Очень громкое заявление.

(Оригинал здесь.)

Никакого. Агностического. Тупика. Не существует.
       
        По крайней мере, есть надежда, что тупик этот вовсе не тупик, а нечто совершенно иное.

        Вот смотрите. Я беру в руки карандаш, рисую на листке бумаги перевёрнутую на девяносто градусов восьмёрку и, вуаля, в один-единственный символ умещается ВСЁ. Вы понимаете? Мы все вместе когда-то договорились и сказали, что этот вот символ есть бесконечность. И хотя она, понятно, бесконечна, но при этом она без каких-либо пререканий взяла да разместилась в одном-единственном символе. Как Вы уже поняли, перед нами на бумаге нарисовался парадокс, или противоречие, ежели по простому.

 С одной стороны - бесконечность, а с другой - всего один символ. Правда, это всё-таки особый символ. Какой бы удивительный и прекрасный язык описания мира Вы не создали, в него всегда можно будет добавить и перевёрнутую восьмёрку, которая в сущности выполняет роль Джокера, низводящего любые карты в колоде до практически полного ничто. Но это с одной стороны. С другой, необходимо признать, что наличие такого Джокера в любой системе делает её полной и непротиворечивой. Т.е., любую колоду субъективных знаний, всегда можно дополнить Джокером - Неизвестностью, и любые знания тогда оказываются совокупностью Известного и Неизвестного, а вся парочка вместе - не больше, не меньше, знание абсолютное. Ну, к примеру, Наука в такой интерпретации, будет наукой Известном, а Философия - наукой о Неизвестном. Конечно, на первый взгляд (да и как показала история, второй взгляд тоже ничего иного не выявил) такая конструкция может показаться не имеющей никакого практического смысла вообще, поскольку Неизвестное на то и неизвестное, что им в принципе никак нельзя воспользоваться, и тут вроде как правыми оказываются те товарищи, которые ещё с самого начала XIX века почитают метафизику (науку о неизвестном) не более чем собранием благоглупостей и бесполезных фантазий, годным равзе что для сушки мозгов.
 
        Но именно на этом я и остановлюсь подробнее.

        Свою развёртку я начну, пожалуй, с шотландца Дэвида Юма, который первым среди постантичных мыслителей поставил под сомнение вообще всякую возможность умозаключения. И для начала пришёл к выводу, что всё наблюдаемое нами есть не более чем последовательность или одновременность восприятий, а приписываемая им связь между собой просто не может быть выделена на основаниии этого опыта. В итоге же он и вовсе добрался до утверждения, что «все явления, по-видимому, совершенно отделены и изолированы друг от друга», и что они «никогда не бывают связаны (connected) друг с другом». Но учитывая, что сам Юм встал на путь классической скептики (последовательного сомнения), то и это самое слово "никогда" также должно было вызвать серьёзные сомнения у тех, кто вообще смог бы понять Юма. Что вскоре и произошло.

        Но прежде отмечу ещё раз важнейшее юмовское достижение: «Ум никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятий, и он никоим образом не в состоянии произвести какой бы то ни было опыт относительно соотношения между восприятиями и объектами. Поэтому предположение о таком соотношении лишено всякого логического основания». В связи с чем, возникает ощущение, что здесь не может помочь никакая проверка, да и любой опыт вообще, поскольку любой эксперимент строится на в вмешательстве в наш же собственный опыт. Т.е. проверка изначально уже связана с проверяющим, с его сознанием, и совершенно неизвестно, как разорвать этот порочный круг.

        Однако, как уже было упомянуто, любое "никогда" точно так же должно быть подвергнуто сомнению как и каждое "всегда". Вот и юмовское "никогда" самым безупречным образом разрулил Иммануил Кант.

        Юм утверждал, что умом никак нельзя постичь возможность причинности, т. е. возможность отношения существования одной вещи (причины) к существованию чего-то другого (следствия), необходимо полагаемого первым. Кант признал это утверждение справедливым и добавил, что мы не можем понять и общения вещей, ибо нельзя постичь, как из состояния одной вещи можно заключить о состоянии совершенно других вещей вне ее и как вещи могут зависеть друг от друга, и притом необходимо? Но Кант тем не менее не считал понятия причины и следствия взятыми просто из опыта, а представленную в них необходимость — вымыслом и видимостью, которая вызвана долгой привычкой. Он с помощью дедукции понятий причины и следствия пришел к очень важному выводу, что изначально эти понятия отнюдь не выведены из опыта, чего так опасался Юм, а являются априорными, изначально присущими рассудку до всякого опыта, а опытом эта априорность только «оплодотворяется».

        «Эта дедукция, — пишет Кант, — которая моему проницательному предшественнику [Юму] казалась невозможной и которая, кроме него, никому даже в голову не могла прийти, хотя всякий смело пользовался этими понятиями, не спрашивая, на чем основывается их объективная значимость, — эта дедукция, говорю я, была самым трудным изо всего, что когда-либо могло быть предпринято для метафизики, и, что хуже всего, сама метафизика, как бы многообразна она ни была, не могла мне при этом оказать ни малейшей помощи, потому что только эта дедукция и должна была решить вопрос о возможности метафизики.

        Так как мне удалось разрешить юмовскую проблему не только в одном частном случае, но и относительно всей способности чистого разума, то я и мог теперь идти твердыми, хотя все еще медленными, шагами, дабы наконец полностью и исходя из общих принципов определить всю сферу чистого разума в его границах, а так же в его содержании; а это было именно то, в чем нуждалась метафизика для возведения своей системы по верному плану. Но я опасаюсь, что с разрешением юмовской проблемы в самой широкой ее постановке (а именно в «Критике чистого разума») может случиться то же, что случилось с самой проблемой, когда она впервые была поставлена».

        И надо сказать, что подозрения Канта оправдались, поскольку он на всех парах столкнулся именно с тем, что и называется агностичесим тупиком. Судите сами, с одной стороны мы получили вещь-саму-по-себе, без всяких связей с другими вещами-по-себе, а с другой стороны, мы имеем ничем не замутнённые аналитические экзерсисы нашего разума. Подвох в том, что все эти логические суждения типа «А тождественно А» и прочих тавтологий, служат только для связи цепи восприятий внутри нашего разума, но не могут дать нам ни единого нового бита информации о внешнем относительно нашего восприятия объекте. В первую очередь это означает, что нельзя ничего доказать. В принципе. Т.е. первейшее следствие кантовского открытия - это несостоятельность всех т. н. "доказательств" бытия Божия. Впрочем, как и всех доказательств Его небытия. Поэтому обоюдоострый удар, нанесенный Кантом всем догматическим системам, можно считать смертельным. Никакая догма после Канта не имеет оснований для претензий на Абсолют. Верить Вы можете во что угодно, но чем угоднее Вам самим Ваша вера, тем более эта Ваша проблема.

        Впрочем, куда более существенно, и это надо отметить в первую очередь, - открытие Кантом логики, как в некотором роде личного свойства разума. Если же брать шире, то и не логики, а любого языка вообще. Т.е. наличие и сам выбор языка определяется исключительно разумом. Впрочем, в данной ситуации я не буду говорить о "языке", и ограничусь словом "логика". Оно больше подойдёт в дальнейшем. Однако, близость, если не тождественность, понятий "языка" и "логики" отметить необходимо.

        А теперь вот какая штука получается. Кант, спасая философию от воистину жестокой критики Юма, "заключает" бытие внешней относительно нашего фильтра восприятия вещи в саму себя, а с другой стороны этого фильтра образуется точно такая же вещь в себе - наш скромный разум, который тоже живёт самодостаточно, по своим собственным законам, именуемым Логикой. И так как никакой прямой связи между вещью и разумом нет, следовательно, ничего нового о том, что разум узнаёт о внешней вещи посредством ограниченного восприятия, он сказать не может. Это и есть тупик, в котором одновременно видится и смерть всякой метафизики. Всё, что создаёт чистый разум - это столь же чистый виртуал, никак не связанный с внешей вещью.

        Однако, есть одно "но". Как Вы заметили, я употребил слово "никак". А с точки зрения скептики это означает одно: я где-то наврал. И, что любопытно, некая странность, оставляющая надежду, действительно, есть! Дело в том, что самым странным образом, прослойка восприятия между человеческим чистым разумом и вещью-самой-по-себе, имеет регулярную тенденцию к изменению. И этот малозаметный факт, на самом деле говорит очень о многом.

        И чтобы было понятней, то вот Вам такая зарисовочка с натуры. Заходим в гости к Вике и запрашиваем её на предмет статьи по поводу сражения у деревни Островно. Есть там пара прелюбопытнейших цитат. Во-первых, С. Н. Глинка в «Записках о 1812 годе» пишет следующее: "Яростно гремела неприятельская артиллерия и вырывала целые ряды храбрых полков русских. Трудно было перевозить наши пушки, заряды расстрелялись, они смолкли. Спрашивают графа: «Что делать?» «Ничего, — отвечает он, — стоять и умирать!»".

        Я хочу обратить внимание на так называемую фигуру речи: "артиллерия вырывала целые ряды храбрых полков русских". Да-да. Ничего казалось бы интересного. Подумаешь, стиль такой. Но вот Вам то же самое и о том же самом: "«В сие время выведен был один батальон пехоты из кустов, множество неприятельских орудий устремилось на него ядрами, целые ряды жестоко вырывались из фронта; когда было доложено графу Остерману-Толстому о напрасной убыли и потере людей, он, под березой стоя, нюхая табак, сказал: „Стоять и умирать“.»".

        Артиллерийский(!), между прочим, офицер Г. П. Мешетич передает своё видение артиллерийского выстрела ещё более показательно, нежели Глинка: "множество неприятельских орудий устремилось на него ядрами". И лично у меня возникает вопрос. А фигура ли это речи, метафора ли? А может быть славные русские офицеры в своей образности не менее точно передают и своё личное восприятие того, как стреляет пушка? И если это так, то воспринимается ими последовательность пушка, выстрел, полёт ядра и попадание в цель как одно практически неделимое целое. Так же как выдыхание огня драконом. Конечно, на примере Глинки это, может, и не столь очевидно, но уж глагол "устремиться" подпоручика Мешетича говорит сам себя.

        А если кто до сих пор слушает меня с излишним скепсисом, я таки припомню Вам кентавров. А так же напомню о том, как впервые воспринимали всадников-конкистадоров американские индейцы, и какой благоговейный ужас вызывало у них "разделение" лошади и всадника при падении последнего.

        Исходя из всего вышеперечисленного, можно предположить, что фигурой речи в будущем становятся особенности прошлого восприятия. Т.е. когда нам нужно что-либо изобразиить в виде целого или обобщённого сегодня, мы и прибегаем к видению этого же самого, но в прошлом.

        А всё вместе это, хоть косвенно, но вполне определённо указывает на то, что фильтр нашего восприятия не есть величина постоянная. Но тогда следующий вопрос.

        Вот взять тот же пушечный выстрел. Двести лет назад пушка могла устремиться ядром в противника. А сегодня? Сегодня это даже в качестве метафоры выглядит достаточно странно. Но ведь чистый разум подпоручика Мешетича вряд ли чем-то отличается, скажем, от моего или Вашего. Что весьма просто аргументировать всеми многочисленными трудами античных философов, которые прошли путь Юма и Канта ещё две с лишним тысячи лет назад. Язык логики древних греков вполне позволяет сопоставить и Аристотеля, и подпоручика Мешетича, и нас с Вами за компанию. При этом и пушечный выстрел сам по себе тоже не изменился. Пушка по-прежнему выплёвывает снаряд, тот летит и падает. Так с чего бы меняться восприятию этого процесса, когда ничего вокруг этого процесса не меняется (с точки зрения агностического тупика)? Почему Мешетич видит дракона, а мы два скучных, серых металлических объекта?

        И вот тут мы приходим к тому, что ответил на всё это дело Гегель. А Гегель, напомню, отчвечая Канту, вдруг заговорил о Противоречии. А ещё он сказал, "Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно". На основании чего было выдвинуто странное утверждение, что диалектическая философия - это философия тождества. Хотя, если честно, я просто не могу взять в толк, как можно из диалектической предпосылки "тезис-антитезис-синтез" вывести "что знание о вещи и есть сама вещь". А якобы именно это и следует из афоризма о разумном и действительном. Позволю себе не согласиться.

        Как мне кажется, понимать фразу Гегеля надо именно в том ключе, что Противоречия есть результат наличия внутренней Организации (Закона, Структуры) вещи-самой-по-себе - всё действительное разумно. Если хотите, разумно устроено. Да, безусловно, это будет организация-сама-по-себе. И про неё тоже можно сказать, что она также непознаваема, как и вещь, однако, она будет подобна другим вещам-в-себе, а значит и нашему разуму. Поэтому напомню всем скептикам, что скептическое рассуждение не заканчивается никогда, и оно настолько же бесконечно, как и непознаваемое, и потому упрямо продолжает вести нас по пути синтеза. А синтез начинается там, где ОБНАРУЖИВАЕТСЯ противоречие, т.е. там где сталкиваются тезис - творческая развёртка стараниями чистого разума восприятия номер N (который основывается на априорном законе-в-себе, на некоторой логике то бишь), и антитезисом -  восприятием номер N+1, которое становится возможным только после осуществления полной логической развёртки восприятия номер N.

        И вопрос теперь на самом деле ставится совсем другой. Что такое Противоречие и почему оно становится возможным? Именно на этот вопрос отвечает Гегель своей фразой: "Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно".

        Противоречие возможно, потому что вещь-сама-по-себе имеет так же закон-сам-по-себе (внутреннюю логику вещи), который каким-то образом подобен (а не тождественен) тому, что вполне доступно нам, а именно, логике нашего разума. Т.е. вещь-сама-по-себе имеет собственную логику, подобную логике нашего разума. И вот уже через эту скрытую связь разумность преобретает черты действительности. Но логика разума всё-таки не тождественна, он лишь подобна действительности. Вот за эту нестыковку Гегеля, надо полагать, и обвинили во всех тяжких. Однако, я вообще сомневаюсь, что Гегель мог тогда выразиться как-то иначе - достаточно вспомнить подпоручика Мешетича. Соответственно, тогдашние критики Гегеля тоже не смогли воспринять его иначе, нежели они его поняли. В сущности, основные идеи Гегеля были не то что отвергнуты - их просто не заметили. И чтобы это показать, я, с Вашего позволения, вернусь к своей краплёной колоде с Джокером.

        Если принять теперь во внимание всё сказанное выше, то расклад на сей момент выглядит так. Как только Вы честно опишете всё, что Вам известно до самой последней буквочки-чёрточки, тут же, в самом обязательном порядке окажетесь жертвой шутника Джокера, а именно, столкнётесь с тем, что называется Противоречием. И вся соль этого столкновения в том, что между Известным и Неизвестным в этом случае самым странным образом обнаруживается связь.

        Потому и становится возможным Противоречие, оказывающееся тем самым ключиком, что необходим для входа в Неизвестное. Факт наличия противоречий в любой (отдельное спасибо товарищу Гёделю) системе субъективных знаний, говорит о наличии Смысла (Организации? Истины? Структуры? Порядка? Абсолюта? - нужное подчеркнуть), сокрытого в Неизвестном, оставшемся вне исходно очерченной системы знаний. Ведь если Неизвестное есть просто нечто бессвязное, бесформенное, хаотическое или бессмысленное, то противоречия между Известным и Неизвестным просто не имели бы никаких причин для возникновения, а количество самонепротиворечивых систем стремилось бы к бесконечности! А тут всё ровно наоборот - любое субъективное знание противоречиво. Значит, часть некого исходного смысла (ну или то, что Вы сочли нужным подчеркнуть ранее), всё-таки проникает сквозь наши фильтры восприятия. С одной стороны, эта взаимосвязанность обрезана фильтром, через что полностью устраняются любые рамки для свободного творчества чистого разума. Однако, с другой, внутренняя взаимосвязанность ограничвает эту свободу творчества. И когда разум всё-таки сталкивается с этими рамками, противоречия и возвышают свой голос.

        Как Вы могли догадаться, диалектику я тут развёл не просто так. Дело в том, что есть у меня мысль, способная восстановить попранные достижения Гегеля. И прежде всего - это новый взгляд Гегеля на закон Дунса Скота (из допущения двух противоречащих высказываний можно с полным правом вывести вообще все что угодно). Когда Гегель заговорил о противоречиях, следующим его шагом был вывод о необходимости создания новой диалектической логики. И действительно, диалектика просто вопиёт о необходимости сменить логическую прошивку разума на новую, более продвинутую версию. Однако, эта простая мысль самым жестоким образом была встречена в штыки.

        Дело в том, что Гегель, плыл против течения. Его философия несла в себе столько христианства сколько только могла унести, прогрессивная же общественность была так прогрессивна, что за последние 200 лет гегельянство не пинал только ленивый. Вот что писал, например, Шопенгауэр: "Гегель, назначенный властями сверху в качестве дипломированного Великого философа, был глупый, скучный, противный, безграмотный шарлатан, который достиг вершин наглости в наскребании и преподнесении безумнейшей мистифицирующей чепухи. Эта чепуха была шумно объявлена бессмертной мудростью корыстными последователями и с готовностью принята всеми дураками, которые, таким образом, соединились в столь совершенный хор восхищения, который вряд ли когда-либо звучал ранее. Широчайшее поле духовного влияния, предоставленное Гегелю власть предержащими, позволило ему добиться успеха в деле интеллектуального разложения целого поколения".

        Судя по эмоциональности приведённого замечания, Шопенгауэр Гегеля как-то не очень понял, поэтому лучше привести некоторые мысли Карла Поппера, который разобрался в гегелевской диалектике куда как основательнее. Но проводя чёткую границу между иделистическим и диалектическим в наследии Гегеля, Поппер говорил о каждой из этих частей весьма разное, что мне кажется, мягко говоря, непоследовательным. С одной стороны, Поппер весьма высоко оценивал возможности диалектики при описании сложных систем (исторические процессы, например). Но с другой, он говорил и такое: "Я думаю, что она представляет собой наихудшую из всех тех абсурдных и невероятных философских теорий, какие имел в виду Декарт".

        Когда я впервые ознакомился с мнением Поппера на гегельянство (этим презрительным термином принято называть метафизику Гегеля) мне стало как-то неловко. Учёный муж говорит об инструменте, который единственный даёт серьёзные результаты в системах сложных и нелинейных, однако, полностью отвергает его, как только дело заходит о системах в сущности примитивных, линеаризованных. Как я уже сказал, непоследовательно это.

        Мне вообще кажется, что Гегеля с самого начала невзлюбили именно за то, что он не столько философскую теорию создал, сколько восстановил полностью забытые к тому времени основы христианской философии. Именно потому его и возненавидели за "железобетонный догматизм", по выражению того же Поппера. Позитивная наука рьяно боролась с тогдашней религией, и именно поэтому Гегель, как верховный метафизик, стал врагом номер один для прогрессивной общественности. А потому ни слова из Гегеля не было услашано ни его апологетами, ни его противниками. Потому как это был спор не философский, ведущийся скептиками, а религиозный, ведущийся фанатиками: церковники vs атеисты.

        Но обратите внимание, так оно и должно было произойти. Если Гегель был прав. И точно так же всё должно было обернуться. Если Гегель был не прав. Воттакота! Именно за это Гегеля не любил Поппер. Но повторю ещё раз, когда Поппер критиковал логику гегелевской диалектики, он ухитрялся утверждать, что более чем годная для описания сложнейших процессов, она не должна занимать фундаментальное место формального логического вывода в практической жизни. В качестве аргументации Поппер развивает мысль, что в диалектике неправильно (уж Поппер-то знал как оно правильно) употребляются логические термины, а понятия "отрицание" и "противоречие" имеют определенное логическое значение, отличное от диалектического. Такая терминология, по мнению Поппера, лишь вводит в заблуждение. Но! А кто ОПРЕДЕЛИЛ это определённое логическое значение?! Т.е. если взглянуть скептически на это заявление, а именно с позиции бездонной пустоты, без колебаний стремящейся пожрать всё определённое, то критическая аргументация Поппера начинает попахивать помимо непоследовательности ещё и неубедительностью.

        И для затравки, вот Вам фраза из статьи Карла Поппера о диалектике, где он наглядно показывает, что мы можем вывести из пары двух противоречащих друг другу посылок совершенно любое заключение: "Общезначимость этого правила можно считать установленной, если принять, что высказывание не-р истинно только в том случае, когда р ложно". Вот оно в чём дело! Критика гегелевской позиции всякий раз осуществляется с помощью двоичной логики, той самой, в которой основным положением является взаимное исключение аргумента и контраргумента, что всегда приводит к одному и тому же - к закону Дунса Скота. Но всё дело в том, что логика Гегеля полностью выходит за рамки двоичной логики, поскольку она троичная. Это так, хотя бы уже потому, что в рмках двоичной логики такого понятия как Противоречие на самом деле просто не существует. Достаточно просто вспомнить как называется один из базовых законов, на котором и стоят все двоичные логические системы: Закон Исключения Противоречия. Это очень древний закон. По свидетельству Платона, впервые его использовал в полемике ещё Протагор, и с тех пор ничего не изменилось.

        Таким образом, говорить о Противоречии средствами двоичной логической системы просто невозможно. В этом случае дело должно просто "закрываться, за отсутсвием состава преступления", поскольку А и не-А существовать одновременно в логике двоичной не могут, ибо каждое высказывание может иметь только два значения: прямое и обратное. В логике же Гегеля они вполне сосуществуют на равных, из чего прямо следует, что диалектическое высказывание может иметь более чем два значения. Поэтому логично что, когда Поппер выводит положения Гегеля, пользуясь двоичной логикой, приходит к совершенно абсурдным результатам, потому как после операции Исключения Противоречия (А и не-А) не остаётся ровным счётом НИЧЕГО. Ничего из того, о чём говорит Гегель. Таким образом, Поппер, получая абсурдные результаты вовсе не доказывает что-либо о диалектике Гегеля, поскольку она просто выпадает из его поля зрения. Что только подтверждает слабость его собственной позиции.

        А слабость аргументации Поппера в том, что он не смущаясь пользуется логикой, которую можно назвать божественной, т.е. логикой гипотетического существа, которому известно всё. Т.е. абсолютно. И это вот всезнание, действительно, исключает любые противоречия. Однако, абсолютным знанием должно обладать существо, не имеющее никаких ограничений на восприятие познаваемого. Следовательно, у такого существа должно быть бесконечное восприятие. Оно видит, слышит, осязает и бог весть что ещё ощущает во всем каком только возможно спектре. Является ли таким гипотетическим существом человек? Мне как-то сомнительно. Значит, и наша логика должна больше соответствовать нашему восприятию. И не стоит мнить из себя Бога, когда в любой момент Вас может поджарить молния.

        Справедливости ради отмечу, что идея эта скорее заложена в самой основе диалектики Гегеля, нежели высказана им самим напрямую. Тем не менее, именно эту мысль отбрасывают с особым негодованием. Неужели все так хотят стать богами? Наверное, поэтому нам и не составит никакого труда, подобрать всеми брошенное и немножко поскоблить - а вдруг чо заблестит?!

        Итак, когда встаёт вопрос о логике используемой Гегелем, сразу обнаруживается необходимость в переходе на совершенно иной логический инструмент, нежели мы привыкли использовать. Что любопытно, ещё в 60-е годы прошлого века такой инструмент появился - нечёткая логика, уж ей-то собственный гегелевский термин "спекулятивная" подошёл бы как нельзя лучше. Кстати, такая давность события наводит на серьёзные сомнения в понятности Гегеля даже в среде его адептов. Уж им-то было просто показано рвать и метать. Ведь именно с помощью этого, без сомнений, рулезного софта реализация триады "тезис-антитезис-синтез" обретает практические очертания.

        В классической двоичной логике, формула А(тезис) И не-А(антитезис) приравнивается к нулю, т.е. (А&!А)==0. На практике это означает абсолютизацию как А, так и не-А. Но как я уже сказал - это логика Бога. И так не бывает, чтобы мы оперировали абсолютными истинами. Не доросли ещё (а с такой гордыней и вряд ли дорастём). Так вот. Идея Гегеля именно в том и заключается, что формула (А&!А) допускает отличие от нуля, т.е. она НЕ ИСКЛЮЧАЕТ противоречия. И отсюда вопрос: кто после этого наивный идеалист - Гегель или всё-таки Поппер?!

        Но самое интересное начинается дальше. Для начала отметим, что логическая формула "А И не-А" - это более не Исключение, а Пересечение (Обобщение, Синтез). Впрочем, это и так было ожидаемо. Поэтому, куда более знаменательно другое - формула "А ИЛИ не-А", т.е. операция Выбора в гегелевской логике превращается в операцию Объединения! И надо сказать, последствия такой разительной перемены в логическом основании оказываются воистину революционными. Так, очевидное следствие двоичной логики - формула "Разделяй и властвуй", становится просто бессмысленной в рамках логики куда более реальной - нечёткой, которая приводит нас к диаметрально противоположному взгляду даже на такую область человеческой деятельности как политика: "Объединяй и веди". Teile und herrsche, ein Sound Motto. Vereinigen und zu fuhren, ein besseres (Иоганн Вольфганг фон Гёте).

        Конечно, даже сама мысль о практическом применении гегелевского подхода вызывает повсеместные стоны у многих. И это соверешнно справедливо, потому как и младенцу понятно, что даже для самой простецкой формулы "спекулятивной" логики просто неоткуда взять точных значений истинности утверждений, ибо эти значения относительны к Истине. И чтобы подставить точные значения в формулу надо знать Истину УЖЕ. А это, как показано Иммануилом Кантом, а с тех пор ничего не изменилось, вне возможностей нашего восприятия.

        Но я Вам скажу так, если у нас и есть будущее, то оно... нечёткое. Поэтому забейте себе в мозг - Гегеля никто не смог опровергнуть логически, потому что Гегель пребывает в иной системе логики, а это и есть самый настоящий синтез. Вот и нам, чтобы двинуться дальше, необходимо перепрошивать собственный мозг более подходящим для него софтом. Ещё хочется отметить, что процесс познания по-гегелевски превращается в самоподобный, и таким образом, фрактальность сменяющихся представлений о мире становится признаком следования в верном направлении - от обобщения к обобщению.

        Ну, и напоследок мыслишка о количественно-качественных переходах.

        Если Вы помните, несколько ранее (Who Wants to Live Forever?) я пришёл к заключению, что человечество бессмертно, пока смертен человек. Теперь же, развивая эту же мысль здесь, рискну предположить следующее. Раз уж бессмертное человечество находится на короткой ноге с бесконечностью, то выходит, что количественный переход человека на новый качественный уровень - человечество, позволяет расчитывать и на преодоление агностического тупика. А это в свою очередь говорит нам о том, что каждому из нас мало просто родиться человеком, недостаточно просто отбыть номер. Нужно нечто большее. Рецепт, как всегда, известен давно: нужно не просто принадлежать, надо быть частью. Вы, конечно, скажете мне,мол, ну, кто воспринимает всё это всерьёз? Слова, слова - не правда ли? А между тем, по всему выходит - прислушаться к такому простому, но такому мудрому совету стоит.