Интервью директора ГТС Украины С.Макогон. Об иске Тимошенко-Медведчука, рынке газа для населения, отношениях с «Газпромом» и Фирташем

Сергей Макогон в интервью OilPoint рассказал об иске Тимошенко-Медведчука, запуске рынка газа для населения, отношениях с облгазами Фирташа, будущем транзита через Украину и сотрудничестве с «Газпромом».

В 2019 году произошло историческое для газового рынка Украины событие: «Нафтогаз» потерял один из своих главных активов – украинскую газотранспортную систему.

«Битва за трубу» началась еще в 2016-м, когда правительство предприняло первую попытку вывести ГТС из-под влияния «Укртрансгаза».

В своих попытках Кабмин ожидаемо получил противодействие со стороны руководства НАКа. Для них «труба» была основным источником дохода, а «Укртрансгаз» – своеобразным денежным донором для остальных бизнесов группы.

Завершить «анбандлинг» удалось лишь под конец 2019 года, накануне подписания нового транзитного контракта с «Газпромом». Однако успешное завершение процедуры анбандлинга понравилось далеко не всем.

Следствием этого стал иск в Конституционный суд, поданный группой нардепов во главе с Юлией Тимошенко и Виктором Медведчуком, в котором последние требуют признать процедуру отделения ГТС неконстуционной.

OilPoint поговорил с директором ОГТСУ Сергеем Макогоном о том, стал ли упомянутый иск для компании неожиданностью, об отношениях оператора с «Нафтогазом» и правительством, о решении проблемы долгов за небалансы, а также о будущем ГТС в случае разрыва отношений с «Газпромом».

Об иске Медведчука-Тимошенко и транзитном контракте с «Газпромом»

— В конце мая группа депутатов подала иск в Конституционный суд с целью признать процедуру анбандлинга незаконной. Для вас это стало неожиданностью?

— Сам факт такого иска для нас стал неожиданностью, но список истцов неожиданностью не стал. Мы помним, как принимался закон про анбандлинг, кто выступал категорически против этого закона, и кто блокировал его принятие. Это одни и те же силы.

Я хочу обратить внимание на возможные последствия. Если анбандлинг будет отменен, автоматически «Оператор ГТС» теряет сертификацию от Европейского энергетического содружества и последствия потери такой сертификации могут быть очень серьезными.

— Это грозит расторжением контракта?

— Прямой взаимосвязи нет. В документе не прописано, что последует автоматическая реакция.

Но в прошлом году на переговорах «Газпром» и Еврокомиссия настаивали, что новый транзитный контракт должен быть подписан в строгом соответствии с европейским законодательством, что и требовало проведения анбандлинга. Эта была однозначная позиция.

«Газпром» активно настаивал на продлении старого контракта, который был категорически невыгодным для Украины, там не было обязательства «качай или плати». Фактически, в таком случае «Газпром» мог в любой момент снизить до нуля прокачку.

Поэтому «Газпром» искал любую возможность не подписывать новый транзитный договор по европейским правилам, требовал подтверждений от Еврокомиссии, что украинское энергетическое законодательство соответствует европейскому и ангбандлинг проведен.

И подписание нового контракта с условием «качай или плати» я считаю большой победой. Вне зависимости от ситуации на рынке газа, он гарантирует, что в ближайшие 5 лет мы получим около 7 млрд долларов за транзит.

— В ОГТСУ уже анализировали поданный иск, какие у него юридические перспективы?

— Наша юридическая позиция еще не сформирована. Занимаемся изучением иска, его анализом, также привлекли внимание Секретариата энергетического содружества.

Но по данному иску мы не являемся ответчиками, поэтому мы просто мониторим ситуацию и оцениваем риски.

— В конце мая транзит по газопроводу «Ямал-Европа« упал практически до нуля. Если бы не удалось подписать транзитный контракт, украинскую ГТС ждал бы такой же сценарий?

— Польша перешла от старого долгосрочного контракта на европейские принципы: мощности польской ГТС теперь доступны всем поставщикам, а тарифы устанавливает регулятор.

Теперь «Газпром» должен приходить на аукционы и покупать необходимые мощности, сейчас у них есть объем только до конца года. Мощности следующего газового года, который начинается в октябре, будут продаваться на аукционе 6 июля. Посмотрим, какие объемы купит «Газпром» по данному направлению.

Теоретически, если бы «Северный поток-2» был достроен, то Россия могла ничего не покупать и «Ямал-Европа» бы простаивал, так как обязательства его использовать нет. Никто другой воспользоваться этим газопроводом не может, потому что «Газпром» является монопольным экспортером трубопроводного газа в РФ.

У нас же есть контракт «качай или плати» на 5 лет и нам не важно, какая будет физическая прокачка, мы свои деньги получим.

— Как будет развиваться ситуация по Польше?

— Все будет завесить от конъюнктуры на рынке газа. «Газпром» уже сообщил, что объемы экспорта в Европу в этом году упадут на 16%. Сейчас у «Газпрома» есть несколько вариантов, как экспортировать газ.

Есть «Северный поток», который они будут максимально загружать, есть украинская труба, по которой уже оплачен транзит 178 млн кубов в сутки на 5 лет.

А недостающие объемы направят через «Ямал», который будет балансирующей трубой. «Газпром» будет использовать ее по мере своих потребностей.

Ситуация поменялась местами: раньше «Ямал» был максимально загружен, а украинская ГТС выполняла функцию балансирующей системы. Сейчас мы загружены более-менее стабильно, а «Ямал» выполняет функцию балансировки.

Но «Ямал» для «Газпрома» интересен, потому что это самый прямой маршрут поставки газа в Германию, которая является их основным потребителем. Наша система больше направлена не на немецкий рынок, а на рынок Австрии и Италии.

— То есть если «Северный поток-2» будет запущен, то «Ямал» будет вообще не нужен?

— Теоретически – да. Для Польши это не слишком большая потеря, от транзита они получали около 6 млн евро в год. Для Украины ситуация другая: мы получали 3 млрд долларов в год, для нас потеря транзита означала бы потерю 3% доходов страны, а это существенный удар по экономике.

О сотрудничестве с «Магистральными газопроводами Украины»: нет никакого смысла содержать две компании

— После завершения анбандлинга «Оператор ГТС» оказался в подчинении компании «Магистральные газопроводы Украины». Зачем сейчас существует МГУ?

— Никакой смысловой нагрузки для существования МГУ нет. Единственная ее ценность – квалифицированный и опытный Набсовет, который должен гарантировать защиту оператора от политического вмешательства.

Мы уже договорились с Набсоветом МГУ, что будем обращаться к акционеру (Министерству финансов – Ред.) с предложением объединить две компании в одну.

Для получения сертификации от Энергетического Содружества нам нужно было доказать независимость оператора. На конец прошлого года там не было Набсовета, быстро создать его возможности не было.

Для прохождения сертификации в качестве независимого оператора и было принято решение использовать МГУ, так как там был независимый Набсовет.

Сейчас же содержать две компании нет никакого смысла и общее видение Набсовета состоит в том, что нужно их объединить. Но итоговое решение остается за Минфином.

— Не будет ли противодействовать слиянию глава МГУ Александр Лисниченко?

— Это естественно, что любой руководитель будет бороться за свою компанию и свои личные интересы, но тут есть более важные вещи, поэтому принимать решение будет Минфин. И я уверен, что хороший руководитель всегда найдет себе место в компании.

Если будет конкурс на нового главу «Оператора ГТС», то все могут участвовать, но создавать дублирующую структуру управления в МГУ нет никакого смысла.

Это просто создаст неэффективную структуру управления оператором ГТС и создаст постоянный конфликт между менеджментом ОГТСУ и МГУ. В конце года МГУ попросила себе бюджет в 200 млн гривен и штатное расписание для более чем 50 высокооплачиваемых сотрудников, что вызвало бурную реакцию депутатов.

Они потребовали объяснений, зачем нужна эта компания и какую дополнительную ценность она принесет Украине как конечному собственнику ГТС.

— «Оператор ГТС Украины» поглотит МГУ?

— Не думаю, что будет поглощение. Идея в том, чтобы создать единую компанию на базе ОГТСУ. Она уже сертифицирована, у нас есть лицензия от НКРЭКУ и все необходимые разрешения.

Процесс их получения занял почти год, и сейчас нет смысла эту работу проделывать для МГУ. Нужно просто создать независимый Набсовет в ОГТСУ.

— Набсовет МГУ станет Набсоветом новой компании или речь идет о полном его переизбрании?

— Это вопрос тактический. Наверно, есть смысл использовать текущий состав Набсовета, потому что он понимает, что происходит. Этот Набсовет уже утвердил нам стратегию, вошел в курс дела. Если придут новые люди, им потребуется время, чтобы понять и отстроить все процессы.

Нужно сделать плавный переход, использовать этих людей, а потом должна быть постоянная ротация – обновлять состав в соответствии с контрактами. Насколько мне известно, у большинства членов Набсовета МГУ контракты заканчиваются в марте 2021 года.

— Как у вас в компании принимаются большие финансовые решения?

— У руководства «Оператора ГТС» есть определенные полномочия: мы можем принимать решения на сумму менее 200 млн гривен. Все остальные решения отправляются на согласование в МГУ, они же согласовывают нам стратегию и финплан.

О сотрудничестве оператора ГТС с «Нафтогазом» и «Газпромом»

— Ранее «Укртрансгаз», получавший основной доход от транзита, был своеобразным финансовым донором для системы НАКа. В частности, этими деньгами покрывались разрывы в бюджете УГВ. Возникает вопрос, зачем сейчас существует «Нафтогаз»?

— Это крупная холдинговая компания, в которую входит около 40 разных бизнесов – сети заправок, Шебелинский ГПЗ, «Укртранснафта», «Укравтогаз», «Укрспецтранс» и так далее.

Это компания, которая управляет разными бизнесами. Насколько эффективно – я комментировать не могу, у меня недостаточно информации.

Но вопрос, нужен «Нафтогаз» или нет – не стоит. Что тогда делать с теми бизнесами, которые там есть, их все разделить? Тогда в каждом бизнесе нужно будет создавать дополнительную управленческую прослойку.

Это вопрос сложный, вопрос эффективности и синергии. Холдинговые компании и создаются для того, чтобы использовать все свои ресурсы с большей пользой, чем компании могли бы по отдельности.

— С момента заключения нового контракта прошло 5 месяцев. У «Нафтогаза» с финансовой точки зрения вопросов к «Газпрому» нет. Как у вас складываются с ними отношения?

— Во время переговоров мы предлагали «Газпрому» подписать прямой контракт с оператором ГТС. Но «Газпром», ввиду существующих «страновых» рисков (рисков изменения законодательства Украины – Ред.), отказался это делать. Они предложили, чтобы организатором транзита выступил «Нафтогаз».

Что это значит? У «Газпрома» с «Нафтогазом» подписан контракт, комфортный для россиян, а у оператора подписан стандартный контракт с «Нафтогазом».

Но наши тарифы утверждает регулятор и поэтому в контракте «Газпром-Нафтогаз» их зафиксировать нельзя. Теоретически, завтра регулятор может повысить тарифы на транзит в 10 раз. «Газпром» не готов нести такие риски, так как у них долгосрочный контракт, и они хотят иметь определенную стабильность в регуляторной среде.

Деньги за транзит сейчас поступают на счет «Нафтогаза», который рассчитывается с нами в полном объеме, по предоплате.

— Задержек на данный момент нет?

— Нет. Мы получаем всю выручку, которая нам полагается в соответствии с тарифами НКРЭ, и никакой комиссии «Нафтогазу» мы не платим.

У НАК есть своя маржа и это не влияет на наш денежный поток. «Нафтогаз» получает свыше того, что должен получать оператор согласно тарифу. Мы от этого никак не страдаем.

— Сколько оператор уже получил за эти 5 месяцев?

— Порядка 25 млрд гривен.

— Куда идут эти деньги?

— Мы являемся обычной компанией, поэтому часть денег идет на наши операционные и капитальные затраты. Конечно, мы платим налоги – на прибыль, НДС и так далее. В бюджет мы уже заплатили – 4,3 млрд гривен. По окончанию года мы выплатим дивиденды акционеру.

— Есть информация, что в «Нафтогазе» готовятся начать переговоры с «Газпромом» о возможности передачи газа европейским компаниям на границе Украина-Россия.

Есть заинтересованность у среднеазиатских компаний продавать газ Европе. Вы говорили, что готовы обеспечивать такой транзит. «Нафтогаз» подключает вас в свои переговоры с «Газпромом»?

— Я не слышал, что «Нафтогаз» планирует такие переговоры. От НАКа в этой ситуации ничего особо не зависит, «Нафтогаз» — это один из трейдеров, который работает на украинском рынке.

Все зависит от «Газпрома». Ничто сейчас не мешает любой компании изъявить желание покупать российский газ на восточной границе Украины. Проблема в том, что «Газпром» никому не хочет передавать газ на границе Украина-Россия.

К «Газпрому» обращались крупные западные трейдеры, которые с ним работают в Европе, с просьбой передавать им газ на границе Украина-РФ, но «Газпром» отказался.

Я читал, что Юрий Витренко считает, что там есть возможность для иска по антимонопольному законодательству – «Газпром» злоупотребляет своим положением и не пускает газ других добытчиков на экспорт, в том числе и среднеазиатских. Но это не вопрос переговоров, а исковая деятельность.

С нашей стороны, мы готовы как на транзит, так и на импорт из РФ – никаких технических ограничений у нас нет. Наше законодательство и межоператорские соглашения, подписанные с «Газпромом», это позволяют.

— Можете рассказать по поводу точки соединения «Украина-Россия»? Многие все еще сомневаются по поводу реальности обеспечения передачи газа. Как организована работа на точке соединения – сотрудники ОГТСУ находятся в России?

— Да, у нас есть сотрудники, которые постоянно находятся на территории РФ на приграничных газоизмерительных станциях. Они смотрят за показателями счетчиков и ежедневно подписывают акты. Это стандартная практика. Поэтому никаких вопросов, проблем и сомнений в точности измерений у нас нет.

— «Газпром» не имеет оснований обвинять Украину в том, что она ворует газ, как делал ранее?

— Нет, потому что каждые 15 минут мы получаем информацию о входе газа в систему. Также каждый день мы отчитываемся перед «Газпромом» и подписываем акты. Каждый кубометр учтен и обвинять нас в том, что мы куда-то деваем газ, просто невозможно.

Я слышал много идей по поводу строительства газоизмерительной станции на нашей территории. Построить мы можем, но вопрос в том, захочет ли «Газпром» принять ее и использовать. Они могут просто не признавать нашу станцию. Это будет означать, что мы закопаем 200-300 млн долларов в то, что работать не будет.

Поэтому наши специалисты находятся на ГИСах в РФ, мы контролируем все узлы учета, учувствуем во всех проверках. Это целый процесс и неправильно думать, что мы ничего не контролируем и ничего не знаем. У нас есть и метрологическая служба, которая все эти данные проверяет.

— Если дело дойдет до подписания контрактов с другими экспортерами, они тоже будут подписаны в посредничестве с «Нафтогазом» или напрямую с вами? От чего это зависит?

— Нам все равно, кто будет покупатель с украинской стороны. Это может быть как «Нафтогаз», так и любая другая компания. У нас из Европы ежедневно импортируют сотни компаний. То же самое может быть и на восточной границе.

Тут вопрос в том, чтобы «Газпром» разрешил экспорт этого газа другим компаниям. Тогда любой сможет бронировать у нас мощности и транспортировать газ. Я не вижу здесь уникальной роли «Нафтогаза».

— Вас устраивает то, что «Нафтогаз» фактически паразитирует на транзите? Вы планируете в будущем самостоятельно подписывать контракт с «Газпромом»?

— Я не считаю, что «Нафтогаз» паразитирует на транзите – их маржа намного меньше тех рисков, которые они несут. Поэтому если бы не «Нафтогаз», у нас и контракта не было бы.

«Газпром» никогда не согласился бы подписать с нами стандартный контракт, который сейчас может подписывать ТОВ. У «Газпрома» есть достаточно логичные требования к нашему стандартному контракту, так как он ожидает определенных гарантий, стабильности тарифа и всей регуляторной среды.

«Нафтогаз» не паразитирует на контракте, потому что мы получаем все деньги, которые мы бы получили, если бы даже с нами «Газпром» подписал напрямую. Ту сумму, которую нам платит «Нафтогаз», платил бы и «Газпром».

Фактически, «Нафтогаз» зарабатывает на «Газпроме» в дополнение к тому, что зарабатываем мы. Поэтому слово «паразитирует» — не совсем уместно.

О запуске рынка газа для населения и долгах распределителей за небалансы

— Недавно глава НКРЭКУ заявлял, что от идеи полноценного рынка газа в 2020 году никто не отказывался. ОГТСУ готов с юридической стороны к запуску рынка?

— Мы готовы, так как у нас уже работает рынок газа для промышленности. С технической стороны для нас никакой разницы нет. Есть определенные риски, на которые хотелось бы обратить внимание.

Во-первых, переход на открытый рынок должен пройти безболезненно для населения. Нельзя допустить ситуации, при которой население из-за недобросовестного поставщика останется без газа.

Должен быть разработан механизм, который минимизирует эти риски – создание «поставщика последней надежды», или «гарантированного поставщика».

Если по каким-то причинам у населения пропадает поставщик, автоматически должен включаться поставщик последней надежды. Да, его цена может быть немного дороже, чем средняя на рынке, но у потребителя будет два месяца, чтобы найти себе более дешевого поставщика.

Министерство энергетики до сих пор не провело конкурс на «поставщика последней надежды». В этом я вижу большой риск. Этот конкурс нужно провести.

Для такого поставщика должны быть требования – наличие определенных объемов газа, финансовая устойчивость и так далее. Таким поставщиком может стать «Нафтогаз», других альтернатив я пока не вижу. Возможно, захочет стать другая большая компания, например, западная.

Во-вторых, нужно наладить механизм передачи биллинговой информации от облгазов «поставщику последней надежды»: имя, фамилию и адрес потребителя. Эта информация есть у облгазов и нужно обязать их предоставлять ее по запросу поставщика последней надежды.

— Также сейчас активно обсуждается упрощение процедуры смены поставщика.

— Сейчас она достаточно сложная, на переход от одного частного поставщика к другому уходит много времени и облгазы максимально саботируют этот процесс.

Если будут приняты изменения, которые разрешат переходить от поставщика к поставщику даже с наличием долгов, то это значительно упростит ситуацию на рынке и сделает этот переход достаточно безболезненным.

— Есть ли при этом риски для ОГТСУ?

— Нет, это проблемы первого поставщика. Никто ему не мешает идти в суд и взыскивать деньги с потребителя. Рисков для оператора здесь не существует.

— Но, с другой стороны, поставщик должен будет оплачивать транзитные мощности?

— Мы свои деньги с него получим, это не проблема. Но я не вижу проблемы в переходе от поставщика к поставщику вместе с долгами. Ведь никто же не запрещает менять банк, если в другом банке есть непогашенный кредит?

То же самое должно быть и на рынке газа – если кто-то с кем-то не рассчитался, то у нас хорошо работают частные исполнители. Они могут описывать имущество, продавать и рассчитываться.

— Перед ОГТСУ сейчас нарастают долги облгазов за небалансы. Мы знаем, что такая же проблема ранее была и у «Укртрансгаза».

В одном из интервью вы говорили, что в случае роста долга, оператор не может быть финансово стабильным. Чем это может угрожать?

— Суммарный долг облгазов за небалансы перед «Укртрансгазом» на конец прошлого года был 44 млрд гривен. Он накопился за 5 лет.

У нас с начала года долг – 1,1 млрд гривен. Если ничего не поменяется, то, по нашим оценкам, до конца года долги облгазов могут достичь 7-8 млрд гривен.

— Чем это грозит вам?

— У нас в тарифе не предусмотрены затраты на покрытие этих неплатежей. Что такое долг за небалансы? Это значит, кто-то взял газ из нашей системы и не рассчитался за него. Но мы, в свою очередь, газ купили и его в систему закачали. В противном случае, ГТС просто бы остановилась.

Грубо говоря, мы потратили свои деньги на закупку газа, которые не были предусмотрены в тарифе. Это значит, что мы вынуждены выделять меньше на другие направления – на ремонты, капитальные инвестиции, и на эти деньги покупать газ, который у нас забрали.

Если у нас будут отбирать газ и мы не будем его восполнять в системе, то ГТС остановится и газа не будет вообще. Мы этого допустить не можем, потому и вынуждены его покупать.

Соответственно, нам не хватает денег, чтобы полностью выполнять программы ремонтов и капитальных инвестиций, что угрожает безопасной эксплуатации ГТС.

Либо же, мы не сможем выплатить в полном объеме дивиденды. Те деньги, которые мы должны были заплатить в бюджет, мы заплатить не сможем, потому что они уйдут на покрытие небалансов. Фактически, в таком случае, Оператор ГТС будет кросс-субсидировать облгазы, которые не рассчитываются за небалансы.

— Небалансы могут учитываться в тариф на транспортировку газа?

— Это нереальный вариант, это будет кросс-субсидирование. И почему конечный потребитель должен оплачивать проблему тех, кто не платит за газ? Я считаю, что это неправильно. Если не платит какое-то теплокоммунэнерго, значит с ним и нужно разбираться.

Почему облгазы не платят за небалансы? Они говорят, что для них недостаточный тариф, но НКРЭКУ говорит об обратном. Именно тут и нужно искать проблему.

Надо разобраться, куда облгазы тратят деньги. Может, они должны сначала рассчитаться с нами за газ, а уже потом тратить на другие цели.

40% тарифа облгазов составляют расходы на производственно-технические нужды. Почему эти деньги не платятся оператору ГТС за газ, который отбирают? Именно поэтому я не считаю, что тарифы являются достаточными.

— Эта проблема должна решаться между НКРЭКУ и облгазами или уровнем выше?

— Тариф облгазам – это ответственность только регулятора.

— Но в таком случае дела долго рассматриваются в судах, и денег вы не видите. Может, это должно решиться на законодательном уровне?

— Как вариант, но надо понять, куда деваются деньги.

Может, стоит вернуться к так называемому спецсчету, когда деньги, которые потребитель платит облгазам, собираются на специальный счет, и с него автоматически списываются за отобранный газ, а остаток отдается облгазам на выполнение других затрат в соответствии с их тарифами. Возможно, это поможет навести порядок и понять, куда облгазы девают деньги, которые им оплачивает население.

— Вы со своей стороны как-то стимулируете решение проблемы с облгазами, кроме как судебными исками?

— Конечно. Но у нас не так много инструментов. Мы подали наши предложения в НКРЭКУ, мы написали письма в Кабмин, Минэнерго, Офис президента. Подали в суд, чтобы взыскать эти деньги.

Но опыт «Укртрансгаза» показывает, что взыскать долги через суд достаточно сложно, так как у облгазов нет источника для погашения этих долгов.

— Как отреагировали в Минэнерго и ОП на ваши обращения?

— Они указали на то, что это зона ответственности НКРЭКУ.

— В контексте долгов за небалансы перед ОГТСУ вы называли цифру 1,1 млрд гривен. Сколько составляет задолженность компании «Кировоградгаз»?

— Около 75 млн гривен. Правда, они недавно оплатили 8 млн гривен.

— Что мешает «Нафтогазу», владеющему «Кировоградгазом», погасить эту задолженность? Почему даже «Кировоградгаз», подчиняющийся большому «Нафтогазу», формирует долги перед ГТС?

— Точно такой же вопрос я регулярно задаю руководству «Нафтогаза». С их слов, эта проблема сейчас решается и, надеюсь, в ближайшее время вся задолженность будет погашена.

У нас нет никаких поблажек для «Кировоградгаза», мы подали на него жалобу в НКРЭКУ и идем в суд. Никаких теплых отношений с ними нет. Я тоже не понимаю, почему они с нами не рассчитываются.

— Вы сообщали, кто на прошлой неделе Украина импортировала 5 млрд кубометров газа. Насколько сейчас наполнены хранилища?

— Мы не занимаемся хранилищами, они остались под «Укртрансгазом». Я слышал, что там порядка 18,5 млрд кубов уже сейчас.

— Недавно вы подписали новые межоператорские соглашения. Насколько вырос объем транзита газа в подземные хранилища газа?

— Сейчас импорт достигает 60 млн кубометров в сутки и более 80% идет в ПХГ. В Европе сейчас очень дешевый газ и нехватка хранилищ газа, поэтому западные трейдеры активно закачивают газ в украинские ПХГ.

С начала года мы значительно увеличили возможности для импорта. Ранее основная проблема была в том, что до конца прошлого года основные точки на границе Украина-Европа были заблокированы «Газпромом».

Там были их представители, действовал старый контракт, и это нас ограничивало. После нового контракта мы физически обеспечили отсутствие там представителей «Газпрома».

— На каком уровне были представители «Газпрома» и что они там делали?

— То же самое, что мы делаем у них на станции – следили за оформлением документов, отслеживали замеры, чтобы мы их не обманывали. Но во всем мире представитель поставщика никогда не находится на такой станции – все вопросы решаются двумя смежными операторами.

После окончания старого контракта, мы смогли подписать прямые соглашения с операторами смежных стран и эти прямые соглашения полностью базируются на европейских нормах и практиках, что позволило нам значительно упростить работу. Мы смогли запустить виртуальный реверс по Польше, Венгрии и Словакии.

Теперь на западной границе на наших объектах нет представителей «Газпрома», мы им предоставляем только данные, которые их интересуют с коммерческой точки зрения. По новому договору они не имеют права там находиться.

По Венгрии и Польше мы уже сделали виртуальную точку — объединили две физические в одну виртуальную. Я надеюсь, что и со Словакией договоримся и сделаем виртуальную точку. Это все позволяет значительно упростить работу трейдеров, у них уже появляется гибкость в заказе маршрутов. Соответственно, это позволяет нам дополнительно зарабатывать.

Очень показательный пример Венгрии, которая фактически после того, как мы создали виртуальную точку, стала лидером по поставкам газа в Украину. Сейчас на них приходится 21 млн кубометров газа в сутки. Около 50% — это импорт из Венгрии, 34% — Словакия, и оставшиеся 16% — Польша.

Мы также протестировали поставку газа из Словакии в Польшу, и из наших ПХГ в Польшу, когда был пик напряженности в переговорах между «Газпромом» и Польшей. Поляки ожидали, что «Газпром» может остановить транзит и поставки газа в Польшу.

Но когда «Газпром» увидел, что даже в случае отключения поставок, Польша не останется без газа и сможет его получить через Украину, «Газпром» понял, что инструмент закручивания крана уже не особо работает, и надо как-то договариваться.

— О каких объемах транзита между Словакией и Польшей идет речь?

— Они небольшие. Это были тестовые поставки. Из ПХГ мы поставили 20 млн кубов, а из Словакии в Польшу – несколько десятков тысяч кубов.

Мы ставили цель проверить техническую возможность такого транзита. Сейчас в Польшу мы можем транспортировать 4 млрд кубов газа.

— Можете подробнее рассказать о плюсах для трейдеров? Им теперь не нужно возить газ в Польшу и Словакию?

— Трейдеров вообще не интересует, как газ идет физически. Им главное, чтобы оператор отдал их объем. Виртуальная точка позволяет им не заморачиваться по какой трубе идет газ.

Сейчас у трейдера есть одна виртуальная точка. Он себе там бронирует мощности в любом направлении – либо на импорт, либо на экспорт, а мы уже как операторы между собой решаем, как физически пойдет этот газ – или мы зачтемся с оператором, или он пойдет по трубе.

Мы полностью убрали физические ограничения инфраструктуры для трейдеров. Теперь есть виртуальная точка – она объединяют мощности двух точек, они ее бронируют, а все остальное мы сделаем за них.

— При этом экономятся какие-то средства?

— Немного. Если раньше нам нужно было 10 млн вывезти и 10 млн завезти, мы тратили топливный газ для компрессоров, чтобы газ с нашей системы выкачать, а другой оператор – чтобы газ в нашу систему закачать.

Это не такая большая экономия, но, тем не менее, чем больше мы сэкономим, тем дешевле будут тарифы на следующий год.

— Когда будут созданы виртуальные точки, как будет выглядеть динамика транзита через Украину?

— У нас уже подписаны межоператорские соглашения со всеми, кроме Беларуси. Сейчас наша основная работа – это транзит. Есть наша стандартная работа – добыча, она стабильна – 55-56 млн кубов в сутки.

Импорт же диктуется конъюнктурой на газовом рынке: если спрос есть – трейдеры везут газ, если спроса нет – трейдеры не везут газ.

Мы понимаем основные режимы, сколько Украина потребляет в зависимости от температуры, сколько нам нужно закачать газа для следующего отопительного сезона, и сколько газа даст добыча. А импорт – это балансирующая составляющая.

Об инвестиционных программах ОГТСУ и будущем «Оператора»

— Как в операторе решаются вопросы с инвестиционными программами?

— У нас есть утвержденная регулятором программа капитальных инвестиций на 10 лет. Под нее выделяются средства. Потом мы готовим проекты и выставляем их на «Прозорро».

У нас был переходной период – до 1 апреля мы имели право подписывать договора с «Укртрансгазом» без «Прозорро», но этот период закончился. Если «Укртрансгаз» готов участвовать в этих проектах – он может это сделать через «Прозорро». Никаких поблажек для него больше нет.

— Какая инвестиционная программа на этот и на следующий год?

— На 10 лет – 38,8 млрд гривен, а на 2020 год – 1,5 млрд гривен. В ближайшие два года – порядка 11,1 млрд гривен.

— Эта сумма инвестиций синхронизирована со сценариями использования или неиспользования ГТС в перспективе?

— Конечно. Во-первых, мы однозначно не инвестируем в те станции, которые не будут использованы в будущем. Все наши проекты рассчитаны на тот контракт с «Газпромом», который есть сейчас.

Во-вторых, мы берем во внимание внутреннюю транспортировку – инвестируем в те объекты, которые будут использоваться для внутренней транспортировки газа.

Даже вне зависимости от будущих отношений с «Газпромом», нам нужно будет доставлять газ от наших добытчиков нашим потребителям, и с импорта вести газ нашим потребителям. Поэтому мы сфокусировались на тех объектах, которые будут использоваться даже без транзита.

— Несколько лет назад рассматривалось несколько сценариев дробления ГТС – для обеспечения внутренних потребностей, на транзитные услуги. Какие сценарии оператор разрабатывает?

— Мы как оператор никогда не поддерживали дробление системы – это экономически нецелесообразно. Всегда лучше использовать инфраструктуру как единое целое.

На таком дроблении частично настаивали европейцы. Они предлагали: «давайте мы заберем только транзитную часть и будем ее ремонтировать, а с остальной разбирайтесь сами».

Мы были против, апеллировали к тому, что европейская система переходит к модели «вход-выход», которая не предусматривает дробления и выделения отдельных газопроводов. Потом они от этой идеи отказались.

— Не окажетесь у разбитого корыта, когда европейцам уже не будет нужна и часть нашей системы, а мы останемся с цельной и никому не нужной ГТС?

— Если «Северный поток-2» будет построен – не поможет никакое дробление. Что сейчас мешает европейцам получать газ на границе Украина-Россия и потом самим везти через любой украинский газопровод?

Только позиция «Газпрома». И от того, что мы нашу систему разделим, выделим отдельную трубу – ничего не поменяется.

— Какие сценарии дальнейших отношений с РФ вы разрабатываете, если контракт продлен не будет? Такая вероятность достаточно высока.

— Мы будем работать для обеспечения газом наших потребителей. Сократимся, ужмемся, и будем работать для внутренних поставок, импорта, ПХГ и добычи.

— Строка дохода под названием «транзит» полностью исчезает?

— Да.

— Вы не исключаете вариант малого транзита – использования системы для адресной закупки европейцами?

— Мы же не отказываемся от этого. Если такая возможность будет – мы всегда готовы обеспечить транзит.

Да, мощности станут меньше, но мы сможем выполнять небольшие объёмы транзита – 20-30 млрд кубометров. Он будет осуществляться по тем же трубам, по которым будет идти внутренняя транспортировка.

Вот то, что «Газпром» начал демонтировать трубы на своей территории, по которым газ поставляется к границе с Украиной — это проблема, но на нее мы повлиять особо не можем. Фактически они хотят уничтожить даже теоретическую возможность транзита газа через Украину в будущем.