Спиться в Финляндии (глазами иностранца)

Порекомендовал мне товарищ, ознакомиться с весьма забавной статейкой из Рижского журнала "Ригас лайкс", где автор пытается описать как боролись с пьянством в Финляндии и о алкогольных привычках её современных жителей, правда, почему то на примере каких то студентов-киноведов. (как я понимаю, публика весьма самобытная и неординарная). Предлагаю ознакомиться и читателям АШ. Может кому интересно будет. Борьба с пьянством в Финляндии, и на самом деле была весьма и весьма неординарной. . . 

итак:

 

Майра Добеле

 

Спиться в Финляндии

 

Я не считаю себя пьяницей, но в Финляндии меня еще никто не перепил. Надо пояснить, что субъективнейшие выводы моего рассказа основаны на не слишком долгом личном опыте потребления спиртного в Финляндии. Я даже затрудняюсь оценить, сколько составляет мой питейный стаж из шести с половиной прожитых здесь лет. Во время беременности и кормления – ни капли (стало быть, два года долой), во время работы и учебы – тоже нет. Может быть, стоит сосчитать финнов, с которыми судьба сводила меня за бокалом? Если вычесть иммигрантов с курсов финского языка, с которыми несколько лет приходилось регулярно выпивать по средам, собственно финнов получается около тридцати, не больше. Половина из них – студенты-киноведы (несомненная группа риска), вторая половина – родственники и друзья семьи. Только один из них употребляет крепкие напитки регулярно (он думает, что незаметно – часто отлучается в конюшню приглядеть за лошадью), а еще один способен пить несколько дней кряду. Никто не признавался, что болеет циррозом печени или во хмелю гоняет домочадцев. Мне неизвестны случаи, чтобы финн из-за похмелья не вышел на работу – будь то уборка гостиницы, сбор ягод или таскание тяжеленных юпитеров на съемочной площадке у холодного моря в полшестого утра. Никто из моих знакомых, в отличие от меня, не начинает и не заканчивает вечер водкой. Само это слово неизменно вызывает у моих собутыльников улыбку, удивление и подозрение. Почему? Разве финны не нация пьяниц?!

 

Совершим небольшой экскурс в историю. Может быть, от этого нам станет понятнее и готовность финнов при любой возможности сорваться с поводка трезвости, и их неиссякаемая энергия в перевозке спиртного из пункта А в пункт Б, причем в максимально дозволенных количествах (читай: паром Таллин–Хельсинки, наши дни), и причины исконной связи крепких напитков с оружием. Перед тем как писать далее, хотелось бы без малейшей иронии провозгласить тост за их старание. Редкая нация в борьбе с зеленым змием может сравниться с финнами, так что – мое почтение!

 

Возможно, они перестарались.

 

Упсальский архиепископ и историк Олав Магнус (1494–1562) в XVI веке писал, что финны умеют варить самое крепкое во всей Скандинавии пиво, которое «делает людей твердыми и помогает выдерживать тяжелейшую работу». В книге «История северных народов», изданноЙ в 1555 году, Магнус возвращается к финскому пиву неоднократно: «Оно делает финских жен настолько плодовитыми, что у них рождаются близнецы! Благодаря доброму финскому пиву народ растет, платит больше податей, укрепляя тем самым государственную мощь».

«Калевала» тоже славит пиво:

«Хорошо прозванье пива,

Что оно возникло дивно,

Что мужам оно приятно,

Что на смех наводит женщин,

А мужам дает веселье,

Храбрым радость доставляет,

А глупцов на драку гонит»

 

(пер. Л.П. Бельского)

 

Но нет никаких оснований считать неутолимую жажду исключительно угро-финским свойством. В немецком и французском искусстве XVI века блюющий пьяница был обычным персонажем, а если перенестись на пару столетий вперед, то в XVIII веке шведы за год выпивали втрое больше финнов – от 40 до 50 литров на душу. В начале ХХ века с полутора литрами в год финны были самыми трезвыми в Европе.

 

Золотой эпохой пива в Финляндии считаются средние века, когда пивом платили жалованье солдатам и матросам. Торговцы вином и пивом добавляли к грузу несколько лишних бочек, чтобы в случае утечки в пути основная масса все же дошла до адресата. На кораблях пиво было вместо питьевой воды – лучше хранилось. Отказываться от алкоголя было не принято, как не принято было пить воду. В зачумленной Европе не хватало чистой воды, алкоголь был безопаснее. Жбан пива с вечера ставился на ночной столик, чтобы утром было чем промочить горло.

 

Недостойно повела себя высокородная шведская королева Кристина (та самая, что позднее пригласила в Швецию и успешно застудила Декарта). В бытность молоденькой девушкой Кристина, на дух не переносившая ни пива, ни вина, утолила жажду из бадьи с дождевой водой. Когда мать узнала, что дочь пьет жидкость для мойки лица, последовала порка. Стоит ли удивляться, что утонченного европейца эпохи барокко в завшивленном парике можно было испугать стаканом воды, когда, например, в больнице Стокгольма минимальная норма пива составляла восемь литров в день. Почему от пива не вымерла Дания, где здоровой дневной дозой считалось от десяти до пятнадцати литров пенного напитка?

 

Сама я не пробовала, но от одного медицинского работника слышала, что человек не может выпить много воды – организм ее просто отторгнет. Алкоголь же способен притуплять защитные реакции и просачиваться внутрь в куда больших количествах, чем хотелось бы на следующее утро.

 

Алкогольный магазин в Финляндии начала ХХ века.

Фото — Архив Хельсинкского музея гостиниц и ресторанов

Сметливые финны очень скоро обнаружили стимулирующие свойства дистиллированных жидкостей из аптечных шкафчиков. Приятное воздействие перегнанных настоек на здоровых людей способствовало появлению все новых рецептов. Финны любят утверждать, что крепкие напитки стремительно распространились вместе с порохом, в изготовлении которого применялся особый алкоголь. Это вполне вероятно: из надежных источников известно, что умение гнать водку финны привезли с войны против России, начав использовать (и в этом они не одиноки) в качестве исходного продукта зерно. Нехитрое искусство быстро освоил и богач, и бедняк, люди верили докторам, а доктора – в магическую силу алкоголя: «Если выпивать немного алкоголя каждое утро, умрут все черви. Безразлично, обитают ли они в твоем сердце, легких или печени. Он устраняет дурное дыхание и придает приятный запах. Это чудесное средство – aqua vitae, вода жизни, мастера еще называют его матерью врачевания», – повествует изданная в 1625 году шведская книга по медицине.

 

Знакомству с чудесным средством, исцеляющим боль, падучую, педикулез, уродство, провалы в памяти, старение и все прочие напасти, немало способствовало духовенство. Пастыри в XV веке сами активно гнали сивуху, и за ними радостно следовала паства. В конце концов, шведско-финский король Густав Васа из-за шума и драк запретил пьянство на церковном холме, положив тем самым начало борьбе за трезвость.

 

Когда эпидемия самогоноварения в Финляндии и Швеции достигла масштабов массовой истерии, Густав III объявил дистилляцию правом короны, запретив гнать крепкие напитки в домашних условиях. Объяснялось это желанием монарха успокоить мятежные земли и взять под контроль расход выращенного в суровых условиях зерна. Хотя, скорее всего, после проигранных войн шведской казне просто понадобились деньги. 

 

То,что делать это в домашних условиях запрещалось, еще не значило, что этим не занимались (уж кому этого не знать, как не нам). Королевский двор настроил против себя народы, повелев спиртовой полиции уничтожить все изъятые самогонные аппараты – общим числом около полумиллиона. Вместо уничтоженных появлялись новые. После двух десятилетий запрета в 1788 году перегонный куб вновь официально вернулся к домашнему очагу.

 

В начале XIX столетия финны запили вновь: на одного финна в год приходилось от пяти до десяти литров крепкого алкоголя и настоек. По питейным привычкам Северные страны отличались от остальной Европы, где, скажем, на женский алкоголизм смотрели косо. Здесь же царило полное равноправие полов.

 

По пятам за пьяницами следовали движения трезвенников и, как пишет Ари Турунен в своей книге «Дух пьянства, книга о прекрасной стороне пития», именно благодаря антиалкогольным движениям и обществам Финляндию того времени можно назвать землей обетованной для исследователей клинического алкоголизма. Трезвенники собрали тонны материалов на тему, в лабораториях препарировались и изучались под микроскопом бесчисленные жертвы зеленого змия, и все этот тщательно протоколировалось, черным по белому! Очень немногие источники рассматривают питие по-фински как чисто культурное явление, не клеймя с первых же страниц пьянство как порок. Антрополог Йозеф Густфилд отмечает, что только в Америке, Норвегии, Финляндии и Швеции существовали настолько мощные политические антиалкогольные движения.

 

Так что, обнаружив в архивах своей финской родни фотографии трезвенников, я особого удивления не испытала. Снимки 30-х годов прошлого столетия запечатлели наших бабушек и дедушек под флагом движения трезвости (этот флаг действительно попал в кадр, иначе я сочла бы, что там отмечают крестины или что-то в этом роде). Люди стреляют, катаются на велосипедах и лыжах, играют в снежки, валяются в сугробах – все это сильно напоминает популярные в те годы скаутские забавы. Так или иначе, с изображенным на снимке трезвенником Хейки я еще успела выпить до его ухода в мир иной. Его кончина не имела никакой связи со спиртным, но финская статистика смертности наталкивает на раздумья – уже пару лет первое место в графе причин смерти стабильно занимает слово «алкоголь».

 

Это безрадостное обстоятельство вновь поставило финнов в центр международного внимания, как в 1936-м году, когда было обнародовано исследование о потреблении героина в странах Запада. Это другая история, долгая, о ней сегодня не будем. Упомяну лишь, что героин в 1940-е годы ХХ столетия еще оставался рядовым рецептурным медикаментом из домашней аптечки, но всемирное изумление вызвал факт, что четырехмиллионная Финляндия за год потребляла его столько же, сколько другие, более крупные страны – за 25 лет. Что-то с финнами все-таки было не так.

 

Вернемся в XIX век. В моду вошло просвещать народ насчет разрушительного влияния алкоголя, и была придумана болезнь «алкоголизм». Отношение к алкоголю менялось, и оно исходило сверху. В Англии, Франции и Голландии дворянство перешло на кофе и чай – эти дорогие экзотические напитки позволяли хоть как-то отличаться от челяди и трудового люда.

 

В Финляндии к движению трезвенников подключились писатели Йохан Людвиг Рунеберг, Йохан Вильгельм Снеллман и Элиас Леннрот. Основанному последним обществу трезвости не хватало только членов, и он жаловался своему другу Скогману, что знакомые охотно вступили бы в его ряды, но при одном условии: пить крепкое в рамках приличий можно – утренняя доза и по стаканчику за едой, не больше. Борьба Леннрота и Рунеберга с алкоголизмом больше напоминала хобби скучающих джентльменов. Леннроту нравилась роль народного просветителя, как нравились вино и пунш. Вино и пунш, предпочтительно импортные, попивал и Рунеберг, что не мешало ему на пару с Леннротом с жаром настаивать на запрете самогона в домах бедноты. По их мнению, простые люди не умели потреблять алкоголь: самогоноварение угрожало семейной жизни, супружескому счастью и воспитанию детей. Леннрот регулярно получал заказы от писательского комитета трезвости. Комитет издал в Финляндии 19 брошюрок и книжек с картинками на финском языке, шесть на шведском и пару на лапландском. Не были забыты и эстонцы.

 

Трезвость стремительно охватывала Лапландию, где знамя борьбы с зеленым змием нес пламенный оратор Ларс Леви Лестадиус (1800–1861). После его проповедей люди массово приносили присягу трезвости. Лестадиус называл алкоголь жидким калом нечистого, которым сильные мира сего смазывают себе горло, а слуги лишь следуют их примеру: «Когда кто-то рождается, они служат тому божеству, что обитает в прямой кишке, если человек умирает, они вновь служат божеству прямой кишки, в именины и дни рождения славя божество прямой кишки. Святые дни превращаются в дни обжорства, испражнения, пьянства, ругани и драки, и то же божество прямой кишки от рабов мира получает высшую славу и служение». Трудами проповедника и его последователей в Лапландии алкоголь был запрещен уже в 1842 году. Остальная Финляндия продолжала пить.

 

Сама я не видела, но слышала от финнов, что в Лапландии по-прежнему существуют села лестадийцев, где по решению жителей запрещено торговать спиртным. От лестадийского движения за трезвость отпочковалось множество антиалкогольных обществ чисто религиозного толка, многие действуют по сей день. Одним из источников дохода для них служит сдача в аренду банкетных залов для служения столь порицаемому отцом-основателем божеству.

 

Разнообразию ассортимента и появлению все более вкусных напитков наряду с индустриализацией способствовал очередной запрет гнать самогон в домашних условиях, вступивший в силу в 1866 году. В 70-е годы XIX века в Финляндии открылось уже 60 промышленных винокурен. Алкоголем торговали обычные магазины, но с 1873 года под спиртное в них отводились отдельные, четко обозначенные помещения. На бутылке указывалось содержимое. Позже спиртное разрешалось продавать в особых магазинах пунша, вина и пива. Его не отпускали в долг, пьяным или слишком молодым (моложе пятнадцати) покупателям. Напитки продавались не только в бутылках, но и на разлив – это время считается началом вторичного использования стеклотары. На рубеже веков в Финляндии было 1066 так называемых ликерных магазинов (вдвое больше, чем в наши дни). На торговлю спиртным требовалось особое разрешение от городского консилиума или административного суда. Ограничение алкоголя было главной картой в играх политических партий.

 

Финские власти, надо отдать им должное, толково распоряжались «пьяными» деньгами. В 1898 году, например, 17% собранного с торговцев спиртным и кабатчиков налога пошло на образование, 10% – на благотворительность и борьбу с бедностью (содержание сиротских домов и рабочих мест для пожилых женщин), 8,2% – на здравоохранение и спорт, 9,1% – на искусство. Кое-что было выделено пожарным, на освещение улиц, содержание дорог и общественного транспорта. На те же средства были основаны несколько природных парков, включая хельсинкский зоопарк. И, конечно же, деньги выделялись неутомимым борцам с пьянством.

 

Общества трезвенников, вкупе с ранними социалистическими движениями, указывали на ужасающие условия жизни бедного люда, в первую очередь обвиняя в этом алкоголизм. Первый однопалатный парламент автономной Финляндии в 1907 году разработал закон о запрете алкоголя, но Николай II отказался его подписать. Гражданская война сильно ухудшила условия жизни в Финляндии, и был принят ряд законов в защиту слабейших слоев народа. Один из важнейших законов позволил задешево приобретать земельные наделы, второй – запретил алкоголь.

 

Запрет на алкоголь («сухой закон») вступил в силу в 1919 году, через два года после обретения Финляндией независимости, и объявил вне закона производство, транспортировку, продажу алкоголя и хранение спиртосодержащих товаров. Финская история не знает другого закона, столь непосредственно затронувшего всех без исключения граждан. Каждый финн – от столичного магната до старушки с богом забытого хутора – имел свое мнение о сухом законе. Запрет был делом либо хорошим, либо плохим. Ясно было одно: закон не мог просто так взять и начать действовать. То, что только что разрешалось всей нации, вдруг стало наказуемо.

 

Финская полиция выловила «торпеду» со спиртом из Эстонии. Такая «торпеда» называлась щукой и вмещала до 1000 литров спирта.

Фото — Национальное музейное управление Финляндии

Только одному предприятию, государственному Alkoholiliike, разрешалось производить и поставлять алкоголь для медицинских, технических и научных нужд.

 

Во время большого запрета финские врачи часто выписывали шампанское и коньяк. Так часто, что в 1928 году пришлось ограничить их в этом праве.

 

Власти оказались в трудном положении – люди любили контрабандистов, считали их героями. Среди бутлегеров были и гораздые на выдумку профессионалы, и неопытные ловцы удачи. Контрабандист мог за ночь сколотить состояние, а в следующую ночь потерять все. Одни успешно действовали все годы запрета, другие попадались при первой же попытке.

 

Война полиции с контрабандой хорошо задокументирована, но официальная статистика учитывает лишь пойманных неудачников. В 1920 году было конфисковано 110 тысяч литров, в 1923 году – около 500 тысяч, в 1928 году – близко к миллиону, а в 1930 году – свыше миллиона литров. Расчеты потока нелегального алкоголя только через Киль и Данциг показывают, что перехватывалась примерно седьмая часть ввезенного. И это без учета того, что было выгнано в местных лесах, и гуманитарной помощи из Эстонии и России.

 

Правоохранительным структурам приходилось тяжко, труд был сизифов. Таможенники и полицейские зарабатывали меньше контрабандистов, рискуя своими жизнями – в этой игре вооружены были и кошки, и мышки, к тому же она велась в очень суровых погодных условиях. Правоохранители по-разному толковали закон, многие не верили, что он будет действовать, мотивация к работе слабела с каждым днем, и им тоже время от времени просто хотелось выпить. Работы у полицейских, таможенников и судей сильно прибавилось, появились новые должности, 

например нюхачи в форме и штатском. Их обязанности были предельно просты – приставать к людям с требованием «А ну-ка, дыхни!» Запах перегара гарантировал запись в регистре преступлений. Уголовная статистика времен сухого закона показывает, что от 60 до 70 процентов правонарушений совершалось в состоянии опьянения.

 

В фотоархиве финской таможни предостаточно свидетельств той поры. Таможенникам после 1919 года работы хватало – когда железную дорогу взяли под жесткий контроль, спиртное потекло по морю. На смену типичному спиртоноше (мужчина лет тридцати, рабочий из Хельсинки, плоские фляги на животе, руках и ногах, всего 20 л алкоголя, оптимист) пришел рыбак (немолодой житель побережья или острова, где пшеница не растет, пессимист, имеет пять голодных ртов, лодку и пустой селедочный подвал, хорошо знает архипелаг и эстонских рыбаков).

 

О тех, кто в ту пору разбогател или просто вы­­­­­жил за счет контрабанды, известно мало. Ярким исключением служит знаменитый в свое время футболист Алгот Ниска, которого чаще называют дедом Дэнни (финский певец шлягеров Дэнни приходится ему внуком). Это самый известный финский контрабандист, поставлявший спиртное столичному бомонду, преимущественно шведскоязычному. Время от времени Ниску ловили, сажали в тюрьму, он откупался и возвращался на стезю порока. В 1932 году Ниску выдворили из страны, и он несколько лет прожил в Риге. Человек отчаянной храбрости, во время войны он возвращается в Финляндию, где занимается подделкой паспортов для преследуемых нацистами евреев. Его разыскивало гестапо. В своих мемуарах Ниска пишет, что контрабандисты считали полицейских не врагами, а надежными деловыми партнерами. Обе стороны дружно поплевывали на закон. «Полицейским позволяли конфисковать оговоренное количество спирта, немного давали на лапу, и все расставались друзьями». Ниска вспоминает, что среди стражей порядка были противники алкоголя, но немало было и тех, кто считал запретительный акт незаконным – как и большинство финского народа.

 

Финский фотограф Кай Дал в книге «Saariston salakuljettajat» (2003) опубликовал подлинные свидетельства о временах «сухого закона», собранные в 70-е годы у жителей архипелага и отставных полицейских, портреты, фотографии из личных архивов островитян. Уникальное издание, название которого можно перевести как «Тайные пути островитян», дает достаточно широкое представление о нелегальном ввозе алкоголя в Финляндию.

 

 Главными врагами контрабандистов были осведомители из числа конкурентов – в полицию часто поступали анонимные сообщения о грузах. Стражи порядка были экипированы хуже перевозчиков спирта, поэтому редко устраивали погони, предпочитая засады. При появлении лодки выпускались осветительные ракеты – приказ лечь в дрейф. Издали полицейские наблюдали, как их подопечные отцепляют или сбрасывают в воду груз, после чего закуривают, подавая знак затаившимся поблизости подельникам. Иногда рыбаки действовали группами: пока полиция обыскивает живца – лодку, в которой ничего нет, торпеда со спиртом отцепляется и топится. Торпеда, или «щука» была гениальным изобретением. «Паровозик», вмещавший до 100 литров спирта в канистрах, буксировался лодкой, при опасности затапливался, потом вылавливался. В утешение рыбаки демонстрировали полицейским сваленные в углу сухие сети.

 

Для островитян настало драматическое время, хотя многим годы запрета позволили вырваться из нищеты. Рыбак мог и не возить товар, а за долю в деле прятать его у себя на берегу. Местные – и полицейские, и рыбаки – прекрасно знали свою убогую жизнь. Часто они были родственниками, соседями или бывшим коллегами. Совершавших обход полицейских было принято угощать кофе.

 

Некий полицейский в книге Кая Дала вспоминает: «Сначала я заметил швейную машину с ножным приводом. Потом настенные часы, и все стало понятно. Такие часы нам всем хотелось иметь. Через месяц поглядели с залива – у дома новая крыша появилась! Начали прочесывать этот залив и пять тысяч литров нашли затопленных! Старик только в окно смотрел, так и не вышел. И ведь не докажешь, что это его литры».

 

Полицейские редко пускались в погоню за контрабандистами, зная архипелаг гораздо хуже окрестных рыбаков. Местные лоцманы, к которым власти обращались за помощью, нередко сажали полицейские и таможенные лодки на мель.

Фото — Архив Таможенного управления Финляндии

В тюрьмах было многолюдно. Чтобы отрыв крестьян и рыбаков от прямого дела не усугублял кризис экономики (в бюджете и так хватало прорех – вместо алкоголя государство зарабатывало на продаже конфискованных лодок и автомашин, причем покупателями выступали сами контрабандисты, а выручка не покрывала расходов на изъятие), на время путины или уборочной страды наименее злостных отпускали домой. Путь работают.

 

Многие рыбаки спились именно в годы запрета. «Кинуть» партнера по бизнесу в рядах бутлегеров зазорным не считалось. Парадокс, но законодательство того времени допускало взаимные тяжбы между контрабандистами, и такие судебные процессы были! На сухой закон можно списать и погибших – убитых в разборках банд, утонувших в шторм, провалившихся под лед. Рыбаки редко везли в полицию бесхозные грузы, а вот выброшенные на берег трупы – охотно: «Кого только не было – русские, немцы, финны, эстонцы, даже негры попадались, – рассказывает Юлиус Сьоблом. – Ценные вещи мы в полицию не носили. Только трупы. Меня заставляли присутствовать при вскрытии».

 

Вконце двадцатых годов об отмене алкогольного акта заговорили уже открыто. Граждане были очень недовольны законом, плодящим преступность. Государство тянуло экономику в пропасть, в то время как контрабандисты жировали.

 

В декабре 1931 года был организован референдум. Женщинам полагались красные бюллетени, мужчинам белые. Народ проголосовал за отмену алкогольного акта, хотя тридцать процентов финнов по-прежнему придерживались мнения, что без алкоголя можно и обойтись. О том, чего стоит мнение трети избирателей, и к чему привел бы иной исход голосования, пусть за бокалом вина спорят финские историки.

 

 Для производства и распространения спиртных напитков, борьбы с бутлегерством и просвещения нации о вреде алкоголя была учреждена государственная компания Oy Alkoholiliike Ab. Новому предприятию за полтора месяца предстояло сделать невозможное: открыть магазины и обеспечить их товаром. Работа шла 24 часа в сутки.

 

Час «Х» был назначен на 10 часов утра 5 апреля 1932 года. Финны по сей день вспоминают магическую комбинацию цифр, которую за пять секунд то открытия магазинов тем далеким апрельским утром скандировала вся страна: «543210».

 

Утро 5 апреля 1932 года, очередь у магазина напитков Alko

Фото — Архив Хельсинкского музея гостиниц и ресторанов

 Утром в день большого открытия к магазинам выстроились длиннющие очереди. Ходили самые разные слухи, например, что на всех не хватит, и что первому покупателю бутылка достанется бесплатно. Большой день открытия вспоминает один из горожан: «Наконец-то этот день настал. Я позвонил на работу, сказался больным. В тот день «заболели» многие мои коллеги. Я еще накануне присмотрел на Музейной улице магазин с широким прилавком и одной кассой. Жена мне велела принарядиться, а то в рабочей одежде могут и не обслужить. Я надел свой лучший синий костюм, черный галстук, супруга до блеска начистила туфли. Выглядел как истинный джентльмен, только тросточки не хватало. Конечно, я и так получил бы свою бутылку, но кто мог знать, что на этот раз придумает родное государство? Я купил две литровые бутылки. В магазине меня обслужили любезно, наверное, приняли за судью или что-то в этом роде. Дома мы с женой сели и выпили по рюмочке с кофе. Так приятно было ощущать, что полиция не может ворваться и отнять алкоголь! Я на все времена стал верным клиентом магазина Alko и никогда не покупаю контрабандную выпивку».

 

К открытию подготовились 58 магазинов. Из-за нехватки времени отечественной продукции не хватало, благодаря чему финны познакомились, например, с диковинным прежде виски. Интерьер магазинов был аскетичным: высокие полки темного дерева с лежащими на них бутылками, чтобы покупатель не видел этикеток. Консультировать и рекомендовать напитки в магазинах было запрещено. Покупатель выбирал по висящему на стене прейскуранту. Процесс покупки был поэтапным – сначала деньги в кассу, и только потом специально обученный человек выдавал бутылку. Обязанности персонала Alko (так до сих пор в Финляндии называют алкогольные магазины, по-прежнему остающиеся государственной монополией) были строго разделены: смотритель, кассир, ассистент кассира, продавец, продавец пива, кладовщик и т.д. В обязанности работников Alko входило безупречное поведение в нерабочее время: не срамить честь мундира, вести здоровый и, разумеется, трезвый образ жизни. Претенденты на работу в Alko по сей день сдают особый экзамен.

 

После отмены Запрета Oy Alkoholiliike Ab выдало лицензии 44 пивоварням.

 

В первый год после отмены сухого закона на одного финна было продано 0,7 литра алкоголя. В неожиданное протрезвление и нежелание финнов пить верилось с трудом – было ясно, что контрабандный бизнес по-прежнему действует. Кому-то же надо было заботиться о людях, пивших за пределами городов. Правительство хотело сохранить финское крестьянство сухим – в сельской местности магазины были запрещены.

 

Магазинные полки понемногу заполнялись популярными местными напитками, но радость финнов была недолгой. Началась вторая мировая война. Финляндия разделилась на «сухую» и «мокрую». На севере и востоке было приказано магазины закрыть. Еще свежи были в памяти традиции контрабанды, и ушлые финны быстро наладили поставки спиртного в сухие районы. В магазине за раз можно было приобрести литр алкоголя, и к прилавкам выстраивались километровые очереди. Без разрешения верховного командования запрещалась продажа спиртного военнослужащим. На алкоголь во время войны можно было выменять все: масло и свинину, обувь и одежду. Возник дефицит тары, и было введено новое правило: полная бутылка только в обмен на пустую. Иначе штраф. Это ограничение было отменено лишь в 1952 году.

 

Нехватка тары была закономерной – алкогольный монополист получил заказ на 450 тысяч бутылок «коктейля Молотова» для нужд Зимней войны. Винный завод в Раямяки разливал смесь бензина, дегтя и этанола в 750-граммовые бутылки с прикрепленными сбоку запалами. Свое название коктейль получил после радиовыступления Вячеслава Михайловича Молотова, в котором народный комиссар иностранных дел Советского Союза утверждал, что советские бомбардировщики сбрасывают на Финляндию не бомбы, а корзины с продовольствием, чтобы финны не умерли с голоду. Ехидные финны в ответ на это вранье тут же окрестили бомбы «хлебницами Молотова», а смесь для зажигательных гранат – «коктейлем Молотова». Сегодня продвинутые бары Хельсинки предлагают Molotov Coctail, но это жалкая подделка.

 

В 1944 году так называемые ликерные магазины на три месяца закрылись по всей стране – это произошло после весенней бомбардировки Хельсинки, летнего наступления Советского Союза и массовой осенней демобилизации. Производство пива было прекращено еще в 1942 году. В годы войны в прейскурантах Alko появились французские коньяки и новые напитки с юга Европы. Из ягод продолжали делать домашний продукт.

 

Попричине дефицита и контрабанды в Хельсинки стала вводиться карточная система. Примеру столицы последовали Турку, Наантали и Тампере. В 1947 году контроль за покупками спиртного распространился по всей Финляндии. Новая система называлась надзором за покупателями. Полутора миллионам финнов выдали так называемые ликерные карточки, официально они назывались магазинными удостоверениями, где отмечались дата и время покупки. В каждом магазине право покупателя на покупку проверяли сразу два специально назначенных человека – детектив-наблюдатель и смотритель. Процедура продажи вновь усложнилась: сначала смотритель проверял карту клиента, другой работник ставил печать, затем клиент платил в кассу и шел к продавцу. Тот отмечал в карточке количество алкоголя и выдавал, наконец, заветную бутылку.

 

Детектив имел право без предупреждения посещать жилые дома для выявления «проблемных покупателей» и спекулянтов. Он мог на время изъять ликерную карту, то есть лишить права на покупку спиртного. В одном только 1947 году было зафиксировано 50 тысяч запретов. Проблемным покупателям, а также впервые в жизни получающим карточки члены общества трезвости читали принудительные лекции о вреде алкоголя. Приглашение на лекции Alko высылались в письменной форме с примечанием, что в случае неявки представитель Alko прочтет лекцию на дому у клиента. Письмо могло быть и таким: «В связи с тем, что Ваши относительно частые покупки крепкого алкоголя привлекли наше внимание, согласно закону мы с глубоким уважением вынуждены просить Вас письменно пояснить наличие каких-либо особых причин для создания столь крупных запасов алкоголя, чтобы мы, основываясь лишь на большом количестве купленного Вами алкоголя, не сделали неправильных выводов».

 

Никогда о финнах не собиралась столь обширная и подробная база данных, как в 40-е и 50-е годы, в эпоху карточек Alko. Контроль за вином был снят в 1952 году, за остальными напитками – в 1958 году. Но вплоть до конца 70-х годов финнам приходилось покупать спиртное в определенном магазине по месту жительства.

 

В 1952 году компания Alko вместе со всей Финляндией готовилась к олимпиаде. Комитет XV Олимпийских игр арендовал помещения в новом здании правления Alko. В честь важного события магазинные прейскуранты были опубликованы на четырех языках и дополнены новыми экзотическими напитками. Полки ломились от изобилия. Олимпиаду вспоминают даже непьющие, ведь именно тогда финны впервые попробовали заморский напиток Coca Cola. Шесть магазинов Alko назвали олимпийскими, продавцов учили обслуживать покупателей на иностранных языках. Зарубежный гость предъявлял паспорт и получал напиток вне очереди. Несколько ушлых финнов были наказаны за то, что прикинулись иностранцами. Тем не менее, во время олимпиады было продано гораздо меньше алкоголя, чем планировалось. В дождливую погоду пиво не пользовалось спросом, зато был полностью раскуплен напиток под названием Russian Vodka.

 

Так называемая ликерная карточка. Вплоть до конца 70-х годов финны покупали спиртное в определенном магазине по месту жительства.

Фото — Архив Хельсинкского музея гостиниц и ресторанов

Вшестидесятые годы открылись первые магазины самообслуживания Alko, где обязанности кассира и продавца были объединены. Финнам это десятилетие запомнилось упорными попытками Alko повысить культуру пития за счет массовых кампаний пропаганды вина.

 

За несколько лет в напоминавшие мрачные пакгаузы магазины Alko пришли краски. Покупателям разрешили задерживаться подольше, рассматривать этикетки и разговаривать с продавцами. Персонал пришлось заново учить работе с клиентом, и превратить безмолвную мумию за высоким кассовым стеклом в дружелюбную продавщицу оказалось не так-то просто.

 

Активно пропагандировалось вино – магазины украшались пластмассовыми виноградными гроздьями, плакатами и испанскими куклами. Раздавались яркие буклеты, в Финляндии вышел первый журнал, рассказывающий о лучших марках вина, гастрономии и винной культуре остальной Европы. Цены на вино (как и за пару лет до этого) были понижены, на крепкие напитки – повышены. Финны научились пить вино, полюбили его и продолжают любить, но потребление крепких напитков не снижается!

 

Алкогольный акт 1969 года переименовал монополиста в Oy Alko Ab и разрешил открывать филиалы Alko на селе. Легкое пиво, сидры и коктейли появились в обычных продуктовых магазинах. К 1974 году потребление алкоголя выросло почти на 50 процентов. Финны в новом свете увидели пиво, его потребление устойчиво растет, но продажи крепкого спиртного не падают. Пару десятков лет топ продаж неизменно возглавляли две водки, но 2008 год вошел в историю как первый год, когда финны предпочли напиток полегче, а именно – Gin Long Drink.

 

Как пьют финны сегодня? Ну, очень по-разному. Могу взять в качестве примера пятнадцать студентов-киноведов в возрасте от 22 до 34 лет. Пропорция полов равная.

 

День возлияния известен уже с утра. Спонтанные решения выпить немедленно принимаются редко и требуют очень весомого повода. О том, что вечером придется пить, никто не говорит. Никакие причины для вечерней выпивки не нужны. Сначала оговариваются место и время. Взоры устремляются на часы – не для того, чтобы не пропустить попойку (это невозможно), а чтобы успеть в магазин Alko за чем-нибудь поизысканнее: шампанским или вином. Шепотом сообщается, у кого и когда начнется разминка. Вслух об этом по-прежнему не говорят – менталитет запрета и чувство вины у финнов действительно существуют. Разминкой называются посиделки перед коллективным походом в бар. Происходит это обычно у кого-нибудь дома. Приглашаются на разминку не все, но когда избранные уже разогрелись и притворяются ценителями утонченных напитков, по телефону созываются остальные со строжайшим наказом прикупить то, что еще продается в продуктовых магазинах – пиво и сидр. Каждый раз заново изображается спонтанность, приходят последние с сидрами и длинными упаковками самого дешевого и вонючего пива. Такие упаковки здесь называются таксами и недвусмысленно отражают стремление финнов к созданию запасов выпивки – на случай, если не хватит. Ночью вне ресторанов и баров, как известно, спиртное в Финляндии не достать. Когда, наконец, становится тепло и завязывается разговор, кто-нибудь (часто это соседи снизу) объявляет, что пора уходить – в дешевый бар, где все якобы договаривались быть еще несколько часов назад. В квартире оставляются несколько литров алкоголя, народ судорожно обувается, одевается, и начинается путешествие в бар. Есть одно огромное отличие от выпивки по-латвийски: полностью игнорируются закуски, не говоря уже про еду. Некоторые за несколько часов успевают основательно проголодаться, но даже не смотрят на ночные забегаловки. По причине отсутствия денег. На какие шиши пьют мои коллеги, по-прежнему непонятно, ибо денег у них действительно нет, и никогда не доводилось видеть, чтобы кто-то одалживал деньги или кого-то на халяву поил. Тот, у кого деньги кончились, обычно встает, вежливо откланивается и уходит, надо полагать, домой. В баре, пока я посасываю нелегально пронесенную в бутылке из-под минералки водку, остальные полностью переходят на пиво. Про выпивку по-прежнему никто не говорит. Происходящее не фотографируется, а если да, то снимки никогда нигде не появляются. За час до закрытия заведения начинаются танцы, все танцуют со всеми. После седьмого пива из бара подаются световые сигналы, что вечер близится к завершению и надо срочно думать о продолжении банкета.

 

Продолжение следует на квартире уже у другого студента с заходом на место разминки за остатками выпивки. Часов в шесть-семь распечатываются запасы гостеприимной двадцатиметровой квартиры, и коллеги получают по глоточку на посошок: водку, виски или что-нибудь особо мерзкое – цитирую: «из экзотических путешествий» – к примеру, рижский бальзам. Наконец, появляется закуска – найденные в холодильнике заиндевевшие яйца. Во второй половине следующего дня жизнь начинает медленно набирать обороты, но никто вслух не называет причин недомогания и не обзванивает потерянных друзей. Каждый отвечает сам за себя. Но всех нас вместе уже третий год терзает одна мечта: вырваться из заколдованного круга темных баров, убежать от финских «такс». Сплавать на пароме в Стокгольм или Таллин. Там бывают хорошие выставки.

 

Статья из журнала 2013 Зима