Большой террор

Полтора года под грохот пропаганды бушует непрерывная кампания репрессий. Начавшись с процесса против бывших вождей, государственный террор распространится на местную номенклатуру, армейскую верхушку, «социально чуждых» горожан, «недобитых» кулаков, на священнослужителей и национальные диаспоры. Фантастические обвинения в разных лево-правых «измах» и работе на империалистические разведки невозможно повторить без бумажки, имеет хождение обобщенное понятие «враг народа». 1937 год останется в отечественной истории мрачным символом — почти как 1941-й.

Первый московский процесс оказался репетицией: в 1937-1938-м пройдут два подобных над гражданскими лицами и один — над военными. Их общественный смысл сполна передает призыв гособвинителя, прокурора СССР Вышинского:

Изменников и шпионов, продавших врагу нашу родину, расстрелять, как поганых псов!

Этого же требуют газетные заголовки и плакаты, голоса громкоговорителей, тысячи и тысячи выступающих на собраниях и митингах: обвиняемые должны быть казнены!

Год начинается с суда над «параллельным антисоветским троцкистским центром» (он «параллелен» центру «троцкистско-зиновьевскому» на прошлогоднем процессе). Основные фигуранты — бывшие члены ЦК Радек, Пятаков, Серебряков и Сокольников. Они шпионили, были в сговоре с германскими фашистами, готовили диверсии и теракты.

Стенограммы заседаний публикуются в печати. Из 17 обвиняемых сразу расстреляют 13, остальных потом прикончат в тюрьмах. Митинг в поддержку приговора проводят на Красной площади. Тогда же гитлеровский бонза Геринг разъясняет в рейхстаге, что это «всего лишь спектакль» для внутреннего советского употребления, и заместитель фюрера Гесс, конечно, не заключал соглашения с Троцким, о чем говорилось на московских слушаниях.

Десятидневный февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года занят обоснованием репрессий. С обличениями или покаяниями выступают 73 человека, из них 56 расстреляют и еще двое покончат с собой, не дожидаясь расправы. Главных жертв следующего «гражданского» процесса — Бухарина и Рыкова — арестовывают во время пленума. В тот же день глава НКВД Ежов подает Сталину первый расстрельный список — 479 номенклатурных работников. Вождь (для проформы — и другие члены Политбюро) будет визировать такие листы со столбцами фамилий до предрешенных судебных рассмотрений.

Сохранится 388 списков более чем на 45 тысяч человек: секретари ЦК союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов, наркомы и начальники главков всех уровней, директора и главные инженеры предприятий, чекисты, дипломаты, научные и культурные деятели и проч.

Согласно сталинскому постулату, «обострение классовой борьбы по мере построения социализма» вызвано отчаянным сопротивлением его противников накануне окончательной победы нового строя. Рационального объяснения, почему этот свирепый императив был обращен вовнутрь — на лояльную советскую элиту, — не найдут и в XXI веке. Если отбросить диагноз о паранойе правителя, подтверждается только теория смертельной ротации властных поколений. Мол, примерные политические ровесники Сталина забронзовели, а другого способа избавиться от них и привести в тонус уцелевших система не знает. Кровопускание в верхах прикончит прежде всего тех, кому около 50 лет и более, стремительно вознося «руководящие кадры», которым едва за тридцать.

Для июньского процесса над военными не годится и это объяснение. В Наркомате обороны с его знаменитым главой, армейским дилетантом Ворошиловым, соперничал первый замнаркома Тухачевский, считавшийся лучшим специалистом. Сталин одно время вроде даже поощрял конкуренцию двух маршалов, но потом предпочел 44-летнему Тухачевскому 56-летнего Ворошилова, в котором вскоре тоже разочаруется и снимет с поста после войны с Финляндией. В 1960-х возникнет версия: якобы компромат на Тухачевского сфабриковали немцы, подбросив его Кремлю через президента Чехословакии Бенеша. Возможно, напротив, дезинформация шла от НКВД — он по заданию Сталина подставлял под удар и своих военных, и германский генштаб (правда, там никто не пострадал).

Тухачевский в Гражданскую войну огнем и мечом устанавливал советскую власть, безжалостно подавлял Кронштадтский мятеж моряков и Тамбовское крестьянское восстание, 15 лет считался «выдающимся строителем Красной армии». Теперь оказалось, что он готовил военный переворот и поражение СССР в будущей войне с Германией. По тому же делу расстреляли еще семерых военачальников. Всего же в высшем командном составе будет уничтожено: из 5 маршалов — 3, из 6 командармов 1-го ранга — 4, из 13 командармов 2-го ранга — 10, из 91 ком-кора — 54; по оценкам — до 70% старшего офицерского состава. Некоторых видных военных из застенков выпустят, в армии восстановят, и от них станет известно про методы следствия. Так, комкору Рокоссовскому — будущему маршалу, дважды Герою, командующему парадом Победы — чекисты выбили 9 зубов, сломали три ребра и молотком отбили пальцы ног. «Применять физические методы воздействия» НКВД разрешило Политбюро, и пытки на допросах повсеместны.

С июля 1937-го заработала всесоюзная технология массового террора, и счет пошел на сотни тысяч жертв. На местах образованы «тройки» — из начальника управления НКВД, первого секретаря крайкома или обкома партии и прокурора. Они заочно, без вызова обвиняемого, рассматривают справки из дел и выносят смертные приговоры, не подлежащие обжалованию. Обычно энкавэдэшник ставит большую букву «Р» и подпись, а двое других расписываются задним числом. Москва направляет им лимиты по 1-й категории (расстрел) и по 2-й (заключение в лагерь). С мест потом шлют дополнительные заявки, и Центр может дать даже больше просимого. Удмуртия оценила свои потребности в 63 человека, Москва ответила: 200. В Карелии назначили к расстрелу 12 человек, а им спустили лимит на 300. Разумеется, планы по казненным должны быть обязательно выполнены.

Крупнейшую операцию проводят по чекистскому приказу № 00047 — против «бывших кулаков», «бывших белых» и «в прошлом репрессированных церковников», то есть добивают ранее наказанных. Всего по этим категориям осудят свыше 800 тысяч человек, из которых около полумиллиона расстреляют, а прочих отправят в 13 новых лесозаготовительных лагерей ГУЛага. Считается, что эти «классово чуждые элементы» при неминуемой в будущем войне перешли бы на сторону врага.

На ходу ужесточают законодательство — например, статью «за разговоры». Раньше сказать «вот бы Сталин сдох» означало «контрреволюционную агитацию», а теперь-«пособничество террору»: это «одобрение террористических актов» и «террористические намерения в отношении вождей партии». Из, как считается, 4 млн доносов, написанных согражданами на начальников, сослуживцев, соседей, знакомых и проч., «сигналы» об «антисоветских высказываниях» — особенно распространенные. Анекдотическая история — вполне из тогдашней жизни:

— Мужик, за что сидишь? — А за недоносительство. — Это как? — Да выпивали мы раз на троих. Один рассказал анекдот про Сталина. Когда допили, второй сразу пошел в НКВД сообщать, а я поленился — думал, утром схожу, успеется.

Но и таких поводов недостаточно. Чтобы «выбрать лимиты», местные органы должны спешно создавать свои мифические дела. Западносибирское УНКВД (Новосибирск) проводит облавы в поселках раскулаченных спецпоселенцев, выдумывая 33 антисоветских организации и особо — повстанческое подполье белоэмигрантского Русского общевоинского союза со штабами и полками. Только «ровсовцев» расстреляют свыше 21 тысячи человек. По образцу коллег дело РОВС устроят у себя и чекисты Красноярска. Белозерский райотдел НКВД забрал 100 заключенных из местной колонии, составил протоколы о «контрреволюционной деятельности», по которым их всех расстреляли решением Вологодской областной «тройки». Это при том, что на лагеря выделены свои лимиты и зэкам смертную казнь дают по справкам начлагов. В «либеральном» 1939 году Вышинский даже пожалуется Сталину и Молотову на белозерцев, насмерть забивших на допросах четверых арестованных. Казни священнослужителей вовсе не нуждаются в мотивировке — они без различия конфессий проходят как «контрреволюционный актив». Только из православного клира по приказу 00047 расстреляют свыше 105 тысяч человек.

На самый большой всесоюзный процесс в марте 1938-го выведут 21 деятеля, в том числе бывшего «любимца партии» Бухарина, преемника Ленина на посту премьера Рыкова и недавнего главу НКВД Ягоду. Внутривидовая конкуренция чекистов уничтожает при Ежове «ягодовцев», а при Берии — «ежовцев». Новые карьеры делаются на разоблачениях «недостаточной бдительности» или «перегибов» предшественников. Заранее зная о неминуемой гибели, почти никто не попытается спастись. Лишь начальник Дальневосточного УНКВД Люшков накануне ареста сбежит в Японию, где много расскажет (в том числе прессе) о сталинском терроре. После этого «неблагонадежному» краю добавят 15 тысяч лимита «по первой категории».

С августа 1937-го объявляют приговоры только по «второй категории», и обреченные узнают о своей участи лишь при расстреле. На запросы их родных если отвечают, то: «10 лет без права переписки» — чтобы объяснить, почему не будет вестей из лагеря. Жен номенклатурных обвиняемых арестовывают вместе с мужьями (часто и расстреливают), совершеннолетних детей сажают, а маленьких помещают в закрытые приемники — все они ЧСИР: члены семьи изменника родины. Расстреливают множество политэмигрантов — коммунистов и прочих левых. К иностранцам приравнены «русские харбинцы» — сотрудники КВЖД и жители тамошних городов, которые вернулись на родину после продажи этой части Транссиба Китаю. За свой неосмотрительный патриотизм заплатят жизнями до 20 тысяч человек.

«Национальности, не относящиеся к народам СССР» (прежде относившиеся к народам Российской империи) считаются потенциально шпионскими, и их репрессируют «независимо от того, имеются ли на них компрматериалы». Немцев не выкашивают в их Поволжской республике (все-таки нацгособразование в составе РСФСР), но в других местах по этническому признаку казнят 40 тысяч человек. Расстреляют свыше 110 тысяч поляков, 16,5 тысячи латышей, 10,5 тысячи греков, 9 тысяч финнов, 8 тысяч эстонцев, 5,5 тысячи румын, и с Лубянки несется еще директива «погромить кадры болгар и македонцев — как иностранных подданных, так и граждан СССР».

Репрессивные кампании многообразны: вообще запрещают освобождать из ссылки «бывших» (то есть «враждебные классы»), всех уцелевших корейцев этапируют с Дальнего Востока в Среднюю Азию и Казахстан, каждому региону ЦК и Совнарком поручают провести «от двух до трех показательных судов над вредителями по хранению зерна» и «от трех до шести» — над вредителями животноводства с расстрелами и оповещением в местной печати. Сталин остановит всю вакханалию разом 17 ноября 1938 года партийно-правительственным постановлением: прекращается работа «троек», аресты возможны с санкции суда или прокурора. НКВД отменит все свои директивы по массовым операциям. Резко пойдя на убыль, репрессии станут «упорядоченными». По позднейшим оценкам, с осени 1936-го по осень 1938-го только по линии госбезопасности всего осудили около 1,5 млн человек, к расстрелу — около 725 тысяч.

На XX и XXII съездах КПСС главной жертвой произвола объявят партию, но не реабилитируют даже многих видных коммунистов. В отношении рядовых погибших прекратят дела «за отсутствием состава преступления», не выразив никакого сожаления. Понятие «Большой террор» придет из западной советологии, и не все отечественные авторы с ним согласятся. Но в массовой исторической памяти о государственном терроре нет ничего значительнее, и при очередной его угрозе следующие поколения будут повторять: «готовится новый 37-й год».

Узнайте больше в томе «Намедни. Наша эра. 1931-1940»: