Как оценивались перспективы долгосрочного социально-экономического развития России 16 лет назад? Решение вопроса инвестиций и опережающего развития

РОССИЙСКИЕ РЕФОРМЫ В СОЦИАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ

В результате так называемых рыночных реформ в России образовалась двухслойная экономика. Одна экономика представляет как бы поверхностный слой, другая отражает действительное внутреннее содержание. Они удивительным образом не похожи друг на друга, проецируя на реальную жизнь два столь различных экономических образа России.

Первый образ - это богатая Россия, успешно продвигающаяся по пути выстраивания капиталистического общества благоденствия.

Второй образ - бедная Россия со множеством жгучих социальных и экономических проблем.

По данным Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, на долю первой России приходится примерно 15% ее населения. На долю второй - 85%. Население первой аккумулирует в своих руках 85% всех сбережений, хранящихся в банках, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 96% средств, расходуемых на покупку иностранной валюты. Вторая Россия получает лишь 8% доходов от собственности и располагает 15% сбережений. Столь глубокого и стремительного расслоения населения по уровню доходов не знала еще ни одна из современных стран мира.

Невольно возникает вопрос: как такое могло случиться в столь короткое время? Ответ на него достаточно очевиден.

Известно, что определяющая часть дохода страны формируется за счет нефти, газа, минеральных ресурсов и т. д. На долю сырьевой составляющей приходится не менее 60% всех поступлений в бюджет. Но также известно, что значительная часть дохода от продажи сырья минует казну и является источником сверхдоходов частных лиц, получивших права на эксплуатацию природных месторождений.

Мне могут возразить, что получение сверхдоходов недропользователями оправдано. Ведь освоение и разработка месторождений требуют огромных средств, на это в основном и направляется сверхдоход нефтяных и газовых компаний. Все это так. Но в данном случае речь идет о доходах сверх нормальной учетной ставки на капитал. Именно сверхнормативный доход в своей определяющей части остается сегодня в распоряжении частных компаний и не поступает в казну. Отсюда, собственно, и возникает экономический парадокс: доход от общественной собственности на недра, то есть собственности всех граждан, оказывается в руках частных лиц. Совершенно неважно, о какой доле этого дохода идет речь. Общественное в принципе не может быть источником обогащения избранных.

Вот в чем драма экономических реформ в России. Вот источник столь стремительного социального расслоения, столь быстрого обеднения населения и обогащения небольшой группы финансово-промышленных магнатов. Вот что сдерживает экономический рост страны.

Это имело и куда более серьезные последствия. Возникновение двух России - богатой и бедной - не могло не вызвать глубочайшего социально-психологического стресса у основной массы населения. Не случайно, в общественной жизни столь рельефно стали проступать признаки нарастающего социального надлома: апатия и цинизм, разочарование и неверие народа в любые посулы власти, пассивное отношение к происходящим событиям, к политическим играм наверху.

Мы являемся свидетелями распространения таких уродливых общественных явлений, как пьянство, наркомания, проституция. Пышным цветом расцветают преступность и коррупция. В таких условиях человек уходит в себя, с безразличием наблюдает за происходящим вокруг. Народ отчуждается от власти, даже той, которую еще вчера с энтузиазмом избирал. У него вырабатывается чудовищная приспособительная реакция на то, что, казалось бы, невозможно вынести, - синдром вживания в катастрофу.

Вырвать людей из этого пагубного состояния невероятно трудно. Но оставаться в нем гибельно. Оно разрушает не только социально-психологический климат в обществе, но и здоровье. По-видимому, мы еще не отдаем себе должного отчета в том, что является первопричиной многих тяжелых заболеваний, нередко с летальным исходом. Но теперь все большее число исследователей связывают беспрецедентный рост смертности населения не только с функциональными расстройствами в организме человека, но и с пагубным воздействием на здоровье синдрома вживания в катастрофу.

С начала 90-х годов в России начался, может быть, необратимый процесс депопуляции: смертность стала существенно опережать рождаемость. Обнаруживается весьма существенное обстоятельство, если приоткрыть "лицо" смертности: оно русское. В исконно российских губерниях - Костромской, Ярославской, Смоленской и др. - уровень смертности превышает средние для России показатели. Вторая отличительная черта - это молодое лицо. Вымирает наиболее дееспособная часть населения, люди в возрасте 44-46 лет - цвет нации! Рост смертности коснулся и относительно благополучной коммерческой прослойки нашего общества, так называемых новых русских, не отстает в этом отношении от законопослушных граждан и криминалитет. Поэтому правомерно говорить об эпидемии смертности в стране.

Если проанализировать динамику складывающихся демографических процессов, можно обнаружить, что к середине XXI в. в России будет жить на 40 млн. человек меньше, чем сейчас. К тому времени люди "титульной нации" будут составлять всего 38%. Это имеет особое значение. Ведь наша страна называется Россией именно потому, что в течение многих столетий большинство ее населения составляли русские люди. Чего же стоят наши экономические реформы, если русскому человеку они несут раннюю смерть?

Масштабные проявления эпидемии смертности обусловлены множеством причин. Но, как показывают исследования И.А. Гундарева, среди них на одно из первых мест все решительнее выдвигаются причины, связанные с воздействием на организм человека сильнейших социально-психологических нагрузок, порожденных шоковым характером экономических реформ в России [1]. Возникает стресс, разрушается психика, меняются защитные реакции. Проявляются такие ранее малораспространенные феномены, как социальная агрессия и социальная апатия.

Первый выражается в открытой враждебности по отношению к ближайшему окружению, нередко переходящей в прямое насилие.

Второй проявляется в утрате смысла жизни, уверенности и завтрашнем дне, возможностей нормального существования для себя и своих детей, когда вопрос "Как жить?" трансформируется в "Зачем жить?" Этот феномен оказывается теснейшим образом связанным с ростом самоубийств. А ведь хорошо известно, что убийства и самоубийства во всех официально признанных религиях мира рассматриваются в качестве тягчайшего греха.

Таким образом, увеличение числа убийств и самоубийств становится достаточно четким индикатором социально-психологического нездоровья нации. Первопричину же следует искать прежде всего в пренебрежении внутренним миром человека.

Если с этой точки зрения оценить результаты реформ, то перед нами предстанет страшная картина. По данным уже упоминавшихся исследований И.А. Гундарева, более 80% причин общей смертности населения непосредственно связано с двумя указанными выше феноменами - социальной агрессией и социальной апатией. Можно, конечно, оспорить оценки этого автора, но разве в этом дело? Ему надо поставить в заслугу умение увидеть скрытые процессы в нашем обществе, обобщить увиденное и дать верный диагноз. Происходящее сейчас в экономике и обществе - проявление тяжелейших грехов: материальное и мертвое мы поставили выше духовного и живого.

Все мы виноваты в том, что позволили втянуть себя в то безнравственное болото, которое почему-то называем рынком. Но в первую голову грешна власть. До сих пор остается непонятым исходный пункт реформ: в ходе преобразований надлежит перестраивать не только саму реальность - экономику, но и корректировать субъективное отношение людей к этой реальности, то есть трансформировать образ социального мира, который исторически утвердился в сознании наших граждан.

ДИСПРОПОРЦИИ В ПЕРВИЧНОМ РАСПРЕДЕЛЕНИИ РЕСУРСОВ

В отличие от многих других стран, в России основной вклад в прирост совокупного чистого дохода вносит не труд и даже не капитал, а рента -доход от использования земли, территории страны, ее природных ресурсов, магистральных трубопроводов, средств сообщения (транспорт и современные средства связи), монопольного положения производителей важных видов продукции, имеющей повышенный спрос на рынке. На долю ренты сейчас приходится 75% общего дохода. Вклад труда в 15 раз, а капитала примерно в 4 раза меньше (рис. 1).

 
Рис. 1. Формирование доходов в России на основе первичных факторов производства

Иначе говоря, почти все, чем сегодня располагает Россия, есть рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее земли.

Но поток рентных доходов в своей подавляющей части не попадает в государственную казну, а идет в карман тех, кто оказался во властных или околовластных структурах, в криминальном бизнесе. В определяющей мере это результат действующей у нас налоговой системы. Главной составляющей налоговых доходов, как это ни парадоксально, является труд, а более точно - фонд оплаты труда (рис. 2). Так строится у нас система бухгалтерского учета и калькулирования, исчисления налогооблагаемой базы. Около 70% налоговых доходов прямо или опосредованно связано с фондом оплаты труда. В то же время заработная плата у нас - одна из самых низких в мире. Отсюда непостижимый парадокс: самый угнетенный фактор производства - труд, якобы создает основную часть дохода России.

Рис. 2. Формирование доходов в России на основе действующей налоговой системы

На самом деле это, конечно же, не так. Данный парадокс - следствие искажения пропорций между первичными факторами производства. Как результат - неоправданно высокая нагрузка на доходы бизнеса и населения, что свидетельствует о крайней неэффективности действующей системы налогообложения. Она угнетает бизнес, сдерживает рост заработной платы и конечного спроса, искусственно увеличивает затраты на производство отечественной продукции, снижая ее конкурентоспособность, стимулирует сокращение числа рабочих мест. Мы создали некую виртуальную экономическую систему и существуем в ней. Между тем в реальной жизни значительная часть рентного дохода проходит мимо казны, присваивается нефтяниками, газовщиками, рыбаками, металлистами, лесниками и в огромных объемах вывозится за границу.

Рентный доход России становится источником развития западных экономик и одним из основных факторов криминализации собственной экономики. Наши исследования показывают, что недополученный рентный доход страны достигает 40-45 млрд. долл. Если к этому добавить потери государства от неэффективного использования принадлежащего ему имущества, то общая сумма потерь составит 50-52 млрд. долл. ежегодно (рис. 3). А это, по-существу, второй бюджет России. Однако мы постоянно слышим от правительства, что у нас, дескать, нет дополнительных внутренних резервов экономического роста, повышения заработной платы наемных работников, решения социальных проблем.

Рис. 3. Соотношение легального и теневого дохода России (1999)

Давно пора понять, что главным и пока еще мало задействованным источником нашего развития является рента. Она - стратегическое оружие России. Но для эффективного ее использования необходима другая налоговая политика. Налоговая система, в ее традиционном понимании, должна была бы выполнять у нас лишь роль дополняющей рентные платежи системы [2]. Тогда можно было бы резко снизить обложение труда, отчисления от прибыли, отказаться от НДС, уменьшить отчисления предприятий на социальные нужды, а в последующем вообще от них отказаться. Мы получили бы реальную возможность ввести "налоговые каникулы" в приоритетных отраслях обрабатывающей промышленности, поддержать науку, образование, повысить среднюю и минимальную заработную плату, увеличить пенсии до прожиточного минимума. В этом случае наша продукция оказалась бы намного дешевле, возросла бы ее конкурентоспособность, появились стимулы к созданию новых рабочих мест, наращиванию объемов производства, расширению внутреннего рынка. Налоги не "душили бы" производство, а рента на деле стала бы главным источником реформирования экономики, разрешения фундаментальных проблем социального обустройства России.

Однако переходу к рентной системе мощное сопротивление оказывают все те, кто сегодня присваивает львиную долю рентного дохода. Новый подход ставит под сомнение правомерность огромного богатства, сосредоточенного в руках избранных, олицетворяющих власть. Он резко ограничивает возможности дальнейшего обогащения властной и коммерческой элиты за счет разорения основной массы населения, ставит жесткую преграду для коррупции и криминала. Поэтому на поддержку коррумпированной власти вряд ли можно рассчитывать.

Но положение не безнадежно. Многое в реализации рентного подхода зависит от политической воли высшего руководства страны. Думаю, что понимание стратегической роли рентной системы для будущего России у него есть. Об этом говорят многие из последних высказываний нашего Президента, который в своих посланиях к Федеральному Собранию недвусмысленно подчеркивал необходимость перехода к системе рентных платежей. Да и в администрации Президента и в Правительстве усиливаются позиции "государственников".

Цена вопроса, как у нас любят выражаться либеральные экономисты, слишком высока, чтобы можно было пренебречь доводами сторонников рентного подхода. По-видимому, и некоторые представители крупного бизнеса начинают осознавать гибельность продолжения безнравственной экономической политики, когда социальный взрыв становится неизбежен. От него пострадают все, но в первую очередь те, для кого общественная рента стала источником личного обогащения. Надо понимать, что в итоге будут дискредитированы рыночные реформы, необходимость проведения которых ни у кого не должна вызывать сомнений.

РЕФОРМА ДОХОДОВ

Следует обратить внимание на отрыв России от других развитых стран по такому важнейшему макроэкономическому показателю, как доля заработной платы в ВВП (табл. 1). Что мы видим при сравнении? Прежде всего что эта доля в США, Японии, странах Евросоюза в 2 и более раз выше, чем у нас. Причем если в западных странах она остается стабильно высокой, то в нашей экономике - стабильно снижается.

Столь низкую долю заработной платы в ВВП обычно объясняют нашей более низкой, по отношению к странам Запада, производительностью труда. Действительно, в советские годы мы традиционно отставали от них по этому показателю. Теперь, после десяти лет экономических реформ, наше отставание не только не сократилось, но увеличилось. Значит, вроде бы появились дополнительные основания для оправдания еще более низкого уровня заработной платы. В действительности это не так.

Дело в том, что если по производительности труда мы отстаем от тех же США в 5-6 раз, то по уровню заработной платы в 10 и более раз. Суть проблемы как раз в том и состоит, что доля заработной платы в приросте производительности труда в России не идет ни в какое сравнение с аналогичной долей в приросте производительности западных стран.

Наша заработная плата является низкой не вообще, а недопустимо низкой по отношению к нашей низкой производительности труда. Поэтому постоянными ссылками на низкую производительность никак нельзя оправдать столь низкий уровень оплаты труда. За этим просматривается сугубо "совковое" мышление. Еще в советское время был выдвинут тезис о том, что мы, дескать, плохо живем, потому что плохо работаем. На самом деле, мы плохо работаем, потому что плохо живем. Об этом красноречиво свидетельствуют следующие сравнения.

На один доллар часовой заработной платы среднестатистический российский работник производит примерно в 3 раза больший ВВП, чем аналогичный американский (табл. 2). Такой высокой эксплуатации наемного труда не знает ни одна развитая экономика мира. В процессе реформ мы осуществили либерализацию всех факторов производства, за исключением одного определяющего - труда, а более точно, заработной платы. В результате наш наемный работник теперь вынужден обменивать свою нищенскую заработную плату, которая в реальном исчислении оказалась намного ниже советской, на продукцию и услуги, цены на которые вплотную приблизились к так называемым мировым, а во многих случаях их уже перешагнули. За годы реформ реальная заработная плата снизилась почти в 2.5 раза, а среднедушевой доход - в 2 раза.

Исследования Института социально-экономических проблем народонаселения РАН показывают, что темпы снижения подушевого дохода были далеко не одинаковыми для разных социальных групп (табл. 3). Наибольшее снижение имело место в первой 20%-ной группе, включающей беднейшую часть населения: с 12% в 1991 г. до 6.1%в 2000 г., то есть в 2 раза. Снижались подушевые доходы и во второй, третьей, четвертой группах, но уже в существенно меньшей степени: в 1.5 раза, в 1.3 раза и на 10% соответственно. И только доходы пятой 20%-ной группы, представляющей наиболее состоятельную часть населения России, не снижались, а росли. Если доля пятой группы в доходах в 1991 г. составляла 31%, то в 2000 г. она выросла до 47% - в 1.5 раза [3].

Как видим, в выигрыше от так называемых рыночных реформ оказалась лишь небольшая наиболее состоятельная часть населения. Вся остальная Россия проиграла. Образно говоря, богатые стали еще богаче, а бедные - еще беднее. Это означает, что провалы в проведении экономических реформ мы, как и в советское время, продолжаем покрывать не только за счет нефти и газа, но в определенной мере и за счет снижения жизненного уровня основной массы российских граждан.

Дальше так продолжаться не может. Сегодня у нас нет более важной задачи, чем повышение доли оплаты труда до уровня, аналогичного хотя бы странам Восточной Европы. При этом соответственно будет повышаться и доля заработной платы в ВВП. Уже сейчас необходимо примерно удвоить среднюю заработную плату. Причем ее рост должен обеспечиваться в первую очередь за счет бедных слоев населения (первые три группы по доходам, табл. 3), одновременно нужно добиться того, чтобы минимальная заработная плата сравнялась с прожиточным минимумом.

Внушает оптимизм тот факт, что правительство в последнее время делает шаги именно в этом направлении: повышается заработная плата учителям, врачам, научным работникам, военнослужащим и другим категориям работников бюджетной сферы, индексируются пенсии и пособия. Но скорость решения главной социальной проблемы недопустимо низка. Это объясняется рядом причин.

Во-первых, не преодолен стереотип мышления, в соответствии с которым государство считает оправданным значительную часть индивидуальных доходов населения аккумулировать в бюджете.

Во-вторых, правительство не связывает реформу оплаты труда с налоговой реформой. Здесь оно действует в прямо противоположном направлении. Введение так называемой плоской шкалы налогообложения на уровне единой нормы подоходного налога в 13% - наглядное тому подтверждение. Это решение, если его немедленно не отменить, лишь усугубит уже достигшую опасного уровня социальную дифференциацию населения. Реальный источник быстрой мобилизации ресурсов для радикального пресечения поляризации населения по уровню дохода - перераспределение совокупного личного дохода (СЛД) за счет прогрессивного обложения высокодоходных групп и трансфертов малоимущим - оказался заблокированным. Между тем, как показывают расчеты Ю.В. Сухотина, перераспределение только 13% "видимой" величины СЛД позволило бы в 1.5 раза поднять благосостояние 60% населения. Для этого следовало бы удерживать 24% доходов наиболее обеспеченных граждан. Только за счет этой акции можно было бы ликвидировать нынешнюю границу бедности, за которой находятся сегодня до 40% россиян.

В-третьих, правительство как бы не замечает тех огромных резервов, которыми реально располагает экономика в виде рентного дохода России, значительная часть которого необоснованно присваивается узкой группой привилегированных олигархов. Правительству, на мой взгляд, давно нужно перевести эту определяющую по своим масштабам часть невидимого дохода в разряд видимого.

В-четвертых, правительство никак не хочет понимать, что реформу доходов, прежде всего заработной платы, надо поставить выше всех других реформ: жилищно-коммунальной, железнодорожного транспорта, реструктуризации РАО "ЕЭС России". Нельзя отвлекать ресурсы на их проведение, до того как мы решим проблему оплаты труда. Другого пути нет. Да, системные реформы естественных монополий важны и необходимы, но только после реформы доходов населения. Последняя должна рассматриваться не как отдаленное следствие, а как исходное условие эффективного проведения в жизнь всех других реформ.

Поднять оплату труда, поддержав ее подъем крупномасштабным структурным маневром по переориентации экономики на потребительский сектор и институциональными преобразованиями, - в этом и должен был бы состоять главный замысел реформы. Ликвидация диспропорции в оплате труда развязала бы многие узлы в экономике, в частности, повысила бы восприимчивость к научно-техническому прогрессу. Только на этой базе сыграли бы позитивную роль меры по либерализации экономики и преобразованию отношений собственности.

СИСТЕМА НАЦИОНАЛЬНОГО ИМУЩЕСТВА

Стержневая идея доклада заключается в том, что единственно возможный путь выведения государственного корабля из предаварийного состояния - выправить нетерпимое положение с человеческим капиталом страны. Для решения данной задачи следовало бы использовать наш огромный природно-ресурсный потенциал и оставшуюся пока в руках государства часть производственного капитала.

Надо сделать так, чтобы этот стратегический фактор оказался в плотной "сцепке" с главными функциями государства, в первую очередь с его безопасностью, которая напрямую зависит от системы жизнеобеспечения граждан. Для этого необходимо, чтобы эффективность работы сырьевого и промышленного секторов экономики, а также правительственных акций по их реформированию определялась главным образом по вкладу этих секторов в здоровье и образование нации, в активную демографическую политику, во всестороннюю поддержку подрастающего поколения, в развитие народного предпринимательства, сохранность потенциала природной среды. Именно в эти сферы должна быть направлена львиная доля рентного дохода и дохода от хозяйственной эксплуатации государственного имущества.

Крупномасштабную институциональную программу, нацеленную на реализацию этой задачи, мы называем концепцией управления национальным имуществом [4].

Основными слагаемыми данной концепции являются: закрепление за обществом прав титульного или верховного собственника национального имущества; система социального дивиденда; механизмы публичного управления общественными доходами; налогозамещающий механизм рентных платежей.

Конституционное закрепление за обществом как своего рода юридическим лицом высшего ранга прав верховного владельца территориальных и других природных ресурсов страны - земельных угодий, пресной воды, воздушного пространства, лесов, полезных ископаемых, дикой фауны и флоры, включая ресурсы континентального шельфа, - создало бы операциональную основу для предоставления всем членам общества равных прав на получение определенной части доходов от используемых природных ресурсов. Это явилось бы содержательным наполнением принципа равенства стартовых возможностей для всех. Материальной реализацией верховных владельческих прав общества на то, что в России от Бога, могло бы стать обращение ренты от использования природных ресурсов в общественные доходы, аккумулируемые в системе общественных финансов. Сумма рентных доходов, образующаяся после оплаты услуг всех остальных факторов производства, составляла бы чистый доход общества, в котором все его члены имели бы равную долю. Она может стать материальной основой их гражданского статуса и получила название социального дивиденда.

Итак, проблема присвоения рентного дохода обществом, а через него и всеми его членами, из чисто экономической трансформируется в проблему конституционного развития государства, превращения его, по существу, в гражданское общество. Решение этой проблемы могло бы послужить той объединяющей силой, которая способна сплотить все социальные слои, дать каждому почувствовать сопричастность общему делу - развитию России.

Основными правовыми основаниями коммерческого использования той части национального имущества, которая связана с природно-ресурсной компонентой, должны стать аренда (передача имущества во временное владение и пользование) и концессия (предоставление права использования исключительных прав). Преобладающий способ определения пользователя (арендатора или концессионера) - открытые конкурсы, а главные критерии выбора победителя - соблюдение определенных условий эксплуатации (поддержание рыночной стоимости имущества), размер арендной платы (концессионных платежей) и страхование ответственности пользователя.

Важнейшей составной частью системы управления национальным имуществом является концепция социального дивиденда. Суть ее в том, чтобы механизм общественного расходования природной ренты был ориентирован на институты, обеспечивающие социальную гарантию минимально допустимого уровня жизни и определенного объективными возможностями качества жизни, посредством которых осуществляется мобилизация соответствующих средств для решения ключевых социальных задач с учетом долгосрочной перспективы.

Социальный дивиденд мыслится нами не как дополнительный доход, получаемый всеми и каждым в качестве индивидуальных собственников природных ресурсов и расходуемый по личному усмотрению в частном порядке (как, например, это устроено в американском штате Аляска). Социальный дивиденд мы рассматриваем как главный источник социально-стратегической компоненты общественных расходов, то есть расходов, не только направленных на развитие человеческого потенциала, но и осуществляемых общественно-организованным способом. Это прежде всего бесплатное здравоохранение и образование. Иначе говоря, действует принцип: стратегическая компонента расходов на общественное благосостояние - за счет природной ренты; текущая их компонента - за счет личных доходов от наемного труда и предпринимательской деятельности.

МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕВОДА ЭКОНОМИКИ В РЕЖИМ УСТОЙЧИВОГО РОСТА

Идеологи либеральных реформ в России традиционно связывают экономический рост исключительно с инвестициями. Они исходят из того, что внутренних сбережений, даже если трансформировать их в инвестиции для перехода экономики в режим роста, абсолютно недостаточно. Поэтому главная ставка делается на масштабное привлечение иностранного капитала, при соблюдении принципиального условия - открытости российских финансовых рынков. Позиция, в общем-то, понятная, но нереалистичная. Западные инвесторы вряд ли будут вкладывать сотни миллиардов долларов в разрушенную и коррумпированную российскую экономику. Опыт последних лет - наглядное тому доказательство: весьма скромный по масштабам объем прямых иностранных инвестиций заметно сокращается.

Но дело не только в ограниченности возможностей внешних заимствований. Сама постановка проблемы с акцентом на определяющую роль инвестиционной составляющей экономического роста как с теоретической, так и тем более с практической точки зрения является весьма сомнительной.

Наша позиция на этот счет принципиально иная. Она базируется на другом алгоритме перехода к экономическому росту. Суть ее в том, что инициация роста возможна благодаря расширению использования простаивающих производственных мощностей, недоиспользуемой рабочей силы и других нереализованных ресурсов, образовавшихся в период спада экономики. Для этого необходимо стимулировать увеличение текущих расходов. Такой подход - не наше изобретение. Тем более было бы ошибкой рассматривать его как нацеленный против инвестиций, в том числе иностранных. Речь идет о спусковом механизме перехода от экономики спада к экономике роста, когда в реальном секторе образовались огромные резервные, неинвестиционные возможности для наращивания объемов выпуска продукции, пользующейся спросом на внутреннем рынке.

По этому поводу в макроэкономической теории давно сформулирован так называемый парадокс бережливости. Его суть заключается в том, что при наличии свободных мощностей и рабочей силы стимулировать нужно не сбережения и инвестиции, а текущие потребительские расходы (разумеется, на отечественную продукцию). Хотя в этом случае норма сбережений падает, общий объем сбережений и инвестиций не уменьшается (поэтому и парадокс), так как возрастает (за счет дозагрузки простаивающих мощностей) общий объем выпуска. И это отнюдь не абстрактная теория. Сегодня уже эксперты Всемирного банка признают, что в тех постсоциалистических странах, где имел место экономический подъем, он, как правило, начинался раньше роста капитальных вложений.

На эту сторону дела мы неоднократно обращали внимание правительства. Но мы также указывали на то, что неинвестиционный рост экономики может быстро сойти на нет, если за ним своевременно не последуют вливания инвестиционных ресурсов. К сожалению, так и произошло, когда после трех успешных лет посткризисного периода (1999-2001) темпы роста экономики стали быстро падать. Основной причиной этого явилась догматическая приверженность правительства монетаристскому курсу Вашингтонского консенсуса.

Между тем проблему совокупного спроса можно успешно решать на основе кейнсианского подхода. Согласно Кейнсу, рост целесообразно стимулировать через расширение совокупного спроса, за счет сокращения дефицита денег у основной массы населения и государства. Он отмечал, что сами по себе инвестиции не могут изменить положение дел. Следует заметить, что кейн-сианский подход использовался большинством стран мира именно в период их прорыва от разрухи к устойчивому росту. Так поступили США в период Великой депрессии в 30-е годы прошлого столетия. Так выходила из послевоенного кризиса Германия. Так поднималась из руин послевоенная Япония. Так развивалась Южная Корея и другие азиатские тигры.

И сегодня финансовые власти США, Японии и других развитых стран, контролируя формирование денежной базы экономики, опираются на внутренние эмиссионно-бюджетные рычаги. Это позволяет им проводить автономную экономическую политику в соответствии с их национальными интересами. Целевые установки в реализации бюджетной политики служат исходной базой формирования первичной структуры финансовых потоков, о чем свидетельствуют балансы центральных банков США и Японии. Как показывают исследования М.В. Ершова, денежная база этих стран на 80% формируется под бюджетные приоритеты, а не под золотовалютные резервы, как это делается у нас [5].

Однако использование кейнсианского подхода в наших условиях может дать позитивные результаты только при дополнительном учете особенностей нынешней переходной экономики, прежде всего высокого уровня монополизма и технологической отсталости производства. Монополисты и вступившие с ними в сговор структуры имеют возможность претендовать на очень высокую норму прибыли, не отвечающую реалиям воспроизводственного процесса. Это ведет к увеличению материальных затрат на предприятиях - потребителях их продукции или услуг, а через возрастающую стоимость жизни - к увеличению трудовой составляющей в совокупных издержках производства. В результате возникает быстро раскручивающаяся инфляционная спираль.

Поэтому кейнсианский подход должен сопровождаться у нас применением соответствующих антиинфляционных механизмов. Причем контроль за уровнем цен необходимо осуществлять не путем ограничения денежной массы, а какими-то другими методами. Иначе нельзя будет использовать эмиссию в качестве источника средств для увеличения государственных расходов.

Ограничить аппетиты монополизированных структур может только конкуренция. Поскольку внутренняя конкуренция у нас относительно слаба, ее должна дополнить конкуренция внешняя  - со стороны импортных товаров. Чем больше их доля на нашем внутреннем рынке, тем меньше влияние монопольного фактора и ниже инфляция.

На зависимость российской инфляции от доли конкурирующего импорта до сих пор не обращалось должного внимания, так как роль внешней конкуренции трудно выявить на основе статистических данных. Это удалось сделать только с помощью современного модельного инструментария, разработанного В.Ф. Пугачевым [3, 6]. Проведенные в ЦЭМИ РАН экспериментальные исследования показали, что конкурирующий импорт может использоваться в качестве регулятора инфляции. В свою очередь, доля импорта на внутреннем рынке является функцией соотношения уровней цен на отечественные и зарубежные товары, то есть, в конечном счете, - функцией курсов валют. Меняя их, можно влиять на долю импорта и тем самым на темп инфляции. Получается внешне простая, но достаточно содержательная схема управления инфляцией, создающая предпосылки для экономического роста.

Чтобы экономический рост стал реальностью, необходимо соблюдение трех условий.

Во-первых, нужно добиться непрерывного возрастания объема валюты, используемой для конкурирующего импорта. Прирост ее годовых объемов должен носить не временный, а долгосрочный характер - на многие годы вперед.

Во-вторых, следует обеспечить рост внутреннего производства в темпе возрастания импорта. Пока есть незагруженные и легко восстанавливаемые производственные мощности, природные ресурсы и рабочая сила, для этого достаточно лишь систематически увеличивать государственные расходы (в их реальном исчислении) и регулировать курсы валют в соответствии с заранее установленным приемлемым для развития экономики уровнем инфляции.

В дальнейшем, естественно, потребуется значительный прирост производственных мощностей, а следовательно, уже в ближайшее время -соответствующие инвестиции. Они должны быть такими, чтобы и в будущем поддерживать пропорциональность между импортом и отечественными товарами на внутреннем рынке.

Это третье необходимое условие эффективного экономического роста.

НОВАЯ РОЛЬ ГОСУДАРСТВА

В решении стратегических проблем развития российского наукоемкого сектора большую, если не определяющую роль призвано сыграть государство. При этом мы должны критически подойти к анализу нынешней идеологии о роли государства в рыночной экономике, проповедуемой нашими либералами. Один из их исходных тезисов состоит в том, чтобы как можно меньше бюджетных средств выделять на науку и социальную сферу и осуществлять больший контроль за их расходованием. В теоретическом и прикладном плане этот тезис не выдерживает элементарной критики.

С теоретической точки зрения, давно установлено, что существует достаточно широкая сфера общественно-полезной деятельности, которая выпадает из круга обычных рыночных отношений. Иначе говоря, в этой сфере не действуют рыночные законы спроса и предложения. Здесь издержки растут быстрее цен, что неизбежно делает ее с экономической точки зрения заведомо убыточной. Если в этой важной с общественной точки зрения сфере будут использоваться чисто рыночные механизмы, то она просто прекратит свое существование. Иначе говоря, общество вынуждено будет отказаться, например, от классической музыки, фундаментальной науки, многих других областей, где рождается новое знание, произведения искусства и т.п.

Тезис о специфической болезни цен применительно к сфере исполнительского искусства был впервые сформулирован В. Баумолем и В. Боуэном в ныне широко известной книге "Исполнительское искусство - экономическая дилемма" еще в 1966 г. Болезнью цен "страдает" и сфера научно-исследовательской и проектно-конструкторской деятельности, в особенности на первых этапах появления нового знания, когда еще не представляется возможным оценить его общественную полезность, и издержки, связанные с получением знания, существенно опережают цену на потенциальный продукт. Снижение цен на знание в таком случае невозможно без сокращения объемов распространения знаний. Значит, уменьшение бюджетных ассигнований на фундаментальную науку заведомо приведет к деградации науки. Рассматриваемый феномен, как отмечает в одной из своих новаторских работ А.Я. Рубинштейн, определяет границы той части рыночного пространства, внутри которой требование повышения эффективности рыночной деятельности научной сферы оборачивается угрозой катастрофического свертывания производства знаний в стране [7].

Отсюда очевидна определяющая роль государства в проведении протекционистской политики по отношению к фундаментальной науке и сфере НИОКР. Такая политика должна быть не благотворительной деятельностью, а обязанностью государства, которое в состоянии задействовать механизмы, стимулирующие распространение знаний. К ним в первую очередь относятся налоговые льготы, прямые целевые дотации, законодательные акты по охране авторских прав и обеспечению авторских вознаграждений. Принципиально важным инструментом стимулирования производства знаний должны стать законодательные акты по расширению прав авторов открытий и изобретений на интеллектуальную собственность. Должны быть задействованы и механизмы льготного, в том числе целевого эмиссионного, кредитования приоритетных исследований и разработок. Немалую роль могут сыграть методы программно-целевого планирования создания высококонкурентных наукоемких продуктов.

Действуя принципиально, следовало бы всю сферу фундаментальной науки и приоритетные направления создания новой техники вообще освободить от большей части налогов. Прежде всего речь идет о подоходном налоге, социальном налоге, НДС, экспортно-импортных пошлинах. В более широких масштабах следует реализовать механизм целевого дотирования освоения новых поколений техники.

Важную стимулирующую роль в развитии наукоемкого сектора призвана сыграть рассмотренная выше реформа оплаты труда. Повышение средней заработной платы должно осуществляться здесь с заметным опережением по отношению к другим секторам экономики.