История экономических кризисов: Кризис 1825 года – первый классический кризис

Аватар пользователя Леонид Гринин

Финансовые и биржевые кризисы имеют длительную историю. Первые кризисы зафиксированы еще в древнем мире, даже до того, как стали чеканить монету. С самого начала истории мы встречаем ситуации, когда правительства старались изобрести способ производить деньги возможно дешевле, а платить ими как настоящими и полновесными. Каждый россиянин знает историю «медного бунта», но таких историй множество. Но иногда это стремление правительств обогащаться на халяву приводило и к крупным финансовым изобретениям, как произошло в конце концов с бумажными деньгами. Но и современные правительства, и США в первую очередь, как мы видим, стремятся делать деньги из воздуха, да еще какие деньги. С начала Нового времени мы встречаемся уже с биржевыми кризисами, государственными дефолтами, которые вели к разорениям многих крупнейших воротил того времени, а затем и финансово-экономическими кризисами, связанными с тем, что торговцы и банкиры зарывались с кредитами, а когда возникали непредвиденные обстоятельства, дело кончалось отказом в выполнении обязательств каким-нибудь крупным торговым домом, кредит сжимался и все «попадали», начинался эффект домино, т.к.  крупная торговля требовала и крупных кредитов. Изучение истории кризисов увлекательно само по себе, но также и показывает определенные глубинные закономерности развития общества, которое, с одной стороны, не может развиваться, если в качестве движущих сил не будут стоять довольно неприглядные «страсти», как жажда золота, наживы, успеха и власти, ради чего люди и стремятся к риску, усовершенствованиям и изобретениям (в т.ч. и финансовых технологий), а с другой – общество постоянно становится заложником чрезмерно активных и рисковых авантюристов. В произошедших довольно давно событиях современный человек иногда с удивлением находит очень похожие на современные ситуации и средства, которые приводили к чрезмерному ажиотажу и обогащению, но также и грандиозным крахам и и паникам. И еще каждый новый экономический цикл и следовавший за ним кризис обязательно был связан так или иначе с развитием финансовых технологий. Ниже представляю первый из целого цикла очерк о кризисах. Следует заметить, что каждый кризис имеет и сходства с другими, но в то же время неповторим и уникален.

      Как уже сказано, все кризисы своеобразны, но в то же время в них имеются и значительные общие черты. В предыдущей части об этом уже шла речь. В то же время на некоторые важные характеристики экономических циклов, которые заканчиваются кризисами, исследователи обращают недостаточно (или вовсе не обращают) внимания, что не всегда дает возможность для адекватного понимания сути и особенностей кризисов и циклов. В своем анализе я старался учесть такие важные моменты, как роль внешнего фактора, накопление не просто экономических, но структурных диспропорций в обществе, ограниченность сверхвыгодного приложения капитала, которое по-разному канализирует движение финансовых потоков, появление и распространение новых производственных и особенно финансовых технологий, что придает каждому циклу особые черты и др. Ниже я поясняю эти моменты.

Внешний фактор. Почти каждый цикл и циклический кризис имеют, условно говоря, некое внешнее расширение, то есть они никогда не замыкаются только в рамках одной страны, а всегда опираются как на важный элемент на внешнеэкономические связи; а экономики целого ряда стран вообще не могут развиваться вне внешнеэкономической направленности. Иначе говоря, я полагаю что без внешнеэкономической составляющей многие кризисы просто не случаются (даже если они и имеют в первую очередь внутренние причины и основы). С другой стороны, без внешней составляющей часто не может быть и фазы подъема, так как развиваться экономике в замкнутой национальными рамками среде оказывается некуда. Фактически в эволюцию цикла и в кризис всегда вовлечены внешняя торговля и внешнеэкономическая деятельность, на которую ориентируется большая часть экономики, динамика цикла (подъем и затем спад) связана с экспортом/ импортом капиталов, с конкуренцией с другими странами за рынки; а кризисные явления усиливаются в результате нарушения золотовалютного, внешнеторгового баланса либо с колебаниями объемов импорта важных ресурсов и т.п. Так, английская хлопчатобумажная промышленность, будучи, конечно, чисто английским внутренним явлением, возникла и развертывалась как промышленность, работающая на мировой рынок, поставляя за рубеж от 2/3 до 4/5 всех производимых тканей (см., например: Мендельсон 1959, т. 1: 143–144; Трахтенберг 1963: 114). Вот почему расширение или сужение внешних рынков не могло не сказываться самым чувствительным образом на состоянии промышленности в Англии. С другой стороны, она зависела от импорта хлопка, так что сбои в его поставках вызвали кризисные явления. «О неблагополучии в собственном доме фабриканты Ланкашира узнавали из сообщений о расстройстве торговли, падении цен и банкротствах в странах, отделенных от Англии сотнями и тысячами километров, морями и океанами» (Мендельсон 1959, т. 1: 143–144).

На протяжении трех четвертей века главной отраслью Англии была обработка хлопка, и до середины XIX в. английские кризисы были прежде всего кризисами хлопчатобумажной промышленности. Но и когда ведущей отраслью английской экономики стала тяжелая индустрия, зависимость от экспорта не уменьшилась, поскольку Англия размещала за границей большую долю продукции своей тяжелой индустрии. Так, в 1850 г. Англия экспортировала в виде готовых изделий и полуфабрикатов почти 45% всего выплавленного в стране чугуна (Мендельсон 1959, т. 1: 143–144). Одновременно с этим из Англии (в меньшей степени из других стран) рос экспорт капитала, что, кстати говоря, сильно трансформировало протекание ее собственного внутреннего цикла[1].

Ограниченность направлений сверхвыгодного приложения капитала. Поскольку в экономике в период сравнительно ее небыстрого развития накапливается большое количество капиталов, владельцы которого получают на него скромный процент, значительная часть из них обычно желала бы существенно увеличить доходность своего капитала. Это создает ситуацию, которую я назвал дефицитом предложения выгодных вложений капитала (такой дефицит усиливается за счет возможностей кредита и акционирования). При высоком спросе на выгодное вложение время от времени рождается и предложение. Такие предложения могут быть реализованы в виде выгодных займов, открытия новых промышленных или транспортных технологий, куда устремляется капитал. Но могут быть – и вот на это почти не обращают внимания – предложения в виде создания или совершенствования новых финансовых, торговых и т.п. технологий. По нашему мнению, почти каждый кризис предваряется важными изменениями в этих технологиях, их мощным расширением или появлением совершенно новых технологий. Это крайне важный момент, но по какой-то причине на его регулярность практически не обращается внимания. Поэтому мы попытались показать, какие изменения в финансовых технологиях появлялись в каждом новом цикле. Это тем более важно, что и современный кризис 2008 г. тесно связан с новыми финансовыми технологиями (о чем подробнее в своем месте).

Противоречия расширенного воспроизводства. Как уже было сказано, промышленная основа современного общества (которая стала формироваться с начала XIX в.) базируется на расширенном воспроизводстве, то есть на том, что экономика должна постоянно расти. По образному выражению Э. Геллнера (1991), производительные силы стали испытывать страшную, непреодолимую жажду экономического роста. Следовательно, сам этот рост и является первопричиной существования экономического цикла и кризиса. И дело тут далеко не только в так называемом основном противоречии капиталистического способа производства: между общественным характером производства и частной формой присвоения, о которой говорили К. Маркс и Ф. Энгельс)[2]. Дело в том, что все сферы в обществе связаны, поэтому и рост в одной из них неизбежно вызывает структурные напряжения и деформации в других. Ведь институты общества «рассчитаны» на определенный объем и масштаб явлений и процессов. Если же в обществе объем экономики заметно увеличивается, то тем самым создается и основа для кризиса. Таким образом, кризисы всегда являются результатом активного роста, поскольку этот рост неизбежно создает структурные напряжения не только в экономике, но и в обществе в целом. Это доказывается уже тем, что чем более быстрым является экономический подъем, тем сильнее может быть и кризис (примером этому является Великая депрессия или кризис 1873 г.) Если же рост был небольшим, то и кризис будет носить характер депрессии (стагнации, а не обвала), либо экономический цикл будет выражен вовсе неясно. По моим расчетам, за 7–10 лет объем экономики в достаточно заметных экономических циклах вырастал от 1,5 до 2,5 раз, что, конечно, должно было сказываться на общих диспропорциях в собственно экономике и в обществе. Из нижеприведенной таблицы видно, как быстро за десятилетия росла экономика даже всего мира, а с учетом неравномерности этого роста в наиболее активных зонах Мир-Системы рост был в 2–4 раза быстрее.

 

Таблица.    Индексы промышленного производства

капиталистического мира (1901–1913 гг.= 100)[3]

 

 

1860 г.

1870 г.

1880 г.

1890 г.

1900 г.

Индекс

17

23

31

52

73

Рост за каждое

десятиле­тие, %

 

35

35

68

40

 

А если учесть, что рост наиболее динамично растущих индустрий обеспечивался прежде всего за счет отдельных отраслей экономики, то масштабы возникших и усилившихся диспропорций станут тем более очевидными. Сказанное также хорошо показывает отличие между экономическим кризисом и кризисом в обращении (при ряде их общих черт): первый всегда является кризисом, вызванным реальным ростом и потому связан со структурными проблемами. Второй, как правило, не затрагивает общей структуры общества (иногда может носить чисто поверхностный характер), а если и затрагивает массы людей, то может происходить даже в условиях падения производства (примером чему могут служить финансовые «пирамиды» в России в начале 1990-х гг. и кризис 1998).

Изменения в обществе в связи со случившимся кризисом. Как следует из предыдущего, чтобы после спада и депрессии начался новый циклический подъем, необходимы значительные изменения в обществе, причем не только в экономике, но и в социальных, правовых, политических и иных отношениях. Иногда такие изменения происходят стихийно (это может быть связано с демографическими процессами, например миграцией в города; социальными – превращением крестьян или ремесленников в наемных рабочих и т.п.[4]); созданием новых видов промышленности и пр. Рост экономики всегда означает, что какие-то слои богатеют, а какие-то беднеют (обычно все же относительно, но иногда и абсолютно), то есть  усиливается расслоение или, говоря современным экономическим языком, индекс Джини растет. К последним, беднеющим, могут относиться и бывшие высшие (аристократические) классы, что создает конфликт элит. Но такие изменения раньше или позже вызовут изменения и в правовых, политических, идеологических сферах. Если же изменения будут затягиваться, могут вспыхнуть революции и волнения. С другой стороны, после кризисных явлений государство обычно стремится внести какие-то изменения в законодательство, чтобы застраховаться от их повторения. Не всегда такие изменения могут быть удачными, только путем проб и ошибок находятся правильные решения. Но так или иначе, без существенных изменений в обществе (в том числе структурных), новый экономический цикл может оказаться слабым. Это также частично объясняет, почему время от времени экономическая цикличность и сильные кризисы в старых индустриальных обществах проявляются слабее, но одновременно находят свое место в других обществах (это происходит особенно в том случае, если центры экономических процессов в мире, в Мир-Системе смещаются, например от Англии к США).

Исходя из важности вышеуказанных положений, при описании событий в истории каждого кризиса я старался по мере возможности давать их характеристику (то есть учитывать внешний фактор, финансовые инструменты, изменения в обществе). Это в известной мере дало и определенный план описания кризисов. Укажу сразу, что я не описывал равномерно весь цикл, а сосредоточивался прежде всего на его предкризисных и кризисных фазах, то есть подъема, спада и эпизода острого кризиса.

Промышленные технологии и их связь с финансовыми. Исключительно важным в процессе проявления цикличности являются факторы революционных изменений в технике и технологии, технических инноваций и инвестиций в обновление основного капитала и машиностроительного парка. Все это является важнейшей составной частью экономических циклов. Без этого нельзя понять причины подъема, возникновения обстановки инвестиционного перегрева экономики и ее чрезмерного кредитования, также как повышенного спроса на всевозможные ресурсы, часто ведущих к значительному повышению цен. Именно промышленные инвестиции (особенно внедряющие как раз передовые технологии) создают избыточные производственные мощности, которые и влияют на так называемое перепроизводство. Именно новые отрасли производства и инвестиции в них оказываются ведущими в общем подъеме экономики после кризиса и депрессии; далее, революционные технические инновации коренным образом повышают производительность труда, ведут к колоссальным структурным и географическим изменениям и т.п., что, в конечном счете приводит к созданию перегрева экономики, ее перенапряжению и кризису.

Однако я не имел возможности систематически описывать даже основные технические изменения, происшедшие за последние двести лет, это особая задача. Частично я ее решал в других исследованиях, которые, возможно, будут когда-то выложены здесь (Гринин 2003; Гринин, Коротаев 2009б). С другой стороны, эти моменты обычно попадают в поле зрения почти всех исследователей, так что  многие более или менее имеют о них представление. Поэтому я ограничиваюсь только эпизодическими указаниями на эти изменения, более часто обращая внимание на особо крупные инвестиции, особенно в строительство железных дорог и инфраструктуру.

Стоит также указать, что многие финансовые инновации прямо связаны с техническими, например широкое введение в практику телеграфа и телефона коренным образом изменило работу бирж, резко повысило их значение, скорость работы, объемы вовлеченных в них лиц и т.п., на что, однако, обращают крайне мало внимания (см., например: Доронин 2003: 103; Хелд и др. 2004: 225).

 

 

Экономические кризисы первой половины XIX в.

(понижательная фаза первой длинной волны)

 

В соответствии с поставленными задачами далее я буду описывать историю среднесрочных циклов, группируя их в рамках так называемых больших циклов, или длинных волн экономической конъюнктуры (волн или циклов Кондратьева), которых к настоящему времени насчитывают пять. Иногда, образно и довольно условно, по ведущим технологическим укладам первые из этих волн определяют так (Schumpeter 1939; Freeman 1987; Румянцева 2003: 12–14; Глазьев 1993: 95–111; Иванова 2003: 210; Papenhausen 2008: 789):

– первая волна (1780-е – 1840-е гг.): «текстильной промышленности и текстильного машиностроения»;

– вторая волна (1840-е – 1890-е гг.): «железных дорог, угля и стали»;

– третья волна (1890-е – 1940-е гг.): «электричества, химии и тяжелого машиностроения».

Абсолютно условно остальные волны можно было бы определить так:

– четвертая волна (1940-е – начало 1980-х гг.): «автомобиля, искусственных материалов, электроники»;

– пятая волна (1980-е – ~2020 гг.); «микроэлектроники, персональных компьютеров, биотехнологий»[5].

Однако я сгруппировал среднесрочные циклы не просто в рамках длинных волн, а в границах их восходящих/повышательных и нисходящих/понижательных фаз. Это многое дает для понимания особенностей среднесрочных циклов, поскольку в рамках определенной их группы обнаруживаются дополнительные сходства, ведь длинные волны имеют ряд общих черт, которые важно учитывать при анализе циклов и кризисов определенных периодов. Например, в течение нисходящих фаз длинных волн XIX – начала XX в. цены имели тенденцию к понижению, что очень заметно сказывалось на длительности фаз депрессии и тяжести самих кризисов. Напротив, на восходящих фазах длинных волн цены имели тенденцию к повышению, что облегчало протекание фаз кризиса и депрессии, а также делало подъемы более длительными[6]. Соответственно среднесрочные циклы на повышательных и понижательных фазах длинных волн имели существенные отличия в своем протекании (в длительности фаз депрессии, характере влияния внешних факторов и др.).

С другой стороны, особенности среднесрочных циклов в свою очередь многое проясняют в характеристиках длинных волн и их фаз.

Общие черты кризисов с учетом особенности конкретной фазы конкретной длинной волны я буду кратко указывать в конце каждого раздела.

В данном разделе рассматриваются три кризиса – 1825, 1836–1837 и 1847 гг., которые имеют ряд общих черт, а также относятся к понижательной фазе первого цикла Кондратьева (первый технологический уклад «текстильной промышленности и текстильного машиностроения»).

 

Кризис 1825 г.

 

Первым циклическим (периодическим) кризисом называют кризис 1825 г. в Англии. Первым он считается потому, что этот кризис впервые охватил большинство отраслей промышленности (то есть он был всеобщим, а не частичным экономическим кризисом) и имел ярко выраженную циклическую природу (в соответствующем ему цикле хорошо видны все фазы[7]). Таким образом, этот кризис открыл повторяющее явление (причина которого стала яснее, правда, только много позже), тогда как все предыдущие кризисы проходили нерегулярно[8]. Прежние кризисы общего упадка экономики, как правило, случались в результате какого-либо видимого бедствия либо истощения во время войны: разорения, чумы, демографического коллапса, запустения хозяйства под влиянием деградации государственного управления (о чем уже шла речь в предыдущих  частях [Ч1],   [Ч2]   ); прерывания торговых связей, как было в Англии в 1810–1812 гг.; либо в результате резкого перехода от войны к миру, что наблюдалось, кстати, и в Англии после 1815 года. В этом отношении наиболее яркое отличие кризиса 1825 г. было в том, что он случился во время мира и в целом хорошего течения дел, в ходе экономического и торгового подъема, то есть в результате какой-то непонятной причины (так что для выяснения причин кризиса собирались специальные парламентские комиссии).

Однако кризис 1825 г. в проявлении своих финансовых аспектов был весьма похожим на кризисы предшествующего столетия, например связанных с учредительством компании Южных морей и других «пузырей» или Миссисипской компании (о которых в первом материале шла речь ). Но роль финансовых пирамид теперь несколько изменилась. Во-первых, их возникновение вело за собой и реальное развитие промышленности; во-вторых, уже с этого кризиса выявилось несовершенство индустриальной экономики, которая оказывалась неспособной полностью реализовать свои резервы, так что в течение каждого цикла значительная часть капитальных, товарных и финансовых ресурсов должна была быть так или иначе уничтожена, чтобы насильственно привести ситуацию к равновесию. Такое колебание между противоречивыми стремлениями общества к стабильности и равновесию, с одной стороны, и к развитию – с другой, имело своим следствием своего рода спиралевидное развитие.

В кризисе 1825 г. собственно промышленная составляющая не играла еще ведущей роли, вот почему наиболее ярко и в наиболее резкой форме кризис проявился в сфере торговли и кредита (Трахтенберг 1963: 114). Тем не менее, именно потому, что роль фабричной промышленности в хозяйственной жизни быстро росла, кризис в области финансов так сильно и повлиял на общий упадок экономики (это было новым явлением). С другой стороны, в отличие от периодов промышленных кризисов в хлопчатобумажной отрасли конца XVIII в., описанных ранее , ухудшение дел в данной отрасли заметно негативно отразилось на общем состоянии экономики, поскольку эта отрасль стала центральным звеном развития всей новой экономики. К этому времени и даже несколько ранее (в 1810-е гг.) хлопчатобумажная отрасль стала ведущей отраслью промышленности Англии, оставив далеко позади старую шерстяную промышленность. Хлопчатобумажная промышленность была самая механизированная и динамичная, давала около половины ценности экспорта. Машиностроение в основном жило заказами хлопчатобумажной промышленности (Мендельсон 1959, т. 1: 125, 353).

Условия[9]. К этому времени в Англии, с одной стороны, уже во многом сложилась система фабричной промышленности в хлопчатобумажной отрасли (за исключением ткацких фабрик, которых было мало, и число ручных ткачей, обслуживающих в домашних мануфактурах и в домашнем ремесле хлопчатобумажную промышленность, продолжало расти); с другой стороны, в Англии имелось много свободных капиталов, которые не находили себе применения, так как после войны с Наполеоном государственный долг уже больше не рос, а проценты по государственным бумагам и особенно по депозитам стали низкими. Например, шотландские банки вовсе перестали выдавать на депозиты проценты (Трахтенберг 1963: 114). С другой стороны, в отличие от времени войны с Наполеоном, когда размена банкнот на золото не было, с 1821 г. размен был восстановлен (Трахтенберг 1963: 114), что сыграло свою роль во время паники 1825 г.

Внешний фактор. Освободившиеся в 1810–1820-е гг. от испанской зависимости молодые государства Южной Америки, нуждающиеся в деньгах, показались англичанам выгодными заемщиками, а также выгодными рынками сбыта (английским промышленникам уже тогда приходилось потенциальным покупателям открывать кредит). Вложения в южноамериканские государства были очень велики. Причем большая часть займов была заключена государствами Южной и Центральной Америки в короткий срок, в 1824 и 1825 гг. (Туган-Барановский 2008 [1913]: 92), что, естественно, усилило перегрев экономики и финансов. Иностранных займов за два года было заключено на лондонской бирже на сумму около 40 млн ф. ст. (Трахтенберг 1963: 117). Одновременно создавались в большом количестве акционерные компании по разработке естественных богатств Нового света, часто существовавших только на бумаге (и очень напоминавшие «пузыри», что существовали веком ранее). Фактически выданные займы по большей части вернуть не удалось, а акции сгорели.

Усовершенствованные финансовые инструменты. К этому времени возникли условия для роста акционерных обществ, которых и возникло множество. В возникновении условий для кризиса основную роль играли акции различных компаний по разработке богатств Латинской Америки, как уже сказано, по большей части изначально являющихся «дутыми». Тут следует учитывать особенности тогдашних акционерных обществ, которые позволяли подписываться не на всю сумму взноса, а первоначально заплатить только 5–10% от него, что включало в биржевую игру большое количество людей даже с небольшими доходами (Туган-Барановский 2008 [1913]: 92; Трахтенберг 1963: 117). Развитие подобного типа финансовых технологий, позволяющих аккумулировать самые ничтожные капиталы, можно проследить на протяжении всей истории акционерных обществ и бирж (равно как и противоположную тенденцию государства – время от времени повышать планку необходимого капитала для банков и финансовых компаний).

Перегрев экономики и кризис. Возникшая с 1824 г. в английской экономике активность, связанная с быстрым ростом новых акционерных обществ, экспортом капиталов в Латинскую Америку и повышенным спросом на ткани со стороны Латинской Америки[10], вызвали мощный подъем молодой промышленности, бум строительства новых фабрик (особенно в Манчестере) и мощный всплеск активности капитала. В результате цены на хлопок (а также и на некоторые другие товары и услуги, включая транспортные) стали резко подниматься, а золото начало, наоборот, уходить из Англии (в том числе на оплату векселей и расширившийся импорт)[11]. Одновременно рос спрос на кредит. В определенный момент возникло сильное расхождение между тенденцией хлопковых цен к росту и замедлением сбыта тканей. Возникло затоваривание складов, а вместе с этим и трудности с возвратом кредита. Одновременно выяснилось, что обещанные новыми компаниями в Латинской Америки баснословные прибыли являются мифом. Цены на их акции резко упали. При этом спрос на кредит возрос очень резко, и в то же время возникла паника у вкладчиков (это особенно усилилось тем, что большое количество банковских билетов были на мелкие суммы). Английский банк, напуганный резким сокращением своих золотых резервов – с 13,9 млн в марте 1824 г. до 3,5 млн ф. ст. в сентябре 1825 г. (Трахтенберг 1963: 121, 126), – сократил выдачу кредитов. «Никто не хотел, – писал К. Жюгляр, – расставаться со своими деньгами, самое широкое доверие сменилось недоверием» (Juglar 1889: 339). Такое мощное сжатие денежного обращения в стране закончилось мощным крахом финансовых учреждений[12], массовыми банкротствами, падением объема производства и внешней торговли.

Сфера действия и мир-системный эффект. Кризис, разразившийся в 1825 г., продолжался до конца 1826 г. Однако английское народное хозяйство долго не могло оправиться от его ударов. Кризис 1825 г. частично задел (помимо Латинской Америки, конечно, как важного заемщика и партнера Англии в этот период) также экономику США, имел некоторые последствия (прежде всего торговые) для ряда других стран, включая Германию, итальянские государства, Голландию и Россию (см. подробнее: Мендельсон 1959, т. 1: 347–349). В США его последствия, однако, были меньше, чем в 1815 г. Во Франции кризис проявился позже, в 1826–1827 гг., и имел характер довольно затяжной рецессии (см. подробнее: Тарле 1959: 140–142). Отметим, что во Франции, Германии, тем более в США, последствия конкуренции с английскими тканями (причем не только хлопчатыми, но и льняными и шелковыми) подстегивали техническую модернизацию (но во Франции она еще шла туго). И этот процесс модернизации был очень важен на протяжении нескольких следующих десятилетий.

Следующим был кризис 1836–1837 гг. в Англии и США, о котором в другом материале.

 

[1] «Эта постоянная и все возрастающая эмиграция капитала из стран старой капиталистической культуры представляет собой фактор огромной важности в деле распространения капиталистической системы хозяйства по всему миру. Именно благодаря приливу капитала в молодые страны, капитал так быстро завоевывает в новейшее время одну страну за другой: эмигрируя за границу, капитал остается капиталом и всюду разносит новую систему хозяйства» (Туган-Барановский 2008 [1913]: 273).

[2] В принципе, в таком подходе много верного (о том, как трансформируется такое противоречие в индустриальной экономике, см.: Гринин 2003). Верно и то, что анархичность капиталистического производства вносит большой вклад в возникновение кризисов, на что указывали далеко не одни только ортодоксальные марксистские авторы, а например, Туган-Барановский (2008 [1913]: 315).

[3] Подсчитано Варгой на основе индекса мирового промышленного производства Вагенфюра (“Vierteljahrshefte zur Konjufturforschung”, Sonderheft 31. berlin, 1933) и статистики ООН [Варга 1963: 401]).

[4] При этом такое превращение проходит не легко, а предъявляет к людям новые, часто повышенные, требования (см., например, о такой трансформации рабочей силы в Англии: Ерофеев 1987).

[5] В качестве варианта также используют, например, такие обозначения: для 3-й кондратьевской волны – «эпоха стали, электричества и тяжелого машиностроения»; 4-й – «эпоха нефти, автомобилей и массового производства»; 5-й – «эпоха информации и телекоммуникаций» (Papenhausen 2008: 789).

[6] Правда, позже, примерно с периода подъема перед Великой депрессией, цены начали вести себя несколько по-другому и вовсе повели себя «странно» в период кризиса 1973 г.

[7] Фактически начало этого цикла следовало бы отнести к 1820–1821 гг., когда началось оживление после предшествующего кризиса 1819 г.

[8] Либо это была регулярность очень высокого порядка, повторяющаяся только через целый ряд десятилетий или даже одно-два столетие, как т.н. вековые структурно-демографические циклы.

[9] Этот подзаголовок я буду использовать здесь и далее для описания некоторых предпосылок возникновения кризиса и различного рода замечаний, заметок, характеристик, касающихся предшествующего циклу или кризису периодов.

[10] Значительная часть займов с Южно- и Центральноамериканскими государствами заключалась таким образом, что на них приобретались английские товары. Таким образом, спрос на продукцию английской промышленности определенное время поддерживался именно английскими деньгами, которые давались в виде займов. Тем сильнее оказался спад.

[11] Рост цен был также спровоцирован опасениями, что урожай хлопка и других технических растений окажется недостаточным. Это усиливало активность спекулянтов.

[12] Только в 1825 г. обанкротилось почти 80 банков (Evans 1969: 2).


Авторство: 
Авторская работа / переводика
Комментарий автора: 

В этой части рассматривается первый циклический экономический кризис, который произошел в Англии, но затронул и целый ряд других стран. Несмотря на то, что это был первый классический кризис, многие его черты вполне сравнимы с современными кризисами. Будет дана достаточно подробная его история и анализ. Но предварительно поясняется схема анализа кризисов, которая используется как для собственно описания кризиса 1825 года, так и для всех последующих до 1937 года включительно. Послевоенные кризисы будут рассматриваться по несколько иной схеме.

С предыдущей частью можно ознакомиться здесь  https://aftershock.news/?q=node/823359

Комментарии

Аватар пользователя Андрей 4К-75
Андрей 4К-75(7 лет 4 месяца)

Спасибо за статью, весьма познавательно.

Аватар пользователя Джек Винтовкин

Спасибо, буду ждать продолжение 

Аватар пользователя Евгеньевна
Евгеньевна(7 лет 6 месяцев)

Доходчиво и интересно. Спасибо.

Аватар пользователя Леонид Гринин
Леонид Гринин(4 года 2 месяца)

Спасибо всем за проявленный интерес. Следующая часть будет посвящена  кризиса 1836–1837 гг.

Всегда рад конструктивным комментариям и дополнения. 

Аватар пользователя zotona
zotona(5 лет 9 месяцев)

Спасибо за ваш Труд!

Ждем продолжения!