«Эксперимент-субурбия» - конец американской мечты

Последние несколько лет у нас активно приживается новый американский вариант решения квартирного вопроса. «Одноэтажную Россию» примеряли к стране еще в 2006 году на энергетическом форуме «ТЭК в XXI веке» – слишком уж заманчиво выглядел конвейер бюджетных домиков для среднего класса за пределами крупных городов. «Единая Россия» даже декларировала конкретные цифры: даешь 40% нового малоэтажного жилья к 2020 году! Почти как в Америке, где за последнее десятилетие было построено лишь 12% многоквартирных каменных домов, все остальное – сплошь каркасная субурбия. Слово «субурбия» для русского словаря чужое. Но зато такой стиль жизни хорошо знаком русскому человеку по голливудским фильмам. Квинтэссенция «американской мечты»: утопающий в зелени частный домик, драйвэй, на нем Бьюик с Крайслером, лужайка, барбекю на заднем дворе, дети в колледже. Идиллия! Разработчики «одноэтажной России» американской мечтой не руководствовались. Они руководствовались прямым указанием на тот момент времени еще премьера Путина, который поручил правительству «вытащить людей из трущоб в небольшие современные дома не дороже обычных городских квартир». С тех пор мы упорно двигаемся в этом направлении: государство стало щедро поощрять программы малоэтажного строительства, с легкой руки пиарщиков этих госпрограмм, коттедж за городом перестал ассоциироваться с Рублевкой. Массовое конвейерное производство мещанского счастья решили наладить по отработанной в США и Канаде сэндвич-технологии: каркас из дерева, обшивка из других материалов, утеплитель, сборка максимум за 30 дней. Вскоре такими поселками массово запестрела вся карта России.

Образцово-показательный коттеджный поселок под Орлом так и назвали – Субурбия. «Одноэтажную Россию» начали массово создавать под Брянском, Тамбовом, Воронежем, Курском, Иваново, Ярославлем. Семимильными шагами к «американской мечте» несутся Липецкая и Рязанская области. Разброс цен – от 17 тысяч за квадратный метр в Тульской области до 40 тысяч в более дорогой Калужской. Стремительно обрастает кольцом малоэтажных поселков и Петербург, который к 2025 году за счет «малоэтажки» планируют превратить в настоящий европейский город. Быстро прирастает таунхаусами и Подмосковье. И сплошь английские названия с провинциальным акцентом: Респект-Хаус, Коломяги-таун, поселок Аmericano, Club House в Баковке. Все в формате американских загородных домов, в едином архитектурном стиле, но привычном совсем не голливудском ландшафте: без дорог, дворов, инфраструктуры, а иногда и совсем уж «по родному» – с охраной и заборами. Американцы, наверное, и не подозревают, что их образ жизни, продуманно созданный для них когда-то как барьер от коммунистической угрозы, сегодня столь популярен в России. Но, «красиво начать, не значит успешно закончить», – говорил кто-то из голливудских стариков.

Как появилась американская мечта

Американцы любят жизнь в пригородах. Это они не сами полюбили. Как и все истинно американские ценности – «американская мечта» родилась не случайно, а была создана властью и бизнесом на взаимовыгодных условиях. Даже морковный пирог, омлет и традиционно пить апельсиновый сок по утрам придумали не американские домохозяйки. Американский завтрак был вещью сугубо продуманной, родился он из более не нужных армейских запасов мороженой моркови, яичного порошка и калифорнийских апельсинов. А идея домика в предместье стала основным штрихом, выверенным еще до войны, когда Великая депрессия всерьез угрожала Америке социальными потрясениями. Вторая мировая позволила преодолеть Депрессию, победить безработицу и подстегнуть экономический рост. Развернувшиеся во время войны бизнесы не намеревались сворачиваться в мирное время. А правительству нужно было срочно сконструировать средний класс – как внутреннюю защиту от «красной угрозы». Среди пакета новых, направленных на эти задачи законов, был Servicemen’s Readjustment Act of 1944 – закон, дававший миллионам демобилизованных военных возможность практически бесплатно получить высшее образование и доступный гарантированный заем на приобретение жилья. Некоторые американские политологи той поры считали проект «Субурбия» опасной для страны затеей. Мол, там формируется «социалистический» уклад жизни: люди ходят друг к другу в гости, просят соседей посидеть с детьми, пользуются чужим имуществом. Это противоречило, с их точки зрения, американскому индивидуализму.

Но подрядчик Уильям Левитт оказался дальновиднее: «Если у человека есть свой дом и кусочек земли – он никогда не станет коммунистом. У него просто не будет на это времени. Домовладельцы не устраивают забастовок». Левитт считается отцом и вдохновителем американской субурбии – односемейных домов, расположенных от города на комфортном расстоянии для водителя автомобиля. Левиттауны строились на бывших картофельных полях по всем Штатам. Дом возводился буквально за 3 дня. Деревянные, с фанерной облицовкой и небольшим участком земли, они тогда стоили около $ 10 000. А месячный взнос благодаря субсидиям составлял $ 50-60. Модели домов получили имена: «Ранч», «Колониал», «Викториан», «Кап Код». Другие достижения рузвельтовской политики – всеамериканская электрификация и сеть дорог, построенных на государственные деньги. В свою очередь, «Форд» посадил Америку на бюджетные колеса. И городской центр окончательно потерял значение в жизни пригородов. Пригородные торговые моллы заставили жителей забыть городские универсамы. Сети «быстрого питания» вытеснили уютные семейные ресторанчики. Субурбия получила возможность удовлетворять почти все свои нужды на месте. За исключением качественной культуры (театров, музеев, галерей, хороших ресторанов), но эти издержки Старого Света быстро стали считать «неамериканскими».

Творческие горожане считали субурбию проявлением безвкусицы и поп-культуры. Но и сегодня консервативный житель пригорода с негодованием будет отрицать эти «либеральные стереотипы» и приписывать субурбии ведущую роль в американской политике. А заодно в экономике, истории и культуре. Пренебрежение субурбией до сих пор часто приводит политиков-урбанистов к поражению. Победа республиканца Скотта Брауна на выборах в Сенат от Массачусетса далась ему благодаря борьбе с врагами субурбии. На Лонг-Айленде избиратели прокатили демократа Томаса Суози. Продвигающему городское развитие Обаме некоторые советники не раз намекали, что не стоит вести войну против агломерата. Заявления президента о том, что «времена беспорядочного роста в строительстве окончены», и что «пора оторвать американцев от их машин и приучить к общественному транспорту и городской жизни» не прибавляет ему популярности у жителей пригородов. Ведь их в США больше, чем жителей городов и деревенской местности вместе взятых. Демократам всегда было сложно завоевать существенное большинство в субурбии. Не случайно одна из популярных наклеек на бамперах пригородных автомобилей: «Я не причём – я голосовал за республиканцев»… В своей книге «Буржуазный кошмар: Субурбия 1870-1930» Роберт Фогельсон описал страхи ее жителей: перед вторжением в размеренную жизнь расовых меньшинств и малоимущих, перед рынком и любыми переменами.

«Американские пригороды – не такая уж приятная вещь, – рассказывает Тим, сын русских эмигрантов, которые сейчас живут в небольшом домике во Флориде. – Многие это уже понимают, не случайно родилось движение нового урбанизма. По мне, американский пригород – это ужасно скучно: сплошные массивы частных домов, хайвэи и торговые моллы. И все это ужасно обособленно, у каждого свое самоуправление, свои новости, своя газета. В зоне «в-1», например, ты не можешь приобрести участок меньше 20 акров и поставить там недвижимость дешевле 250 тысяч долларов. В городе гораздо больше свободы. Я говорю не только о свободе от автомобиля. Например, местный закон регулирует высоту травы на моем участке, потому что так я могу снизить цену домов в моем районе, запрет на беспокойство земли не позволяет мне без специального разрешения выкопать яму на своей территории. Меня могут даже ограничить в выборе цвета для моих занавесок. Точно так же когда-то мне бы запретили сдать дом «нежелательному чернокожему».

Со временем тип уклада, созданный зонированием, породил другую политическую систему. Тут же сформировались свои школы, соответствующие своей жилой зоне, своя полиция, система обеспечения, озеленения и так далее. Патриотизм субурбии приобрел новый локальный тип. Не патриотизм города, а патриотизм этого своего комьюнити. Особенности американской демократии и широкая децентрализация власти сделали возможным множество дискриминационных, а то и попросту неумных локальных законов и установлений. Причем это вхождение в дисциплинарно-лагерный режим осуществилось абсолютно по доброй воле.

Что мешает строить одноэтажную Россию?

И дело тут даже не в том, что в Советском Союзе был большой урбанистический проект – из деревень все уехали в города, и что сейчас провести обратный процесс будет очень тяжело. И даже не в том, что освоение Запада шло совершенно другим путем – не от агро к промышленности, а от промышленного к агро. Будь то золотые прииски или ставка на индустриальное развлекающее как ведущее в создании Лас-Вегаса. «Одноэтажная Америка» начиналась не с домов, а со строительства хайвеев – переезд в пригороды сопровождался грандиозным проектом строительства дорог, инженерными разводками и электрификацией. Картофельное поле было «предварительно вспахано». У нашего чистого поля с инфраструктурой проблемы: теоретически огромная территория страны позволяет большому количеству ее жителей обзаводиться собственными домиками, практически – отсутствует все: от инженерных коммуникаций и дорог до больниц, школ и детских садов. Допустим, под неким городом Novosibirsk, где живет масса не расселенных жителей бараков и ветхого жилья, а доход населения ниже прожиточного минимума, утвердили эту самую загородную малоэтажную программу строительства. До 2020 года там запланировали ежегодно выдавать по три миллиона квадратных метров такого жилья. Предположим, что покупатели на загородный дом в чистом поле за два миллиона рублей даже нашлись. Представим, что все они перед началом рабочего дня одновременно выехали на трассу – единственное шоссе, ведущее в город. Что будет на подъезде к городу? Московская область знает на своем опыте…

Малое количество въездов-выездов в города беда отнюдь не только Москвы. Это свойство абсолютно всех российских городов, где дорожная сеть исторически строилась по принципу «застав» (2-3 выезда из города – не больше). Кроме того, на советских городских окраинах строились микрорайоны, в которых дорожная структура древовидно замкнута на эти же немногочисленные шоссе. Американские города устроены по-другому: городки срослись, сетка улиц непрерывна, вы перемещаетесь между ними даже не замечая этого. И, конечно, никаких замкнутых огороженных коттеджных поселков – там даже ставить забор перед домом по закону некоторых графств нельзя. К тому же, у нас реализуется гораздо более плохой вариант – дачная субурбия. Бесконечные перемещения между дачей и квартирой побуждают людей покупать автомобили, а суровая реальность зимней жизни за городом выталкивает часть жителей таких поселков обратно в город. Словом, без реконструкции дорожной сети русского города и строительства новых «вылетных» шоссе любое строительство за его пределами приведет к разрастанию транспортного коллапса. Еще один важный момент – в Америке совсем другая модель расселения. В США люди работают там, где живут. Россия устроена принципиально по-другому. В ней большую роль играют крупные предприятия, экономика которых завязана на большие города. К тому же, если американец ищет работу – он ищет ее по всей стране и готов переехать хоть в Неваду, хоть в Джорджию на примерно одинаковых условиях. В России же обеспечить достойной работой способны лишь несколько городов. Именно поэтому земельного рынка у нас не существует. Земля в дотационных регионах практически ничего не стоит, люди бегут с огромных территорий. А значит, любые программы сегодня направлены на стимулирование сильных регионов. В Подмосковье практически невозможно построить дома эконом-класса. А уж тем более, переселять людей из трущоб в малоэтажки. Если в многоэтажных домах часть квартир впоследствии может быть распределена между очередниками, то давать людям отдельные дома за пару миллионов пока никто не готов. И пока нет закона, определяющего зоны, где нельзя строить дома, например, выше 4-х этажей, там будут возводить все 20. На выставке «АРХМОСКВА» один молодой финский архитектор рассуждал обо всем этом:

«У нас говорят: «дом должен быть не выше сосен». На деревья надо смотреть снизу вверх, а не сверху вниз. Ваши хрущевки – экономичное, но очень плохое жилье с маленькими и одинаковыми квартирами. Но пятиэтажные дома могут быть очень хорошими – так построена вся Европа. А одноэтажную Америку вы себе просто не сможете позволить. Это очень дорого. Это могла себе позволить только самая богатая страна мира – США».

Американская субурбия изменилась. Она уже давно не «чисто белая», какой была в 70-е годы. Сегодня около 30% населения субурбии составляют меньшинства. Есть целые районы, где доминируют индийцы, пакистанцы, китайцы, корейцы, арабы. И даже богатые черные кварталы, куда не пускают «белый мусор». Социальная активность аборигенов пригорода тоже осталась в реалиях 50-х годов, когда большинство женщин в Америке были домохозяйками и имели на это сводное время.

Сегодняшний покупатель жилья больше не условный семьянин, а некий гибрид человека, автомобиля, компьютера и мобильника. Он иначе думает, иначе живёт, в другом ритме работает. У него другие страхи, которые связаны с другими войнами и другими ценностями.

«Одноэтажная Америка» 60 лет спустя: модель в действии

Генри вернулся из Рочестера в Нью-Йорк после первой волны кризиса – в 2009-м году. Изначально он городской человек, но когда его фармацевтическая компания предложила в начале 2000-х неплохой контракт и подыскала ему дом в графстве Олмстед, он согласился. Рочестер – типичный американский провинциальный город с населением чуть больше 200 тысяч человек, имеющий даунтаун со штаб-квартирами Eastman Kodak и Xerox. А за пределами очень компактного даунтауна – сплошь одноэтажная Америка. Население слившихся воедино пригородов и агломерации, давно переросшей границы графства – около двух миллионов.

«Там невозможно жить без автомобиля, за любой надобностью – только на колесах. Ближайший магазин – шесть миль от дома, мой офис – в 30 милях. Количество автомобилей равно количеству совершеннолетних горожан от школьников до пенсионеров. Поэтому и улицы забиты, и в графстве масса людей, страдающих ожирением. Потому что пешком никто не ходит – все на колесах. Общественный транспорт только в центре города, поскольку территория агломерации огромна. Центр города бедный и криминальный – там селятся только те, у кого нет автомобилей. А так из центра бегут все, кто может, включая бизнес. Корпорации предпочитают купить пару гектаров за городом, на одном разместить одноэтажный моноблок, на втором – автостоянку. Торговли в центре тоже почти нет – население отоваривается в гигантских шопинг-моллах, расположенных по периметру Рочестера. В центральных торговых центрах сейчас или социальные службы, или столовые для бездомных. Мысль о переезде впервые пришла ко мне лет 5 назад, когда резко подскочили цены на бензин. Тогда я подумал, что наполнять бак за $100 и при этом воображать себя свободным – это накладно. Поначалу мы с соседом устраивали карпул: день я его вожу на работу, день – он меня. Таких умников тогда было много, некоторые «карпулили» на троих, чтобы экономить на бензине. Некоторые пересаживались на велосипеды. Но 30 миль на велосипеде – это не мой случай. В конце концов, мне надоело быть рабом своего автомобиля. Лучше уж город, который никогда не спит, где жилье, работа и боулинг близко друг от друга».

Финансовый кризис 2008 года ураганом прошелся по субурбии, оставив огромное количество брошенных или отобранных кредиторами домов по всей стране. А каждый конфискованный или проданный за бросовою цену дом ударял по цене недвижимости во всем районе. Семьи просто сбегали, бросая дома и отсылая ключи банку. А малоимущие горожане и эмигранты в связи с резкий подъемом цен на жилье в городах, напротив, потянулись искать жилье в пригороды.

В последние годы дети «коренных» обитателей пригородов – молодой, образованный, влиятельный класс – потянулись в большие города. Они устали за рулем. Когда-то Голливуд формировал идеал пригородной жизни. Сейчас популярность фильмов, вроде «Секса в Большом городе», служит индикатором меняющегося вкуса Америки.

«Многие районы американской субурбии вдали от городских центров и линий общественного транспорта приходят в упадок, ветшают, а средний класс уходит, стареет и нищает. Это будущие американские трущобы со всеми вытекающими социальными болезнями, – уверен эксперт по урбанизации из Университета Юта профессор Артур Нельсон. – Мы построили слишком много американской мечты, и теперь она преследует нас».

Консервативные защитники пригорода все еще ужасаются: «Как они живут в Британии на 800 квадратных фунтах – в этих «домиках хоббитов», это же всего треть среднего американского дома!». Консервативные жители субурбии все еще надеются, что будущее поколение еще сможет приобрести «нормальный односемейный домик с зеленым садиком».

Но многие американские эксперты уже признали – 70-летний «эксперимент-субурбия» провалился. «Пригород по Левитту» оказался территорией одного поколения. И сейчас американская «субурбия» развивается не так, как ее задумывали создатели.