Надо ли быть отличником

В течение всей жизни меня время от времени занимает вопрос: зачем, почему и на какой почве растут отличники? Почему я отличником никогда не был -- от недостатка способностей, особенностей своей психики или от внешних обстоятельств? Иногда в школьные годы мелькала мысль, что надо собраться, подтянуться и выйти на передний край своего учебного процесса, но обычно всё шло по-прежнему, то есть так, как получалось само собой.

По моим воспоминаниям легче всего стать отличником в первом классе. Достаточно сидеть на своём месте, руки держать на парте, смотреть в сторону учителя, без разрешения не вставать, не разговаривать. И писать буквы ровно. Чистописание – очень важный навык, он формирует дальнейшее отношение к учёбе и выявляет характер.

С чистописанием у меня произошла неопределённость, до сих пор пишу, если сильно не стараюсь, криво и косо. У моей мамы почерк был очень чёткий, ровный, она хорошо окончила 10 классов, считалась образованной и её даже взяли на работу в секретариат крайкома партии. У папы же школьное образование закончилось на четвёртом классе церковно-приходской школы. Его учитель-дьяк, видимо, и сам писал плохо. Но отец от природы умел рисовать и поэтому буквы он тоже больше рисовал, чем писал. Читать тексты, написанные отцом, очень трудно. Когда он позже был руководящим работником, секретари-машинистки старались с ним не работать, не могли понять его записи. Поэтому мой почерк, будучи унаследован от обоих родителей, на одном листе может быть хорошо читаемым, но тут же непонятным мне самому.

В те годы, когда я родился, о методах воспитания детей знали только в семьях, сохранивших традиции. Но таких семей было мало. Мои родители получили некоторое воспитание только в раннем детстве, а потом у их родителей всё пошло кувырком. В 1914 г. началась война, маме было два года, отцу десять. Затем революция, гражданская война, голодные годы и волны социально-экономических преобразований. При таком калейдоскопе событий всем им было не до знаний на темы воспитания. Поэтому надо признать, что меня, как и большинство других детей-сверстников, воспитывали родители, не имевшие представления о педагогике.

Когда я был в утробе матери, шёл известный 37-й год, мои родители были в реальной опасности, но всё обошлось, репрессии задели только деда по отцу. Но на моей психике то состояние общей тревоги, видимо, не могло не отразиться. Когда мне было два года, мама варила на самодельной электроплитке суп, я крутился у её ног, а молния ударила по проводам на крыше. Кипящая кастрюля вылилась на меня и я потом с тяжёлыми ожёгами несколько месяцев лежал и, как говорят, часто плакал от боли. Не миновали меня и «неизбежные» корь, скарлатина и дифтерия. Лекарствами тогда служили красный стрептоцид и ложка обычного скипидара вовнутрь и в виде компресса на грудь. Затем началась война. От голода в Алма-Ате люди не умирали, но иногда приходилось по несколько дней сидеть на жмыхе. Поэтому, когда война в мае 1945 г. окончилась и я осенью пошёл в первый класс школы №1 им. И.В.Сталина (она была к нам ближняя), я выглядел далеко не розовощёким крепышом. Пишу об этом исключительно для соблюдения истины.

Учебный процесс в первом классе мне совсем не запомнился, хорошо помню перемены. В тёплые осенние и весенние дни после звонка сразу бежали за угол школы, там всегда кто-то играл в деньги на земле со свинцовой битой или в «лянгу», тоже на деньги. Или бежали через дорогу на городскую барахолку за пончиками.

В первом классе я старался писать буквы правильно и был почти отличником. В 1946 г. мы переехали жить в г. Ригу, там я пошёл во второй класс, моё детство на этом закончилось и началось отрочество. Оно длилось семь лет до 1953 г. – до окончания 8-го класса. После этого наступила юность. Это моя градация жизненных периодов, у других она может быть иной.

В моём личном архиве сохранились свидетельства об учёбе почти за все школьные годы и затем – студенческие. На этой документальной основе и, освежив воспоминания, можно провести небольшое социологическое исследование, назвав его, подражая Л.Н.Толстому, «Детство. Отрочество. Юность».

Второй и третий школьные годы прошли, оставив в памяти мало следов. Арифметику вела Анна Ивановна, полная женщина лет сорока, но она казалась нам уже бабушкой. Она периодически душевно и умело рассказывала о своём сыне, каким успешным он стал, какой он хороший. Советовала хорошо учиться, чтобы стать такими же. Её чёрный костюм часто был испачкан мелом, но мы над ней не хихикали, Слушали, затаив дыхание, и так проходило полурока. Никого другого из учителей хорошо не помню. Уроки физкультуры проходили формально, но в зале всё же был «конь». Уроки пения проходили со смыслом, учителем был пожилой латыш, выявлял способных для участия в больших спевках – городских, районных. Один-два раза в год все школы участвовали в городском празднике песни на стадионе. Я в пении был статистом ввиду отсутствия таланта. Уроки рисования запомнились одним случаем. Учитель поставил на стол большое берёзовое полено с топором и я, в отличие от всех, его изобразил в акварельных красках так удачно, что на перемене меня позвали в учительскую показать рисунок. Художественного таланта и тяги к изобразительному исскуству у меня не было, но сказалась тренировка. Дома у нас были альбомы, открытки и я некоторые из них пытался перерисовывать. Но особенно любил раскрашивать карикатуры из газет, из популярного в те годы сатирического журнала «Крокодил».

В общем, третий класс я окончил неплохо: русский устно и письменно – 4, арифметика – 4, рисование – 4, чистописание – 3, пение – 3. Учёба шла легко, претензий ко мне не было.

Четвёртый класс запомнился тем, что я сидел за одной партой с Бентелевым Толиком, отличником. Друзьями мы не были, он был занят собой. Кроме того, что он хорошо и отлично учился, у него была страсть и, думаю, талант. Его тетрадки в клетку, для арифметики, были заполнены нарисованными муравьями-воинами. Он этих муравьёв рисовал быстро и аккуратно в каком-то порядке. Одна армия воевала с другой. Он мне объяснял правила, я пытался вникнуть, но сейчас уже ничего не помню. Толик был спокойным, нормальным парнем. И мне одно время захотелось взять с него пример, попробовать учиться лучше. Я пытался начать с того, чтобы приучить себя писать буквы ровно, как он. Но у меня не получилось. Почему я так хорошо помню этого своего одноклассника – он в пятом классе неожиданно перестал быть отличником. Стал обычным учеником. Он объяснил, что надоело. По нашим временам он мог бы стать успешным программистом.

В пятом и шестом классах стало учиться труднее. Добавились новые предметы, требующие не только понимания, но и зубрёжки – немецкий язык и латышский. Говорят, что русский язык тяжёлый. Как я понял, немецкий не легче. А латышский вообще неподъёмный, в нём падежей и правил ещё больше. Без разговорной практики понять его трудно. А практики не было, школы были раздельные, во дворе с латышскими друзьями говорили по-русски. В связи с этим в учёбе возникли проблемы. За шестой класс я в итоге получил девять троек, четыре четвёрки и одну случайную пятёрку. В среднем 3,4 балла. Всё бы было «ничего», но появились претензии к моим прилежанию и поведению.

Учился в нашем классе хороший мальчик – Миша Абрамов, был он почти отличником. У него были два брата, один старше на два года, Володя. Он был абсолютным отличником и к тому же делал летающие микромодели. Один раз Миша пригласил нас домой показать их. Домашняя обстановка этой семьи поразила меня. Везде был порядок и чистота, но мебели почти никакой. Молчаливость и строгость отношений. Одежда очень скромная, перешитая и штопанная. Но их мама угостила нас всех компотом. Через школу они получали какую-то помощь. Отец их работал на заводе. Владимир потом закончил школу с золотой медалью. Думаю, что отличная учёба детей была их семейной жизненной стратегией.

В седьмом классе у меня всё шло по приобретённой инерции. Интереса к учёбе особого не было. Учиться кое-как получалось и без усилий. Полчаса, час времени уходило на домашние задания, а затем – на «улицу». Или на чтение книг: детских, научно-популярных, приключенческих, фантастических, детективов (они в Риге тогда были), классики.

В классе появился новый ученик и сразу стал лидером, авторитетом, вожаком в хорошем смысле. Саша Ступников был харизматичной личностью. Он был невысокий, но крепкий и размашистый. Был способным и инициативным на разные действия. Умел играть на гитаре. Он овладел нашими умами и эмоциями. Я уговорил родителей купить гитару и мне. Не имея музыкального слуха, часами и днями по самоучителю пытался безуспешно освоить инструмент.

В Риге были крупный торговый порт, военныей флот, а также мореходное и Нахимовское училища. Поэтому у молодёжи была «морская» мода в одежде – мы сами расширяли себе брюки, вшивали клинья или растягивали штанины в мокром виде на фанерном клине, чтобы получились «клёши», закрывающие ботинки. На голове должна была надета «лондонка», то есть кепка из особой рыхлой ткани. Моряки их привозили из загранплаваний. Козырьки у кепки мы сами делали узкими. Вечерами гуляли в центре города по «бродвею» – «подметали клёшами мостовые».

Зимой каждый день встречались на катке. Всё под руководством Саши Ступникова. Однажды он придумал ходить в читальный зал изучать про мушкетёров, чтобы поставить спектакль. И мы ходили.

Один раз вечером отец пошёл к какому-то своему знакомому по работе. У того был сын чуть младше меня. Пока взрослые разговаривали о чём-то своём, мне сын показывал новую для меня игру – настольный теннис, а затем свои книги, в том числе два толстых немецких словаря. Похвалился, что уже выучил три тысячи слов. Как я потом понял, ради этого отец и взял меня с собой, решил подействовать на моё самолюбие. У меня с немецким были сложные отношения.

Средний показатель моей успеваемости за седьмой класс получился 3,7. Спрашивается, какая сила могла меня заставить отказаться от всех удовольствий отроческой жизни? Ради того, чтобы в свидетельстве за семилетнее образование стояли пятёрки вместо троек и четвёрок?

Поскольку школа №66 была семилетней, нас в конце учебного года предупредили, чтобы мы сами вовремя устроились где-то в 8-й класс. Но не исключили, что такой класс будет открыт и в нашей школе. Мы на это понадеялись.

Прошло лето, наступил сентябрь, и нашей дружеской компании, человек десять, уже стало ясно, что надо идти в ГорОНО, найти школу с восьмым классом. Со всего города собралось около двадцати неустроенных, и для них, в том числе для нас, срочно открыли в семилетке №1 восьмой класс. Эта семилетка занимала добротное трёхэтажное здание в центре города, была всем хороша, но оказалась совершенно не готовой принять на свой баланс новый класс: не было учебников и нужных учителей, не могли найти классного руководителя, способного держать в повиновении сплочённую группу подростков. Возникла ситуация постоянного противостояния между классом и учителями. Вызывали в школу родителей, проводили родительские собрания, беседовали с нами, учениками, со всеми вместе и по отдельности. Но мы могли неожиданно почти всем классом, кроме нескольких девочек, «сорваться» с уроков, умышленно опоздать на 1-2 урока, коллективно не выполнить домашнее задание, не заходить в класс после звонка, не выходить к доске для ответа, пререкаться. То есть коллективно не соблюдали свои обязанности. Недаром я написал статью о правилах поведения учеников: http://obrazi-ekonomiki.ru/pravila-dlya

Этот год был в моей школьной жизни провальным: итоговый балл всего 3,2. Получил за год всего две четвёрки – по геометрии и тригонометрии. От полного жизненного краха спасли занятия авиамоделизмом, радиолюбительством и фотографией.

Директор школы из-за нас получил сверху выговор, и было принято решение этот класс летом расформировать. Нам пообещали выдать по заслугам «волчьи билеты» и своё слово сдержали. Со мной обошлись по-божески, всего лишь указали в характеристике.

Именно после 8-го класса произошёл мой переход от отрочества к юности. Пришлось задуматься об изменении отношения к учёбе.

Был у меня не школьный товарищ, более благоразумный и интеллигентный – Валерий Кореневский. Очень начитанный и развитый. Он один раз, ещё в шестом классе, во время прогулки по городу подробно описал мне технику фотографирования, проявления плёнок и печати снимков – проявители, закрепители, чувствительность, глянцевание на стекле и всё прочее. Придя домой, я записал. И стал наседать на отца купить мне самый простой аппарат – «Любитель». Для широкой плёнки. Чтобы можно было печатать и без увеличителя. Через месяц пригласил Валеру посмотреть, правильно ли всё делаю. Он сильно удивился, что я все его советы запомнил и осуществил. На этой почве, фотографической, наше общение окрепло.

Так вот, Валерий учился в лучшей из общедоступных школ города – №23. В то время школьное образование в Риге было на уровне Москвы и Ленинграда. Спецшколы, может, и были, но я в этом не уверен, так как потом оказалось, что в школе №23 учились и дети высокопоставленных людей. У меня возникла нереальная идея перейти в эту школу в 9-й класс. Пришёл, зашёл к директору Степаненко И.Т., строгому фронтовику. Посмотрел он характеристику за 8-й класс и показал мне на дверь. Пришлось просить отца, чтобы он уговорил директора принять меня. Тот согласился, но условно, с правом выгнать, если с моим поведением будет что-то не так, отметив это на заявлении (смотри фото).

В начале 50-х годов школы начали постепенный переход к совместному обучению мальчиков и девочек. В седьмом классе для девочек в школе, где я сначала учился, был отдельный класс, в восьмом, в другой школе №1, девушки уже появились в небольшом числе, а вот в девятом, куда я попал, девушек было, судя по фотографии, уже 19, а юношей всего 14. Этот женский фактор был стабилизирующим. Юноши вынуждены были вести себя поприличнее.

Главное, вся атмосфера в новой школе была совсем другой. Для меня как бы окружающее силовое поле сменило полярность. Здесь к учёбе пренебрежительно не относились. Соответственно и лидером класса был парень совсем другого склада. Карпухин Слава со всех точек зрения вызывал уважение: спокойный, выдержанный, рассудительный, не заносчивый, готовый всегда помочь. Его мы не втягивали ни в какие затеи, понимали, что это не соответствует его статусу. Он был настоящим, заслуженным отличником, и все уважали его право им быть. Его лидерство заключалось в том, что он был примером. Рядом с ним были двое очень целеустремлённых парня, Кошелев Г. и Мостовой А., он им помогал, но они на медаль не тянули, хотя и очень старались. Были и другие целеустремлённые ученики и ученицы. Я после оканчания школы уехал из Риги и потерял со всеми связь, но уверен, что большинству одноклассников полученные хорошие знания помогли в жизни.

У меня не было мысли стать отличником, считал достаточным учиться хорошо. Я любил физику, химию, математику. Но в пределах школьной программы. Сборник задач Моденова П. попробовал, но весь осваивать не решился. С русским языком и сочинениями пришлось много потрудиться, это не моя сфера. Однако с интересом читал некоторых нестандартных поэтов, вроде футуристов. Через два года на выпускном вечере директор школы вручал многим памятные подарки, мне с печатью и подписью – двухтомник В.Маяковского. Наверное, учитель литературы так решил.

Повторюсь: всё это описываю не из ностальгии по детству и молодости, а для сравнения условий и результатов по воспитанию и образованию детей тогда и сейчас. Мой пример не универсален. Вспоминаемое мной детство было довольно однообразным и скучным. Сейчас большинство детей, родившихся в обычных районных городах и в сельской местности, живущие в «хрущёвках» и на окраинах, видят и получают от «окружающего мира» больше, чем получали мы в свои детские годы. И родители современных детей более осведомлены о методах воспитания и поэтому должны понимать, что будущее их детей не так уж плохо и бесперспективно. Надо только найти в воспитательном процессе главное, что не зависит от материального уровня жизни.

Каждая человеческая жизнь неповторима и любой личный опыт в сочетании с внешними условиями важен как взятый в отдельности, так и в сочетании с многими другими примерами. Важна также возможность делать общие выводы.

Возвратимся к заголовку: надо ли быть отличником?

Мой опыт говорит, что надо стремиться быть отличником и это стремление надо соразмерять со своими внутренними возможностями и внешними обстоятельствами. Есть грань, которую нежелательно переходить. Грань между хорошей и отличной учёбой, то есть получением полноценных знаний, и обязательным достижением формальных результатов.

Но в любом случае отличник заслуживает уважения, ведь освоение знаний – энергетически высокозатратный процесс.

Ещё: http://obrazi-ekonomiki.ru/nado-li-byt-otlichnikom