Отчего волнуется синее море

Трудился старик. Всю жизнь пахал на заводе пролетарием. И к пенсии выстроил себе дом. Размером чуть побольше домика дядюшки Тыквы. Зато в теплом климате, на самом морском берегу. Участок, правда, всего четыре сотки, но для небольшого огородика места впритык хватило. Капустка там, кабачки. Картошечка как второй хлеб растет — куда без нее?

В общем, вышел дед на пенсию и сразу на рыбалку собрался. Благо, идти недалеко — море вот оно, под самым, считай, боком. Синее-синее, доброе и ласковое. Урчит что твой котенок: волны по переменке свои мокрые спины под утренним солнышком греют.

Сети старику пришлось дома оставить. Потому как рыбнадзор рыбу ими ловить запретил: жирно больно, мол, будет простым рыбакам сетями благородных осетровых ловить. Не пролетарское это дело, а царское. В крайнем случае боярское. Благородное, в общем, дело - с заграницей икоркой торговать. Заграница икорку любит, денежки платит. А ты, старый, не смей. Ну, старик старой закалки человек, закон чтит. Об икре и не мечтает, рыбки бы на завтрак добыть. Удочки взял, которые сам из лесины выстругал. Наживки в огороде накопал. Бутербродик в карман положил и пошел себе на рыбалку.

Снасть закинул, сидит, ждет. С первой поклевки тину вытащил. Со второй — морскую траву. Зато с третьей видит дед: наконец повело. По весу чувствует, что мелочь клюнула. Пескарь там какой или окунь. Но на уху явно сгодится: хорошая уха, она рыбью мелочь любит.

Глянул, а на крючке сидит незнамо что. Рыбка, которая Золотая. Хоть сразу в Красную книгу эдакое диво записывай. Да еще, как выяснилось, на великом и могучем изъясняться умеет. Хоть стихами, хоть прозой. Ну, старику-то прозой понятнее будет: у него ведь вся жизнь, как ни крути, сплошная проза. Как у всего нашего самого что ни на есть глубинного народа.

- Отпусти меня, дедушка! - просит старика Рыбка. - Хочешь, прибавку тебе к пенсии организую? Персональную, выше размера инфляции? А?

- Я и слов-то таких не знаю, милая! - машет рукой дед. - Так уж плыви, чего там. Гляди только, этим, как их, экологам в лапы не попадайся. Больно уж они настырные да въедливые. Хуже горькой редьки.

Вернулся старик домой несолоно хлебавши. Но на душе у него хорошо — пожалел животину, дело доброе сделал. Рассказал своей старухе о Рыбке, поделился радостью. А на старуху возьми да и случись вдруг проруха. Не злая, вроде, была баба: тридцать лет и три года ждала, пока старик дом свой достроит. Терпела, по съемным квартирам мучилась. Но вот нашло на нее что-то, как давай старика своего отчитывать:

- Дурачина ты, простофиля! Что ж не взял ты у Рыбки прибавку

Персональную к пенсии, ту, что размера инфляции выше?

Пришел старик обратно к морю. Видит — море слегка разыгралось. Позвал он Рыбку, услышала она, приплыла.

- Чего тебе надобно, старче?

Объяснил ей старик про пенсию. Размер инфляции по бумажке зачитал, который ему бабка записала. Годовой, в процентах по Росстату.

Вздохнула Рыбка.

- Жаль мне тебя, пенсионера! - ответила старику. - У Росстата своя расчетная методика, а у меня своя. Иди, дедушка, будет тебе прибавка к пенсии «размера инфляции выше».

Возвратился старик домой, а бабка опять на него накинулась.

- Дурачина ты, простофиля!

Воротись, дурачина, ты к Рыбке,

И проси нам коттедж и машину!

Потопал дед обратно на берег. Видит — помутилося синее море. Покликал он Рыбку, и снова она к нему приплыла.

- Чего тебе надобно, старче?

- Так и так, любезная Рыбка! - отвечает ей старик. - Желает моя старуха коттедж двухэтажный, а к нему еще и машину.

- Не печалься, дедушка! - отвечает ему Рыбка. - Будет тебе двухэтажный. И машина тоже будет.

Пошел дед обратно к своему домику. Глядит, а вместо него стоит двухэтажный домина. Под ним, как водится, гараж подземный. В гараже машина стоит, новеньким лаком на кузове блестит. Видно, что не нашенская. В машине бабка его сидит.

- Не зря я когда-то на права сдавала! - радуется бабка. - Вот теперь, наконец, покатаюсь в свое удовольствие. А ты, старый, все же дурачина и прямой простофиля! Выпросил коттедж и машину? Воротись лучше к синему морю! Не хочу я быть простою гражданкой, а хочу быть крутой бизнесвумен!

Старик только рот от изумления раскрыл. Так как был он человек простой и слов модных и современных не знал, записала бабка ему все на бумажку. Чтоб чего не напутал, значит.

Пошел дед обратно к синему морю. Идет, слезу мужскую скупую пускает и поскорей в кулаке прячет. Чтоб никто из соседей-садоводов не увидел. Ведь не должен настоящий мужик плакать. Однако так деду домика своего жалко стало, который столько лет строил, кирпичик к кирпичику самолично выкладывал, что все же непрошеная слеза на глазах нет-нет и покажется. Однако перед самым морем утерся дед рукавом и давай Рыбку кликать. Потому что любил он свою старуху, что ни говори: столько лет они вместе прожили, в трудные времена вместе нужду большими ложками хлебали вместе с пустыми щами… И что только на нее нашло?

Не спокойно было синее море. Приплыла к деду Рыбка и спросила:

- Чего тебе надобно, старче?

- Так и так, - ей старик отвечает. - Не хочет быть старуха гражданкой, а хочет этой самой, крутой бизнесвумен.

Отвечает Золотая Рыбка:

- Не печалься, ступай себе к дому.

Воротился старик ко старухе. Что ж он видит? Огромный домище. На крыльце стоит его старуха в дорогом костюме от Версачи. Жемчуги огрузили шею, на руках золотые перстни, на ногах крутые босоножки. Перед ней усердные слуги. Ай да Пушкин, думает старый. Александр Сергеич все предвидел. Ведь недаром «наше все» он звался, сукин сын, талант первостатейный!

- Здравствуй, Маша, здравствуй, бизнесвумен!

Ну, теперь твоя душенька довольна?

Еще пуще старуха вздурилась, опять к Рыбке старика посылает. Достает блокнот и снова пишет, чтобы дед чего не перепутал.

- Не хочу быть старой бизнесвумен,

А хочу российским олигархом!

Дед терпел-терпел, но тут не выдержал и взъярился.

- У тебя, Маруся, что с мозгами?

Все соображенье не на месте:

Ну зачем тебе такие деньги?

Не меня, народ ты наш обидишь!

Так ему старуха отвечает:

- Не тебе учить меня, Василий!

Для детей, для внуков я стараюсь!

И вообще, иди ты, старый, к морю.

Пошел дед обратно на берег. Почернело синее море. Волны так и бьются в волноломы, только пену на берег выносит. Стал дед кликать Золотую Рыбку. Приплыла к нему Рыбка и спросила:

- Чего тебе надобно, старче?

- Эх, совсем моя старуха бунтует! - объясняет ей старик.

Достает блокнотный лист и читает:

- Не хочу, говорит, быть старой бизнесвумен,

А хочу российским олигархом!

Вместо ответа Рыбка натягивает на голову шлем и запрашивает по радио:

- Синоптики! Прием! Морское начальство на связи! Что у вас с прогнозами не так? Обещали ведь тихую ясную погоду и ветер три метра в секунду, не более! Южный ветер, заметьте! А здесь творится непонятно что, невозможно разговаривать с человеком!

- Все прогнозы нынче по боку, Марфа Сергеевна! - отвечают ей синоптики. - Извиняемся дико! Шторм с Балтики надвигается. Шестибальный, не меньше! Ветер северный, малым и средним судам в море не выходить: потопит на хрен! Штормовое предупреждение, одним словом!

Вздохнула Рыбка и говорит старику:

- Не печалься, ступай себе к дому!

Будет твоя старуха олигархом!

Пошел дед до дому. Идет, а его аж потряхивает: нервы совсем расшалились. Старые нервы-то, жизнью потрепанные. А таблетки дед, как назло, в доме забыл. То есть еще в старом доме. И где их теперь искать? А они, зараза, не дешевые.

Как в воду глядел старик. Ни домика его, ни коттеджа, ни даже домищи давешнего на месте не видать. Вместо этого огромный кусок берега забором каменным огорожен. Со стороны моря сделан причал, при нем яхта ошвартована. Отнюдь не скромная такая посудина, водоизмещением под тысячу тонн, не меньше. А может, и под пять тысяч, кто его разберет. А за забором лужайки всякие, сады с рябчиками и ананасами, теннисные корты, бассейны — в общем, чего только нет. А дома, как уже говорилось, не видно: вместо него отгрохан целый санаторий - три корпуса по двадцать этажей в каждом. Ну как в таком жить? Еще пуще дед расстроился. В огромные раздвижные ворота постучался. Охранник ему и говорит:

- Где ты болтаешься, старый? Хозяйка тебя давно уже ждет. Как появишься, велела сразу к ней вести.

Отвели деда к старухе. В палатах видит он свою старуху, за столом сидит она царицей, служат ей министры-депутаты, наливают ей заморские вина, заедает она пряником печатным. Говорит старик ей:

- Здравствуй, Маша!

Ты прости, что я не князь Дубровский:

Знать, не вышел ни лицом, ни чином…

Так ему старуха отвечает:

- Не хочу уж быть я олигархом,

Что с того и толку-то, российским.

А хочу я быть миллиардером

Непременно чтоб американским!

Корпораций транснациональных

Совладельцем быть мажоритарным,

Заседать среди директората:

Вот кто нынче, старый, правит миром.

Вот тебе бумага золотая,

И на ней как надо текст написан,

Отнеси его скорее Рыбке

И вели желание исполнить -

Пусть послужит мне народ глубинный!

Ахнул дед. Охрана набежала, проводили старого из дома, из того, что весь как санаторий. Плюнул дед и к морюшку подался. Видит, на море черная буря: волны с корнем вырывают волноломы, ветер воет, словно волчья стая. Он покликал Золотую Рыбку. Приплыла к нему Рыбка и спросила:

- Чего тебе надобно, старче?

Молча подал дед бумагу Рыбке. Текст она взяла и прочитала. После запросила связь с постами:

- Эй, дозорные, что там у вас? Ответьте! Синоптики, как слышите, прием!

- Эх, Марфуша, нам ли быть в печали! Все посты спешат на материк, чтоб в надежных бункерах укрыться. Шторм уже надвинулся вплотную: пропадай моя душа морская и тельняшка новая в придачу, если в нем не все двенадцать баллов. Недоволен, знать, народ глубинный: то не шторм, а целый ураган!

Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула и ушла в глубокое море.

Долго ждал у моря дед ответа, не дождался, к старухе воротился. Глядь: опять перед ним домишко чуть побольше, чем жилье у Тыквы, огород с картошкою под боком.

Говорит ему старуха, плача:

- Старый ты, упрямый пролетарий,

Вечно ты фанерой над Парижем,

Пролетаешь, хоть пенсионер!

Усмехаясь, дед ей отвечает:

- Пусть, зато мне с высоты видней!

Были б детки живы и здоровы,

Были б внуки — сорванцы-мальчишки,

Были б внучки — умницы-девчонки.

Весь народ у нас такой упрямый:

Хоть ему немногого и надо,

Выживет и все свое возьмет.

Был бы жив наш Александр Сергеич,

Нас бы он побаловал стихами,

А пока вся жизнь — сплошная проза…

С чем и остаюсь я, дед Василий.

Коль не задалась моя рыбалка,

Так пойду копаться в огороде.

Ты ж, Маруся, приготовь мне чай.

Так и трудился старик. Старой закалки был человек, не мог иначе. Всю жизнь на заводе работал пролетарием. А может, оно и правда ему с высоты видней?