Всякое из интернетов 36.

 

На КДПВ солдаты почетного караула справа и слева держат на плечах так называемые фасции (фашины) — символы фашистской партии Италии (от названия которых и произошел термин «фашизм»). Изначально фасция — символ власти Высших магистратов в Древнем Риме; топор, связанный с прутьями, символизировал право казнить. Бенито Муссолини, мечтавший о восстановлении Римской империи, выбрал фасции символом своей партии.

А как еще таскать топор и прутья? Не в охапке же. Собственно это был не только символ, но и инструмент. По приказу патриция ликтор мог достать из этой связки или розгу или топор и применить по провинившемуся прямо на месте.

 

Фашизм от фасции, связки прутьев — "из многих единство". А топорик — атрибут ликторов. Такой топорик ликторы носили за пределами городов. В городах высшей инстанцией для смертных приговоров был народ. Поэтому в городах ликторы носили перевязанные красными шнурами пучки прутьев без лезвий.
В России эту символику использует ФСИН:

https://historyporn.d3.ru/benito-mussolini-i-italio-balbo-1940-god-livii...

Себестоимость электроэнергии на Ростовской АЭС в несколько раз ниже тарифов, которые установили электросетевые компании, сообщил на брифинге директор Ростовской атомной электростанции Андрей Сальников.

Он назвал расценки прошлого года. Себестоимость — около 90 копеек за киловатт/час, а контрактная цена для сетевиков — порядка 1,3 рубля за киловатт/час. Итоги текущего года, по словам Сальникова, еще не подведены.

Для населения Ростовской области в июле тариф поднимали до 3,96 рубля за киловатт/час по социальной норме и до 5,53 рубля свыше нормы.

В конце ноября третий энергоблок Ростовской АЭС остановлен на капитальный ремонт. Работы продлятся до февраля. Специалисты проведут плановое обследование реактора, будет модернизирована панель управления одной из трех систем безопасности в энергоблоке.

«Понятно, люди задают вопрос: мы строим здесь атомную станцию, а цена такая… С точки зрения обывателя, я тоже этим недоволен. У нас куча объектов в городе, которые на тех же общих основаниях, как любое предприятие города, покупает на рынке электроэнергию по той же самой цене. Она тоже меня напрягает», — заявил Сальников.

При этом сетевые компании получают льготы на техническое присоединение к энергоблокам особо мощных сетей с напряжением свыше 200 киловольт, отметил спикер.

https://newstracker.ru/news/economy/13-12-2019/rukovodstvo-rostovskoy-ae...

очень много текста. проходите в статью - https://habr.com/ru/post/476456/

вкратце -

ССК, пожалуй, лучше описать как сервис для обмена данными; более технически продвинутые читатели могут представить её себе как массивный API [программный интерфейс] национального масштаба.

Китайское правительство видит свою роль в ССК не в назначении оценок, а в сохранении набранных очков, в консолидации правительственных файлов в центральную базу данных записей соцкредита, доступ к данным граждан и компаний в которой оно затем предоставляет министерствам, городским управам, банкам, промышленным ассоциациям и широкой общественности; последние уже самостоятельно делают оценки.

Главная база данных ССК уже создана; она называется национальная платформа распространения кредитной информации (НПРКИ), и довольно значительная часть собранных в ней данных доступна публично.

И хотя само правительство пока не создало флагманское приложение для работы с соцкредитом, оно активно поощряет местные органы управления и частных разработчиков на создание мобильных приложений, инновационными способами включающих в себя данные из НПРКИ.

В этом году комиссия по национальному развитию и реформам (КНРР), государственная организация, отвечающая за ввод ССК в Китае, провела конкурс с наградами для создателей приложений для работы с соцкредитом; предполагается, что на базе этой платформы представители частного и государственного секторов могут научиться чему-то новому, изучая инновации друг друга. Схожее событие, Кредитный кубок в Синьхуа, проходивший 24-25 сентября, запускали с целью отметить выдающиеся достижения среди проектов развития темы городского сокцредита.

Мы изучили несколько победивших в конкурсах мобильных платформ с двух этих конференций, а также несколько интересных платформ, не попавших в призёры. В целом эти приложения рисуют интересную картину мобильной экосистемы, вырастающей вокруг ССК.

и описываются приложения:

ССК привязала нарушающее нормы или законы поведение на самолётах и в поездах к личной кредитной записи пассажиров транспорта. Драки, порча оборудования, курение, безбилетный проезд, открытие пожарных выходов и другие нарушения могут привести к тому, что человеку запретят совершать поездки в будущем. Об этих инцидентах обычно сообщают сотрудники авиации или железной дороги, но приложение «Чэнсинь Чуньюнь», выпущенное в 2017 году консорциумом из государственных агентств и кредитных компаний, позволяет пользователям загружать такие примеры самостоятельно. Соответствующая мини-программа для мессенджера WeChat была запущена в 2019.

Чёрный список – один из ключевых элементов китайской ССК. Крупнейший ЧС в Китае – это «Чёрный список банкротов», управляемый Верховным судом, отслеживающим «лаолаев» – граждан и компаний, не выполняющих решений суда.

Данные из этого чёрного списка открыты для общего доступа, и существует не менее десятка приложений, позволяющих пользователям проводить по ним поиск. Одно из них – это Laolai checker, приложение для поиска дебиторов, оказавшихся в ЧС банкротов.

 

Один из наиболее устойчивых мифов, связанных с ССК состоит в том, что правительство Китая назначает социальный кредит каждому гражданину. Обычно рассказывают что-то вроде этого: каждый гражданин Китая получает очки соцкредита от правительства, основанные на его поведении. Люди с низким уровнем соцкредита подвергаются остракизму, а с высоким – становятся новой элитой.

Проблема в том, что это просто неправда. На сентябрь 2019 года государственное правительство не присвоило кредитный рейтинг ни одному гражданину Китая.

Да, некоторые граждане получают кредитный рейтинг. Это потому, что городские власти, поощряемые правительством страны, разрабатывают собственные системы скоринга с использованием данных по ССК. Некоторые города Китая уже развернули подобные системы в рамках экспериментов, и многие другие города готовятся последовать их примеру.

Эти внутригородские системы назначения рейтинга выдают жителям (обычно) цифровой рейтинг на основе не только финансовых факторов, типа оплаты задолженностей, но и социальных факторов, типа получали ли они награды за гражданские заслуги, занимались ли мошенничеством или плагиатом, пропускали ли выплату алиментов, сдавали ли кровь или вызывались работать волонтёрами.

Однако прежде, чем начать проводить параллели с сериалом «Чёрное зеркало», стоит отметить, что города разрабатывают свои системы рейтинга независимо. Хотя эта ситуация может измениться, пока не существует одобренного на государственном уровне стандарта для учёта соцкредита, поэтому каждый город оценивает своих жителей по-разному. В Сучжоу величина рейтинга может варьироваться от 0 до 200. В Ханчжоу от 0 до 1000. И даже в городах с одинаковыми диапазонами, алгоритмические модели, используемые для определения этих рейтингов, разнятся.

Во многих местах, где были запущены рейтинговые системы, разработчики заключили соглашения с местными органами управления на выпуск нескольких приложений, позволяющих гражданам проверять свой городской рейтинг. В каждом из городов используется немного различный подход: в некоторых, типа Фучжоу и Нанкина, свойства соцкредита встраиваются в существующие приложения для городских услуг, в других создаются отдельные приложения для работы с соцкредитом. Мы посмотрим на примеры каждого из них.

В январе на выставке CES в Лас-Вегасе компания представила новую функцию голосового помощника Google Assistant, позволяющую двум собеседникам вести диалог на 27 различных языках в режиме реального времени. Теперь эта функция в расширенном виде появилась и на мобильных устройствах.

Владельцы смартфонов Android и iOS могут запустить Google Assistant в режиме переводчика, чтобы спросить дорогу у прохожих, заказать еду в ресторане или просто поболтать с иностранцем. Число языков, которые теперь поддерживает умный помощник, выросло с 27 до 44. Кроме того, функция позволяет выбрать язык, на котором вы желаете заговорить, вручную, а не голосом, пишет Venture Beat.

Как и раньше, режим переводчика можно вызвать, сказав: «Привет, Гугл, переведи на немецкий» или «Привет, Гугл, как это будет по-тайски?» Перевод появится на экране смартфона, а фраза тут же будет озвучена с правильным произношением.

Та же технология легла в основу недавно появившейся у Google Assistant возможности говорить на двух языках одновременно. Она появилась в конце лета и предназначалась для двуязычной среды. Изначально помощник мог говорить на любых двух из шести языков — английском, французском, немецком, итальянском, японском и испанском. Позже к ним добавились корейский, хинди, шведский, норвежский, датский и голландский.

Между тем, разговорный ИИ Google, который в 2017 распознавал и строил фразы на восьми языках, научился говорить уже на тридцати и добавил восемь сгенерированных алгоритмами вариантов английских голосов для общения с жителями Британии, Индии, Германии, Франции, Японии, Нидерландов, Норвегии, Кореи и Италии.

https://hightech.plus/2019/12/13/smartfoni-s-google-assistant-nauchilis-...

-> Фекалоид — персонаж фильма Кевина Смита «Догма» (1999 год). Демон, созданный из экскрементов казненных людей. В сюжете был уничтожен при помощи обычного спрея - освежителя воздуха.
-> Инфекалоид (информационный фекалоид). Модельный демон (по аналогии с демоном Максвелла и демоном Лапласа). Демонстрирует феномен перехода от спирали молчания к спирали истерики в эру постправды (т.е. в эру цифровых СМИ, сетевых инфлюэнсеров, и болезненной сетевой зависимости). Индивид, который не поддерживает искусственную всеобщую истерику по надуманному поводу (раскрученную при помощи спирали молчания), оказывается забросан виртуальным экскрементами в сетевом информационном пространстве. Инфекалоид - это суммарный образ легко внушаемого большинства (65% по статистике Милгрэма), осуществляющего сетевой остракизм в отношении индивида, не поддержавшего единое мнение. 
-> Постправда - слово 2016 года версии Оксфордского словаря. Слово постправда (post-truth) описывает обстоятельства, в которых объективные факты менее важны для формирования общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям.
-> Спираль молчания - социально-психологический феномен, который открыла д-р Элизабет Ноэль-Нойман около 1990-го. Суть феномена: Большинство людей стараются избежать осуждения или антипатии со стороны окружающих. Поэтому люди, прежде чем высказаться, стараются узнать, какие точки зрения одобряются большинством, а какие осуждаются. Если индивид обнаруживает, что его личное мнение лежит в секторе осуждаемых, то скорее всего он не будет выражать свое мнение. Таким образом, мнение, являющееся мнением большинства ИЛИ КАЖУЩЕЕСЯ ТАКОВЫМ, становится в обществе единственным, высказываемым открыто. В условиях, когда КАЖУЩЕЕСЯ мнение большинства представлено средствами масс-медиа, они определяют монопольно-господствующую точку зрения. 
-> Спираль истерики - в эру постправды усиленный аналог классической спирали молчания. 

Спираль истерики - ключевой социальный феномен цифровой эры, так что о нем следует поговорить детальнее.

В принципе, спираль истерики известна еще с до-цифровой эры. В литературе она впервые описана в 1949-м году, в романе Джорджа Оруэлла «1984». Это т.н. "двухминутки ненависти" (Two Minutes Hate) - в течении которых члены Партии должны посмотреть фильм, изображающий врагов Партии, и выразить свою ненависть.

В соответствующем фрагменте экранизации удачно показано, как исходно индивидуальные лица участников этой мистерии становятся одинаковыми, как бы превращаясь в копии одного лица, причем интуитивно-антипатичного, если смотреть со стороны. Это хорошая иллюстрация формирования единого инфекалоида из массы людей. 
На практике такая схема применялась с 1930-х в странах с партийно-социалистическими и партийно-фашистскими тоталитарными режимами. 

В цифровую эру аналогичная схема применяется в высокоразвитых формально демократических странах за счет применения интерактивных масс-медиа (прежде всего - социальных сетей). Важно то, что у значительной доли общества (до 30%) сформирована болезненная зависимость от соцсетей, иначе говоря - доминирующее мнение в социальной сети полностью замещает их личное мнение, и субъективно воспринимается ими как жизненно необходимая часть самоидентификации.

Создание господствующего мнения в соцсети проводится тем же путем, что и в классических СМИ (коррупция ключевых фигур - издателей, популярных обозревателейи журналистов, а соцсетях также блогеров-инфлюэнсеров).
Далее используется интерактивный характер соцсети. Каждый персонаж в соцсети - виден, и его мнение легко увидеть по высказываниям или пометкам симпатии/антипатии к записям других участников. 
Если персонаж не демонстрирует участия в господствующей истерике, то масса участвующих начинает относиться к нему с подозрением и задавать вопросы. Так молчащего индивида либо психически принуждают его к участию в господствующей истерике, либо делают одной из мишеней этой истерики. Как правило, участник выбирает первое, чтобы избежать второго.
Так работает спираль истерики.

При этом повод и основания для истерики могут быть полностью вздорными. Общее мнение может полностью противоречить здравому смыслу. Это не играет роли (см. эксперименты Милгрэма и эксперименты Аша( читать ниже).
Хорошо известны примеры, из которых я приведу три из них:
1 - про-мигрантская кампания в Западной Европе (особенно в Германии) 
2 - кампания "Я Тоже" (MeToo) в Северной Америке.
3 - кампании против "карбоновой эмиссии" ("за предотвращение климатической катастрофы") преимущественно - в Западной Европе, но в значительной части также в Северной Америке и в развитых странах Британского Содружества.

Все три можно объединить не только по признаку глубоких явных противоречий здравому смыслу, но и по признаку ключевых фигур - олицетворяющих такое противоречие.
И в заключение - цитата из Оруэлла "1984".

"О'Брайен снова посуровел. Он опустил руку на рычаг.
— Вы здесь потому, что не нашли в себе смирения и самодисциплины. Вы не захотели подчиниться — а за это платят душевным здоровьем. Вы предпочли быть безумцем, остаться в меньшинстве, в единственном числе. Только дисциплинированное сознание видит действительность, Уинстон. Действительность вам представляется чем-то объективным, внешним, существующим независимо от вас. Характер действительности представляется вам самоочевидным. Когда, обманывая себя, вы думаете, будто что-то видите, вам кажется, что все остальные видят то же самое. Но говорю вам, Уинстон, действительность не есть нечто внешнее. Действительность существует в человеческом сознании и больше нигде. Не в индивидуальном сознании, которое может ошибаться и в любом случае преходяще, — только в сознании партии, коллективном и бессмертном. То, что партия считает правдой, и есть правда. Невозможно видеть действительность иначе, как глядя на нее глазами партии. И этому вам вновь предстоит научиться, Уинстон. Для этого требуется акт самоуничтожения, усилие воли. Вы должны смирить себя, прежде чем станете психически здоровым.
Он умолк, как бы выжидая, когда Уинстон усвоит его слова.
— Вы помните, — снова заговорил он, — как написали в дневнике: «Свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре»?
— Да.
О'Брайен поднял левую руку, тыльной стороной к Уинстону, спрятав большой палец и растопырив четыре.
— Сколько я показываю пальцев, Уинстон?
— Четыре.
— А если партия говорит, что их не четыре, а пять, — тогда сколько?
— Четыре.
На последнем слоге он охнул от боли. Стрелка на шкале подскочила к пятидесяти пяти. Все тело Уинстона покрылось потом. Воздух врывался в его легкие и выходил обратно с тяжелыми стонами — Уинстон стиснул зубы и все равно не мог их сдержать. О'Брайен наблюдал за ним, показывая четыре пальца. Он отвел рычаг. На этот раз боль лишь слегка утихла.
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре.
Стрелка дошла до шестидесяти.
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре! Четыре! Что еще я могу сказать? Четыре!
Стрелка, наверно, опять поползла, но Уинстон не смотрел. Он видел только тяжелое, суровое лицо и четыре пальца. Пальцы стояли перед его глазами, как колонны: громадные, они расплывались и будто дрожали, но их было только четыре.
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Четыре! Перестаньте, перестаньте! Как вы можете? Четыре! Четыре!
— Сколько пальцев, Уинстон?
— Пять! Пять! Пять!" 

...Такие дела.
https://alex-rozoff.livejournal.com/196071.html
----------------------------------------
*) Начало: Конспект цифрового луддита 1. Диаграмма Милгрэма. Ошибка Унабомбера. Рабы масс-медиа.
https://alex-rozoff.livejournal.com/193799.html

В какой степени наши мнения зависят от мнений окружающих нас людей? Иными словами, насколько силен в нас импульс к социальному конформизму? Психологи пытаются ответить на эти вопросы с помощью некоторых необычных экспериментов.

Каждый из нас согласится с тем банальным фактом, что общество формирует поведение, мнения и убеждения человека. Ребенок вплоть до малейших деталей и нюансов усваивает свой родной язык. Член племени каннибалов считает поедание людей нормальным явлением. Все социальные науки опираются на наблюдения за влиянием группы на отдельного человека. Что же касается психологов, то групповое давление на сознание индивида вызывает у них множество вопросов, на которые им хотелось бы получить исчерпывающий ответ.

Как и насколько социальные силы ограничивают наши мнения и убеждения? Этот вопрос особенно актуален в наши дни. Современная эпоха, наряду с невиданным техническим прогрессом в области коммуникации, привнесла в социальные отношения также сознательное манипулирование людьми и «технологию согласия». Есть много причин того, почему и простые обыватели, и ученые заинтересованы в том, чтобы выяснить, как люди формируют свои взгляды и какую роль в этом играют социальные условия.

Эти проблемы психология начала изучать с конца XIX века, когда ученых заинтересовала тема гипноза, рассматривавшаяся в работах французского врача Жана Мартина Шарко (учителя Зигмунда Фрейда). Шарко считал, что только пациенты, страдающие истерией, полностью поддаются гипнозу. Но вскоре два других врача, Ипполит Бернхайм и А. А. Либо, пересмотрели эту концепцию. Они продемонстрировали, что большинство людей могут быть помещены в гипнотическое состояние. Бернхайм предположил, что гипноз это не что иное, как ярко выраженная форма физиологического процесса, известного как «внушаемость». Психологи показали, что монотонное повторение инструкций может вызывать у бодрствующих людей непроизвольные физические изменения, такие как дрожание или неподвижность рук, а также тактильные или обонятельные ощущения (тепла или запаха).

Вскоре социологи на основании этих открытий стали объяснять многочисленные социальные феномены — от распространения взглядов в обществе до формирования мнения толпы и следования за лидерами. Социолог Габриель Тард суммировал все это в афоризме: «Социальный человек — это сомнамбула».

Когда в начале XX века появилась новая научная дисциплина — социальная психология, первые эксперименты по большей части представляли собой именно демонстрацию внушения. Эксперименты строились в соответствии с простым планом. Испытуемых, чаще всего студентов колледжа, просили высказать свое мнение или предпочтение по различным вопросам. Позже их снова просили высказаться, но при этом сообщали мнения авторитетных людей или большой группы сверстников. (Зачастую представленные мнения придумывались самими учеными.) Большинство исследований показало один и тот же результат: сталкиваясь с противоположным мнением, участники экспериментов меняли свои взгляды, соглашались с мнениями большинства или с мнением авторитетных людей. Покойный психолог Эдвард Л. Торндайк (Edward L. Thorndike) сообщил, что ему с успехом удалось изменять эстетические вкусы взрослых людей с помощью этой процедуры. Очевидно, большого числа высказывающихся или авторитетности чьего-либо мнения было уже достаточно, чтобы изменить взгляды испытуемых даже тогда, когда в пользу мнения большинства не приводилось никаких аргументов.

В наши дни быстрый успех этих экспериментов дает основания для некоторых сомнений. Действительно ли участники экспериментов меняли свои мнения, или победы экспериментаторов были достигнуты только на бумаге? Исходя из здравого смысла, следует спросить: являлись ли мнения испытуемых столь же общими, сколь и абсурдными по содержанию, как это было зафиксировано в исследованиях? На основании некоторых данных можно предположить, а не сами ли исследователи, вдохновленные»своей теорией, подверглись самовнушению, и не давали ли легковерные участники экспериментов те ответы, которые, по их мнению, от них ожидали получить.

Основные теоретические предпосылки этих исследований в настоящее время являются общепринятыми и во многом определяют то, что говорят и думают о технологии пропаганды и манипуляции большинство людей. Эти предпосылки состоят в том, что люди легко и безболезненно поддаются внешней манипуляции посредством внушения или влияния престижа и что любая идея может быть «популярной» или «непопулярной» независимо от ее подлинной ценности. Однако мы скептически относимся к предположению о том, что социальное давление непременно ведет к безвольному подчинению. Человеку также присущи и независимость, и способность преодолевать групповые пристрастия. Более того, мы можем задать вопрос с психологической точки зрения: можно ли систематически изменять взгляды личности на ситуацию или объект, предварительно не изменив ее знания и представления о них.

Далее я опишу несколько экспериментальных исследований, посвященных эффектам группового давления, проведенных мною недавно при содействии нескольких ассистентов. Эти исследования не только демонстрируют возможности давления группы на личность, но также иллюстрируют новые методы решения этой проблемы и ставят вопросы, на которые еще предстоит ответить.

Рис. 1. Серия экспериментов, проводившихся в Лаборатории социальных отношений Гарвардского университета. Экспериментатор (справа) попросил семерых студентов сравнить длину линий (см. рис. 2). Шесть участников эксперимента предварительно получили инструкции единодушно давать неправильные ответы. Седьмому (шестой слева) сказали, что это эксперимент по изучению зрительного восприятия. (Фото Вильяма Вандиверта.)

Группа из семи молодых людей, студентов колледжа, приглашалась в аудиторию для «психологических экспериментов по визуальному восприятию». Экспериментатор сообщал им, что все испытуемые должны сравнить линии разной длины. Он показывал две большие белые карточки. На одной из них изображалась одна черная вертикальная линия, эталон, к которому следовало подобрать пару. На другой карточке были три вертикальные линии различной длины. Испытуемые должны были выбрать одну из них такой же длины, что и линия на первой карточке. Одна из трех линий была действительно такой же длины, две другие значительно отличались. Разница составляла от двух до четырех сантиметров.

Эксперимент начинается вполне стандартно. Испытуемые вслух сообщают ответы, следуя очередности в том порядке, в котором они сидят в комнате. На первом этапе эксперимента все испытуемые выбирают одну и ту же линию в качестве парной эталону. Затем предъявляется второй набор карточек, и снова группа высказывает единодушное мнение. Испытуемые вежливо выражают готовность продолжить скучный эксперимент. В третьем опыте порядок процедуры неожиданно нарушаемся. Один из испытуемых, находящийся в самом конце группы, не соглашается с другими в своем выборе парной линии. Он выражает несогласие, удивление и растерянность. Во время следующего опыта он снова не соглашается, тогда как другие придерживаются одного и того же выбора. Диссидент все больше и больше тревожится и колеблется, продолжая не соглашаться в процессе эксперимента. Он задумывается перед тем, как произнести свое мнение вслух, говорит тихим голосом или смущенно улыбается.

Рис. 2,3. Испытуемым показывали две карточки, На одной изображалась стандартная линия. На другой — три линии, одна из которых была той же длины, что и стандартная. Испытуемым нужно было найти эту линию.

Однако диссидент не знал, что экспериментатор заранее попросил других членов группы давать почти в каждом опыте (начиная с третьего) один и тот же, причем неправильный, ответ.

Этот ничего не подозревающий человек, не знавший о таком предварительном сговоре группы, и есть главный испытуемый. Он помещается в такие условия, что в действительности, отвечая правильно, оказывается в меньшинстве и в одиночестве и видит простой и очевидный факт вопреки всем остальным. Так, испытуемый сталкивается с противостоянием двух сил: очевидности своих чувств и единодушным мнением группы коллег. К тому же он должен объявить о своих взглядах публично, в присутствии большинства, которое также высказывает свое мнение вслух.

Проинструктированное большинство время от времени дает правильные ответы, чтобы испытуемый не заподозрил сговор против него. (Только в редких случаях испытуемый действительно проявлял подозрительность. Когда это происходило, эксперимент останавливался и результат не учитывался.) Каждая серия состояла из 18 опытов, в 12 из них большинство (подсадные участники) давало ложные ответы. Как человек реагирует на давление группы в этой ситуации? Сначала я сообщу статистические данные экспериментов, через которые прошло 123 испытуемых из разных колледжей (не считая мой собственный, Суортмор Колледж). Во всех этих опытах испытуемые оказывались в меньшинстве, как в ситуации, описанной выше.

Испытуемые могли выбрать: действовать ли независимо, отвергая мнение большинства, либо согласиться с большинством, не прислушиваясь к собственным чувствам. Из 123 испытуемых, прошедших через тест, многие согласились с мнением большинства. Хотя в обычных условиях испытуемые, сравнивая линии, делают менее 1% ошибок, но под давлением группы находившиеся в меньшинстве участники в 36,8% случаев изменяли своему восприятию в пользу вводящего в заблуждение, ошибочного мнения большинства.

Конечно, реакция индивидов была неодинаковой. Одну крайность представляли около четверти испытуемых, полностью независимые, те, кто никогда не соглашался с ошибочным мнением большинства. Вторая крайность — это те, кто почти всегда уступал большинству, Участвовавшие в эксперименте испытуемые обнаруживали тенденцию принимать достаточно последовательные решения. Те, кто принимал независимые решения, как правило, не уступали большинству во всех сериях эксперимента, а те, кто уступал мнению группы, оказывались не в состоянии свободно принимать решения в процессе всего эксперимента

Причины поразительных индивидуальных различий еще детально не выяснены. Поэтому сейчас мы можем сообщить только предварительные выводы, полученные после интервьюирования испытуемых по окончании эксперимента. Среди независимых личностей было много таких, которые твердо настаивали на своем, уверенные в собственной правоте.

Наиболее примечательно здесь то, что они небезучастно слушали ответы большинства, но были способны преодолеть сомнения и восстановить внутреннее равновесие. Другие, действовавшие независимо, полагали, что большинство отвечает правильно, но продолжали не соглашаться с ним, поскольку считали своим долгом называть вещи такими, какими они их видят.

В числе очень уступчивых людей мы обнаружили группу, которая быстро приходила к выводу: «Я не прав, они правы». Другие соглашались, чтобы, как они объясняли; «не испортить ваши результаты». Многие из тех, кто соглашался с группой, подозревали, что большинство — это «овцы», идущие за первым отвечающим, или что большинство — жертвы оптического обмана. Несмотря на это их подозрения не помогали им в момент принятия решения. Большую тревогу вызывают реакции испытуемых, считавших свои отличия от большинства доказательством собственных недостатков, которые необходимо было скрыть любой ценой. Поэтому они отчаянно пытались присоединиться к большинству, не задумываясь о последствиях. И все уступчивые люди не учитывали причин того, почему они соглашались с большинством.

Какой фактор влияния большинства более существенен — количество людей или их единодушие? Чтобы ответить на этот вопрос, мы изменили условия эксперимента. В одной серии экспериментов количество людей, находившихся в оппозиции, варьировалось от одного до пятнадцати человек. Результаты показали отчетливую тенденцию. Когда испытуемому противостоял один человек с противоречивым ответом, он редко сомневался и продолжал отвечать независимо и правильно почти во всех опытах. Когда оппозиция увеличивалась до двух человек, давление возрастало: испытуемый, находившийся в меньшинстве, давал теперь до 13,6% неправильных ответов. Под давлением большинства из трех человек ошибки испытуемых подскакивали до 31,8%. Но дальнейшее увеличение оппозиции существенно не усиливало давления на испытуемого. Совершенно ясно, что количество людей, находящихся в оппозиции, имеет значение до определенных пределов.

Когда же нарушалось единодушие большинства, это приводило к поразительным результатам. В таких экспериментах испытуемый получал поддержку правильно отвечающего партнера — либо другого испытуемого, который не знал о предварительном соглашении группы, либо участника эксперимента, которого проинструктировали давать все время правильные ответы.

Присутствие партнера, поддерживавшего независимого одиночку, значительно ослабляло влияние большинства. Число не соответствующих истине ответов испытуемого уменьшалось в четыре раза по сравнению с количеством неправильных ответов, имевших место при давлении единодушного большинства (см. рис. 6). Даже самые слабые личности уже не вели себя так послушно, как раньше. Наиболее интересной оказалась реакция на партнера. В целом испытуемый проявлял к нему чувство теплоты и близости: партнер внушал ему уверенность. И испытуемый не сомневался в независимости мнения партнера.

Было ли столь сильное воздействие партнера на испытуемого следствием самого факта «партнер тоже не согласен с большинством», без учета содержания мнения? Или это влияние связано именно с тем, что партнер дает правильный ответ?

Теперь мы ввели в экспериментальную группу человека, которого проинструктировали, чтобы он противоречил большинству, но при этом и не соглашался с испытуемым. В одних экспериментах большинство всегда должно было выбирать наихудшую для сравнения линию, а проинструктированный партнер указывал на линию, близкую к эталону. В других экспериментах большинство последовательно занимало промежуточную позицию, а не согласный в основном ошибался. Так мы могли изучить относительное влияние «компромиссного» и «экстремистского» партнера на ответы испытуемого.

И снова результаты были очевидны. Когда присутствовал умеренно настроенный не соглашающийся человек, то влияние большинства снижалось до 1/₃ и испытуемый никогда полностью не уступал мнению группы. Более того, в этом случае испытуемый допускал лишь умеренные ошибки, а не грубые. Иначе говоря, не соглашающийся человек по большей части контролирует выбор ошибок. Так что испытуемый противостоял большинству, даже порой уступая его давлению.

С другой стороны, когда еще один «диссидент» всегда выбирал линию, которая менее всего соответствовала стандартной, результаты значительно отличались от предыдущих. Такой «экстремист-диссидент» провоцировал более независимое поведение испытуемых. Испытуемые меньше поддавались влиянию группы. Их ошибки составляли только 9%. Более того, все ошибки были связаны с линией, близкой к стандартной. Теперь мы можем сделать вывод о том, что «диссидент» сам по себе влияет на возрастание независимости испытуемых и снижает вероятность ошибок, а поведение «диссидента» дает значительный эффект.

Во всех предыдущих экспериментах испытуемые находились в постоянных, не меняющихся условиях. Теперь мы обратились к изучению того эффекта, который оказывают на испытуемых меняющиеся условия эксперимента. В первом эксперименте изучались последствия потери или приобретения партнера. Проинструктированный партнер начинал отвечать правильно в первых шести экспериментах. С его поддержкой испытуемый обычно сопротивлялся давлению большинства: восемнадцать из двадцати семи испытуемых были полностью независимыми. Но после шестого эксперимента партнер присоединялся к большинству. Как только он это делал, ошибки испытуемого резко возрастали. Его подчинение большинству происходило так же часто, как и в тех случаях, когда испытуемый, находящийся в меньшинстве, противостоял единодушному большинству.

Это самый удивительный факт, обнаруженный в экспериментах с потерей партнера: первоначальное наличие партнера или совместной с ним оппозиции большинству не усиливают независимости испытуемого потом, после «измены» партнера. Рассматривая результаты эксперимента, мы предположили, что не учитываем важное обстоятельство — эффект, который оказывает на испытуемого «дезертирство» партнера на сторону большинства. Поэтому мы изменили условия так, чтобы партнер просто уходил из аудитории в нужный момент. (Чтобы исключить всякие подозрения, мы говорили в этот момент, что его вызывает декан.) В таких условиях эксперимента эффект воздействия партнера сохранялся после его ухода. После ухода партнера испытуемые делали ошибки, но все же меньше, чем когда партнер переходил на сторону большинства.

Изменив условия эксперимента, мы начинали с опытов, в которых большинство давало единодушные правильные ответы. Затем большинство постепенно переходило к неправильным ответам, и к шестому опыту наивный испытуемый оставался в одиночестве, а единодушная группа действовала против него. Пока кто-либо оставался на стороне испытуемого, он полностью сохранял независимость. Но как только испытуемый обнаруживал себя в одиночестве, его тенденция уступать мнению большинства резко возрастала.

Как и ожидалось, сопротивление испытуемого давлению группы в этих экспериментах зависело от того, насколько ошибалась группа. Мы постоянно меняли величину расхождений между сравниваемыми линиями и стандартной, надеясь найти такое соотношение, при котором ошибка большинства будет столь очевидной, что каждый Испытуемый отвергнет ее и будет независим в своих оценках. К сожалению, в этом мы не добились никакого успеха. Даже тогда, когда разница между линиями составляла восемнадцать сантиметров, все же находились испытуемые, которые присоединялись к ошибкам большинства.

Рис. 4. Ошибки 123 испытуемых, каждый из которых сравнивал линии в присутствии от шести до восьми оппонентов, изображены нижней кривой. Правильные ответы, данные не под давлением большинства, показаны верхней линией.

Рис. 5. Количество человек, составлявших большинство, оказывало влияние на испытуемых. С единственным оппонентом испытуемый ошибался только в 3,6% случаев. С двумя оппонентами у него было 13,6% ошибочных ответов; с тремя — 31,8%; с четырьмя — 35,1%; с шестью — 35,2%; с семью 37,1%; с девятью 35,1%; с пятнадцатью — 31,2%.

Рис. 6. Два испытуемых, поддерживавших друг друга в противостоянии большинству, допускали меньше ошибок (верхняя кривая), чем один испытуемый, противостоящий большинству (нижняя кривая).

Рис. 7. Партнер оставил испытуемого в одиночестве после шести экспериментов. Верхняя кривая показывает ошибки испытуемых, когда партнер противостоит большинству. Нижняя кривая показывает ошибки, когда партнер просто ушел из аудитории.

Это исследование ответило на несколько простых вопросов, но поставило много других, которые ждут своего изучения. Нам бы хотелось выяснить, насколько последовательно человек принимает решения в ситуациях, которые различаются по содержанию и структуре. Если последовательность независимости или конформности поведения фактически признается, то как она функционально связана с особенностями характера и личности? Каким образом независимость связана с социальными и культурными условиями? Являются ли лидеры более независимыми, чем остальные люди, или же они приспосабливаются к обстоятельствам, которые создают их последователи? На эти и многие другие вопросы можно, вероятно, получить ответ с помощью того типа исследований, который мы здесь описали.

Жизнь в обществе подразумевает консенсус как необходимое условие. Но консенсус, по сути своей продуктивный, все же требует от человека, чтобы он жертвовал независимостью собственных поступков и мыслей. Когда консенсус приводит к доминированию конформности, социальные процессы в обществе искажаются и индивид становится зависимым от тех сил, которые определяют его чувства и мысли. Здесь мы обнаружили, что тенденция к конформности в нашем обществе столь сильна, что вполне образованные и умные молодые люди по этой причине называют белое черным. Все это наводит на размышления об особенностях нашего образования и тех ценностях, которые определяют наше поведение.

Не стоит делать слишком пессимистические выводы из нашего исследования, поскольку нельзя недооценивать способности человека сохранять независимость. Мы можем также найти некоторое утешение в следующем наблюдении: почти все участники нашего эксперимента соглашались с тем, что независимость лучше, чем конформизм.

https://psyfactor.org/lib/asch2.htm