Лениво жевать шакшуку на Хлебозаводе после джаза.

Сеть принесла прекрасное:  зачетный гимн "первопроходцам русского мещанства". О счастье и величии поколений.

МЫ НЕВЕЛИКИЕ

Мне тридцать два - и я не великий.

Этим летом, которого может не быть, мне положено подвести итог. Десять лет прошло, как я не студент и пятнадцать, как не школьник. И я вроде бы согласен с теми, кто против всяких юбилеев - но вот карантин, а значит самое время положить весло, лечь в лодку и наконец понять - куда же ты все-таки греб?

Итак, я не великий. Более того - мы не великие. И даже, кажется, не станем впоследствии. Мы - это ровесники Новой России, первые де-юро несоветские гомо сапиенс на территории страны за последний век. Первые пробные европейцы. Хипстеры. Кофеманы. Музыканты. Режиссеры. Кураторы. Диджеи. Модели. Серферы. Дизайнеры. Арт-директоры. Креативные продюсеры. Креативные - но не великие.

Здесь важно: я пишу о друзьях и знакомых, о беспечных жителях двух столиц, о тех, кто в последние десять лет где-то ставил пластинки, курировал выставки, открывал бары, брил виски, носил чиносы, отучивался пить американо и учился пить совиньон. Я безо всякого сомнения уверен, что где-то за пределами моего видения есть среди ровесников будущие или завтрашние гении. Не беритесь мне это доказывать, я пишу о своих - невеликих.

Десять лет назад мы учились в Университете, уничтожали боярского на модной еще Думской, носили узкие галстуки из финки и безусловно верили (ну я-то точно), что мы - особенные. Что мы что-то сделаем. Как-то бахнем. Где-то разорвем. Чем-то поразим. Что сейчас мы еще свежи и неопытны - но вот там впереди именно нам топтать ковровые дорожки, сжимать статуэтки, сталкивать поколения и волновать народы.

Десять лет спустя смотрю на себя в коридорное зеркало очередной съемной квартиры. В зеркале вижу приятное. Обаятельный, со вкусом одетый, по моде стриженый человек. Как писали раньше - хороший малый. Малый - да, великий - нет. Пытливо всматриваюсь в друзей, оцениваю приятелей, слышу что-то о шапочных знакомых - никого великого. Даже близко. Четвертый десяток, шаткая юность позади, твердо стоящая молодость вот сейчас, уютно лежащая зрелость близится - но никто, никто не успел стать великим или хотя бы набрать слюны для того самого плевка в вечность.

Никто не написал большой роман, не снял прекрасное кино, не построил бизнес-империю, не родил шесть детей, не сделал научное открытие, не заработал миллиарды, не возглавил партию, не основал секту, не прибил гениталии к площади, не был выслан, вознесен, награжден, расстрелян, канонизирован, проклят или забыт. А главное - никто не влияет на современность, на нынешний день, никто ничего не значит ни в городе, ни в стране, ни в мире.

При том мы все - молодцы. Все, практически без исключения. Классные проекты, большие фирмы, солидные гонорары, модные кроссовки, хорошие тачки. Кто-то уехал в другую страну, другие там с успехом учились, у кого-то на двери написано «директор», а с кем-то за руку здоровается весь город. Среди нас есть популярные музыканты, талантливые продюсеры, известные стилисты, успешные руководители и востребованные профессионалы. Среди нас нет наркоманов, пьяниц, подлецов, предателей и жополизов. Но нет среди нас и людей, от действий которых что-то в этом мире сдвигалось. Мы есть друг для друга, но вообще нас нет. И если завтра нас всех вдруг не станет - на этом кладбище очень скоро не будет свежих цветов.

И вот - почему.

Мы не великие, потому что между нами и нашим же величием непреодолимой плюшевой стеной стоит простое человеческое счастье.

Мы родились на излете Союза. Мы выросли в девяностые. Мы учились в десятые. Мы возмужали в двадцатые. Мы первое взрослое поколение россиян. И мы очень хотим сделать то, чего не делали наши бабушки и дедушки, папы и мамы, тети и дяди - жить хорошо. Очень, очень, очень хотим - и будем драться за это право до последнего, отдавая за него даже самые сокровенные мечты. Потому что это право - оно наше, оно уникальное. Ни у кого из наших предков за последние сто лет не было возможности в двадцать пять посерфить в Лиссабоне, напиться в Нью-Йорке и потанцевать в Берлине. Да что там, заграница. Никто до нас, независимо от статуса, счета и ума не мог лениво жевать шакшуку на Хлебозаводе после ночного джазового фестиваля. Потому что не было ни фестиваля, ни шакшуки, а на Хлебозаводе пекли батоны, а не перфомансы Диденко. Мы первые взрослые пользователи жирной собянинской Москвы и гораздо менее жирной, но все-таки капиталистической путинской Руси. Русские европейцы один-ноль. Пробный шар. Нулевой пациент. Первый пресс.

И у нас, первопроходцев русского мещанства, храбрых его испытателей, нет, не было и не будет времени думать о грандиозных открытиях, больших идея и невероятных замыслах. Мы просто пробуем жить хорошо. И под пристальным взглядом грядущих поколений идем в удобных эспадрильях по центру Стамбула/Афин/Неаполя/(тебе на я) и обсуждаем, не стоит ли взять напрокат машину, чтобы спуститься вниз по побережью в поисках рыбных ресторанчиков. Мы идем медленно, но в тоже время очень торопимся. Мы поднимаем к глазам загорелые руки, и на наших скромных, но стильных часах видим, что у нас нет времени становиться великими - надо успеть стать счастливыми.