборов 2000 г., обнаружил, что новые министры выдвигают, как он выразился, “программу девяноста дней”. Они рассуждали только о тех проблемах, которые грозили катастрофой в ближайшие три месяца. Экономисты рационально пытаются оправдать подобную иррациональную ориентацию на краткосрочную выгоду тем, что сбрасывают со счетов будущую выгоду. Они утверждают, что лучше использовать ресурсы сегодня, чем оставлять их часть нетронутой до завтра, потому что выгода от использования ресурсов сегодня больше, чем в будущем. Получается, что негативные последствия лягут на плечи будущих поколений. Но ведь сегодня эти поколения не могут голосовать или жаловаться.

Среди других возможных причин иррационального нежелания попытаться решить ту или иную существующую проблему — хорошо узнаваемый феномен, связанный с принятием краткосрочных решений и известный как “психология толпы”. Человек, осознающий себя членом большой когерентной группы или толпы, особенно эмоционально возбужденной, может неожиданно для себя поддержать ее решение, несмотря на то что, вероятно, отверг бы его, имей он возможность обдумать все спокойно, в одиночестве. Немецкий драматург Шиллер писал, что “каждый в толпе может быть в отдельности более или менее благоразумным, но в своей совокупности толпа составляет глупца”. Вспомним, например, ликование средневековой Европы по поводу крестовых походов, голландская “тюльпаномания” 1634–36 гг., периодически возобновляющаяся охота на ведьм или втягивание масс в авантюру нацистами в 1930-х гг.

Похожий на вышеописанное явление, но менее масштабный феномен — групповое мышление, как назвал его Ирвинг Дженис. Этот феномен свойственен группам людей, ответственных за принятие решений. Он проявляется более ярко, если небольшая сплоченная группа (как, например, круг советников президента Джона Кеннеди во время кризиса в заливе Свиней или консультанты президента Линдона Джонсона в период эскалации войны во Вьетнаме) пытается выработать решение, находясь в неблагоприятных для себя условиях. Стресс, поиск взаимной поддержки и одобрения могут отмести всякие сомнения и здравомыслие, заставить поддаться иллюзии, привести к поспешному единодушию и в конце концов к неверному решению с непоправимыми последствиями. Феномены психологии толпы и группового мышления могут проявляться от нескольких часов до нескольких лет. Неясно только, могут ли они проявляться в течение десятилетий или даже веков и влиять на принятие неверных решений относительно проблем, связанных с окружающей средой.

Наконец, еще одна причина нежелания решать ту или иную проблему — отрицание. Это термин, имеющий вполне определенное значение в психологии, перенесен в массовую культуру. Если что-то вызывает в вас неприятные эмоции, вы, чтобы избавиться от них, можете подсознательно подавлять или отрицать факт этого осознания, даже если отрицание приведет к еще более опасным последствиям. Причины тому — страх, беспокойство и сожаление. Типичными при этом являются блокировка воспоминаний, связанных с негативными эмоциями, или нежелание даже думать о том, что ваш муж, жена, ребенок, лучший друг или подруга умирает, потому что эта мысль причиняет вам боль.

Представьте себе узкую речную долину под высокой плотиной. Если плотину прорвет, поток затопит все ниже по течению. Когда людей, живущих ниже плотины, спрашивают, боятся ли они возможного прорыва, не вызывает удивления, что страх перед прорывом плотины убывает при удалении от нее и увеличивается по мере приближения к ней. Удивительно, что страх становится максимальным не у самой плотины, а в некой точке за несколько миль от нее. Если продолжить приближение к плотине, страх перед прорывом становится меньше. То есть люди, живущие в непосредственной близости от плотины, вероятность затопления которых при ее прорыве наиболее высока, демонстрируют полную беззаботность. Налицо отрицание. Единственный способ сохранить рассудок, каждый день чувствуя нависшую опасность, — отрицать саму возможность прорыва плотины. Несмотря на то что отрицание — понятие, широко использующееся в психологии личности, применение его в социальной психологии также кажется вполне обоснованным.

Наконец, даже предвидя проблему, обнаружив и попытавшись ее решить, общество может потерпеть неудачу потому, что проблема не поддается современным способам решения, ее решение обходится непозволительно дорого или приложенные усилия недостаточны или запоздалы. Иногда попытки решить проблему только ее усугубляют, как, например, введение в состав животного мира Австралии тростниковой жабы для борьбы с насекомыми или ликвидация лесных пожаров на американском Западе. Многие ушедшие общества (как средневековая Исландия) не обладали столь точными знаниями об окружающей среде, которыми обладаем мы и которые позволяют нам лучше справляться со схожими проблемами. Впрочем, есть проблемы, которые и сегодня не поддаются решению.

Например, в главе 8 описан упадок гренландских скандинавов, которые пять веков вели борьбу за выживание. Реальность такова: в течение последних пяти тысячелетий холодный климат Гренландии и ограниченность ее ресурсов ставят непреодолимые препятствия для создания здесь устойчивой экономики. До скандинавов такие попытки четырежды предпринимали американские аборигены — охотники и собиратели. Ближе всего к успеху были эскимосы — им удавалось поддерживать в Гренландии существование в течение семиста лет. Однако то была тяжелая, полная лишений жизнь. Люди страдали от голода. Современные эскимосы отказываются от традиционного образа жизни, от использования каменных орудий труда, собачьих упряжек, гарпунов и каяков. Им нужны новые технологии и импортные продукты. Нынешнее правительство Гренландии пока не создало независимую от зарубежной помощи экономику. Оно не придает значения крупному рогатому скоту, а субсидируемые овечьи хозяйства сами по себе не способны приносить прибыль. Таким образом, неудачи гренландских скандинавов обусловлены самой их историей. Так же исчезновение анасази можно объяснить их неудачами, связанными с попытками создать устойчивые фермерские сообщества в условиях окружающей среды, практически непригодных для фермерства.

Среди наименее поддающихся решению современных проблем — те, которые возникают вследствие появления вредителей, будь то растения или животные. После того как растения-вредители входят в состав местной флоры, их очень трудно уничтожить или влиять на их распространение. Например, Монтана ежегодно тратит более 100 млн долларов на борьбу с острым молочаем и другими сорняками, и штат не отказывается от продолжения борьбы — просто в настоящее время эти сорняки невозможно уничтожить. Корни молочая достигают двадцати футов в длину, и выполоть их нельзя, а галлон специальных химикатов стоит восемьсот долларов. Австралийцы, пытаясь истребить диких кроликов, испробовали изгороди, лис, охотников, бульдозеры, вирусы — все впустую.

Опустошительные лесные пожары на Среднем Западе США можно, вероятно, предотвратить, прореживая молодую поросль и убирая поваленный лес. К сожалению, полномасштабное осуществление этого плана признано слишком затратным. Жертвой проволочек и экономии стал и флоридский воробей Ammodramus maritimus nigrescens. В то время как ареал воробья неуклонно сокращался, принятие необходимых мер откладывалось — обсуждали, действительно ли ареал достиг критически малых размеров (подумаешь, велика птица!). К тому времени, когда в конце 1980-х гг. Служба рыбных ресурсов и дикой природы США согласилась приобрести за 5 млн долларов то, что осталось от ареала, воробью вообще негде было жить, и он вымер. После этого разразились споры о том, спаривать ли последних живущих в неволе флоридских воробьев с наиболее близкими к ним воробьями Скотта Ammodramus maritimus peninsulae с последующим восстановлением вида путем обратного скрещивания получившихся гибридов. К тому времени, когда разрешение было наконец получено, последние флоридские воробьи состарились и утратили способность к репродукции. Если бы усилия по сохранению ареала и скрещиванию содержащихся в неволе воробьев были предприняты раньше, то они, вероятно, оказались бы более успешными и менее затратными.

Таким образом, целые сообщества и более мелкие группы людей могут принимать неверные решения с гибельными для себя последствиями из-за ряда причин: из-за неспособности предвидеть проблему, неспособности ее обнаружить, когда она возникла, неспособности даже попытаться ее решить, когда она обнаружена, а также неспособности решать ее успешно и последовательно. В начале этой главы я сослался на скептическое отношение моих студентов и Джозефа Тэйнтера к тому, что те или иные цивилизации могли не справиться с проблемами, связанными с окружающей средой. Теперь, в конце главы, мы, кажется, подошли к противоположному выводу: мы выявили множество причин, из-за которых общество может прийти к упадку. Каждый из нас, основываясь на собственных знаниях, может привести пример общества, пришедшего в упадок вследствие одной из указанных выше причин.

Тем не менее, очевидно, что общества нечасто пасуют перед трудностями, иначе сейчас мы все были бы мертвы или, в лучшем случае, жили бы в условиях каменного века. Наоборот, примеры упадка того или иного общества еще нужно потрудиться поискать для написания этой книги — книги определенного объема, рассказывающей только о конкретных обществах и не являющейся исторической энциклопедией. К тому же в главе 9 мы отдельно обсудили несколько примеров из множества обществ, которые достигли успеха.

Тогда почему одни общества приходят к процветанию, а другие — к упадку? Конечно, существуют отличия — скорее между условиями окружающей среды, чем между обществами. Одна комбинация природных условий может вызывать больше затруднений, чем другие. Например, изолированная, холодная Гренландия требовала от людей большей отдачи сил, чем Южная Норвегия, откуда были родом многие гренландские колонисты. Точно так же высокоширотный, сухой, изолированный, равнинный остров Пасхи требовал от людей больших усилий, чем экваториальный, влажный, не столь изолированный, высокогорный остров Таити, где, возможно, проживали предки жителей острова Пасхи. Но дело не только в этом; если бы я утверждал, что в условиях окружающей среды кроется единственное объяснение человеческих успехов и неудач, меня справедливо обвинили бы в экологическом детерминизме. Хотя условия жизни в одной экосистеме могут оказаться более сложными, чем в другой, процветание или гибель обществ во многом зависит от них.

Вопрос, почему одни группы людей (или их лидеры) избирают неверный путь, а другие нет, довольно сложен. Например, почему империя инков преуспела в восстановлении леса на территории с сухим и прохладным климатом, а жители острова Пасхи и гренландские скандинавы — нет? Ответ частично кроется в индивидуальных особенностях людей; остальное угадать невозможно. Но надеюсь, что понимание причин неудач может помочь политикам избежать их.

Убедительный пример такого понимания заключается в различии стилей поведения президента Кеннеди и его советников во время двух произошедших друг за другом кризисов, связанных с Кубой. В начале 1961 г. неудачная схема обсуждения кризисных ситуаций привела к неверному решению о начале вторжения в залив Свиней, которое с позором провалилось и спровоцировало еще более опасный Карибский кризис. Ирвинг Джанис писал в книге “Групповое мышление”, что ход обсуждения кризиса в заливе Свиней обнажил ряд недостатков, потенциально ведущих к неверному решению: преждевременное чувство мнимого единодушия, отбрасывание членами группы своих сомнений, сдерживание выражения противоположных взглядов, а также ведение лидером группы (Кеннеди) дискуссии в таком ключе, который сводил несогласие к минимуму. Обсуждение же Карибского кризиса, участниками которого вновь стали Кеннеди и большинство его прежних советников, уже не характеризовалось указанными деструктивными моментами. На сей раз президент призвал участников встречи мыслить скептически, вел дискуссию в свободной форме, позволял объединяться в мини-группы и периодически выходил из кабинета, чтобы исключить свое личное влияние на других.

Почему обсуждение кризисов происходило по-разному? Кеннеди сам упорно размышлял, почему операция в заливе Свиней привела к фиаско, и обязал своих советников подумать о причинах принятия неверного решения. Сделанные выводы позволили ему в 1962 г. изменить стиль ведения совещаний.

В этой книге подробно рассказано о вождях острова Пасхи и правителях народа майя, современных политических руководителях Руанды и других лидерах, слишком увлеченных погоней за властью, чтобы озаботиться решением животрепещущих проблем людей. Однако стоит вспомнить и о других, успешных лидерах, таких как Кеннеди. Разрешение взрывоопасного кризиса столь же решительным образом, как когда-то действовал Кеннеди, достойно восхищения. Но для этого нужен человек особой отваги, способный предвидеть приближающуюся беду и предпринять решительные шаги к ее предотвращению. Действия таких лидеров подвергаются критике и насмешкам — необходимость предпринимаемых ими шагов становится очевидной всем остальным гораздо позже.

История знает много смелых, проницательных, сильных, заслуживающих нашего восхищения лидеров. Среди них сегуны Токугава, остановившие обезлесение Японии задолго до того, как ситуация стала походить на катастрофу острова Пасхи; Хоакин Балагер (каковы бы ни были его мотивы), который решительно поддержал природоохранные меры в Доминиканской Республике, тогда как его противники в Республике Гаити этого не сделали; вожди острова Тикопиа (несмотря на престижность обладания свиньями, они настояли на их уничтожении, поскольку те наносили островному государству непоправимый вред); руководители Китая, внедрившие программу планирования семьи задолго до того, как перенаселение страны могло достигнуть руандийского уровня. В том же ряду стоят федеральный канцлер ФРГ Конрад Аденауэр и другие западноевропейские лидеры, после Второй мировой войны решившие пожертвовать национальными интересами и начать строительство Европейского экономического сообщества, — не в последнюю очередь чтобы свести к минимуму риск начала в Европе еще одной войны.

Впрочем, мы должны восхищаться не только смелыми лидерами, но и мужественными народами — финнами, венграми, британцами, французами, японцами, русскими, американцами, австралийцами и другими. Они решили, за какие ценности им стоит сражаться, а какие утратили смысл.

Мужество народов и их лидеров внушает мне надежду. Оно позволяет мне верить, что эта книга, посвященная столь пессимистическому предмету, на самом деле оптимистична. Глубоко задумавшись над причинами прошлых неудач, мы, как президент Кеннеди в 1961–62 гг., сможем скорректировать свой путь и увеличить наши шансы на успех.

http://new.aftershock.news/?q=node/add/blog