1. Организация и задачи МСЯС ВМФ СССР (морских стратегических ядерных сил) от адмирала Михайловского А.П.

---

Готовность к поражению стратегически важных наземных объектов на заморских территориях противника – одна из главных задач Вооруженных сил нашего государства. Способность решить эту задачу путем нанесения упреждающего, ответно-встречного или, на худой конец, ответного удара возмездия – определяет так называемый стратегический паритет со странами, обладающими ядерным оружием. Поддержание этого паритете как раз и делает возможным длительный устойчивый мир на нашей планете. Об этом не раз заявлялось с высоких трибун партийных съездов, где я имел честь присутствовать.
Возможность поддержания паритета или в крайнем случае решения упомянутой задачи сокрушающим ударом обеспечена наличием в составе Вооруженных Сил Советского Союза ядерной триады: ракетных войск стратегического назначения (РВСН), авиационных стратегических ядерных с (АСЯС) и морских стратегических ядерных сил (МСЯС) Последние в сравнении с остальными компонентами триады обладают феноменальной боевой устойчивостью. Благодаря принципу свободы мореплавания только Военно-Морской Флот может еще в мирное время и в короткие сроки сосредоточить значительную боевую силу в оперативно-важных районах океанов и морей, откуда морское оружие способно с большой точностью поражать войска и объекты на территории практически любого государства. При этом силы флота остаются, как правило, недосягаемыми для оружия сухопутных войск.
Подводные лодки с баллистическими ракетами, постоянно развернутые в океане, являются наиболее скрытным, устойчивым, дешевым и безопасным для государства компонентом ядерной триады. Видимо поэтому «удельный вес» морских стратегических ядерных сил в подобной триаде большинства держав, обладающих ею, из года в год растет и к концу века может достигнуть 70—75%.
В Советском Военно-Морском Флоте существуют две группировки морских стратегических ядерных сил. Первая из них создана на Северном флоте для действий в акваториях Атлантики и Арктики. Вторая — на Тихом океане. Не удивительно, что Атлантическая группировка должна служить предметом моих неустанных забот. Между тем я хорошо сознаю, что опыт всей моей предшествующей службы, за исключением короткого периода командования подводным ракетоносцем «К-178», был связан с применением сил общего назначения. Пришло время наверстывать упущенное.
Рассуждения на тему о роли и месте ракетных подводных крейсеров в системе Вооруженных Сил СССР интересны разве что слушателям Военно-морской академии. «Зачем это нужно?» и «что делать?» — для меня не проблема. Задачи давно поставлены и хорошо уяснены. В то же время вопрос «как делать?» — заслуживает пристального внимания. Речь идет о способах действий, которых всегда великое множество. Каждый способ обладает свойственной ему эффективностью, в свою очередь зависящей от условий обстановки. Это обстоятельство еще более увеличивает вариативность способов. А опыта мало. Одним словом, учиться надо! В том числе у собственных подчиненных.
Наиболее сведущими специалистами в области создания и применения группировки морских стратегических ядерных сил являлись на Северном флоте, конечно же, вице-адмиралы Вадим Коробов и Лев Матушкин. Оба они долгое время командовали подводными ракетоносцами и их соединениями. Знают дело, как говорится, изнутри. Первый, находясь в должности начальника штаба флота, видимо, уже успел приобщиться к оперативной стороне проблемы. Второй, управляя флотилией стратегического назначения, в совершенстве владеет тактикой и техническими вопросами применения ракетного оружия. Чем не учителя?
Вадим Константинович — рядом, под боком. Поэтому, обожившись картами и документами, мы уединились с начальником штаба, чтобы не спеша разобраться с вопросами оперативного применения группировки и обеспечения ее боевой устойчивости. Ну а со Львом Алексеевичем, надеюсь, сумею поработать через несколько дней, прямо у него на флотилии, когда прибуду в Гаджиево, чтобы оттуда выйти в море на борту ракетного подводного крейсера. Благо подвернулся таковой (под номером «К-219»), готовящийся к выполнению плановой учебной ракетной стрельбы.
Свой разговор с Коробовым мы начали с общеизвестных истин. Поражение стратегически важных объектов на заморской территории противника, с одобрения военно-политического руководства нашей страны, возможно осуществить путем проведения операции стратегических ядерных сил под непосредственным управлением Верховного Главнокомандующего, который принимает решение на операцию и отдает приказ на первый ядерный удар. Приказ этот (в виде сигналов боевого управления) передается с помощью так называемого «ядерного чемоданчика» — иначе говоря, портативного связного кодирующего устройства, постоянно носимого специальным офицером вблизи от места пребывания Верховного. Вполне естественно, что при этом предусмотрено дублирование как подобных устройств, так и каналов связи.
Успех операции обеспечивается длительной, заблаговременной подготовкой и тщательным планированием с учетом множества вариантов решения задачи. Этим постоянно занимается Генеральный штаб, который загодя определяет, а при необходимости уточняет перечень и координаты объектов, подлежащих поражению. Назначает очередность и степень поражения каждого объекта. Устанавливает долю участия, ресурс боеприпасов и распределение комплексов целей между компонентами ядерной триады, а также вопросы их взаимодействия друг с другом. Генеральный штаб вводит в действие и периодически видоизменяет систему сигналов боевого управления. После получения сигнала-приказа от Верховного Главнокомандующего центральный командный пункт доводит сигналы боевого управления до исполнителей. Для этого создана и установлена в войсках и на флотах многоступенчатая автоматизированная командная система боевого управления.
Идеологом всего комплекса подобных нелегких вопросов в Генеральном штабе являлся генерал армии Сергей Ахромеев, который около шести лет работал там начальником Главного оперативного управления, а затем первым заместителем у Маршала Н. В. Огаркова. 
Ну а боевыми действиями морских стратегических ядерных сил лично руководит Адмирал Флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков. Как он это делает, я имел возможность наблюдать, сидя за спиной Главкома на его командном пункте в период учения «Центр-78», куда был привлечен с должности командира ЛенВМБ на роль начальника Атлантического направления в «играющем штабе» Северо-Западной стратегической группировки Вооруженных Сил.
Именно Главком (с помощью своего Главного штаба) определяет состав Атлантической и Тихоокеанской группировок морских стратегических ядерных сил, потребных для поражения выделенных Военно-Морскому Флоту объектов, а также количество и тип атомоходов стратегического назначения, предназначенных в резерв Верховного Главнокомандующего. Главком устанавливает зоны патрулирования в океанах и морях, количество находящихся на боевой службе подводных крейсеров, нужную степень обеспечения их боевой устойчивости в каждой из таких зон.
Главный штаб при этом разрабатывает порядок применения крейсерами своего оружия, способы доведения, опознания и исполнения установленных сигналов боевого управления. Среди них весьма важным является сигнал о назначении комплекса целей, иными словами, — государства или континента, по которому осуществляется прицеливание. Другой сигнал - о снятии всех ступеней предохранения с ядерных боеприпасов. Наконец, последним передается сигнал — приказ о пуске ракет в кратчайший срок либо в назначенное время. По внешним признакам эти боевые сигналы совершенно невозможно различить во множестве других сигналов, идущих в эфир: ложных, учебных, контрольных, тренировочных, практических, а то и вовсе никак не связанных с применением какого-либо оружия.
Важной функцией Главного штаба является изготовление, строжайший учет и рассылка на флоты необходимого комплекта так называемых перфолент, содержащих в закодированном виде параметры конкретных объектов, необходимые для расчета полетного задания каждой ракеты. Только в том случае, когда перфолента введена в приборы управления ракетным оружием, возможна его предстартовая подготовка. Заранее «прочесть» перфоленту невозможно. Таким образом, командир стреляющего ракетоносца не имеет ни малейшего представления о том, куда полетят его ракеты. Об этом знают только Главком и те немногие специалисты из Главного штаба, которые заняты разработкой полетных заданий.
А я, к стыду своему, ни одной перфоленты в глаза не видывал. В свое время нас учили рассчитывать геодезический пеленг и дальность стрельбы вручную, с помощью формул сферической тригонометрии, уравнений баллистики и некоторых технических приспособлений. В этом и признался Коробову. Начальник штаба тут же позвонил в оперативное управление, откуда притащили учебную перфоленту. Повертев ее перед носом, я подумал о том, что никогда бы в жизни не догадался, какую диковину держу в руках, если бы не комментарий знающего человека. Ну а затем мы с Вадимом Константиновичем углубились в осмысление собственной роли и прямых обязанностей при выполнении задачи нанесения противнику сокрушительного удара из-под воды.
Для создания группировки морских стратегических ядерных сил на Северном флоте предназначены пять дивизий подводных крейсеров с баллистическими ракетами. В целях непосредственного охранения крейсеров выделяется необходимое количество многоцелевых атомных подлодок. Кроме того, привлекается система ядерно-технических и ракетно-технических баз, а также части связи вкупе с командной системой
боевого управления.
Две трети общего количества ракетоносцев всегда загружены ракетами и находятся в постоянной готовности к действию. Часть из них постоянно в море, на боевой службе. Другая часть — на боевом дежурстве. Остальные заняты повседневными делами в базах. Группировка, развернутая в море, может быть усилена за счет боевого дежурства или сил наращивания. Однако и находящиеся в базах крейсера постоянной готовности в экстремальной обстановке должны быть способны пустить свои ракеты прямо от причалов. Подобное требование высказывал мне министр обороны Маршал Д. Ф. Устинов когда напутствовал в должность. Однако как обеспечить подобные пуски организационно и технически, министр не разъяснил, рекомендовал подумать.
Флотская жизнь любого подводного ракетоносца обеспечена, как правило, двумя экипажами и расписана по так называемым большим и малым циклам. Подобный цикл, к примеру, включает следующие этапы:
• выход в море на боевое патрулирование с первым экипажем;
• возвращение и передачу ракетоносца второму экипажу; межпоходовый ремонт; выход в море на боевую подготовку;
• снова выход на боевое патрулирование, но уже со вторым экипажем.
С возвращением цикл повторяется.
После нескольких подобных малых циклов планируется большой, включающий заводской ремонт, а то и модернизацию с полной выгрузкой всех ракет, что в свою очередь требует значительного времени на боевую подготовку и ввод крейсера в состав сил постоянной готовности. Эффективность службы подводных ракетоносцев определяется специальным показателем — коэффициентом оперативного использования, выражающим соотношение времени полезного пребывания в районе боевого патрулирования ко времени, необходимому для восстановления боеготовности в базах и полигонах боевой подготовки.
Соблюдение нужных пропорций, установленных норм, строгих правил подводной службы, борьба за повышение эффективности морских стратегических ядерных сил — головная боль штаба флота, в особенности оперативного управления, и уж, конечно, — область пристального внимания командующего.
Группировка ракетных подводных крейсеров флота, развернутая в море, обычно состоит из нескольких эшелонов. Передовой эшелон, как правило, патрулирует в Атлантике, неподалеку от побережья противника. Действия крейсеров этого эшелона должны обеспечить подлетное время ракет к объектам поражения, не превышающее работного времени системы противоракетной обороны. Удар первого эшелона неотразим. Однако обеспечить его боевую устойчивость до удара крайне трудно. Даже в мирное время за каждым подводным крейсером, выходящим в Атлантику, американские противолодочные силы пытаются установить длительное слежение. В некоторых случаях им это удается. О чем (ко всеобщей нашей досаде) мне уже пару раз весьма убедительно докладывал контр-адмирал Квятковский. Правда, упомянутые эпизоды слежения относились к подлодкам проекта 675— кораблям первого поколения, не имеющим отношения к борьбе флота против берега и прозванным за повышенную шумность «ревущими коровами».
Именно поэтому основной эшелон подводных крейсеров, несущих межконтинентальные ракеты, надежно упрятан в морях, примыкающих к нашему побережью. Здесь легко прикрыть его от возможных ударов подводных лодок и противолодочных самолетов противника, которые, конечно же, будут всячески стремиться к нанесению максимального ущерба нашим стратегическим ракетоносцам в безъядерный период войны, до выпуска ими своих ракет. Однако сделать это, находясь в зоне подавляющего превосходства наших сил, противнику будет крайне трудно.
Еще более надежно должен быть упрятан и прикрыт (например, подо льдами арктических морей) эшелон ракетных крейсеров резерва Верховного Главнокомандующего. Этот эшелон как раз и предназначен для восполнения потерь морских стратегических ядерных сил в безъядерный период войны, а также для решения других, внезапно возникающих задач.
Мы с Коробовым долго рассматривали карты с маршрутами и районами боевых действий подводных крейсеров различных эшелонов. Комментировали ситуацию, пока наконец не пришли к обоюдному заключению, что маршрутов и районов у нас недостаточно. Необходимо изыскивать новые, неожиданные маршруты, осваивать другие, нестандартные районы, где ранее плавать не приходилось. Часть из них, образно говоря, следует заложить в неприкосаемый запас, для того чтобы варьировать ситуацию, если «клюнет жареный петух».
Боевые действия вверенной мне группировки будут предтавлять собой совокупность согласованных по объектам и времени их поражения ракетно-ядерных ударов подводных крейсеров, наносимых из назначенных районов или с маршрутов боевого патрулирования в соответствии с решением Верховного Главнокомандующего, по сигналам боевого управления Генштаба. Эти действия характеризуются решительностью целей, глобальным размахом, предельной напряженностью и скоротечностью.
В то же время они требуют заблаговременной подготовки, тщательного планирования, всестороннего обеспечения, многовариантных решений на развертывание, переразвертывание и поддержание группировки в боеготовом состоянии как в мирное время, так и в течение всего периода безъядерной войны.
Задачами подобных боевых действий могут быть:
• уничтожение пусковых установок с ракетами, ядерных складов и других стратегических средств нападения, размещенных в глубине территории противника;
• поражение группировок его войск, систем противовоздушной и противоракетной обороны, центров управления орбитальными группировками космических аппаратов;
• разрушение промышленных и административных центров, портов, аэродромов, плотин, мостов, других транспортных систем, а также объектов государственного и военного управления.
На первый взгляд, такие задачи выглядят всего лишь как перечисление объектов. Однако для того чтобы ювелирным хирургическим ударом уничтожить, к примеру, шахтную пусковую ракетную установку противника, нужна совсем иная точность попадания, количество и мощность боеприпасов, вид подрыва, нежели при поражении крупной и рассредоточенной группировки войск. Задачи тут совершенно различные. Впрочем, пусть голова болит у специалистов Генерального и Главного штабов, поскольку именно они нацеливают ракеты нашего Северного флота.
Тем не менее группировкой подводных крейсеров на Атлантике и в Арктике непосредственно управляю все-таки я — командующий Северным флотом. Именно я обязан установить маршруты, районы и сроки патрулирования, порядок развертывания и наращивания как сил боевой службы, так и группировки в целом. Обязан организовать ее взаимодействие с остальными силами флота, обеспечить всем необходимым.
В моем ведении находится решение вопросов своевременной замены ракетоносцев в составе группировки, обеспечение их пакетами с боевыми распоряжениями, нужными комплектами перфолент и непосредственное управление действиями каждого из них. Кроме того, мне надлежит определить состав и способы действий сил непосредственного охранения ракетоносцев, обеспечить их боевую устойчивость, прикрыть от возможных ударов противника действиями своих противолодочных сил, истребительной авиацией, а также минными рубежами. Я должен заблаговременно организовать уничтожение вражеских сил противолодочной войны в море и в базах.
И все же главнейшей среди моих обязанностей является доведение сигналов боевого управления до каждого подводного крейсера. Сделать это не так-то просто, но необходимо причем в кратчайший срок.
Словом обязанностей – выше головы! Как делать все это наилучшим образом – вот в чем Череп раскалывается от обилия проблем.
Впрочем, в штабе флота на то и служат специалисты-операторы, чтобы разбираться и докладывать нужные предложения. Однако мне следует, по-видимому, не только опираться на их опыт и знания, не только чувствовать в них единомышленников, но и держать этот контингент в руках, воспитывать, обогащать собственными идеями, а при необходимости и заменять, учитывая особую важность проблемы действий флота против берега. О том мы и договорились вскоре с Вадимом Константиновичем Коробовым.

А.П.Михайловский «Океанский паритет. Записки командующего флотом»
пассаж что отслеживались только 675 оставлю на совести Аркадия Петровича.

2. Командир К-465 капитан 1 ранга Батаев В.М.:

Доклад Командира РПК СН К-472 пр.667Б(Командир кап.1 ранга Батаев В.М.),Гремиха,24 .05.1982 г.. Фото: Ростислава Левчука 

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ.

Я, капитан I ранга Батаев Вячеслав Михайлович, ныне уже в отставке, командовал этим кораблем в том самом боевом походе, когда произошло столкновение с чем-то неизвестным, но менее массивным чем мой подводный аппарат, внешние последствия которого зафиксированы на этой фотографии. В должности командира данного проекта РПКСН это была моя восьмая боевая служба. Я уже шесть лет командовал данным кораблём.
Наш экипаж был опытной, хорошо сплаванной командой, и я до сих пор низко кланяюсь всем матросам, мичманам, офицерам за то, что имел честь и счастье командовать ими и успешно ходить в любые широты, куда бы нас ни занесло Боевое Распоряжение. Спасибо вам, мужики!
В том 1982 году наш корабль должен был выйти в месяце марте на боевую службу согласно цикличному графику несения Боевых служб стратегическими подводными лодками. Экипаж в полной мере отработал и сдал все положенные курсовые задачи. Выполнил с отличными оценками практические ракетную и торпедные стрельбы и был полностью готов к выходу в море для несения боевой службы. Районы боевого патрулирования и маршруты переходов нам не были известны, т.к. они определялись Боевым распоряжением Генштаба и ГК ВМФ. Обычно наши корабли (РПКСН) несли боевую службу одиночно, соблюдая максимальную скрытность, находясь в установленной командованием готовности на применение ракетного оружия.
К моменту окончания подготовки к выходу в море мы узнали, что по решению Главного штаба ВМФ нашей лодке предстоит часть похода провести в составе тактической группы подводных лодок. Но замыслу наш подводный крейсер на переходе должна была охранять ПЛА проекта 705 «К-123». Это атомоход из серии полуавтоматов с жидко-металлическим реактором и экипажем, практически полностью состоявшим из офицеров. Ее задачей являлось отвлечение на себя противолодочных сил вероятного противника, уничтожение их с началом боевых действий, способствование отрыву РПКСН от сил ПЛО супостата для дальнейшего выполнения стратегической задачи. Идея эта не нова, но апробировалась она крайне редко, только в масштабах флотских учений. Не существовало и, боюсь, не существует и до сегодняшнего времени чёткой технической возможности нашими гидроакустическими средствами при обнаружении шумящего подводного объекта надёжно определить: «Я есть Свой». Это называется системой опознавания. Лётчики такой проблемы не имели, у них есть и техника, а ещё и глаза, у нас же только совсем не музыкальные уши и штампованный перечень классификационных акустических признаков шумящих целей.
Любой шумящий объект становился предметом тщательного анализа и рассматривался как возможный противник. Вопрос для шестиклассника: Было двое, стало трое. Кто чужой? Как определить «казачка»? Берег, Москва на всё даст ответы, но потом в выводах, перелопатив грузовик ими же наваянных документов, отловят какие-то несоответствия и затем у метро «Арбатская» или «Лермонтовская» будут верещать о глупости командира того «самотопа», когда его акустики и он сам не смогли распознать шумящий объект. Специалисты безграмотно классифицировали, а командир, не пережевав, проглотил их доклад. А акустики, между прочим, квалифицированные офицеры-инженеры, выпускники ВВМУРЭ им. Попова, но у них нет каждодневного тренинга, а слушать и различать шумы может только человек, которого Господь или природа отметила этим даром. Это я даже не о слухе радиста, хороший акустик из другой ипостаси, это явление штучное как талант. Призывные же комиссии в военкоматах направляли на эту военную специальность пареньков не всегда отличающих шум паровоза от грохота отбойного молотка. Сколько таких бульдозеристов по гражданской специальности приходилось называть акустиками. Командир может доверять опытному слухачу - старшине или мичману, но не волен игнорировать доклад их командира - начальника Радиотехнической Службы. На подводном языке это называется классификация цели. И командир утверждает или не утверждает то, что ему докладывает начальник РТС, сообразуясь со своими знаниями, опытом и тактической обстановкой в данный момент и принимает своё решение.
По прибытии ПЛА «К-123» в нашу базу Гремиха, незабвенной памяти командующий 11-й флотилией подводных лодок вице-адмирал Устьянцев Александр Михайлович пригласил меня и командира «К-123» капитана I ранга Булгакова В.Т. для инструктажа и разрешения возникших у командиров лодок тактических вопросов. Старшим в тактической группе был назначен командир РПКСН, т.е. я. На маршруте движения в целях безопасности подводные лодки были эшелонированы по глубине: верхний эшелон для РПКСН, нижний - для ПЛА. Требовалось соблюдать полное радиомолчание. Связь - по необходимости, акустическая (ЗПС - звукоподводная связь) в кодовом режиме, используя таблицу условных сигналов. При движении, по возможности, находиться в зоне акустической слышимости взаимных шумов. В таком режиме и следовать до точки расхождения. Далее каждая подводная лодка следует по собственному плану.
В базе проверили практическую совместимость на взаимную работу гидроакустических комплексов РПКСН МГК-100 «Керчь» и ПЛА ГАК «Енисей». Все работало замечательно.
После выхода в море и встречи в назначенной точке группа, проведя опознавание по ЗПС, двинулась генеральным направлением в Северный Ледовитый океан. Плавание проходило спокойно. Периодически РПКСН прослушивала шумы ПЛА. т. е. та, «крутясь» на разных дистанциях вокруг РПКСН. выполняла свои охранные функции.
В моей памяти несколько размыты хронологические моменты и какие-то детали, но последовательность фактических событий сохранилась выпукло и отчетливо.
Неожиданно на третьи сутки от ПЛА четырежды был получен один и тот же цифровой закодированный сигнал. В нашем конкретном случае каждая кодограмма не декодировалась, но из четырех кодограмм методом сопоставления получалась информация: «Авария. Нуждаюсь в помощи!». Нелишне заметить, что скорость прохождения акустического сигнала в воде в 200.000 раз медленнее радиосигнала. В этом случае резко возрастает непредсказуемое участие объективных помех.
Шумов ПЛА не было слышно уже около полутора часов. Наши запросы в направлении пришедших сигналов оставались без ответа. Ситуация требовала принятия мер для прояснения обстановки, и я принял решение, нарушая скрытность, всплыть под перископ. Я моряк, а полученная кодограмма - сигнал сродни SOS. Время мирное, и штабы переживут это нарушающее мою скрытность решение.
Я предположил, что ПЛА в тяжелой аварийной ситуации всплыла в надводное положение и дала аварийный радиосигнал по флоту. РПКСН всплыл под перископ и открыл радиовахты в общих и аварийных радиосетях. В первых сетях шла обычная работа, в аварийных же царило полное радиомолчание. Подвсплыв под рубку многократно обследовал горизонт радиолокационной станцией на всех шкалах дальности. Надводных целей обнаружено не было.
Это меня несколько успокоило и я, оставаясь на перископной глубине, продолжал следовать своим маршрутом синхронно с плановой подвижной точкой. Через несколько часов услышали вначале слабые, затем усиливающиеся шумы нашей драгоценной пропажи. Акустики классифицировали шумы как шумы ПЛА «К-123». На наши запросы по ЗПС ПЛА не отвечала, но тем не менее тревога улеглась: жив курилка!
Вздохнув облегченно, погрузились и пошли дальше. Уже ближе к точке расставания контакт был окончательно потерян, и РПКСН пошел своим маршрутом. Только после возвращения в базу по слухам узнали, что на ПЛА были серьезные проблемы с ядерной энергетической установкой и её отбуксировали в г. Северодвинск. В 2002 г., встретившись с командиром «К-123», я попросил его прояснить былой эпизод. Командир был очень сдержан и я его понимаю.
Далее желобом Франц-Виктория вышли в Северный Ледовитый океан под мощные ледовые поля и продолжили боевое патрулирование, смещаясь генеральным направлением к северу.
Экипаж в предыдущих боевых патрулированиях накопил весомый опыт плавания подо льдами (мои перископные фотографии надводной ледовой обстановки неплохо иллюстрируют мемуары Главнокомандующего ВМФ Чернавина В.Н. и Мормуля Н.Г.), и я прекрасно понимал, что ледовый панцирь над головой толщиной от двух до тридцати метров требует почтительного отношения к себе, и только грамотное и четкое исполнение каждым подводником своих профессиональных обязанностей поможет исключить даже мелкие промахи и непредсказуемые случайности.
Вообще-то хочется прокомментировать все эти арктические подледные плавания, особенно в плане использования ракетного оружия. Совершить подлёдный переход на атомной подводной лодке с Северного Флота на Тихоокеанский - это одно. Быстро, выгодно, где-то даже интересно. Использовать же ракетное оружие в ледяном, в прямом смысле, океане очень проблематично. Ниже приведу обоснования.
Сама по себе идея использовать Северный Ледовитый океан для пуска ракет казалась заманчивой, так как считалось, что это поможет нам эффективнее противостоять противолодочным силам вероятного противника и больше ничем. И это имело под собой не теоретическую (научную), а скорее плохо просчитанную политическую основу.
Так вот о заманчивости: Пуск ракет из-подо льда невозможен по определению.
Пуск можно производить только из надводного положения в полынье или взломав лед корпусом корабля, предварительно перед стартом очистив от него ракетную палубу.
Пуск ракет осуществляется по приказу Верховного Главнокомандующего через существующую систему отдачи приказов, который должен быть выполнен точно, беспрекословно и в срок. При плавании подо льдами приказ в срок выполнен быть не может, т.к. не всегда существует объективная возможность для пуска ракет - над РПКСН может не быть полыньи или слабого льда. Не припоминается ни одного случая из Истории войн, когда Хан-Царь-Государь благословляет, а по-военному, ставит задачу, своему военачальнику: «Когда сможешь махнуть шашкой, тогда и маши». Ведь впереди шашкомахания стоит Политика! Много я видел стартов ракет с подводных лодок, естественно, в телекинохронике. Старты своих ракет я просто наблюдать не мог. Видел старты из-под воды, видел старты из надводного положения, видел старты от причала, но никогда не наблюдал старта ракет с подводной лодки, даже по соседству с чем-то действительно хорошо ледовым. Понимаю, что не доставишь туда фото-кино-теле-хроникёров, но уж с самолёта, издаля можно для Истории не пожалеть керосина и плёнки, чтобы оставить потомкам документальное свидетельство наших достижений в виде старта ракет в ледовом обрамлении где-то за восьмидесятой широтой любого нашего или не нашего сектора Арктики.
Ледовые поля дрейфуют, причем шустро. Где час назад была полынья, сию минуту над тобой уже сплошной лед впечатляющей толщины. Те льдины в квадратнокилометровом измерении, на которых работают наши полярные СП крошатся и ломаются ешё не додрейфовав до Гренландии и это не ерничание - это Арктика. Существовавшая идея о реальности корпусом атомохода проломить лед и всплыть для пуска ракет возможна, и то не всегда, зимой лишь в Финском заливе, на Ладожском озере, всегда на Истринском водохранилище. Северный Ледовитый океан в эти водоемы скромно не входит. Предлагаю популяризаторам этой идеи взять калькулятор, а для большей надёжности таблицу умножения и перемножить длину ракетной палубы на ее ширину, принять толщину льда в 1,5 – 2,0 м., умножить на плотность льда хотя бы 0.8 - 0.9 и получить вес обломков льда на ракетной палубе. По съедобным, очень патриотическим подсчётам, тянет на 1000-1200 тонн. Далее подсказать подводникам, как открыть крышки ракетных шахт или каким образом стряхнуть с палубы эти шутливые тонны в глыбах при наличии только моряцких рук и аварийных ломов. Подводный крейсер не белый медведь, он отряхиваться не умеет. Усилием гидравлических приводов открытия крышек шахт лед не сдвинешь, обломаешь тяги приводов. Не позавидуешь никакому экипажу, если осколки льда попадут в открытую шахту. Старт ракеты исключен!
Некоторые популяризаторы предлагали растапливать лед паром от паропроизводительной установки лодки. Без комментариев.
Замечательная идея подрывать лед боевыми торпедами и всплывать для стрельбы в образовавшейся полынье также очень проблематична хотя бы потому, что мощность даже нескольких взорвавшихся торпед образует полынью с крошевом льда, которую еще нужно отыскать и которая может быстро исчезнуть из-за подвижки льда, и она должна быть соизмерима с размерами лодки. Восток дело тонкое, но верблюд и игольное ушко тут в самый раз. Эксперименты проводились. Результаты отрезвили.
Буду объективным. Старты ракет из районов Северного Ледовитого океана фактически проводились и успешно. Честь и хвала экипажам этих кораблей, штабам и специалистам. Но за этим стоят не боевые действия, не война, а военно-политические игры, показушные по сути, фанфарные по содержанию, жутко нервотрепные по исполнению, но звездопадные, если успешные.
Что-то не припоминается мне, чтобы наш вероятный противник с такой же резво-стью осваивал своими "Огайо" арктический сектор. Им это просто не нужно. А вот следить за нашими ракетоносцами своими противолодочными лодками они могут, но не очень на-стырно, рассчитывая, что пока советские ракетоносцы отстреляются из-подо льда, Мировая война закончится чьей-то победой. В меру своих знаний и опыта я изложил свое мнение по использованию РПКСН в арктических ледовых районах.
Но продолжу описание нашего похода. Началось патрулирование в Северном Ледовитом океане. Не буду рассматривать всю систему навигационного обеспечения плавания в этих районах. Собственная инерциальная система навигационного комплекса «Тобол-5» и, частично, космическая навигация позволяли плавать с достаточной точностью. Остановлюсь на одном.
После пересечения курсом на север определенной широты закончились навигационные путевые карты на районы патрулирования. Их просто не существует в нашей гидрографии. Но это не беда. Перешли для счисления на карты-сетки. Не мне первому, не мне последнему приходилось и придется по ним плавать. Это чистый лист картографической бумаги с обозначенной широтной шкалой. Долготы наносит штурман в зависимости от долгот района плавания. Это обычная практика при переходе океанами, где глубины давно измерены, и моряки в океане свободны от возможности очутиться на неожиданном мелководье.
Другое дело Северный Ледовитый океан. Если вблизи северных островов промеры в течение века делались и им с определенной степенью осторожности можно верить, то ближе к приполюсным районам такая уверенность значительно уменьшается. Неоднократно включая эхолот, ожидаешь глубину 1000 м по Генкарте, а получаешь 300 м при собственной глубине погружения 150 м. Правильно говорят, что «океан таит в себе …», но и корабль с экипажем «таит в себе ...» Сдается мне, что наши гидрографы и океанологи решили, что хребет Ломоносова найден, назван, а дальше не бойся, кругом глубоко. Так, да не так. Поспрошайте живых командиров и штурманов-подводников об этом. Наверное, услышите что-то интересное и фольклорное. Конечно, нашим океанологам и гидрографам сподручнее работать на Большом Барьерном Рифе у Австралии, чем в четвёртом океане, который кличут Северный Ледовитый, талдыча от букваря до энциклопедий, что он наш, родимый, поморский. Ну и плавай родной подводный люд без карт, а по одному только государеву промыслу. Согласен, если бы только за рыбой ледяной, но куда девать эти «Мама, не балуй» в ракетных шахтах и торпедных аппаратах. Но что делать, куда послали, там и крутись! Осторожность и еще раз осторожность. Поэтому выбор глубины погружения диктовался оптимальным диапазоном 90-120 м. Эхолот и эхоледомер использовались достаточно часто, а телевизионная система МТ-70 для наблюдения за тем, что над лодкой, постоянно. Не следует забывать, что плавание подо льдом начиналось в самом начале апреля, когда полярный день короток, освещенность горизонта невелика, а зимний лед еще крепок. Согласно поставленной РПКСН задаче, необходимо, особенно перед сеансом связи, активно искать полыньи или тонкий лед и всплывать на связь в этом месте для получения приказания или информации.
Организация и способ приледнения такого тяжелого корабля был отработан безукоризненно, и прикосновение носовой оконечностью корабля и рубки ко льду происходило трепетно и нежно. Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Гужов Борис Петрович всегда делал это мастерски, и я шуткой: «Петрович! По возвращении с меня 150 с прицепом и хор имени Пятницкого», что означало: 150 г водки, кружка пива и банка килек пряного посола - отмечал это умение.
В промежуток между сеансами связи при движении лодки велось тщательное наблюдение за ледовой обстановкой, наносились на карту тонкий лед, полыньи и разводья, их размеры и конфигурация. Но нужно отметить, что уже через час после фиксации при возвращении на это место мы их не находили, т.к. подвижка льда полностью меняла картину. Точность же плавания в этот часовой промежуток была высокой. Штурмана, возглавляемые опытным штурманом капитаном 3 ранга Кузнецовым Михаилом Михайловичем, добрейшим человеком с необыкновенно умными руками, резюмировали изменение в ледовой ситуации как «броуновское движение».
Здесь мне бы хотелось остановиться на имевшихся на корабле средствах наблюдения за гидроакустической обстановкой, что позволит понять последующий ход событий.
Как уже упоминалось, на РПКСН установлен гидроакустический комплекс (ГАК) МГК-100 «Керчь», который представляет собой несколько гидроакустических станций различного предназначения, логически объединенных и управляемых с одного командно-информационного пульта. На момент разработки и его установки на первых кораблях это был существенный шаг вперед, а эксплуатация в морских и океанских условиях показала хорошие результаты: резко увеличилась дальность обнаружения шумящих объектов, а значит, расширилась свобода маневра наших подводных лодок при атаках надводных и подводных целей или уклонениях от противолодочных сил противника.
К 80-м годам он существенно устарел, а наше техническое и технологическое отставание в области гидроакустики было очевидным (не берусь утверждать это в плане научных разработок), но то что технологически мы были в очень мягком месте - это точно. Комплекс не имел технического классификатора целей. Классификация движущихся целей производилась акустиками по частотным диапазонам, оборотам винтов, характеру двигателей, периоду качки и утверждалась командиром ПЛ сообразуясь с тактической обстановкой. Кстати, наш противник уже имел техническую возможность записывать и держать в памяти «акустические портреты» всех наших кораблей, даже однотипных, с их индивидуальными акустическими особенностями.
Как ни горько признавать, но дальность обнаружения противником наших подводных лодок была в 2 - 5 раз выше возможностей советского подводного флота, что позволяло иностранным лодкам абсолютно спокойно осуществлять слежение за нашими всеми подводными лодками. А т. к. акустический комплекс на АПЛ это больше, чем уши (как ни парадоксально, но подводники «смотрят» ушами), то наши атомоходы получали у противника нелестные для нас определения: «ревущие коровы», «гангстеры с завязанными глазами», а командиров наших АПЛ из-за непредсказуемости маневров при проверках отсутствия слежения или иных манёврах - «бешеными Иванами». А «Иван» ни сном, ни духом не ведает, что его лодку «пасут».
Этот краткий экскурс в мир технических возможностей нашей гидроакустики проведен для того, чтобы более понятным было различие между плаванием в открытом море и в арктических и приполярных районах. Ледовые поля не стационарны. В движении льдины и поля трутся друг о друга, торосятся, переворачиваются, раскалываются и все это сопровождается акустическим возмущением водной среды, т.е. шумом. Отображение шума на электронных индикаторах ГАК превращается на экранах в сплошную засветку на всех частотных диапазонах. На электротермической бумаге самописцев идет густая пятниста полоса. Звуковой индикатор центрального поста выдает звуки во всем диапазоне частот слышимости человеческого уха: от комариного писка до пыхтящего паровоза через соловьиную трель, воя стаи волков, скрежета зубов, бури аплодисментов, переходящих в овацию и т. п. Сущая какофония! Акустики сдвигают наушники на затылок, меняются на вахте через 2 часа вместо 4-х, звуковой индикатор отключается. Только бумага самописцев покорно терпит все, покрываясь чернотой, да бытовой магнитофон «Комета» в меру своих шансонных возможностей накручивает этот акустический беспредел. Здесь существует реальная 99% вероятность не услышать «полезный шум» т.е. шум от цели.
По принятым положениям ПЛ, находясь на патрулировании, должна производить разведку гидрологического разреза по глубине, т.е. погружаться на глубину и специальной станцией замерять скорость распространения звука в воде, а она на разных глубинах различна и закономерность ее изменения до конца не познана. На основании полученных замеров строится график, определяется тип гидрологии и выбирается оптимальная глубина плавания в зависимости от тактической необходимости (своей скрытности, обнаружения надводных кораблей, ПЛ, атаки и др.). Наш РПКСН также исполнял это узаконенное руководящими документами действо, и мы диву давались резким скачкам скорости звука. Перо самописца бегало от края до края шкалы, фиксирующей скорость распространения звука (это изменения до 50 м/сек) на считанных метрах погружения. После глубины 60 м и более изменения становились менее резкими и хаотичными, но ледовое царство продолжало свой нескончаемый концерт и какофония, ставшая «осознанной необходимостью», не уменьшалась.
Плавание продолжалось спокойно. Акустическое буйство держало в напряжении центральный пост, а остальные военморы хлебали. Уставной распорядок подводной походной жизни и она шла по заведенному распорядку. По установленному Боевым распоряжением графику мы приледнялись на сеансы связи по возможности к тонкому, от 3-4 метров толщиной, льду, если таковой находили при подготовке к приледнению, и принимали от командования текущую оперативную и политическую информацию, из которой со слезами радости и безмерной благодарности Политуправлению ВМФ узнавали, к примеру, что:
Череповецкий металлургический комбинат перевыполнил план по прокату или по переплавке; начался и завершился сев зерновых на Кубани, и что-то уже взошло; состоялось заседание чего-то очередного и продолжается что-то внеочередное; империалисты сделали нам козу, но мы мудро спилили у нее рога; большая правительственная награда нашла своего большого правительственного героя.
И все в таком духе. Сообщить же, какая в Гремихе погода, кто у кого родился (экипаж и об этом не забывал между походами), что семьи здоровы, ждут мужей и отцов - ума у политрабочих не хватало.
Замполит днем проводил идейно-воспитательную работу с народом и писал свой отчет о ПолМорСосе (политико-моральном состоянии) этого народа в Политотдел.
Особист, в основном ночами, вел свою еще более трудную работу и также писал свой отчет в Особенный отдел.
Старпом писал командиру «ЖУС» (журнал учета событий), ранее сей документ назывался «ЖБД» (журнал боевых действий), раз уж выполняем Боевую Службу, то не стоит путать События с Действиями, ибо первое, что произошло, а второе проявление энергии, деятельности. И лукавить по этому не стоило бы. И ежесуточные планы Боевой подготовки.
Остальные писали и читали каждый свое. И читатели, и писатели доплыли таким образом до 09 апреля. Эти и последующие события память цепко и навсегда сохранила в нас.
В 03 час. 57 мин. по учебной тревоге приледнились на очередной сеанс связи. Толщина льда 4.5 - 5.0 м. Под килем 1000 м. Приняли информацию и начали погружаться, производя разведку гидрологического разреза. Скорость лодки 9.0 узлов. Где-то в 4 час. 26 мин. оператор БИУС кап.л-т Минаев Александр Георгиевич доложил: «Тов. командир, глубина 96 м, с 60 м идет изотермия» (скорость звука в воде постоянна). Я скомандовал боцману: «Держать глубину 100 м. Право руля» и назначил курс следования по маршруту. Чуть раньше в центральный пост зашел особист Ваня Ряховский, очень порядочный мужик и, дай Бог ему долгие лета, присел на сейф рядом с командирским креслом и шутя говорит: «Вячеслав Михайлович, что-то мы давно не играли аварийной тревоги», (видимо, имея в виду учебную тренировочную аварийную тревогу). Я ему в шутку ответил: «Что ты расстраиваешься, сейчас заиграем!».
Лодка уже легла на курс, глубина 99 м. Сидим, ждем от радистов бланки с принятыми радиограммами. Секунд через 30 после моего шутливого ответа от сильного двойного удара в носовой части я вылетел из кресла в открытую дверь центрального поста. Часы показывали 4 час.31 мин.
Несколько секунд мне понадобилось, чтобы «влететь» обратно в ЦП и ухватиться за трос астро-навигационного перископа. Лодка погружалась с дифферентом 18 градусов на нос. Глубина погружения нарастала. Скорость упала до 7.0 узлов. Скомандовал: «Турбинам реверс (полный назад), пузырь в нос, рули на всплытие». В этот момент у меня появилась, как метко определил свое состояние во время аварийной ситуации летчик-испытатель Микоян С.А. «прозрачность мысли». Все вокруг виделось резко и отчетливо. Время, казалось, непозволительно замедлилось, манипуляции боцмана и оператора пульта управления корабельными системами производились как при замедленном прокручивании киноплёнки, речь людей звучала растянуто. Физически хотелось всё ускорить. Такое же ощущение у меня было позднее, в другом месте и времени, во время ракетной стрельбы, когда ракета с уже работавшими в шахте двигателями призадумалась дольше положенного времени, прежде чем расстаться с кораблём и экипажем. Подводники поймут, что это может означать. В нынешней же ситуации опасений тоже хватало.
Больше всего я опасался, что от удара могла сработать аварийная, в том числе и 1 рода, защита реакторов, турбин и турбогенераторов. Но по вибрации лодки, по показаниям тахометров и падению скорости ощутил, что турбины заработали на задний ход. Позже выяснилось, что сигналы аварийной защиты выпадали, но офицеры-управленцы БЧ-5 грамотно их блокировали и исключили создание катастрофической ситуации. Особенно отличился кап. л-т Буцаев Василий Николаевич. Долгих лет ему жизни.
Лодка одержалась на глубине 186 м, выровнялась по дифференту и начала медленно всплывать. На глубине 45 м командир БЧ-5 кап.2 ранга Гужов Б.П. удержал лодку практически на «стопе». Эхоледомер показывал толщину льда 1.5 - 2.0 м. Можно было приледняться, чтобы тщательнее осмотреться в отсеках. Мне не хотелось отходить далеко от места столкновения, т.к. первая мысль о причине удара была: айсберг.
Приледнившись и поддув среднюю группу балластных цистерн, рубкой проломили лед. От места удара лодка отошла на 4.5 - 5.0 кабельтовых. После принятия докладов из отсеков и от командиров боевых частей о состоянии материальной части и не получив особо тревожных докладов, решил визуально через командирский перископ осмотреть горизонт.
С предосторожностью, очень медленно, руками контролируя натяжение тросов, подняли командирский перископ. Осмотрел горизонт. Было раннее утро. Солнце высотой 6-7 градусов просвечивало сквозь морозную дымку. Айсбергов по всему горизонту не наблюдалось.
Дал команду продуть среднюю группу, чтобы подвсплыть повыше, не рисковать поломкой перископа и более основательно осмотреться по горизонту. Отдраил верхний рубочный люк, вышел на мостик. Было очень морозно и как-то совсем по-северному звенела тишина. Надо льдом возвышалась только рубка, носа и кормы видно не было. На ракетной палубе этаким «домиком» громоздились льдины весом в десятки тонн. Верхняя часть носа ограждения рубки была сильно помята, валялись осколки форточек и топового огня. Мощные крышки, закрывающие шахты выдвижных устройств, оставались закрытыми, но имели вмятины со стрелой прогиба до 3-х см. Айсбергов не наблюдалось. Вокруг были ледовые торосящиеся поля.
Для документирования надводной обстановки я попросил нашего хорошего фото-графа-любителя кап. л-та Левчука Ростислава сделать панорамную съёмку всего горизонта через перископ с фиксацией лимба курсовых углов и компасной шкалой. Часть подводников через перископ полюбовалась «белым безмолвием».
Оставаться долго в таком положении из-за сжатия льдов было опасно и, «подбив» запасы воздуха, погрузились на глубину 90 м, следуя по плану.
Из докладов командиров боевых частей стало ясно, что серьезных повреждений оружия и механизмов нет. Четвертый торпедный аппарат с очень серьезной торпедой заполнялся водой, но поступление было незначительным, от 15 до 50 л/мин в зависимости от глубины погружения. Подводная акустическая обстановка по-прежнему не менялась. Родная какофония жила.
Из головы не выходила мысль: что же мы «поцеловали»? По недоуменно-вопросительным взглядам замполита и особиста почувствовал, что им не дает покоя профессиональный вопрос: «Когда ВЫ будете давать радио командованию о случившемся? Ведь есть документы, по которым Вы обязаны это сделать!». Я понимаю, они тоже «царевы люди» и тоже несут свою меру ответственности. Да, отвечаю, есть документы, и я под свою ответственность их нарушу, и вот почему:
Вы знаете, что серьезных повреждений нет. Экипаж и физически и морально здоров. Докладывать о столкновении на этой широте, на глубине 100 м с неизвестным предметом при отсутствии, как вы убедились, айсбергов, только ради требования документов? Нас непременно вернут в базу, даже если мы укажем, что в помощи не нуждаемся и готовы продолжить выполнение боевой задачи.
Представьте, какой будет переполох в Министерстве обороны, ВМФ, Кремле, сколько вопросов посыплется из всех командных мешков. Ответы нужно давать, часами находясь в надводном положении. Раздавит льдами к чертовой матери. Подводная лодка - это яйцо, она выдерживает большие забортные давления, но может треснуть от сжатия льдинами. И вот тогда никакой атомный ледокольный флот нам не поможет, он сюда не пробьется. Дублировать «Челюскина» и челюскинцев не хочется ни в трагическом, ни в героическом плане.
В лучшем случае прикажут вернуться самостоятельно. Вернемся с позором. Сами. Пунктик выполним, вселенский переполох устроим, но в глазах умных и грамотных подводников будем выглядеть унтер-офицерской вдовой. Не волнуйтесь. Придем - доложим. А там пусть решают, кто мы и чего стоим. А пока будем считать, анализировать, готовить отчетные документы по этой незадаче. Оба меня поняли и согласились со мной. И начали анализировать.
Для начала я попросил весь экипаж написать на мое имя рапорта и указать в них свое местонахождение на момент столкновения, какие команды подавались из центрального поста и в отсеках, как они выполнялись и всё, что каждый считает нужным доложить.
Ознакомившись с рапортами, мы не нашли неверных действий личного состава. Вот это и есть сплаванность экипажа, когда команды исполняются безошибочно, а экипаж грамотно действует в нестандартной ситуации.
Далее. Личный состав кормовых отсеков не отмечал никаких ударов в кормовой части корабля. При всплытии под рубку, как я уже отмечал, отсутствие каких-либо айсбергов еще больше утвердило меня в том, что предмет «поцелуя» был иной. Исправность электрических цепей кормового якорного огня на верхушке стабилизатора вертикального руля также говорила о том, что стабилизатор ничего не задел. И самое главное. Удар даже о нижнюю часть айсберга, как слабо деформирующегося объекта, был бы для РПКСН сокрушающим, а т.к. этот колосс неподвижен, то при создавшемся дифференте удар стабилизатором был бы неизбежен.
Через какое-то время после погружения старшина команды гидроакустиков мичман Щербаков Александр доложил (как он умудрился услышать!?): «Слышу шум винтов, предполагаю - подводной лодки». Самописец на фоне клякс и пятен в течение 3-4 минут вычертил закономерную траекторию изменения пеленга. Затем шум и отметка цели исчезли. Шум был записан на магнитофон, и в дальнейшем, по возвращении в базу пленки были переданы в акустическую лабораторию штаба Флота г. Северодвинска.
Я, вместе со штурманёнком, ст. л-том Петровым Андреем Владимировичем, в дальнейшем командиром новейшего подводного стратегического ракетоносца (ТАЙФУН), у которого по тем временам был навороченный калькулятор и собственная светлая голова, сели за расчеты и анализ предшествующих событий, обложившись руководящими документами.
Через двое суток в очередной сеанс связи получил разведсводку такого содержания: «Время, Широта. Долгота (Район мыса Нордкап). Английская атомная подводная лодка следует в надводном положении. Курс 210, скорость 6 узлов». Вот тут-то и вспомнилось про то, где может быть прикопана собачонка, и происшедшее начало представать под несколько иным углом.
Проглядывалось следующее: припомнился полузабытый «казачок». Иностранная ПЛА обнаружила нашу тактическую группу еще в Баренцевом море. Пользуясь преимуществом своего гидроакустического комплекса, она определила для себя главную цель - РПКСН и установила за ней скрытное слежение, целью которою являлось выявление маршрутов и районов нашего патрулирования и уничтожения в случае начала боевых действий. Помыслы неисповедимы. Продолжая слежение уже подо льдами, командир иностранной ПЛА где-то не рассчитал дистанцию. Не исключено, что из-за той же акустической какофонии. И на иностранной ПЛА гидроакустические комплексы тоже не совершенны. К тому же он, наверное, запамятовал, что «Бешеный Иван» еще и глухо-слепой, поэтому и не успел увернуться.
Динамика же столкновения мне вырисовывается следующей. РПКСН ударил ПЛА (она водоизмещением в два раза меньше) в нижнюю часть корпуса и добавил ограждением и крышей рубки. ПЛА, получив толчок вверх, начала всплывать, а РПКСН погружаться. Действия РПКСН описаны выше. Затем ПЛА, очевидно, имея повреждения, вышла из-подо льда на чистую воду и двинулась в сторону портов своего союзника Норвегии или домой в надводном положении.
Наш подводный крейсер продолжил свой боевой поход в приполюсном районе и согласно Боевому распоряжению на 78-е сутки от начала похода всплыл в надводное положение в районе своей базы и двинулся к родному причалу. После входа на внутренний рейд с мостика обратили внимание, что буксир, встречающий лодку для оказания помощи при швартовке, резко шарахнулся в сторону, на его палубу высыпала команда во главе с поварихой, показывая руками в нашу сторону. При швартовке к пирсу оркестр, игравший радостную музыку, соответствующую торжественному моменту встречи, поперхнулся и разнобойно замолчал. Четкий строй офицеров двух штабов, тыла и прочих во главе с начальником штаба Флотилии контр-адмиралом Логиновым Владимиром Павловичем рассыпался, и каждый персонально остолбенел.
Пришвартовавшись и сойдя с корабля, я доложил кратко о прибытии, о выполнении задания, о здоровье экипажа. Обычных объятий, рукопожатий было мало, на лицах застыл немой вопрос: «Как тебя так угораздило, родной?». Владимир Павлович меня спрашивает: «Слава, ты свою морду видел?» Поняв его правильно, я ответил, что с мостика мне ничего не видно. «Садись на буксир и полюбуйся». Вместе с фотографом, тем же кап. л-том Левчуком Р.П. мы на буксире обошли лодку и сфотографировали нашу страдалицу. Так появилась эта фотография. Всю документацию, фотографии, а может даже и чьи-то мысли, забрал любимый отдел, а у меня на память осталось несколько снимков из числа прилагаемых к отчёту.
Далее последовал «разбор полетов». Отчетные документы были готовы, подробный анализ плавания также готов к представлению.
На следующий день из Североморска прилетела комиссия во главе с заместителем командующего Флотом вице-адмиралом Рябовым В.А. и началось почти недельное разбирательство происшедшего. Командующий Флотилией вице-адмирал Устьянцев Александр Михайлович сказал: «Слава, корабль привел, людей не потерял, остальное - наша жизнь». В течение недели экипаж отвечал на всякие умные, и не очень, вопросы комиссии. В итоге председатель комиссии вице-адмирал Рябов задал мне один единственный вопрос: «Командир. Вы считаете себя виновным?», на что я ответил: «Ни я, ни экипаж виноватыми себя не считаем». «Мы тоже пришли к такому же мнению», - подытожил председатель комиссии. Командующий флотилией был краток: «Сдавай отчет, сдавай корабль, только поставь его в док и отправляйся с экипажем в отпуск».
После работы комиссии все отчетные документы, ленты самописцев, магнитофонные записи, ленты курсограмм, часть поврежденных металлических конструкций были отправлены в штаб Флота, КБ "Рубин" и в управление Генштаба, Главного Штаба ВМФ.
Будучи в отпуске в Москве я встретился с приятелем, который присутствовал на докладе об этом очень серьезном происшествии Главнокомандующему ВМФ адмиралу Флота СССР Горшкову С.Г. Как обычно в таких случаях оргвыводы следуют для командира в первую очередь. Авторучки кадровиков как средство для отсечения головы и еще кое-чего значимого для мужика были на «товсь!». Главком произнес три слова: «Командира не трогать!». Очевидно, он владел более обширной информацией по этому факту. Не скрою, что, возможно, на это решение повлиял и мой недоклад с моря.
Отгуляв отпуск, экипаж принял другой РПКСН и после уже упоминавшейся привычной подготовки и отработки положенных задач и практических стрельб вновь отправился на очередную боевую службу уже в Атлантику, попутно со мной для «обкатки» пошел молодой, только назначенный, командир РНКСН. мой бывший старший помощник Крыжевский Алексей Алексеевич. По возвращении из этого похода экипаж принял из заводского ремонта осенью 1983 г. свою родную РПКСН «К-465» и летом 1984 г. мы ушли на очередную, мою последнюю, уже десятую командирскую боевую службу, частично тоже подо льдом, но уже к берегам Америки. Об этом походе я попытаюсь рассказать как-нибудь в другой раз. Это был очень трудный поход.
А внимание в виде выговора за вышеописанные подледные дела штаб Флота мне всё-таки оказал. С формулировкой: «За неправильный выбор глубины погружения». Ну что ж, в штабах выбор глубин в Ледовом океане определяется всегда легко и всегда безошибочно. Чем выше штаб, тем безошибочнее выбор. Вот и вся история этой фотографии.

К-472 после столкновения. Фото Ростислава Левчука 

Ссылка на Батаева https://k460.org.ru/forum/viewtopic.php?p=93

там же есть и критические замечания, например:

Тимошенко Василий » Пт июл 28, 2006 10:55 pm

Уважаемые коллеги!
Прочитал статью и сокровенные мысли В.М. Батаева и понял, что при всплытии во льдах (1986 г.) он ничего не знал (или делает вид, что не знал) как всплывать во льдах для всяких целей, в том числе и для стрельбы, после, того как В.Н. Ефимов и В.Б. Яровенко на К-457 "привезли" с первого подледного похода РПКСН 667-Б в 1980 г инструкцию, которая четко определяла действия ГКП при всплытии во льдах, в том числе и при применени РО из надводного положения. Выполняя эту инструкцию люди, которые пошли по ихним следам получмли Героев СССР и сейчас мзредка мелькают на экранах ТВ.

 

Штефанов Д.Б. » Сб июл 29, 2006 10:02 pm

Василий Федорович, привет!
Не совсем соглашусь с тобой в том плане, что никакая инструкция не ГАРАНТИРУЕТ от неприятностей. Хотя и сводит риск к минимуму. Однако для того и голова на плечах у командира, чтобы зная инструкции (читай - опыт предыдущих товарищей), умело и со смыслом действовать сообразуясь с конкретной обстановкой!
Но, к сожалению, мы с тобой чаще встречались со случаями полного незнания или игнорирования инструкций. Это тоже факт. Именно это и приводит людей к авариям в 95 % случаев. А 5 % - это неодолимые силы стихии и стечение обстоятельств.

Где "правда"? В конкретных условиях конкретной боевой службы. Ибо одно дело полметра льда "над головой", и совсем другое - несколько метров...

3. Контр-адмирал Дудко В.Я.

благоприятные условия для поиска и слежения за нашими РПК СН в Охотском море и особенно, в период планируемой нам боевой службы. С точки зрения Генерального штаба, это был защищённый район, т.к. казалось, что позволял развернуть силы ПЛО в кратчайший срок, но с точки зрения скрытности РПК СН от обнаружения лодками противника с более мощной энергетикой, это открытый и весьма благоприятный район, позволяющий вести длительное и скрытное слежение за нашими кораблями на больших дистанциях.

Наше командование и мы, так нас учили и вбивали в голову, считали, что РПК СН не уязвим. С таким настроением мы вышли на боевую службу. Встреча с РПК СН планировалась уже в Охотском море. Вначале с большим недоверием, но потом всё увереннее мы отработали опознавание, классификацию и слежение за лодкой, применяя только пассивные средства наблюдения и используя особенности ГАП РПК СН. Один за другим стали выясняться характерные демаскирующие признаки поля. Основные дискретные составляющие шумов ПЛ (ДС ГАП) и максимумы этих составляющих по направлениям относительно курса корабля; ярко выраженная работа одной лини вала и чёткое проявление вально-лопастных составляющих, из-за нарушения ламинарности потока на винте лодки; так же изменение нагрузки создаваемой перекладкой вертикального руля для удержания курса при работе ГЭУ одним бортом; разделение элементов движения цели – курс, скорость, начало и конец циркуляции, дистанция и ряд других особенностей, формирующих цельную картину слежения и поддержания контакта с разных курсовых углов и дистанций.
На 2-6 сутки сопровождения РПК СН, сняли ГАП корабля на разных режимах, впервые разработали новые способы проверки отсутствия слежения, которые радикально меняли расположение лодок относительно друг-друга при взаимном маневрировании – в том числе перешли в носовые курсовые углы, отработали методику спектрального анализа шумов цели, определение скорости цели с точностью до 0,5 узла, начало и конец циркуляции, и угол поворота с точностью до одного – двух градусов на дистанции до 200-220 кабельтовых. Контроль дистанции слежения и непрерывное определение элементов движения цели, позволяли удерживать надёжную позицию для применения противолодочного ракетного оружия на предельных дистанциях, что прежде было практически невозможно. Особенно это было трудно сделать при определении ЭДЦ обычными, существующими тогда способами на дистанции более 180 – 200 каб. При этом, определяя элементы движения цели старыми приёмами, требовалось лечь на курс равный пеленгу, потом курс одержания пеленга, и курс отхода, при условии, что лодка не маневрирует и контакт устойчивый, на что уходило не менее 15 – 20 мин. Сейчас мы определяли скорость, курс за 5-8 мин и на корректуру дистанции ещё 4-5 мин., всего 8-11 мин при активном маневрировании обеих лодок. Выяснили, что рекомендуемый одновальный режим движения для РПК СН, нарушает скрытность и значительно облегчает слежение за нашими лодками. В итоге при очередной проверке уже своими методами отсутствия слежения, обнаружили американскую ПЛА, вышедшую на гидроакустический контакт с РПК СН в носовых курсовых углах. Установили за ней слежение и по команде из штаба флота двое суток гоняли её по Охотскому морю, пока она не ушла в океан. После этого мы вернулись и без дополнительного наведения установили контакт и продолжили сопровождение РПК СН.
Что характерно, РПК СН после первого контакта, был уверен, что мы встретились и потерялись. Второй раз он нас слышал, в момент преследования иностранной ПЛ, когда имел короткий г/а контакт с двумя подводными лодками, которые на высокой скорости пересекли курс РПК на дистанции 46 кабельтовых. Узнали они об этом уже на подведении итогов в базе. Этим завершился наш поход. Материал был систематизирован и обобщён.
Мы получили уникальные инструменты, методы и методику слежения за подводными лодками в естественной среде. Уникальный опыт слежения, совершенно новые способы проверки отсутствия слежения за нашими ракетоносцами, который, к сожалению никого, не заинтересовал, либо в силу занятости, либо не верили, либо не хотели признавать низкую скрытность РПК СН в «защищённых» районах.

Замечу что Дудко - пожалуй самый выдающийся командир ПЛ ВМФ СССР,  умудрившийся, за счет грамотных и нестандартных действий, в 1982г. взять на очень большой дистанции контакт с новейшей ПЛАРБ ВМС США "Огайо", отследить ее (в т.ч. скрытно), причем в зоне подавляющего господства противолодочных сил ВМС на многоцелевой ПЛА проекта 671РТМ весьма значительно проигрывающей "Огайо" (и ПЛА ВМС США) по малошумности и акустике.

Подробности: http://shturman-tof.ru/Bibl/Bibl_2/KNIGI/Geroi_bangora_dudko.pdf

4. Соотношение по шумности между нашими и ПЛА ВМС США, с ссылкой на одного из ведущих  отечественных специалистов по тематике скрытности - кап.1ранга Пархоменко В.Н.

6. Для обнаружения особомалошумных подлодок на западе с конца 80-х гг. используют низкочастотный активный "подсвет" акватории (причем с различных средств, в т.ч. РГАБ авиации)

Т.е. даже крайне малошумная ПЛА в условиях низкочастотной "подсветки" будет как "муха не стекле" ...

7. Новые и нетрадиционные средства обнаружения подлодок:

Из воспоминаний начальника отдела перспективного проектирования ЦНИИ им. Крылова А.М. Васильева (про  Заместителя Главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению адмирала Новоселова Ф.М.): 

… на совещании не дал слово начальнику института, рвавшегося рассказать об экспериментах по обнаружению всплывшего следа подлодки с помощью РЛС. … Уже много позже, в конце 1989г.,. спросил его, почему он отмахивался от этого вопроса. На это Федор Иванович отвечал так: «Об этом эффекте я знаю, защититься от такого обнаружения невозможно, так зачем расстраивать наших подводников»?

8. Оружие подлодок.

- давным-давно морально устаревшие торпеды УСЭТ-80 в боекомплекте новейших "Бореев"...

 

PS

Выводы пусть делает каждый, но при этом необходимо сознавать МСЯС нам реально нужны (ибо уязвимость наземных СЯС для "обезоруживающего" ядерного удара слишком велика), однако есть очень серьезные вопросы по их оптимальному облику и подготовке.