"Ментально неофашизм стал оформляться после Второй мировой войны. Экономически – после отказа США от золотого стандарта. Активная (революционная) фаза стартовала с президентства Рональда Рейгана. В 1981 году была запущена линейка процессов (кадровый, финансовый, социальный, информационный), институционально оформивших принципиально иную модель мира. Ключевым в этой линейке стал отказ от базовой для классического капитализма формулы «товар–деньги–товар», обоснованной плеядой экономистов (по сути, социологов и пиарщиков), воплощённой в системе социальных отношений. Классическую модель заменили финансовой – «деньги–товар–деньги». Экономику сбережения сменила экономика предложения." Леонид Крутаков.



"Чтобы понять суть рейганомики, надо забыть о снижении налогов. Содержанием модели был рост экономики путём увеличения спроса за счёт целенаправленного наращивания бюджетного дефицита.

«Вуду-экономика» – называли рейганомику экономисты старой школы. Рейган называл её: «Слишком много долларов ищут слишком мало товаров».

Началась открытая финансовая экспансия США. Америка под видом инвестиций экспортировала государственный долг, импортируя сбережения других стран. Федеральная резервная система (ФРС) получила мандат на неограниченную размером национальной экономики эмиссию доллара. Первичной задачей рейганомики была рекапитализации США за счёт обеих Америк и Европы. Нечто подобное в 2018 году провернул Трамп: налоговый манёвр привёл к оттоку капитала в первую очередь из Европы, но это отдельная тема.

В 1985 году США силовым порядком вписали в модель Германию, Англию, Японию и Францию, принудив подписать «соглашение Плаза» и обменять финансовый суверенитет на долю в будущей капитализации советского наследства. ФРС стала Центробанком «объединенного Запада», а потом – мировым.

Это не было тюнингом капитализма. Это была принципиально иная модель мироустройства. Вырастающая из капитализма (естественное его продолжение), но иная.

И это надо жёстко «отфиксировать», чтобы понимать дальнейший процесс.

Идейно новую модель обосновал Карл Поппер. Опираясь на теорию истины Альфреда Тарского и принцип фаллибилизма Чарльза Пирса, он отверг индукцию как метод познания: опыт служит критерием ложности, но никак не истинности. Поппер заложил философскую основу постмодерна, ликвидировал прошлое и обнулил настоящее.

Все прежние модели определял метанарратив (идеология), объединявший людей вокруг великой цели (рай, мечта, прогресс). Старые модели были смысловыми: платонизм, иудаизм, христианство, ислам, просвещение. Новая, как писал Лиотар, раздробила Великие истории на множество мелких рассказов.

Смыслы измельчили (искрошили). Историю низвели до бытовухи, арифметической суммы действий индивидов. Поппер первым ввёл в дискурс понятие социальной инженерии. Философский принцип фальсифицируемости (нельзя судить о настоящем исходя из прошлого) он перенёс в социологию, обосновав в своей работе «Открытое общество и его враги» концепцию общества без цели и смысла.

Веру, справедливость, разум постмодерн классифицировал как тоталитарные идефиксы (паранойя), убивающие творческое начало человека. Перефразируя Аристотеля, постмодерн освободил человека от социальных пут, превратив его в зверя, воображающего себя Богом (потребитель), а политическую нацию (агент истории) – в гражданское общество (сумма индивидов).

Старым (традиционным) миром правили выпускники Кембриджа и Гарварда. СМИ, профсоюзы, финансы, системные политические партии находились в руках выходцев из аристократических кругов с прекрасным образованием, строгими манерами и принципами. Миссию свою они ощущали как избранность, равную социальному расизму.

Новый мир вызвал к жизни героев с калькулируемыми принципами. Прагматика финансовой модели требовала акторов, готовых дружить с плохими ребятами. Надо было из одной страны в другую перебрасывать «грязные» деньги по системе офшоров, подавать руку и поднимать бокал виски с теми, кого раньше не пускали дальше прихожей.

Знаковые представители нового типа героев – Джордж Сорос и Руперт Мёрдок. Первый сделал состояние на серых схемах по перебросу больших объёмов денег на новые постсоциалистические рынки (как финансовый агент глобализации). Второй построил медиаимперию, обслуживающую новый проект Системы по пересмотру концепции лидерства (как пиар-агент глобализации).

Оба родом из предвоенного детства. Оба были малы для фронта, но не для осознания происходящего. Оба родились на краю Ойкумены – в Венгрии и Австралии. Оба стартовали одновременно (перед Рейганом): в 1979 году Мёрдок создал News Corporation, Сорос – фонд «Открытое общество». (Название неслучайно, будущий демократизатор оканчивал Лондонскую школу экономики и политических наук, где лекции ему читал Карл Поппер.)

«Я был подтверждённым эгоистом. Я носил с собой некоторые весьма мощные мессианские фантазии с самого детства, которые я чувствовал, что мне нужно контролировать, иначе они могут вызвать у меня проблемы. Но когда я пробрался в мир, я хотел потворствовать своим фантазиям настолько, насколько мог себе позволить». Джорж Сорос | «Андеррайтинг демократии», 1991 год

Реконфигурация мировой финансово-экономической системы вытолкнула на гребень волны особый тип людей. Внезапно разбогатев, они неожиданно (часто для себя самих, как отечественные ходорковские, березовские и гусинские) стали «вершителями», не понимая «откуда счастье».

Они, в отличие от старых аристократических семей, не создавали капитал с нуля, не возводили свои империи из поколения в поколение. В фундамент их богатства не закатаны кости каких-нибудь двух-трёх миллионов человек. Их богатство безосновательно. Им неведомо, что у власти и денег общий корень происхождения – социальный.

Они эквилибристы: виртуозно лавируют на гребне волны, но откуда эта волна, кто её формирует и когда она с размаху ударит в берег, им неведомо. Они об этом даже не думали.

Для «флагманов» новой модели (джобсы, гейтсы, цукерберги) всё произошло как-то случайно. Арифметически – согласно Попперу, заслуженно – согласно меритократической концепции. Отсюда (из душевного хлама) вырастали герои нового времени. Они были носителями неолиберальной идеологемы постмодерна о государстве страховой компании (даже не «ночной сторож»).

В сознание человека вбивался тезис: главная задача государства – содействие бизнесу, который создает благосостояние и оплачивает предоставляемые ему услуги (безопасность, соблюдение правил) налогами. Общественный уклад – результат сложения частных интересов, государство лишь паразитирует на нём, создавая дополнительные издержки (коррупция), снижая эффективность усилий каждого индивида в отдельности.

Экономическим воплощением идей Поппера стала концепция «открытого рынка». Концепция опиралась всё на тот же принцип броуновского движения, из которого непроизвольно вырастает общая польза: прилив в равной степени поднимает все лодки. Универсальный инвестор получает доступ к активам в любой точке мира, благосостояние растёт само по себе – и всем счастье.

Всё это в корне противоречило классической модели капитализма. Базовую идею Адама Смита о свободе рыночных агентов в строго заданных границах морали и законов общества заменили свободой сотворения морали в интересах этих самых агентов. Из теории «относительных преимуществ» Давида Риккардо о взаимной выгоде межстрановой торговли вычеркнули её ключевое условие – национальную прописку труда и капитала.

Модель нового мироустройства обрела законченную форму: философия, иерархия, политика, экономика. Эстетически модель оформляло искусство рекомбинации уже сотворённого. Унитаз под «Всадницей» Брюллова в Третьяковке или огромный портрет гениталий Нуриева в Большом. Истории как хронологии поиска смысла не существует, почему Историей не может быть хронология испражнений и гомосексуализма?

В итоге мы получили репринт вместо созидания, хайп (информационный шум) вместо въедливого ценителя, ширпотреб вместо исключительности. Получили клиповую (мозаичную) культуру.

Социальным наполнением модели стал отказ от национальной идентичности (конец истории). Общество лишили права определять своё будущее (ставить цели) посредством солидаристского (выборный, «богопомазанный» – неважно) института – государства. Протекционизм (приоритет интересов своих граждан) признали тоталитаризмом.

Постмодерн, декларируя свободу индивида, низвёл метанарратив (Тора, Библия, Коран) до специфических текстов, нацеленных на контроль, а по факту лишил человека автономии (свобода воли). Если история – сборник бытовых рассказов, а искусство –вольное цитирование сотворённого ранее, то человек – это replicant (виджет), имеющий стандартный внешний вид и выполняющий стандартные действия.

В итоге модель сформировала бессмысленного и бесцельного обывателя (отсутствие цельной картины мира), неспособного интерпретировать прошлое и представлять будущее, то есть хоть сколь-нибудь ответственного. А героев модели (примеры для подражания) сформировал спекулятивный капитал с его однобокой логикой: в первой половине жизни надо заработать денег («нарубить бабла»), потом хоть трава не расти.

Если Сорос был новым героем, то Мёрдок создал технологию сотворения реплик с этого образца. Формат медиаимперии Мёрдока – глянец, крупный план, броский слоган и особая каста элоев, задающих стандарт успешности (селебрити). Картинке соответствовала и политическая сцена: красивый жест, популизм, сиюминутность.

Работать на перспективу, заботиться о будущем – всё это растворилось в тусовках, флэшмобах и прочих активностях. Истории не существует, есть сумма действий. Жить надо здесь и сейчас. (Последнее – почти дословная цитата кандидата в мэры Москвы Сергея Собянина из его предвыборного интервью Дмитрию Киселёву.)

Целостная картина мира (модель), в которой все части взаимосвязаны и соизмеримы, позволяет человеку судить разумно и действовать целенаправленно, в том числе трактовать модель. Её отсутствие лишает индивида возможности интерпретировать жизнь. С одной стороны, это делает человека послушным, провоцируя социальную апатию и безразличие, а с другой – формирует агрессивных адептов бессмыслицы. Человек перестаёт нести ответственность за кого-либо, кроме самого себя.

Бодрийяр выделял четыре этапа отчуждения человека от возможности осмысливать действительность (отрыв знака от обозначаемого им объекта):
формирование (при участии СМИ) виртуальной реальности, произвольно конструирующей смысл событий;
отрыв означаемого от означающего;
девальвация ценностей и норм;
непонимание научно-технического прогресса, невозможность управления.

События в США показывают, на каком этапе мы находимся. Оказалось, что заменить смысл прибылью (купить необходимую для стабильности Системы часть общества) на какое-то время можно, но время это будет недолгим. Появление смысла (пусть даже житейского) моментально опрокидывает прибыль.

Кстати, Бодрийяр считал, что после наступления четвёртой стадии вернуть индивида к норме может только мировая катастрофа, единственно способная его «образумить».

Мировая кредитно-денежная пирамида трансформировала социальное неравенство (классы) в национальное (государства). В 1870 году доход человека на 2/3 зависел от сословия (национальная иерархия), сегодня – от гражданства (мировая иерархия). В 2000 году доход 5 процентов беднейших граждан США превысил доход 60 процентов населения остального мира.

Глобальную Систему (общечеловеческая) от национальной (традиционная) отличает то, что меньшинство в ней неинституализированно: нет избранных «общечеловеками» парламента и президента. Легитимирующим большинством глобальной Системы являются национальные администрации (подсистемы), которые опираются на социальную базу (демократическая модель). Администрация США имеет двойственную природу.

Несложно заметить, каким превосходством обладает глобальное меньшинство над национальным. Сговор (сделка) не несёт в себе такой ответственности, как публичная оферта (выборы). Внутрисистемный дисбаланс (разный уровень ответственности) долгое время служил драйвером модели, он же стал причиной её распада.

Как работала модель? Неравенство по национальному признаку провоцировало утечку капитала и мозгов с «рабочих окраин» в «офис». Капитал обеспечивал превосходство сегодня, мозги – в будущем. Чтобы поддерживать оба входящих потока, надо было в центре Системы постоянно поднимать общий уровень жизни.

Модель медленно, но неуклонно теряла когерентность. Решения принимал «офис» (глобальное меньшинство), а социальные риски ложились на национальные подсистемы (локальные меньшинства). Постоянный рост уровня жизни в «офисе» подрывал общую социальную базу (легитимность Системы). Кризис 2008 года обнажил системный излом.

Стало понятно: модель исчерпала себя.

Армия ботов не создаёт гражданскую позицию. Лайк не эквивалентен осознанному выбору. А элои-селебрити не являются авторитетами для граждан.

Бузовы, собчаки, шнуровы никогда не заставят миллионы своих подписчиков – соглядатаев в замочную щель – проголосовать ЗА или ПРОТИВ. Ну, например, поправок в конституцию. Не говоря уже про выбор пиццы.

Феномен клиповой культуры блестяще описал Редьярд Киплинг устами медведя Балу: «Они всё собираются избрать себе вожака, составить собственные законы, придумать собственные обычаи, но никогда не выполняют задуманного, потому что их памяти не хватает до следующего дня».

Речь, разумеется, о бандерлогах, психотип которых Киплинг «писал» с индийской касты «неприкасаемых». В описании Вебера такие касты (закрытые асоциальные группы, лишённые возможности изменить статус) неизбежно «изобретают» свою собственную религию и социальные нормы, оправдывающие бесправие и презрение.

«Мы велики! Мы свободны! Мы достойны восхищения как ни один народ в джунглях! Мы все так говорим – значит, это правда!»

События в США показывают, что модель лишена устойчивой социальной основы (Nation State) даже в центре Системы. Соответственно, не способна создавать долгосрочные (устойчивые) источники стоимости. Илон Маск умеет красиво презентовать мечту, извлечь из этого сиюминутную прибыль и тут же перескочить к следующей мечте.

Модель хороша для освоения новых пространств, но как равновесная Система она не работает. Выращенные в её недрах эффективные менеджеры «с пониженной социальной ответственностью» умеют работать с «нулевой суммой», но созидать не способны. Творчество без эмпатии невозможно, и именно эта функция не прописана в ПО модели (существует как баг).

Модель, доминировавшая последние 80 лет, столкнулась не с новой моделью. Она уперлась в социокультурные границы, в глубинное человеческое Я.

Система, выстроенная на неолиберальной финансовой модели, закончила свой жизненный цикл. Существовать дальше она не может даже в форме терроризма. Уже только как открытый фашизм.

Как любит говорить Николай Капранов (эксперт старой школы), ну и какая из всего этого следует эвристика?

Первое (самое важное) – надо забыть про все стратегии развития России (2025, 2030, 2035…) и национальные проекты роста, если они не выходят за рамки существующей (агонизирующей) модели. Принципиально здесь то, что модель распадается не потому, что бастует периферия (хотя с этого всё начиналось). Необходимость смены модели осознана центром Системы, то есть слом неизбежен.

Мир ждёт встряска по всему контуру общественных отношений. Изменению подлежат основы организации общества. Фактически речь идёт о формировании нового общественно-политического уклада. Осмыслить очередную «Великую трансформацию» нам ещё только предстоит. Масштаб и глубина сделки завораживают.

Выращенные в рамках прежней модели молодые статусные управленцы являются сегодня главной проблемой. Амбициозные индивидуалисты, воспитанные на примерах стремительного взлёта предыдущего поколения, которому выпало «счастье» внедрять модель на глобальном уровне (освоение наследства СССР) — они рвутся к лёгким деньгам.

У этих людей нет тормозов (социальные аутисты), у них очень узкий кругозор.

Они даже не понимают, что там, где поднимались их предшественники, «денег» уже нет, им остается только «мелочь по карманам тырить». Рабы бюджетной логики, они зарабатывают с расходов.

Когда таким управленцам говоришь о социальных последствиях принимаемых решений и напоминаешь, что источником стоимости является труд, они воспринимают это как некомпетентность и профнепригодность. Они твёрдо убеждены, что источником стоимости является бюджет (рейганомика) – «деньги лежат в тумбочке».

Принципы диктует История, её отсутствие порождает беспринципность. Модель (постмодерн) сформировала особое мировоззрение (тип восприятия), отделив реальность от языка её описания («означаемого от означающего»). Это системный риск не только для России (хотя для нас особенно), но и для Европы, и для США.

Возник колоссальный когнитивный разрыв поколений. Его носители «так похожи на людей»: они всё делают как люди, и у них прекрасные костюмы. В реальности человеческого там ничего, кроме физиологии, нет («взгляд похож на взгляд, а день – на день»). В полном соответствии с постмодернизмом это – симулякры, знаки без объекта, копии пустоты…"