Донбасс подождать еще немного.

С Донбасса товарищ пишет:

На днях общался в Сети со знакомым из РФ. Неглупый человек. Подкован, эрудирован, пишет грамотно, и даже без ошибок. В дискуссии приводит аргументы, которые считает неоспоримыми и вескими. Но многие его аргументы сильны для тех, кто не живёт на войне. Говорил он много чего. Но я остановлюсь на некоторых его тезисах.

Ну, например: Россия чем может, помогает ополчению Донбасса сдерживать врага. Это он видит с той стороны. На деле получается несколько иначе. Ополченцы рассказывают, что нет элементарного: приборов ночного видения, антиснайперского оборудования и даже патроны к «калашам» по счёту: 2 рожка на ночь. Как можно сидеть ночью в карауле или в секрете без прибора ночного видения, в то время, когда у противника такого добра – завались. У врага американские снайперские винтовки, поражающие цель на огромном расстоянии с ночными прицелами. В то время, когда он выцеливает нашего бойца, наш его даже не видит: темна украинская ночь, как сказал классик.

Ещё мой сетевой собеседник сказал интересную вещь, мол я знаю, что такое война, я воевал в Донбассе в 14-м году, а после минского сговора вернулся домой, к семье. И, вроде, всё правильно: раз воевал, то знает войну не понаслышке. Верно? Неверно. Пока он воевал здесь, за что честь ему и хвала, его семья жила за 4 тысячи километров от войны, в глубине мирной России. Двое его пацанят ходили в школу и садик. Они не прислушивались к залпам, готовые мгновенно упасть на землю. Жена его, отработав на небольшом предприятии, в 17 часов вечера спокойно шла домой, заглянув в магазин и забрав младшего из садика. И это хорошо. Доброволец воевал спокойно: у него за спиной мирное государство, в котором, хоть и правит путинская шайка, но хотя бы не бомбят.

Жители Донбасса, которые никуда не уезжали и пробыли на месте все пять лет войны испытали не только страх за свою жизнь, но и страх за близких, который посильней, чем опасения за сохранность собственной шкурки. Стоит прибавить к этому боязнь потерять жильё и остаться, в буквальном смысле, на улице. А сколько их таких, оставшихся без крова, за это пятилетие невзгод и трагедий… То есть осознать весь ужас войны может только тот, кто в этой войне живёт. Но рассказать это невозможно.

Как расскажешь чувства знакомой, бухгалтера, которая бегала под обстрелами в налоговую сдавать отчёт? Вышла из фирмы – вроде тихо. Отошла на сто шагов – началось: далёкие бу́хи, вой, разрывы. Что делать? Возвращаться назад по открытому пространству или добираться до ближайшего подъезда? Решила, что подъезд безопасней. Говорит, пробиралась короткими перебежками, от подъезда к подъезду, от бугорка к бугорку. Вспышка слева, вспышка справа. Добежала, благо недалеко – всего квартал, отряхнулась и пошла сдавать бумажки. Обстрел пересидела в здании налоговой, благо стены толстые, надёжные, советские. Когда обстрел кончился, подождала ещё минут 10 и пошла назад. Под окнами её офиса лежали двое убитых. Прямо на троллейбусной остановке. «Скорой» ещё не было, редкие прохожие пытались чем-то прикрыть разорванные нечеловеческой силой тела. Говорит, никогда такого ужаса не испытывала, хотя не раз сталкивалась с мёртвыми людьми. Но те были ЦЕЛЫЕ. Потом им ещё не раз пришлось попасть под обстрел партнёров Кремля по минскому междусобойчику: живут они в прифронтовом районе. Но тот, 

первый раз, запомнился на всю оставшуюся жизнь.

А как описать чувства семьи, у которых кончились средства: зарплаты никто не платил, большая часть предприятий вообще закрылась, а у них в семье двое маленьких детей, 5 и 8 лет, и, как назло, ни одного пенсионера! Пенсионерам в начале войны очень хорошо помогал Ринат Ахметов. Его продуктовые наборы помогли выжить многим семьям воюющего Донбасса. Сергей, отец семейства, говорит, уходил на чердак их сталинской двухэтажки и выл там, где никто не услышит, от безысходности и бессилия. Воевать не мог идти по серьёзной причине – тяжёлая травма, полученная в шахте, ещё до войны. Газовая труба в их доме была перебита и еду готовили на костре, поближе к входу в подвал, чтобы в случае начала обстрела, нырнуть в его спасительную глубину. Готовила еду семья пенсионеров – бывшие учителя. Сергей говорит, старики, когда узнали, что мы без средств, ни разу не ели, не позвав нас. Чаще, говорит, мы с женой отказывались, к сердобольным учителям бегали только дети. И всё это под непрекращающиеся обстрелы.

Сразу после очередного обстрела, когда больше не слышались далёкие залпы, многие выходили на улицы, посмотреть куда попало и не надо ли оказать помощь соседям. Каратели или сами придумали, или местные лазутчики подсказали, стали применять такую тактику: они ждали после обстрела минут 15, когда все жители выходят из домов наружу, чтобы или устранять ущерб, или кому-то помочь, и начинали новый обстрел по тем же координатам… Так погибли сразу двое родителей моего знакомого: выскочили из дома помогать тушить дом соседа.

И никому, кроме таких же участников Донбасской бойни, не понять, что чувствует человек, когда издалека видит, что в район, где он живёт, полетели из аэропорта украинские «Грады». Мы находились километрах в десяти-пятнадцати от дома, где остался несовершеннолетний сын. Жена сдавала последний экзамен на второе высшее образование. Я ждал в машине. Вдруг со стороны аэропорта пошли залпы «Града» - их ни с чем не спутаешь, если раз услышал. Секунд через 15-16 (тогда после каждого услышанного залпа со стороны северо-запада Донецка, приходилось считать секунды; если через 20 секунд ничего не прилетело – значит стреляли по другому району города и пока можно расслабиться) начались разрывы. Разрывы были в нашем районе. Как раз вышла жена и мы полетели домой. Благо, что в 14-15-м годах дороги в Донецке стояли пустые. Через несколько минут мы подъезжали к своему микрорайону. Над ним стояло сплошное облако дыма и сверкали огни пожаров. Везде следы разрывов – снесённые крыши, выбитые с рамами окна. Одна ракета попала в подъезд. В тот раз украинские каратели пустили по спальному району целый пакет «Града» - 40 ракет. Наш дом уцелел. Побитая крыша и выбитые окна – не в счёт. Дело житейское.

«Град» - оружие неизбирательное. Он накрывает не точку, а район поражения. Пакет «Града» прилетает полосой, длинной в километр и шириной метров сто. Ложится в шахматном порядке. Спасения от него практически нет. Пробивает 2 этажа. Почти всегда за попаданием следует возгорание. Тот пакет разрушил несколько частных домов и повредил другие строения. Несколько человек было ранено, и двое убиты: женщина, наша подруга, и 12-ти летний соседский мальчик. 

Что ещё интересного сказал мне мой собеседник. Он сказал мне одну вещь, после которой я пожелал ему и его семье всего доброго и закончил разговор. Он мне сказал, мол подождите ещё чуть-чуть и всё образуется. Чужую беду руками разведу. Тут два нюанса. Первый: с чего он взял, что кто-то в Кремле стремится решить вопрос Донбасса в пользу Донбасса, а не в пользу укропартнёров? Пока намёков на благополучный исход никаких. Вернее, намёков – хоть отбавляй. Один другого краше: то кто-то из околокремлёвских намекнёт на скорое признание республик Кремлём, то другой его коллега прозрачно намекнёт на раздачу паспортов РФ, третий говорит, мол скоро будет наступление и ваши тяготы закончатся. Иные сулят выдачу в Донбассе ростовских госномеров на автомобили, кто-то свистит, что скоро введут пенсии, как в РФ, по целых 10 тыщ… Да мало ли чего наслушались жители Донбасса за пять лет предательской войны – всего не упомнишь. Все эти слухи просто сдували пузырь народного негодования и вселяли в истерзанные души ложную надежду. Не состоялось НИЧЕГО из того, что сулили жителям эмиссары Кремля. Такие «обещания» передавались не только устно, в ходе кухонных посиделок, такое говорилось должностными лицами, с экранов ТВ и в прессе. Казалось бы, люди, находящиеся у власти, вроде бы, должны «отвечать за базар»… Только не в нашем случае.

Но это ладно, Кремлю соврать – что дураку с горы скатиться. Есть кое-что поважнее, что хотелось бы сказать по этому поводу.

Хотелось сказать моему собеседнику, да и всем остальным, кто обещает Донбассу то, чего сам обеспечить не в состоянии, следующее: предложите ещё «немножко» потерпеть близким тех, кого с нами уже нет. Особенно родным тех, кто погиб, благодаря минскому сговору.

Предложите потерпеть матери 23-летнего ополченца, которого хоронили летом 18-го года. Неимоверно жарким летом: жара стояла за 30. Его убил украинский снайпер из американской дальнобойной винтовки, на нейтральной полосе. А потом его однополчане не могли его вытащить двое суток: каратели не давали приблизиться. А ведь наши могли бы дать залп в сторону укропов и отогнать их, чтобы забрать своего убитого товарища. Но нам нельзя – мы соблюдаем идиотские условия минского сговора. Соблюдаем, как мазохисты, в одностороннем порядке.

Кто-то может сказать, что минский договорняк погасил горячую фазу войны. Да, горячую погасил. Но погасил её на самом подъёме, когда ополчение на всех парах неслось освобождать свою землю от врага, когда враг драпал так, что на выезде из Мариуполя, в сторону Бердянска, создавались пробки. Да, «минск» остановил горячую фазу, но установил холодную, ползучую фазу донбасского геноцида. Люди гибнут не так часто, но погибших за такое «перемирие» получается больше, чем за год «горячей фазы». Плюс ко всему, тогда наши территории освобождались, а сейчас постепенно уходят, село за селом, высота за высотой. Уходят территории не только потому, что их захватывает враг, хотя и это бывает. Уходят люди. Кто-то погиб от снаряда или пули, у кого-то не выдержало сердце, кто-то решил уехать подальше от ежечасной смертельной опасности: уехать в никуда, оставив дом, бросив всё нажитое за годы нелёгкой трудовой жизни, оставив могилы отцов и дедов. Пустеют не только деревни и сёла Донбасса. Пустеет сам Донецк. Вся северо-западная часть города стоит полупустая, благодаря близости к линии разграничения, проведенной бездарной личностью, которая, по ошибке природы, наделена государственной властью.

Предложите потерпеть ещё немного матери 20-ти летнего парня, который вышел покурить за дверь офиса, и туда прилетел снаряд. Его хоронили в закрытом гробу.

Предложите потерпеть молодой вдове, мужа которой убила украинская мина, когда она восьмой месяц носила под сердцем его ребёнка. Он погиб на пороге родного дома.

Предложите потерпеть ополченцу, оставшемуся без ноги или руки. Да-да, предложите ему потерпеть всю оставшуюся жизнь. Терпеть – это же так просто. Особенно легко терпеть, когда знаешь, что это не зря, и на той земле, за свободу которой ты пострадал, будут жить твои дети. Но знает ли солдат, что скоро наступит Победа и жёлто-голубые штандарты будут брошены к памятнику Освободителям Донбасса, как были брошены знамёна поверженного вермахта в 1945-м под стены Мавзолея? Нет. Не знает. Потому, что первые лица государства РФ, которые обещали не допустить бойни и постоять за спинами, эту самую бойню допустили. Не только допустили, но и субсидируют её. Ни солдат, который воевал, ни гражданский, кто проводил референдум, ни тот, кто стоял на баррикадах не знают, не сдадут ли их в лапы карателей, а ведь именно об этом говорят условия минского сговора. Там, естественно, оговорена амнистия всем участникам конфликта, но мы-то знаем цену договора с фашистами.

Терпеть – удел доверчивых.

Предложите потерпеть детям, у которых отняли пять лет их детства. Предложите потерпеть и подождать женщинам, которые боятся иметь детей тогда, когда не знаешь, что будет завтра и чьи сапоги будут завтра маршировать за твоим окном. Предложите потерпеть мужьям, которые с трудом сводят концы с концами, потому, что работы в военное время крайне мало, а, если и есть – то за копейки. Предложите потерпеть жёнам, которые каждый день ждут возвращения с передовой своих мужей, в надежде, что он таки вернётся живой и невредимый.

Наконец, предложите потерпеть всем жителям резервации, которые лишены возможности отдохнуть от ежесекундных мыслей о будущем. Предложите, вам же это ничего не стоит. Предлагать что-то, не неся ответственности за свои слова – это же так легко.

И если кому-то покажется, что я жалуюсь – так ни хрена подобного! Это я так скреплю зубами от злости. Потому, что одна гнида из-за страха потерять наворованные деньги, погрузила в войну целый регион. Регион самодостаточный и ранее ни в чём не нуждавшийся, кроме одного. Донбасс хотел оставаться русским! Донбасс хотел развиваться со своей индивидуальной идентичностью. Хотел говорить на родном, русском языке и жить со своей Родиной – Россией. И мало кто здесь сознавал, что Россия времён Советского Союза, как мы её помним, и Россия нынешняя – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Как Сталин и Власов.

Так что хватит кормить Донбасс обещаниями. Исполните обещанное, а, если кишка тонка, то хотя бы прекратите обещать.

7.04.2019