"Чудовища вида ужасного схватили ребенка несчастного", или Трагикомические и курьезные случаи времен Большой чистки

Предисловие ТС.  Периодически появляющиеся сейчас архивные материалы свидетельствуют о том, что у обвиняемых по антисоветским и контрреволюционным делам, проходивших через обычные  суды в 1937-1938гг.,  были весьма неплохие шансы отделаться минимальными   наказаниями или вообще их избежать. 

Уже отмечал, что пресловутая "огоньковщина" нанесла громадный вред историческому сознанию нашего социума.  Попытка   руководящих мимореальцев  ввести в научный оборот подлинные документы без полноценной обработки и анализа контекста, их зачастую пристрастное и необъективное толкование с целью  обличения т.н. сталинщины,  агрессивная  низкопробная      публицистика на основе слухов, баек, легенд, мифов и фальшивок (фейков)

ожидаемо вызвали ответный вал в основном не менее ангажированных   штудий и такого же качества публицистики  с целью защиты от обвинений СССР, Советской власти, социализма и лично И.В.Сталина (в меньшей мере В.И.Ленина).

Во многом благодаря исторической интернет-тусовке рунета, где почти   ежедневно велись обсуждения всех издаваемых статей, сборников документов  и исследований историков - профессионалов и любителей, в т.ч .публицистического характера, наносное было практически отделено   от существенного, позиции сторон утвердились, аргументация отточилась, фейки большей частью отброшены.  

===============================

1. Автор: Валерий Ерофеев, Самара 24 марта 2025   "Страна в «ежовых» руковицах"

(...) Как гласят материалы недавно рассекреченного уголовного дела, 24 декабря 1937 года из Большечерниговского РО НКВД в Куйбышевское областное управление НКВД поступило дело о контрреволюционной агитации со стороны 38-летнего Травкова Георгия Филипповича, инструктора-бухгалтера управления овцесовхозов Наркомсовхозов РСФСР.

Отягчающими обстоятельствами против него были следующие факты: Травков имел происхождение из служащих, а в 1919 году служил в Белой армии в качестве нижнего чина.

Суть дела оказалась в следующем. В августе 1937 года Травков, прибыв из Москвы в служебную командировку в Глушицкий овцесовхоз Большечерниговского района Куйбышевской области в качестве представителя управления овцесовхозов, в магазине райкоопа увидел висящий на стене портрет секретаря Куйбышевского обкома ВКП(б) Постышева. Травков тут же обратился к заведующему магазином Головину и стал настойчиво требовать, чтобы он снял портрет со стены магазина, доказывая, что Постышев одновременно с врагом народа Тухачевским весной 1937 года был снят с работы в ЦК ВКП(б) Украины, после чего и был направлен в Куйбышев на понижение. На возражения Головина и его убеждения в том, что представитель из центра ошибается, Травков остался при своем мнении и по-прежнему предлагал заведующему портрет Постышева со стены снять. Через день по заявлению Головина Травков за контрреволюционную агитацию был арестован органами НКВД.

Слушание дела Травкова в спецколлегии Куйбышевского областного суда после проведения предварительного следствия было назначено на 20 января 1938 года. Однако незадолго до этого стало известно об аресте Постышева органами НКВД, поскольку тот оказался врагом народа. В связи с этим обстоятельством суд принял решение о возвращении дела Травкова в облпрокуратуру для проведения дополнительного расследования.  Вторично судебный процесс по его делу состоялся 20 марта 1938 года, и в итоге Травков по ст. 58 УК РСФСР был приговорен к двум годам лишения свободы с последующим поражением в избирательных правах сроком на три года. В приговоре причиной его осуждения уже называлась не контрреволюционная агитация в отношении портрета Постышева, а... служба Травкова в рядах Белой армии, хотя это и происходило за 20 лет до описанных событий. Видимо, неспроста в то время ходила поговорка:

«Наши органы зря никого не арестовывают».

Враги народа под лупой

Один из методов, который Постышев до своего ареста применял в ежедневной борьбе с врагами народа, заключался в... использовании лупы при рассматривании различных изображений в печатных изданиях, в том числе и фотографий в ежедневной областной партийной газете «Волжская коммуна». Известно, что каждое свое утро секретарь обкома начинал с просмотра прессы, после чего вызывал помощника и диктовал ему очередное донесение в областное управление НКВД. Между прочим, борьбу с врагами народа с помощью лупы придумал вовсе не Постышев. Секретарь Куйбышевского обкома лишь взял на вооружение приказ по Главлиту СССР № 39 от 14 февраля 1935 года, подписанный начальником Главлита Волиным, в котором, в частности, говорилось:

«На ИЗО-фронте Главлитом обнаружены умело замаскированные вылазки классового врага. Путем различного сочетания красок, света и теней, штрихов, контуров, замаскированных по методу «загадочных рисунков», протаскивается явно контрреволюционное содержание. Как замаскированная контрреволюционная вылазка квалифицирована символическая картина художника Михайлова «У гроба Кирова», где посредством сочетания света, теней и красок были даны очертания скелета. То же обнаружено сейчас на выпущенных Снабтехиздатом этикетках для консервных банок (вместо куска мяса в бобах — голова человека).

Исходя из вышеизложенного — приказываю:

Всем цензорам, имеющим отношение к плакатам, картинам, этикеткам, фотографиям, фотомонтажам и пр., — установить самый тщательный просмотр этой продукции, не ограничиваться вниманием к внешнему политическому содержанию и общехудожественному уровню, но смотреть особо тщательно все оформление в целом, с разных сторон (контуры, орнаменты, тени и т.д.), чаще прибегать к пользованию лупой».

Редакции газет не раз испытывали на себе жуткие последствия метода борьбы с врагами народа с помощью обычной лупы. Так, 21 сентября 1937 года в Куйбышевское областное управление НКВД от Постышева поступило заявление о факте обнаружения им контрреволюционного искажения портрета Маршала Советского Союза Буденного, помещенного в номере газеты «Волжская коммуна» от 20 сентября 1937 года. В тот же день управлением НКВД по этому факту было возбуждено уголовное дело в отношении 25-летней Шелудяковой Елизаветы Львовны, русской, имевшей происхождение из служащих, фотографа газеты «Волжская коммуна», и 32-летнего Сергиевского Серафима Петровича, имевшего происхождение из священников, травильщика типографии «Волжская коммуна». Как сказано в материалах дела, в вину сотрудникам редакции и издательства было поставлено следующее:

«На фотографии т. Буденного, помещенной на первой полосе газеты «Волжская коммуна» от 20 сентября 1937 года, на его рукаве пятиконечная звезда имеет явно выраженную форму фашистской свастики». По мнению следствия, «такую форму она приобрела в ходе проявления негатива указанного снимка, которое проводилось Шелудяковой. Затем травильщик цинкографии Сергиевский, получив фотографию т. Буденного, изготовил по ней клише с аналогичным контрреволюционным искажением и сделал оттиски с этого клише, хотя имел все возможности в ходе обработки клише при наличии лупы и оригинала обнаружить фашистскую свастику».

Уже при первом рассмотрении этого дела, которое состоялось 20 января 1938 года, спецколлегия Куйбышевского областного суда, изучив представленные материалы, вынесла определение о том, что на негативе и на оригинале фотографии, сделанных Шелудяковой, искажения звезды на рукаве т. Буденного не наблюдается. Поэтому определением суда женщина была оправдана за отсутствием в ее действиях состава преступления и освобождена из-под стражи в зале суда. Далее в решении суда сказано:

«Искажение фотографии появилось только в ходе изготовления цинкового клише, которое производилось Сергиевским».

Несмотря на это признание, суд все же не усмотрел в действиях травильщика умысла, и, стало быть, состава преступления, предусмотренного ст. 58—10 УК РСФСР, которую переквалифицировал на ст. 111 УК РСФСР (служебная халатность). Окончательное рассмотрение дела Сергиевского состоялось 27 января 1938 года в спецколлегии Куйбышевского областного суда. По ст. 111 УК РСФСР он получил 4 месяца лишения свободы, которые к тому моменту уже отбыл в камере следственного изолятора, и потому его освободили из-под стражи прямо в зале суда.

Сталин и голуби

Бывали в те годы и откровенно трагикомические случаи в разоблачениях «врагов народа», что, впрочем, никак не принижало значимости ситуации, изложенной в следственных материалах. Так, в марте 1938 года спецколлегия Куйбышевского областного суда рассмотрела уголовное дело по обвинению по ст.58—10 жителя Сызрани, служащего конторы коопторга Семенова. Суть дела состояла в следующем. В то время на центральной площади Сызрани, как и во многих других городах, стоял памятник Сталину. Однажды в октябре 1937 года Семенов и его сослуживец Михайлов шли мимо него, и Семенов, взглянув на гранитного вождя, сказал своему попутчику:

— Посмотри, а ведь памятник Сталину голуби обос...ли... (в тексте приговора это слово приводится полностью).

В тот же день Михайлов написал на Семенова заявление «куда следует», изложив в тексте во всех подробностях высказанные сослуживцем слова в отношении «вождя всех народов». Приговор суда гласил: за контрреволюционную агитацию Семенова отправить в «места не столь отдаленные» сроком на 7 лет. Не менее «веселый» сюжет прослеживается и в материалах уголовного дела, которое в декабре 1937 года было возбуждено РО НКВД Елховского района по факту контрреволюционной агитации со стороны 26-летней Онучкиной Марии Алексеевны, имевшей происхождение из крестьян-бедняков, неграмотной, замужней, имеющей одного ребенка, ранее не судимой, работницы колхоза «Новый Путь» Елховского района. Как гласят следственные материалы, 29 ноября 1937 года Онучкина пришла в квартиру колхозного парторга Лутошина, где в то время также находились его жена, член сельсовета Кувшинов и колхозники Киселев и Таланин. Девушка увидела на стене квартиры плакаты с портретами кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР А.И. Коваленко и Е.В. Катаевой. По поводу последней кандидатуры Онучкина с насмешкой выразилась так:

«Лизку-то зачем в депутаты? Это же первая б... у нас на селе».

После этих опрометчивых слов парторг попросил Онучкину покинуть его квартиру, а на следующей день написал заявление в НКВД о факте контрреволюционной агитации. Свидетелями по делу выступили все присутствовавшие. Решением спецколлегии Куйбышевского областного суда от 19 февраля 1938 года на основании ст. 58—10 ч.1 УК РСФСР Онучкина была приговорена к лишению свободы на три года с последующим поражением в избирательных правах также на три года.

«Освобожден... в зале суда»

Существует мнение, что суды в 1937 году лишь «проштамповывали» предоставленные им органами НКВД уголовные дела, поскольку решение о том, каким должен быть приговор готовилось «наверху». Однако из архивных материалов следует, что в течение 1937—1938 годов суды не раз бывали просто вынуждены оправдывать подсудимых в силу надуманности обвинения. 

10 июля 1937 года колхозник из села Русская Селитьба Елховского района Василий Нагорнов в местном сельсовете при попытке стереть пыль с висящего на стене портрета Сталина в нескольких местах надорвал бумагу, и это произошло на глазах председателя сельсовета. В тот же день Нагорнов был арестован органами НКВД и в ходе следствия ему предъявили обвинение по ст. 58—10 УК РСФСР. Однако 20 мая 1938 года в ходе слушания этого дела в спецколлегии Куйбышевского областного суда было принято решение:

«надрыв бумаги на портрете т. Сталина Нагорновым сделан случайно, по неосторожности, и никто из свидетелей по делу не подтвердил, что в этом с его стороны было проявление какой-либо злой воли».

В итоге Нагорнов был оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления и освобожден из-под стражи в зале суда.

А 16 октября 1937 года в прокуратуру города Куйбышева поступило заявление от гражданина Богачева П.Г. о том, что его новый сосед Гадалин Михаил Прокофьевич ведет контрреволюционную агитацию и в оскорбительной форме отзывается о Советской власти и Советском правительстве. Приехавшие вскоре работники милиции арестовали Гадалина и отправили его в следственный изолятор. В ходе расследования выяснилось, что бывшая жена Богачева Фекла Дмитриевна, разъехавшись с бывшим мужем, обменяла свою комнату на частный дом, ранее принадлежавший Гадалину. Однако Богачев не хотел, чтобы от него уезжала жена, пусть даже и бывшая, и потому он отказался пускать в квартиру приехавшего сюда с вещами Гадалина, хотя тот и предъявил ему обменный ордер, выданный горкоммунхозом. В итоге дело закончилось дракой старого и нового жильцов и вмешательством работников милиции, которым Богачев и сделал заявление о том, что Гадалин нецензурно ругал Советскую власть. Но во время слушания дела не было добыто никаких доказательств того, что подсудимый и в самом деле:

«нецензурно оскорблял Советскую власть и Советское Правительство».

Свидетельницы Аникеева и Шафеева, вызванные в суд по настоянию Богачева, заявили, что сами они не слышали от Гадалина ничего подобного, а знают о них только со слов Богачева, который был сильно недоволен въездом нового жильца в соседнюю комнату вместо бывшей жены. На основании этого Гадалин спецколлегией облсуда за недоказанностью преступления был оправдан, после чего освобожден из-под стражи в зале суда.......

2.  Автор: Роман Коротенко 1 октября 2024 | ТыжИсторик | Дзен "Архивный интим на троих" 

(...) Это тоже докладная записка, которую секретарь Пришекснинского райкома ВКП(б) тов. Ершов составил на имя второго секретаря обкома ВКП(б) тов. Алексеева (для ознакомления 1-й лист, в исходнике все пять):

Сразу оговорюсь: судя по всему, эта записка так и не была отправлена адресату, потому что на ней нет ни исходящего номера, ни резолюции Алексеева — при том, что подпись свою Ершов всё-таки поставил.

Несмотря на всё это, неотправленная записка каким-то образом оказалась в архиве, а впоследствии была оцифрована.

Из текста записки ясно, что тов. Ершов написал её в ответ на запрос того самого тов. Алексеева (однако самого́ запроса в архивном деле почему-то нет), которого интересовала «подсудность учителей Чаромской средней школы» (так в тексте).

Суть дела такова: Пришекснинским районным судом двое учителей Чаромской средней школы были приговорены к двум годам лишения свободы каждый, и ещё один учитель — к одному году исправительных работ.

Секретарь райкома Ершов подробно описывает, в чём конкретно обвинялся каждый из учителей, и что на самом деле выяснилось в ходе рассмотрения дел в суде.

В конце своей записки Ершов делает следующее предложение:

Я убедился в уголовно ненаказуемости учителя Коваль и Овчинникова. Вполне достаточно им тех переживаний и административных взысканий, которые им были даны. Просил бы вмешаться областной прокуратуре и привлечь к ответственности за 7-ми месячную волокиту, преждевременные, публичные угрозы обвиняемым.

Переводим на обычный русский: секретарь райкома считает двух из трёх учителей невиновными, и предлагает секретарю обкома освободить их из-под стражи, заодно наказав следователя за волокиту и т.д.

Опять-таки, здесь возникают двойственные чувства: с одной стороны, это хорошо, когда второй секретарь обкома проявляет желание разобраться в каком-то судебном деле — значит, он переживает за простых людей; с другой стороны — что же это за правопорядок такой, если секретарь обкома может отпустить из-под стражи осуждённых советским судом преступников?

Волосы дыбом

Однако, фигурально выражаясь, у автора волосы дыбом встали, когда он узнал, за что́ именно были наказаны учителя Чаромской средней школы.

Вот, к примеру, в чём обвинялся следствием преподаватель математики Коваль:

1). Одному из учеников дал прозвище «Премудрый пескарь»;

2). Другого ученика оскорбил словами «убери карандаши»;

3). Ещё одному ученику во время экзаменов сказал «Уходи вон, я с тобой не буду разговаривать», и вывел его из класса за руку;

4). Издевался над учеником Розановым, натравлял на него других учеников, дал ему прозвище «Подметайло»;

5). Называл ученика «Иван Семёнович».

Далее секретарь райкома поясняет, что из всех обвинений на суде подтвердилось только оскорбление словами «убери карандаши», благодаря чему Коваль получил сравнительно мягкий приговор: всего лишь два года, да и то условно.

Преподаватель же истории и географии Овчинников обвинялся всего лишь в двух эпизодах:

1). Бросил ручку с пером в ученицу Виноградову, но не попал, так как Виноградова увернулась.

2). Грубо высылал учеников с урока.

По первому эпизоду дала показание сама Виноградова:

Я сидела и подсказывала другой ученице, которая отвечала учителю, меня учитель Овчинников три раза предупреждал, чтобы я не подсказывала, когда упала ручка, я не видела, потому что разговаривала с другой ученицей и не отворачивалась от брошенной ручки. Бросил ли учитель Овчинников ручку в меня — я не видела.

А вот второй эпизод действительно подтвердился: оказалось, что Овчинников дважды высылал из класса ученика, который «сильно баловался». За это Овчинников был приговорён к одному году принудительных (так в тексте) работ по месту работы с вычетом 20% из зарплаты.

Подсудимый Петров

Что же касается третьего учителя, то секретарь райкома Ершов в своей записке прямо заявляет: 

«С ним дело несколько сложнее».

Петров обвинялся в том, что поднял ученика из-за парты за волосы, тем самым причинив ему боль. Впрочем, в ходе судебного разбирательства потерпевший дал показания, что на самом деле Петров не причинял ему боли: он действительно взял его за волосы со словами:

«Когда учитель обращается — надо вставать, и волосы надо стричь»,

но вверх не тянул, так как ученик встал самостоятельно.

Однако всё равно Петров получил за это от судьи два года лишения свободы.

3. Автор: Роман Коротенко   22 октября 2024 | ТыжИсторик | Дзен "Ещё одна архивная комедия абсурда"

(...) Вот, на мой взгляд, одно из самых трудоёмких абсурдных архивных дел.

Это рукописная «Прозьба» на имя первого секретаря Вологодского обкома ВКП(б) товарища Комарова П.Т. от гражданки Коптяевой Марии Ильиничны (для ознакомления 1-й лист, в источнике все десять):

Начинается просьба с описания всего жизненного пути гражданки Коптяевой: как она родилась в 1898 году, как в 1904 году потеряла отца, и её мать, будучи не в силах её прокормить, отдала её работать няней (обращаем внимание: няне было шесть лет отроду). Четыре года Коптяева работала няней в своей родной деревне, после чего переехала в город Романов (ведь Марии было уже 10 лет — вполне взрослая для переезда в город), и ещё два года проработала няней там. Чем гражданка Коптяева занималась в Романове следующие два года, в просьбе не упоминается, но в 14 лет девушка устраивается работать ткачихой на фабрику, а ещё через четыре года — рубильщицей на табачную фабрику в Ярославле. В 1918 году в Ярославле начинаются бои, фабрика сгорела, и Мария Ильинична возвращается в свою деревню: как она выразилась,

«выехала к себе на родину в бедняцкую крестьянскую семью».

Там же в 1922 году гражданка Коптяева собственно и стала гражданкой Коптяевой, выйдя замуж за Ивана Евлампиевича Коптяева. Ещё спустя два года супруг Коптяевой устраивается работать лесником на станцию (неразборчиво) Северных железных дорог с окладом 12 рублей в месяц. Кстати сказать, в СССР в 1924/1925 гг. средняя месячная зарплата составляла 20,7 рублей. Так как в семье Коптяевых уже появился ребёночек, зарплаты лесника на троих не хватало, так что приходилось Ивану Евлампиевичу искать дополнительный заработок: чистить склады и грузить вагоны. А после внезапно супруг Коптяевой устраивается десятником на склады в Московский упромторг. Затем его назначают начальником участка, после ликвидации которого Коптяевы возвращаются в родную деревню (неразборчиво, но похоже на Эпрузья), где в 1929 году Иван Евлампиевич организует первый в районе колхоз. После были двухмесячные сборы в Красной армии, а после Вожегодский райком ВКП(б) командирует Коптяева работать на лесных участках.

Ученье — свет

Грамоты Иван Коптяев почти не знал. Как пишет его супруга, образования у него было «не больше 2-х зим сельской школы». Поэтому Коптяева, как хорошего работника, регулярно отправляли на курсы повышения квалификации. Сначала были курсы по лесному хозяйству в 1930 году в Арембауме (так в тексте). После в 1935 году курсы по сену в Новгороде. В третий раз Ивана Коптяева направили в 1937 году учится в Ленинград, причём на госбанковского работника. И вот тут-то возникли проблемы:

Курсы должны были продолжаться 8 месяцев, а он проучился 3 месяца и был снят врачами по слабости здоровья. По заключению врачей учиться ему больше не разрешалось. Ученье отзывалось ему на мозги.

Нервная болезнь

Как поясняет Марья Ильинична, её супруг:

«на лесозаготовках от переутомления работ получил нервное заболевание». Поэтому Коптяевым была дана рекомендация «переехать в Вологду по ближе к нервным врачам».

И эти самые нервные врачи в 1933 году назначают Ивану Коптяеву инвалидность 2 группы «по нервной болезни». То есть, по логике «прозьбы», инвалида 2 группы Коптяева, как хорошего работника, в 1935 году отправляют в Новгород на курсы по сену, а в 1937 году — в Ленинград учиться на госбанковского работника. При этом Марья Ильинична уточняет, что у них на тот момент было уже трое детей, а пенсии мужа по инвалидности им не хватало, поэтому Иван Евлампиевич вынужден был устроиться на работу в Горлесхоз. А уже оттуда инвалида Коптяева перебросили в Архангельск на самый худший лесной участок. Коптяев этот худший архангельский лесучасток поставил, как говорится, на ноги. Однако при этом он ещё и обнаружил большие растраты, за что бывший начальник лесучастка немедленно был посажен в тюрьму. При этом, как сообщила Мария Ильинична в своей «прозьбе»:

Эта борьба очень отозвалась на его здоровье. Особенно на нервы. Был он направлен врачом по нервным болезням в психиатрическую больницу Кувшиново. В которой он пролечился 2 или 3 месяца, точно сказать не могу.

Карьерный рост нервного инвалида

Пролечившись в «психушке», нервный инвалид Коптяев поступает работать в заготзерно.  Проработав в заготзерне до января 1938 года, Коптяев заболел ангиной, и у него была температура 40 градусов, что, как пишет его супруга, опять «повлияло ему на мозги». Поэтому 31 марта 1938 года нервный врач снова выписывает инвалиду Коптяеву направление на лечение в Кувшиново. Однако на этот раз пролечиться в «психушке» не удалось:

В областной конторе заготзерна управляющий задержал его на работе, потому что нет работников, и обещал лечение дать, и в то же время болезнь всё больше и больше стала развиваться до того, что стало нельзя его и дома держать.

И тогда гражданка Коптяева начала борьбу за здоровье мужа. Она показала направление в психбольницу начальнику конторы заготзерна — тот отмахнулся. Тогда направление в психбольницу было предъявлено «секлетарю» партячейки — секретарь тоже ничего не сделал. Коптяева показывает направление мужа профсоюзному начальнику — тот ответил:

«Мы таких маленьких бумажек не признаём, а нужно им принести большую бумагу».

А дальше случилось следующее:

Несмотря на то, что по ихней причине больной был задержан на работе до 25 мая 1938 г. потом находят какое-то опущение в работе и снимают с работы и отдают под суд. И на такого больного сильно отозвалось на нервы. Он взял и выпил несчастную четвёрку и с той четвёрки ему повлияло на мозги, он дома бузил 2-е суток.

В то время, как гражданин Коптяев после выпитой четвертинки водки бузил двое суток, к нему домой заявился товарищ Винцин из областной милиции и зачем-то изъял направление на лечение в Кувшиново. Поэтому гражданин Коптяев, успокоившись на третий день, пошёл и получил новое направление на лечение в психиатрическую больницу. Однако прибыть в Кувшиново инвалид Коптяев не успел, так как ночью 7 июня 1938 года он был арестован:

Несмотря на болезнь, взяли как врага народа по 58 статье.

Собственно прозьба

Мало того, что Коптяева арестовали, так правоохранители ещё и отказывались сказать Коптяевой, где сидит её муж:

В обе тюрьмы подавала заявление, не в которой его нет. И также справлялась в НКВД, тоже говорят, что нет. В НКВД ответили: кто брал, у того и надо справляться, а взяла областная милиция.

Вот такую печальную историю своей жизни рассказала Мария Ильинична Коптяева, 1898 года рождения, первому секретарю Вологодского обкома партии товарищу Комарову:

Тов. Комаров прошу разобрать это дело снова и куда направили моего мужа не как врага народа, а как больного. Я думаю, что из такой пролетарской семьи не может быть враг народа.

Враг народа

Что характерно, в архивном деле эта записка гражданки Коптяевой сопровождается ещё одним документом: а именно докладной запиской начальника управления милиции по Вологодской области капитана милиции Максимова:

В этой записке поясняется, что Коптяев Иван Евлампиевич действительно:

Репрессирован нами как участник антисоветской контрреволюционной вредительской группы в системе "ЗАГОТЗЕРНО", по вине которого, как начальника элеваторско-складского сектора было сорвано правительственное задание по вывозке зерна из глубинных пунктов области и развалено складское хозяйство, благодаря чего последнее осталось не подготовленным к приёмке зерна нового урожая, который привлечён к уголовной ответственности по ст. 58 п.п. 7 и 11 УК.

Прим.ТС. Далее под катом то, что автор исходника считает "доказательствами" сфабрикованности этого документа:

А уверенности в своей правоте и решительности в вынесении вердиктов у автора более чем достаточно, о чём свидетельствует следующее  заявление в его ещё  одном тексте: 

И вся эта до смешного планомерная работа ботвы имела очевидную цель: дискредитировать утверждение автора о том, что существующие государственные архивы России, относящиеся к периоду 1930-1950 годов, содержат сфальсифицированные документы, общее количество которых стремится к 100%.