Сколько советские "оккупанты" вложили в Грузию?

«Самый бедный грузин богаче любого русского». Эта присказка стала популярной еще в начале 60-х. К тому времени союзные власти вмонтировали Грузию в оранжерейные социально-экономические условия.

Она стала одной из «витрин» СССР наряду с другими республиками Закавказья, не говоря уже о республиках Прибалтики.

По существу: свыше 50 тысяч предприятий разного профиля, более 40 тысяч объектов здравоохранения, многие десятки миллионов квадратных метров сверхкомфортного жилья, разветвленная железнодорожная сеть, первоклассные автодороги, современнейшие морские порты, каскады ГЭС, фешенебельные приморские и горные курорты, как и полная уже к середине 70-х газификация республики лишь верхушка айсберга союзного, притом безвозмездного финансирования Грузии в советский период. Подсчеты ряда экономических ведомств СССР начала-середины 80-х показывают, что начиная с 60-х в республику ежегодно закачивались многие миллиарды, а то и десятки миллиардов рублей. Немногим меньше были дотации в 30-е и во второй половине 50-х. А если учесть еще и льготы для «избранных», предусматривавшие в том числе оставление в бюджетах экономических субъектов минимум 60 процентов их валютной и рублевой прибыли, получается, что пресловутая советская «оккупация» принесла Грузии более 500 миллиардов долларов.

Стоит напомнить, что до 25 тысяч грузинских предприятий, созданных в советский периода и работавших на российском, украинском, восточноевропейском оборудовании, рекордно наращивали экспорт во все большее число стран. Это, например, уникальный завод ферросплавов в Зестафони, предприятия электрометаллургии и транспортного машиностроения в Рустави, марганцевый комбинат в Чиатуре, целлюлозно-бумажный в Зугдиди, нефтехимический в Батуми, электротехнический в Кутаиси. Цитрусоводство и чаеводство Грузинской ССР не единожды признавались ФАО ООН не уступающими по уровню продуктивности и техоснащенности тем же отраслям в странах Запада.

Между тем уже в начале 60-х Тбилиси добился от Москвы самостоятельности в региональном распределении союзных дотаций. В результате Абхазия с Южной Осетией реально получали в целом лишь пять – семь процентов средств. В отличие от Аджарии, которой перепадало не меньше 15 процентов: давние турецкие притязания на нее и стратегическая роль Батумского порта для Грузии и всего СССР требовали надлежащей подпитки региона.

Насчет первопричин «витринности» интересны датируемые 1971 годом выкладки Мюнхенского института по изучению истории и культуры СССР. А именно: после Сталина в Москве опасались реставрации националистических настроений, а затем и требований в ряде союзных республик. Особенно в Армении, Грузии и Прибалтике. Потому взамен сталинского тотального контроля была выбрана поэтапная либерализация централизованных управленческих функций. Но послесталинские власти на местах либо были неспособны грамотно управлять своими «вотчинами» в интересах СССР, либо перестали скрывать антисоветизм, а по сути русофобию. Косвенно, а то и впрямую потворствуя низовому национализму, они добивались от Москвы новых экономических, социальных и прочих преференций.

Власти Грузии после 1953 года шантажировали центр тем, что не смогут контролировать ситуацию, если не будет увеличиваться финансирование республики. Москва была вынуждена выполнять их запросы во все в большем объеме. А местные деятели уже не опасались «сталинских» мер против проявлений национализма, антисоветизма, тем более против фиктивных рапортов о перевыполнении пятилетних планов.

В упомянутом мюнхенском исследовании отмечено, что кровавые репрессии центра в 1956 и 1961 годах против просталинских демонстраций в Тбилиси и Гори были восприняты в Грузии двояко. С одной стороны, Москва подтвердила свой «неоколониально-великодержавный» курс даже под ширмой хрущевской либерализации. Но с другой – борьба со сталинизмом, по крайней мере в Грузии, – составная часть национального возрождения, как заявляла поле 1956-го все более активная оппозиция. Эти тренды микшировались не только половинчатой десталинизацией местной топонимики, но и рекордными объемами финансирования республики из союзного бюджета.

Эти оценки созвучны высказанному в 2016-м мнению директора Института стратегии управления (Тбилиси) Петро Мамрадзе: «В составе бывшего СССР Грузия была самой богатой республикой. Люди помнят, что они жили лучше всех в СССР и все у них было гарантировано. После Сталина шесть – восемь процентов благодатной грузинской земли были в частных руках. Но на этих шести – восьми процентах крестьяне, которые формально были колхозниками, получали около 70 процентов от общего урожая республики. И все это можно было беспрепятственно вывезти на рынки в Москве, Ленинграде, других городах РСФСР. Эта многолетняя деятельность была настолько доходной, что торговцы, их семьи и родственники могли каждый год покупать «Москвич» и «Жигули», а то и «Волгу».

Статистика Госплана СССР это подтверждает: совокупный стоимостный объем потребления товаров и услуг в Грузинской ССР в 60–80-х был вчетверо, а то и впятеро больше производства товаров и услуг в самой Грузии. В РСФСР тот же показатель не превышал 70 процентов.

Средний уровень зарплаты, пенсий, стипендий и соцпособий в советской Грузии был минимум на 20 процентов выше, а розничные цены и тарифы – на 15–25 процентов ниже российских. В структуре занятости в производственных отраслях доля русского трудоспособного населения в республике превышала 60 процентов, а грузинского – едва достигала 30 процентов. Зато в сфере услуг (торговля, медицинское и курортное обслуживание, стройбригады, межрайонные перевозки грузов, такси, доставка продуктов и т. п.) русское трудоспособное население было представлено лишь 25 процентами, грузинское – вдвое большей долей

Зато в теневом секторе экономики, дававшем с середины 60-х минимум треть реального ВВП Грузинской ССР, число лиц титульной национальности стабильно превышало 70 процентов. При этом цеховики наладили и поддерживали надежные связи со своими опекунами в местных и общесоюзных структурах. А опасения руководства страны насчет усиления центробежных тенденций в Грузинской ССР надежно страховали теневой сектор от выкорчевывания силами союзных КГБ и МВД.

Малхаз Гаруния, бывший работник КПК грузинского ЦК, пояснил автору: «Если и прижимали цеховиков и их визави во властных структурах, то лишь для большего притока взяток. Теневые дельцы презрительно высказывались о русских, «привыкших к лишениям», но особенно – о партгосчиновниках в центральных структурах, многие из которых предрасположены к взяткам и обману вышестоящего начальства». Схожее мнение у Эрика Смита, эксперта Международного центра Вудро Вильсона: «Грузинская ССР сыграла значительную, если не главную роль в образовании теневой экономики Советского Союза, формируя рынок позднего СССР».

Кстати, именно в Грузии еще в середине 60-х дельцы наладили выпуск высококачественной джинсовой ткани и швейной продукции из нее, а также из нейлона. Через считаные годы эти сегменты были фактически легализованы решениями союзных органов, но прибыль более чем на 70 процентов обходила местный и союзный бюджеты, оседая в карманах производителей, торговцев, местных и союзных чиновников. В тот же период грузинские теневики активно включились в нелегальный экспорт из СССР бриллиантов и ювелирных алмазов, с распределением доходов по отработанной схеме. Об этом сообщалось в прессе КНР, ЮАР, Южной Родезии.

Приходится согласиться с аналитиком Вадимом Андрюхиным: «Советская власть роковым образом пошла по стопам царских предшественников. Вместо того чтобы заставлять местных чиновников напряженно работать, Кремль, особенно с середины 50-х, предпочел подкупать их всевозможными благами. И пользоваться все более крупными взятками». Притом большинство постсоветских грузинских лидеров «были взращены в недрах местной номенклатуры, где места сторонникам России уже не нашлось».

Автор статьи Алексей Балиев