Подполковник Резяпкин: "Разобрались во всех твоих махинациях - марш из расположения полка, шкура!"

Читаю дневник ветерана Великой Отечественной подполковника Александра Резяпкина. Так как это личный дневник, а не  обработанные официальными историками Войны и партией мемуары, попадаются интересные детали и моменты, которые в официальной версии могли быть упущены.

Вот очень интересная история, характеризующая уровень ответственности командиров, сложившийся к концу войны, когда мы уже были закалены на всех уровнях, имели железную дисциплину, методично теснили и поднимали на колья фашистского зверя, - сопротивление которого все равно оставалось яростным, и легким этим период никоим образом не являлся. 

Влияние и значимость "карьеристов и интриганов мирного времени" были на этом этапе кардинально сокращены, их уже массово зачистили ранее, но это не значит, что их не осталось вовсе, история об этом.

---

19 сентября 1944

Полковник О. из второго эшелона фронта прислал своего адъютанта. Отозвав меня в сторону, адъютант изрек:

- К нашему начальнику из Москвы приехала жена с дочкой. Так вы бы нашли им пару золотых часиков.

Отвечаю:

- Я 58 суток со своим полком истекаю кровью на плацдарме, где потерял около 30 человек воинов. Какие же могли быть у нас трофеи?

Майор хлопнул с апломбом дверцу своей автомашины, чуть не прищемив свой гр...(?) и умчался восвояси. Теперь хорошего не ожидай...Ну и черт с ними!

...

29 сентября 1944

Сегодня в моей службе и службе всего личного состава полка - две сногсшибательные новости:

1. Как только я прибыл на новое место с начальником штаба (а колонну ведут зам. по техчасти Васильев и зам. по строевой майор Пугачев), отыскал командный пункт 5-го танкового корпуса, доложил, что полк - на подходе, кто и где будет принимать боевые экипажи? Выслушав меня, полковник В., начштаба корпуса, подает мне новый приказ от того же начальства: полк вливается в состав 5-го танкового корпуса как составная часть с полным подчинением.

- Да, но я оставил на месте все свои хозяйственные подразделения, там горючее, боеприпасы и продовольствие! Ведь согласно полученного мною приказа на старом месте, я должен был вам сдать только боевые машины с экипажами, а самому со штабом вернуться снова в Вельчинск.

- Совершенно верно, - говорит полковник, - но ведь вы - человек военный, и устав знаете, что выполняется последний приказ? Сейчас посылайте своего интенданта, чтобы он переводил на нас все свои аттестаты, а пока мы возьмем тебя на все виды довольствия...

2. Подошли боевые машины. Зампотех Васильев мне докладывает:

- На марше вышли из строя восемь самоходок! - Я пересчитываю - боевые машины все налицо.

- Дело в том, - поясняет зампотех, - те восемь машин я взял без актов, по настоянию офицера связи фронта майора Карповича. Он сказал, что оформите после, а на фронте самоходки лишними не будут, а 5-й корпус здорово потрепан в последних боях. Вот они-то и вышли из строя, товарищ подполковник! Дурак я, без приказа и без проверки, без актов взял эти машины...

- Да, отвечать нам за это придется! Найди здесь кого-нибудь из представителей фронта, составь акт, и чтобы этот представитель подписал. Мне сейчас некогда, я уже получил приказ, ночью переправляюсь с полком на Наревский плацдарм и вступаю в бой, - сказал я огорченному зампотеху. Парень он - хороший, добросовестный, ленинградец, а вот глупость допустил, послушал этого Карповича...

О Карповиче. Он - офицер связи фронта, майор. В начале войны полковник Карпович командовал артполком. В одном месте полк попал в тяжелое положение. Карпович бросил полк и всю матчасть, струсил и растерялся. Его не расстреляли, а снизили с полковника до майора, без права занимать командную должность. Вероятно, были в верхах друзья, которые спасли "товарища" от расстрела. Вот с тех пор майор Карпович подвизается офицером связи фронта.

...

17 октября 1944

Утром опять началось наше наступление. Снова по этому же участку. Дождь идет какой уже день. Да вообще он прекращался когда-либо? Кругом - сплошные болота. Весь лес - в воде. В овраг или воронку попадешь - не скоро выползешь, ну а если машина ухнет в такую ловушку - амба!

С обеих сторон идет ожесточенный артобстрел, только брызги летят. За огневым валом нашей артиллерии мы медленно продвигаемся.

К 12 часам немцев сбили с их насиженных позиций, наконец-то! Овладели небольшими городами Сероцком и Зегже. Мимо ведут партии пленных. Среди пленных много власовцев. Последних Гитлер бросает сейчас в самое пекло против нас. У наших солдат на власовцев кипит неукротимая злоба: если где не доглядишь - солдаты готовы растерзать их на месте.

В городке Цепелин фашисты стянули большую группировку и дали нам яростный отпор. Дважды мы бросались на Цепелин и оба раза откатывались назад.

...

19 октября 1944

Сегодня к середине дня мы свою боевую задачу выполнили - вышли на намеченный рубеж. Окруженная вражеская группировка в Цепелине заметалась из стороны в сторону под обстрелом наших орудий, минометов и пулеметов. Все поле боя усеяно трупами. А они как бараны на базу гибнут, но не складывают оружия.

Вскоре из-за переднего края враг открыл яростный огонь из шестиствольных минометов. В воздух взвилась наша кухня с горячим борщом.

- Вот паразит, что учудил, - сокрушается наш повар Щербаков, - опять вам, братва, весь день на консервах сидеть!

Враг пытался контратаковать нас, чтобы вызволить свою Цепелинскую группировку, но прорваться ему не удалось, и к вечеру с окруженной группировкой было покончено. Мы заняли Цепелин.

26 октября 1944

Утром, согласно приказа, начали наступление на местечко Яхронку. Через пару часов Яхронку заняли, куда вечером и перенесли свой командный пункт. У меня в полку осталось всего пять самоходок. Сомов тоже потерял более половины личного состава за эти три недели.

27 октября 1944

Относительное затишье. В середине дня меня к себе на к.п. вызвал командующий армией генерал Батов. Он вручил мне орден Александра Невского, приказал сегодня же сдать оставшиеся самоходки соседнему полку, а с остатками тыловых подразделений отправиться в фольварк Рудник на переформирование.

Еду на передовую. Передаю приказ и прощаюсь с боевыми экипажами. Прощаюсь с Сомовым. Старик обнял меня и оттолкнул, отвернувшись.

...

1 ноября 1944

Пока около месяца я со своим полком бился на Наревском плацдарме, на меня завели судебное дело. Судебное дело за то, что, когда я отправлялся на этот злосчастный плацдарм со своим полком, мой зам. по техчасти Васильев принял по совести офицера связи фронта Карповича без актов, без моего ведения восемь самоходок от 6-й рембазы на честное слово. Все они по дороге на плацдарм вышли из строя. Рембазе N 6 надо было спихнуть плохо отремонтированные машины и получить за это ордена, хотя бы и без приемных актов, а воевать на этих латаных самоходках было нельзя.

Все это "дело" было чистейшим очковтирательством со стороны 6-й рембазы, которому активно содействовал офицер связи фронта Карпович.

Я уже забыл о том случае, когда перед выходом на Наревский плацдарм мне докладывал мой зам. по техчасти Васильев о вышедших из строя принятых им без актов восьми самоходках, которые были ему подсунуты по-хамски. Я воевал на плацдарме, за что награжден орденом Александра Невского, многие мои подчиненные также отмечены правительственными наградами, а многие отдали там свои жизни или получили на всю жизнь увечья, выполняя свой долг.

И вот сейчас этот Карпович с ухмылкой вручает мне служебный пакет из штаба фронта. Ухожу в другую комнату, вскрываю пакет. За окном фыркнул мотоцикл Карповича (он вручил пакет и уехал). Читаю приказ командующего бронетанковыми войсками 1-го Белорусского округа: "За необеспечение марша 5-го октября 1944 г., вследствие чего во время марша вышло из строя восемь С.У. - 76, командира 1061 САП гв. подполковника Резяпкина А.К. от должности освободить и отдать под суд военного Трибунала. Командующий Бронетанковыми войсками 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Орел".

Я читал, не веря своим глазам. Мне стало очень обидно, закружилась голова, остановилось сознание, я рухнул всем станом на пол... Со мною произошел инфаркт. К счастью, адъютант Дудин был в соседней комнате. Он вбежал (я с этого момента три дня был без сознания), положил меня на кровать, крикнул врача. Что со мною делал врач, я не помню, без сознания меня отвезли в госпиталь. 

3 ноября 1944

Позавчера меня в бессознательном состоянии доставили во фронтовой госпиталь в г. Седлец.

Сегодня я пришел в сознание. Вокруг хлопотали врачи со шприцами. Я подумал, что попал в плен.

- Где я, скажите? - спрашиваю.

- В госпитале, в городе Седлец, - отвечает врач, - успокойтесь, все обошлось хорошо. Вам сейчас нужен покой. Потом все узнаете.

Когда нынче меня привели в сознание, врач объявил мне, что со мной произошел сильный инфаркт.

Мне запретили подниматься, разговаривать, видеться с кем бы то ни было. У меня было ко всему равнодушие, вялость, тошнота, безволье, апатия. Пропал слух, аппетит. Лежу как чучело, и только.

Вечером после обхода ко мне в палату прошмыгнул адъютант. Всхлипывая, он рассказал мне, что мой полк вчера принял майор Карпович, а меня, как только я выздоровею, будет судить трибунал...

"Вон оно в чем дело! Карповичу давно хотелось опять втереться командиром полка после его предательства в первые дни войны. И вот он, при помощи своих друзей в отделе бронетанковых войск фронта добился своего... Значит, чистейшая провокация с восемью самоходками, вышедшими из строя на марше!" - рассуждаю я про себя. Потом говорю адъютанту:

- Коля! Узнай сегодня же, когда бывает у себя генерал Орел и где его квартира.

Адъютант ушел, а я взялся кричать - такая обида взяла меня на все эти интриги, на все это крючкотворство, что я не мог себя сдержать... Вбежал дежурный молодой врач. Он меня успокаивал, дал валерианки и сделал укол. Вскоре у меня снова началась апатия, и вскоре я уснул.

4 ноября 1944

Я с вечера уснул, а часа в 22 проснулся, ворочался с боку на бок, и так не заснул до утра. Нервничаю, терзаюсь душой на несправедливость, скриплю зубами на таких типов, как Карпович, которые ценой подлости и предательства добиваются положения и фальшивой славы. Сколько их еще подвизается среди нас? Но как добраться до Рокоссовского, Орла или Батова? Об этом я сейчас думаю. Не страшно совсем, что расшлепают, а обидно до смерти, что совершенно ни за что, да и полк, на знамени которого два ордена, достался трусливому проходимцу... Ну и ну!

Слушаю: за дверью приглушенные голоса и голос моего врача. Затем дверь открывается и во главе с врачом в палату заходят шесть офицеров моего, теперь бывшего, полка: зам. по политчасти Фомичев, зам по хозчасти Рябенко, зам. по техчасти Васильев (из-за которого я и страдаю), начштаба Куприянов, его помощник Бандуров, адъютант Дудин и врач - все в халатах. Все улыбаются, а Васильев плачет. Врач всех корректно предупреждает, чтобы меня не расспрашивали, и что на свидание отводится десять минут. Начались разговоры. Васильев вынимает акт, составленный тогда по моему совету, что самоходки нами не были приняты и были включены в колонну по настоянию Карповича, и что вышли на марше из строя по вине 6-й рембазы, которую возглавлял Рабинович - друг Карповича.

- Вас им судить не за что, и если судить, то надо меня, - утирая слезы, говорит зампотех. Свидание кончилось. Уходя, ко мне нагнулся адъютант Дудин и на ухо шепнул:

- Квартиру Орла узнал, отсюда - километра три, на противоположной окраине города. Приезжает поздно ночью, с рассветом уезжает на передовую. - Дождь идет все время, кругом - грязь.

Дорогие мои друзья, как я благодарен вам за все! На квартиру к командующему намечаем с адъютантом идти завтра на рассвете. Из госпиталя надо уходить украдкой, потому что врачи не отпустят.

5 ноября 1944

В шестом часу утра, еще темно, прокравшись мимо дремавшего доктора, мы с адъютантом выходим на улицу. Идет мелкий польский дождь. Натягиваем плащ-палатки и месим грязь на противоположную окраину. В одном месте обошли патрулей. Добираемся до квартиры генерала Орла, а его нет - он несколько минут назад уехал. Ахай - не ахай, а сходили впустую...

Мокрые, грязные возвращаемся в восьмом часу в госпиталь. Дежурный врач на меня насел как командующий. Я дал ему высказаться, горячка с него слетела.

- Доктор! На черта мне нужно ваше лечение! Как только вы меня вылечите, меня расстреляют! Вы понимаете это? - Я коротко рассказал ему суть дела. Врач некоторое время молча глядел на меня, затем ласковым девичьим голосом стал уговаривать меня принять лекарство, стал измерять температуру.

6 ноября 1944  

Уже с ведома доктора и с паролем, мы с адъютантом месим грязь (причем встали на час раньше, чем вчера). И вот - счастье! Генерал у себя. Он торопится, допивает стакан чаю. Через своего адъютанта генерал разрешил мне войти. И вот такой диалог:

- Товарищ командующий! Бывший командир 1061 САП гвардии подполковник Резяпкин обращается к вам по личному вопросу!

- Я знаю, в чем дело. Идите в госпиталь, а когда выздоровеете, тогда и говорить будем.

- Коль я к вам добрался после нескольких попыток, прошу принять и ознакомиться вот с этим документом. Он подписан вашим заместителем полковником Михайловым. (Вручаю ему акт на восемь самоходок, вышедших из строя на марше). Орел отставляет в сторону стакан с чаем, читает акт. Затем берет телефонную трубку, вызывает полковника Михайлова. Последний живет за стеной, через пять-шесть минут заходит:

- Я вас слушаю, товарищ генерал!

- Вы, вот я вижу, сами подписались тут, а лично видели эти вышедшие из строя самоходки? - Орел подает акт Михайлову.

- Все до одной. Я тогда часа три провел около этих самоходок и распорядился, чтобы 6-я рембаза отбуксировала их обратно к себе на базу. Надо сказать, товарищ генерал, что 6-я рембаза не раз уже была замечена в недоброкачественном ремонте и даже в очковтирательстве. Я покажу вам документы. В дальнейшем полк был уже полностью укомплектован самоходками, и командир полка Резяпкин уехал на рекогносцировку, чтобы на плацдарме встретить полк. А здесь без него по настоянию Карповича, без приемочных актов, всовывают восемь С.У. Кто давал ему право на такое своевольство?

- Резяпкин схватил инфаркт, - говорит Орел, - Он пришел из госпиталя. На него заведено дело в Трибунале, и как только он выйдет из госпиталя, его будут судить.

- Судить? За что? Генерал Батов о Резяпкине хорошего мнения, и за действия на Висленском и Наревском плацдармах Резяпкин получил награды.

Орел берет телефонную трубку, вызывает начальника отдела кадров Б.Т. фронта полковника Охмана, и говорит мне:

- Подойди сюда, - жмет руку, - На войне бывает все. Поедешь вместе со своим адъютантом в Кисловодск. Отдохнешь. Потом снова получишь полк.

Спешно входит начальник отдела кадров Охман. Орел говорит:

- Сейчас же отозвать Карповича с должности 1061 САП сюда, в резерв. Командование полка временно возложить на майора Пугачева, на заместителя Резяпкина. Кстати, кто рекомендовал Карповича на должность командира полка?

- Рекомендовал полковник Трикоз.

- Ясно. А подполковника Резяпкина отправьте в Кисловодск на леченье. У него тяжелый инфаркт. Все. Все свободны. Михайлов, останьтесь!

Охман говорит мне:

- Садись в мою машину, поедем в отдел кадров, получишь отпускные документы.

Через час, на вверенной машине, заезжаю в госпиталь, потом еду в свой полк к Карповичу...

Прибываю в полк. Около штабной избы - группа солдат и офицеров. Карпович стоит спиной ко мне, кого-то распекает. Обернулся. Смотрим с минуту друг на друга в упор.

- А ну, марш из полка! Один сдал немцам, ухитрился другой получить! Разобрались во всех твоих махинациях. Сержант Кравцов! Подбрось этого проходимца до перекрестка дорог - и обратно. Дальше не вези - машина нужна в хозяйстве.

- Вы не имеете права! Вы будете отвечать за дискредитацию перед личным составом!

- Я сказал - марш из расположения полка, шкура! В отделе кадров узнаешь все!

- Мало пришлось повоевать нам с вами, товарищ майор! - кричали вслед Карповичу солдаты.

Заходим в штаб. Зачитываю выписку из приказа. Крики "Ура!" Да как я мог расстаться с вами, родные мои?! Ужинаем вместе - все остатки полка.  

По прибытии в штаб фронта, я наткнулся на командующего 65-й армией генерала Батова.

- А! вот ты где мне попался! - шутил командарм. - А ну, зайдем, получишь награду, - он вручил мне орден Александра Невского. Радостный я отъезжал в Кисловодск.

...