Вступление
Декрет Совета Народных Комиссаров.
О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины.
В целях прекращения вывоза за границу предметов особого художественного и исторического значения, угрожающего утратою культурных сокровищ народа, Совет Народных Комиссаров постановил:
1. Воспретить вывоз из всех мест Республики и продажу за границу кем бы то ни было предметов искусства и старины без разрешений, выдаваемых Коллегией по делам музеев и охране памятников искусства и старины в Петрограде и Москве при Народном Комиссариате Просвещения или органами, Коллегией на то уполномоченными. Комиссариат по Внешней Торговле может давать разрешение на вывоз за границу памятников старины и художественных произведений только после предварительного заключения и разрешения Народного Комиссариата Просвещения.
2. Все магазины, комиссионные конторы и отдельные лица, производящие торговлю предметами искусства и старины, или посредники по торговле ими, а также лица, производящие платную оценку или (экспертизу подобных предметов, обязаны зарегистрироваться в течение трех дней со дня опубликования сего декрета в Коллегии по охране- памятников искусства и старины в Петрограде и Москве при Народном Комиссариате Просвещения или в органах, Коллегией на то уполномоченных, а на местах — в Отделах по Народному Просвещению при Губернских Советах Рабочих и Крестьянских Депутатов.
3. Виновные в неисполнении сего декрета подвергаются ответственности по всей строгости революционных законов, вплоть до конфискации всего их имущества и тюремного заключения.
4. Декрет вступает в силу со дня его опубликования.
19 сентября 1918 года.
Распубликован в № 207 Известий Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов от 24 сентября 1918 года.
В конце 1920-х гг. в СССР началась форсированная индустриализация. Она требовала немалых средств: оборудование, а зачастую и сырье для строящихся индустриальных гигантов предстояло покупать за границей. Между тем золотой запас России, оказавшийся в руках большевиков в момент взятия власти, был растрачен. Так, если в октябре 1917 г. наличность золота, в монетах и слитках, в Государственном банке составляла около 1,1 млрд золотых руб., а вместе с золотом румынской казны, которая находилась на хранении в России, более 1,2 млрд, то к началу 1922 г. по сведениям Наркомфина свободная наличность в золоте и иностранной валюте составляла лишь немногим более 0,1 млрд руб.2. Фактически весь золотой запас Российской империи был использован всего за четыре года.
К середине 1920-х гг. советскому руководству удалось несколько поправить положение с золотым и валютным резервами. Благодаря экономическим мероприятиям, связанным с проведением денежной реформы и введением червонца, а также кампаниям по конфискации церковного имущества, золотой и валютный резерв страны на 1 января 1925 г. несколько превысил 0,3 млрд руб. Однако уже к концу года положение вновь стало катастрофическим. Чрезмерно завышенный импортный план привел к валютному кризису. Чтобы покрыть дефицит внешней торговли правительство стало продавать золото, и к концу 1925 г. свободные валютные резервы страны упали до 0,09 млрд, а свободные валютные резервы Госбанка за границей составляли всего лишь 400 тыс. руб.3
СССР приступал к форсированной индустриализации, не имея достаточных валютных накоплений. По тем отрывочным данным, которые сохранились в материалах заседаний СНК и СТО можно определить, что на 1 октября 1927 г. золотой и валютный запас СССР составил 173,5 млн руб. По данным на 16 июля 1928 г. он снизился до 96,5, на 11 ноября 1928 г. — до 78 млн руб. В то время как в официальной прессе осенью 1928 г. золотой запас Госбанка был объявлен 280 млн руб., председатель Госбанка, Георгий Пятаков, в секретной записке докладывал о плачевном валютном состоянии страны. По его мнению, к началу 1929 г. СССР должен был иметь нулевой золотой запас4. «Золотая» проблема в конце 1920-х гг. стала одной из самых острых.
«Валютная надежда» советского руководства на экспорт была слабой. Хотя с началом индустриализации руководство страны стало стремительно наращивать объемы экспорта, желаемых результатов это не давало. Невезеньем для большевиков стало то, что начало форсированной индустриализации в СССР практически совпало с мировым экономическим кризисом. Конъюнктура мирового рынка не благоприятствовала развитию советской внешней торговли. В советском экспорте преобладало сырье, цены на которое катастрофически падали, а в импорте — машины и оборудование, цены на которые росли.
Политбюро лихорадочно искало источники валюты для финансирования развития промышленности. В золотой лихорадке не брезговали и малым5, но стремились найти большую золотоносную жилу. Массовый экспорт художественных ценностей и антиквариата в этой связи казался многообещающим. В царской России бедность подавляющей части населения соседствовала с богатством дворянской аристократии и великолепием императорского двора. История шутит порой довольно жестоко: представители дворянских и царской фамилий, украшая свои дворцы, не могли и предположить, что этим создавали валютный фонд для социалистической индустриализации. В этой статье рассказывается о начальном периоде продажи художественных ценностей за границу.
Рождение Антиквариата
Продажа за рубеж художественных, исторических, да и просто ценностей, накопленных в России в течение веков, началась практически сразу после прихода большевиков к власти6. Однако массовый экспорт требовал создания предварительных условий — проведения конфискации и национализации «художественных и антикварных ресурсов» страны: ценностей казны, церкви и царской фамилии, музеев, дворянских усадеб, частных коллекций и просто личных сбережений граждан. Конфискация и национализация начались вместе с Октябрем и продолжались на всем протяжении 1920-х гг. Они привели к созданию огромного государственного фонда ценностей.
Начало форсированной индустриализации в конце 1920-х гг. ознаменовало не только «скачок» в развитии промышленности, но и скачок в экспорте художественных и антикварных ценностей. Развитие государственного аппарата по экспорту ценностей и рост объемов его деятельности следовали за приступами форсированной индустриализации. Рост валютных запросов пятилетки вел к тому, что планируемый в начале экспорт художественных ценностей немузейного значения превратился в распродажу главных музейных фондов страны.
Рубежным стал 1927 г. Вместе с дебатами об индустриализации в Политбюро началось обсуждение вопроса о наращивании экспорта художественных ценностей, как одного из валютных обеспечений первой пятилетки. Совет Народных Комиссаров СССР в декрете 8 июня 1927 г. поставил задачу использовать все ресурсы страны для развития промышленности. Тогда же в июне 1927 г. СНК СССР предложил Наркомторгу «организовать вывоз из СССР предметов старины и роскоши, как-то: старинной мебели, предметов домашнего обихода, религиозного культа, предметов из бронзы, фарфора, хрусталя, серебра, парчи, ковров, гобеленов, картин, автографов, русских самоцветов, кустарных изделий и прочих, не представляющих музейных ценностей» (выделено мной. — Е.О.). Следует сказать, что и ранее правительственные органы, СНК и СТО, неоднократно обращались во Внешторг с предложениями развивать экспорт антиквариата, однако, это не приводило к сколько-нибудь серьезным последствиям. Теперь «предложения» правительства подстегивались ростом планов валютного дохода и твердым намерением сталинского Политбюро любыми средствами провести индустриализацию в кратчайшие сроки.
В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) рассмотрел первые варианты пятилетнего плана. Даже по начальным наметкам пятилетки, существенно затем завышенным в окончательном амбициозном варианте 1929 г., было ясно, что валютные затраты предстояли огромные. Именно в это время Наркомат внутренней и внешней торговли СССР «откликнулся» на предложения правительства и обратился в Совнарком с проектом постановления об усилении «экспорта предметов искусства и старины». При этом Внешторг пошел дальше СНК, взяв на себя инициативу предложить продавать и «ценности музейного характера». Проект Внешторга был одобрен СНК и СТО СССР 23 января 1928 г., однако, с поправкой о запрете экспорта предметов старины и искусства «из основных музейных коллекций». Гарантом выполнения этого условия должен был стать контроль Наркомата просвещения РСФСР, в ведении которого и находился основной музейный фонд страны. С начала 1928 г. экспорт художественных ценностей приобрел плановый характер.
Правительственное решение о расширении экспорта художественных ценностей было принято, но аппарата для его реализации не существовало. «Лихорадочная спешность», с которой приступили к наращиванию экспорта антиквариата, вела к тому, что «лошадь бежала позади телеги». Фактически вся работа проводилась Ленинградской и отчасти Московской конторами Госторга (Государственная импортно-экспортная торговая контора), которая, по словам официального документа, чем только не занималась — «и пух-пером, и сусликами, и крысами». Контроль над экспортом художественных ценностей осуществлял уполномоченный СТО — А.М.Гинзбург.
Только в конце лета 1928 г., когда экспорт художественных ценностей уже шел полным ходом, наконец, появился специальный орган. В Госторге РСФСР была образована «Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей» сокращенно «Антиквариат» — прообраз будущей Всесоюзной конторы. Антиквариат имел довольно автономное положение, практически не зависел ни от руководства Наркомторга, ни Госторга и в своей деятельности, по словам официального документа, «был предоставлен сам себе».
История Антиквариата показывает, что его аппарат буквально «вылупился» из Госторга. Работники, которые продавали лен, кожу и другое сырье, стали заниматься «заготовкой» и продажей «художественного товара». Однако по мере развертывания экспорта художественных ценностей соседство Антиквариата с Госторгом, хотя часто лишь формальное, стало выглядеть странно. Кроме того, индустриализация набирала ход, валютные планы росли и Антиквариату становилось тесно в Госторге. Надо сказать, что и руководство Госторга хотело освободиться от беспокойного и быстро растущего хозяйства Антиквариата.
В ноябре 1929 г. решением СТО «Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей» была преобразована во Всесоюзную Государственную Торговую Контору «Антиквариат» и перешла от Госторга РСФСР в ведение Внешторга СССР.
Преобразование «Антиквариата» во Всесоюзную контору с широкими полномочиями не случайно совпало по времени с принятием окончательного и амбициозного варианта первого пятилетнего плана. Это — свидетельство той миссии, которую ему предстояло выполнить. Как выразился Хинчук, заместитель наркома торговли и председатель правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей, «от кустарного периода следовало перейти к серьезной реализации».
Связь между форсированием индустриализации и быстрым развитием антикварного экспорта не вызывает сомнений. Конечно, ни по радио, ни в печати об этом открыто не говорилось. Сам факт вывоза национальных ценностей за границу многие годы оставался в секрете. Официальная версия, которой советское руководство держалось после смерти Сталина, винила войну, пожары и прочие стихийные бедствия в потере части музейного достояния. Однако архивные документы конца 1920-х гг. — межведомственная переписка, секретные постановления партии и правительства, протоколы заседаний «антикварных» комиссий, письменные протесты руководства Наркомпроса РСФСР и музейных работников — все связывают наращивание антикварного экспорта с необходимостью добыть валюту для выполнения первой пятилетки.
Ведомственная принадлежность Антиквариата Внешторгу также говорила о многом -- ему предстояло стать официальным каналом массовой продажи художественных ценностей за границу. Более того, Антиквариат получил монополию экспорта ценностей. Секретный протокол заседания СТО прямо определил задачу Антиквариата: «Предметом деятельности «Антиквариата» должна быть заготовка предметов старины и искусства и исключительное право реализации их за границей» (выделено мной. — Е.О.).
Аппарат Антиквариата был создан по образу и подобию других центральных организаций и учреждений. Руководящие позиции в нем заняли не специалисты, в данном случае искусствоведы и музейные работники, а политики — проверенные партийцы, большевики, весьма далекие от мира искусства. Партия и правительство, по словам одного из них, «посадила их на это реализационное дело», поставив задачу «добыть тракторную колонну за каждого Рембрандта», и они энергично взялись за работу. Иначе и быть не могло. Пятаков, председатель Госбанка и член правительственной комиссии по наблюдению за отбором и реализацией антикварных ценностей, прямо сказал об этом: «Для того, чтобы иметь возможность преодолеть саботаж интеллигенции, которая сидит на этом деле, на музейном деле, на искусстве и т.д., нужно на реализацию и выделение посадить людей, которые в этом деле ничего не понимают». Оказавшись в Антиквариате, его руководители перенесли туда методы работы и терминологию известную им ранее.
Первым председателем правления Антиквариата стал А.М.Гинзбург, бывший заведующий антикварной конторы Госторга и уполномоченный СТО по реализации ценностей. «Гинзбург — хороший товарищ, — говорил о нем Пятаков на одном из заседаний, — но он только теперь начинает отличать Рафаэля от Рембрандта». Осматривая одну из коллекций Эрмитажа, Гинзбург как-то обмолвился: «Неужели же находятся дураки, которые за это платят деньги». Выяснить биографию Гинзбурга не удалось, но в партийном архиве сохранились личные дела других руководителей Антиквариата.
В 1930 г. председателем Антиквариата стал Н.Н.Ильин, который до этого работал в Ленгосторге «по отделу сырья». Ильин родился в 1887 г. в городе Сестрорецке в рабочей семье. Самостоятельную жизнь начал в 14 лет, когда ушел из дома «искать счастья». Образования, как видно, не получил. По его словам «в 1907 г. держал экзамен на аттестат зрелости (не известно, выдержал ли. -- Е.О.), был несколько месяцев в Спб. университете, на юридическом факультете». В возрасте 17 лет вступил в РСДРП, сразу же к большевикам. Принимал участие в первой русской революции, вел агитацию на Сестрорецком заводе, где в то время работал слесарем—шлифовальщиком. Видимо, степень «левизны» большевиков не вполне устраивала Ильина. Еще подростком под впечатлением рассказов о народовольцах он мечтал стать террористом, а в 1905 г., по собственному признанию, хотел перейти от большевиков к эсерам или анархистам. Товарищи по партии отговорили Ильина, сказав, что и большевикам не чужд террор. Ильин стал боевиком-профессионалом. «Боевая семерка», организатором и начальником которой он являлся, в течение 1906 и 1907 гг. совершила ряд террористических выступлений. Ильин принимал активное участие в транспортировке оружия и литературы из-за границы. После роспуска боевых организаций в 1907 г. Ильин написал в «Пролетарий» открытое письмо товарищу Ленину, в котором резко выступил против прекращения боевой работы партии. В ответ, как он пишет в своей биографии, Ленин вызвал его к себе в Териоки, «пожурил за резкость тона», но разрешил Ильину взять на себя организацию рабочих кружков по овладению боевой техникой. Выполняя это задание, если верить автобиографии, Ильин создал пять районных кружков в Петербурге, а также склад оружия и небольшую лабораторию по изготовлению бомб. Он также написал брошюру о боевой технике и тактике вооруженного восстания. Боевая активность Ильина не могла не привлечь внимания столичной полиции. Он несколько раз был арестован, отбывал каторгу в Шлиссельбурге и ссылки в Иркутской и Енисейской губерниях. В ссылке сделал своеобразную карьеру — получил службу в частной фирме и стал управляющим рудниками. В общей сложности Ильин провел в тюрьме более 6 лет и два года в ссылке.
Комментарии
Резервный коммент. К нему буду привязывать новые подробности.
ссылка
Коллекция Эндрю Меллона
Меньше всего Меллон был похож на сентиметально помешанного на искусстве чудака. Он никогда сам не занимался отслеживанием, поиском и непосредственно покупкой шедевров, никогда не покупал картин у частных лиц. Да и всерьёз заинтересовался живописью довольно поздно — когда уже мог многое себе позволить. К коллекционированию Меллона приобщил его приятель Генри Клэй Фрик во время одной из совместных поездок по Европе, предпринятых с целью развлечения и попутного поиска новых рынков.В конце 1920-х годов Меллон, подобно тому, как когда-то его племянник обнаружил нефтяные месторождения, нашёл очередную «золотую жилу» — петербургский Эрмитаж. Именно тайные распродажи эрмитажных сокровищ, предпринятые советским правительством, чтобы получить валюту для индустриализации страны, стали богатейшим источником для пополнения меллоновской коллекции шедевров.
Первая сделка, тайно заключённая в пользу Меллона британскими антикварами в марте 1930 года, сделала его владельцем полотна Ван Дейка «Портрет Филиппа герцога Уортона». Цена вопроса составила 250 тысяч фунтов стерлингов. Удачный старт вдохновил Меллона продолжать, и при помощи тех же посредников Эрмитаж лишился в пользу Меллона еще трёх картин: «Портрета молодого человека» Хальса, «Девушки с метлой» Рембрандта (575 тысяч фунтов за обе) и портрета жены Рубенса Изабеллы Брандт работы Ван Дейка (223 тысячи фунтов).
Это, однако, не остановило советский Внешторг, который продолжил «сливать» картины миллионеру. Эрмитажное «Благовещение» Яна ван Эйка обошлось Меллону в полмиллиона долларов в мае 1930-го года. «Асимметричный ответ» Меллона-госслужащего последовал незамедлительно: мотивируя тем, что советские власти используют на лесозаготовках труд заключенных, министр финансов США вводит эмбарго на ввоз из СССР всех видов лесоматериалов.
Мадонна Альба
Картины Рафаэля «Мадонна Купер» и «Мадонна Альба» (с 1836-го по 1931-й годы находившаяся в Эрмитаже) в постоянной экспозиции Национальной галереи искусств (Вашингтон).
Распятие с Мадонной, Иоанном Крестителем, Святым Иеронимом, Марией Магдалиной
Эндрю Меллон – создатель Национальной галереи искусств в Вашингтоне
Идея создания галереи созрела у Меллона к 1927-му году, еще до эпопеи с Эрмитажем, который отнюдь не был для него единственным источником. Все приобретения Меллона, включающие ценнейшие произведения европейского искусства от эпохи Византии до конца XVIII века, давно нуждались в отдельном помещении, которое могло бы наилучшим образом представить их публике. Но Меллон отнюдь не собирался создавать «музей имени себя» наподобие своего друга Генри Клэя Фрика.Меллон рассудил, что уровень его коллекции уже сейчас таков, что она могла бы лечь в основу национального собрания, а Америка получила бы собственный музей, подобный Национальной галерее Лондона и способный с чисто американским молодым задором потягаться с парижским Лувром. Меллон обратился к американским властям с предложением: он готов пожертвовать свою коллекцию, при условии, что государство обязуется построить здание, соответствующее подобной амбициозной задаче, а впоследствии возьмёт на себя заботу о Национальной галерее Вашингтона.
Отдельным пунктом Меллон поставил условие: ни одно произведение не будет добавлено к его коллекции, «если не будет обладать подобным уровнем качества».
Вклад Меллона был бесценен: 120 картин и 21 скульптура из его личных приобретений составили ядро коллекции Национальной галереи. При этом Меллон даже не собирался требовать присвоить музею его имя. Дело было не только в похвальной скромности, которой отличался Меллон, но и в рациональном расчёте: если галерея будет принадлежать «всем сразу и никому в отдельности», то и другие миллионеры-жертвователи смогут последовать примеру Меллона. Собственно, так и произошло: свои коллекции вскорости передал Национальной галерее Сэмюэль Генри Кресс — он занял целых 34 зала в построенном Меллоном здании, а среди переданных им работ были такие редкие вещи, как «Поклонение пастухов» Джорджоне и босховская алтарная створка «Смерть скупца», а также Эль Греко, Рубенс, Ван Дейк, Лоренцо Лотто, Давид, Энгр, Ватто. Потом к пополнению собрания Национальной галереи подключились Петер Виденер, Честер Дэйл, Барбара Хаттон и другие. Этот процесс продолжается и поныне.
Эндрю Меллон перед макетом Национальной галереи искусств в Вашингтоне.
Эндрю Меллон и Джон Рассел Поуп с с проектом здания Национальной галереи.
Меллон на закладке фундамента Национальной галереи искусств в Вашингтоне.
Строительство галереи, представлявшей собой самое большое для своего времени сооружение из мрамора, завершилось в 1941-м году, открывал её президент Рузвельт. Музею так и не было присвоено имя Меллона, не появилось и памятника, да и сам Меллон вряд ли захотел бы чего-то подобного. Правда, в его честь перед зданием галереи разбили мемориальный фонтан, а почта США выпустила памятную марку.
Ссылка
В 1920е годы в СССР действовало 350 иностранных концессий почти во всех отраслях хозяйства, большинство из которых были американскими и германскими.
После Октябрьского переворота власть захватили политические авантюристы, не имеющие опыта управления народным хозяйством и промышленностью. Поэтому первое советское правительство вынуждено было использовать иностранцев, готовых сотрудничать с ними, особенно если эти иностранцы-выходцы из бывшей Российской империи, за внушительное вознаграждение предоставляли удобные лазейки для реализации художественных ценностей на зарубежных аукционах. Эти иностранцы основали многие компании в СССР, продукцией которых мы до сих пор пользуемся.
Рекламный плакат американской промышленной концессии А. Хаммера
Если кризис не сбавит обороты, собственность скоро будет валяться под ногами. Власти начнут искать хозяев и управленцев. Как в 20-е годы прошлого века.
«Как делаются миллионы?» — спросили Арманда Хаммера на вечеринке у миллиардера Пола Гетти. «Это не так трудно, — отвечал пожилой мультимиллионер, — надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда, захватив теплую одежду, и немедленно начать договариваться о заключении торговых сделок с представителями нового правительства. Их не больше трехсот человек, это не представит большой трудности».
На кремлевских башнях еще золотились двуглавые орлы, когда удача улыбнулась юному Арманду.
Фото взято у :http://sandra-rimskaya.livejournal.com/1919921.html
Ему едва исполнилось двадцать три, и он только что получил диплом доктора медицины Колумбийского университета. По легенде, в 1921 году он приехал в Россию лечить голодающих. На самом деле он приехал делать бизнес. Еще в Штатах Хаммеры познакомились с большевистским эмиссаром Людвигом Мартенсом. Тот закупал у их компании Allied Drugs аспирин, кодеин и морфий для отправки в Россию.
Мартенс и объяснил Хаммерам, что с военным коммунизмом покончено и Советская Россия готова сотрудничать с иностранным капиталом. Большевики извлекли урок из Кронштадтского восстания и провозгласили новую экономическую политику, означавшую возвращение к рыночной экономике. В лексиконе вождей появилось слово «концессия».
Вместо кухарок поднимать из руин промышленность призывались иностранцы. Бывшим собственникам и новым инвесторам сулили долгосрочную аренду шахт и заводов и договоры о разделе продукции.
Члену американской компартии Джулиусу Хаммеру с сыновьями терять было особо нечего. Allied Drugs едва сводила концы с концами. Мартенса выслали из Штатов. К счастью, он занял солидный пост в Москве. В России у Джулиуса был и другой знакомец — Борис Рейнштейн, с которым он познакомился в 1907 году на конгрессе 2-го Интернационала в Штутгарте.
Ехать в красную столицу надлежало не с пустыми руками. Арманд привез наркому здравоохранения Николаю Семашко набор хирургических инструментов. Рейнштейн, к тому времени возвышенный в Коминтерне и Профинтерне, не преминул доложить о «помощи американских коммунистов» Ленину, верившему в интернациональную солидарность трудящихся. Товарищ Мартенс, теперь председатель Главметалла, тоже не забыл о нью-йоркских знакомых. Как не свозить американского предпринимателя на Урал? Не беда, что новоиспеченный медик ничего не смыслит в горнодобывающем деле. Главное — есть «социальный заказ» партии на привлечение иностранного капитала плюс интерес cо стороны Allied Drugs.
Восемнадцатого сентября 1921 года Хаммер с Мартенсом прибыли в Екатеринбург и, сменив поезд на лошадей, двинулись в Алапаевск.
— Эту асбестовую шахту легко очистить от мусора, — убеждал Хаммера шеф Главметалла. — Асбест добывается взрывным способом и по железной дороге доставляется в Европу, где продается за хорошую цену.
Мартенс предложил Хаммеру концессию в виде дара, если тот сумеет поставить в Россию американскую пшеницу. Бесплатно? Ничуть не бывало. У Москвы не было валюты, но советское правительство обещало расплатиться пушниной, черной икрой, конфискованными ценностями «бывших». Плюс сулило 5% комиссионных с этой бартерной сделки.
Ленин одобрил идею Мартенса насчет концессии. Попав через Рейнштейна на прием к «кремлевскому мечтателю», Арманд, по правде говоря, сомневался, нужны ли ему асбестовые рудники в Алапаевске. Его представления о прибыльности шахт и рынке сбыта были почерпнуты из разговора в поезде с горным инженером из тех мест. Фирма у него совсем маленькая, опыта общения с советской бюрократией нет. К изумлению американца, вождь мирового пролетариата пообещал снять все вопросы по концессии на самом высоком уровне. По словам Хаммера, Ленин сказал: «…Если необходимо, я даже не буду дожидаться заседания Совнаркома. Такого рода дело легко решить по телефону».
Чем подкупил Ильича молодой американец? Асбестовая концессия прошла прицепным вагоном. Паровозом выступило обещание Хаммера привезти «голодающим уральским рабочим» миллион пудов хлеба. Договор, заключенный с Хаммером 27 октября 1921 года, Ленин оценил как «начало торговли» с Западом. От заместителя наркомвнешторга Ивана Радченко, составлявшего контракт, вождь требовал: «Мне сообщите, кого назначаете ответственным исполнителем, какие товары готовите, налегаете ли особенно на артистические и гохрановские и т. д. 2–3 раза в месяц присылайте мне отчеты: что привезено в порт».
Асбестовую концессию, третью по счету в Советской России, подарили Хаммерам и для пропаганды: мол, заходите все, страна открыта. Сам Ленин описал «обманку»: «Пусть это будет концессия, пусть даже фиктивная… Мы хотим показать и раструбить… что американцы клюнули на концессию». Арманд заблуждался, думая, что «обаял» хозяина Кремля. Он попросту попался на крючок Ленина, увидевшего в молодом американце «полезного буржуазного идиота», чья жадность поможет коммунистам вырваться из экономической блокады.
Молодой Хаммер воспользовался расположением Ильича по полной программе. Он включил в концессионный контракт обязанности правительства обеспечить его фирму помещениями, транспортом, вооруженной охраной.
Заняв под офис бывший салон Фаберже на Кузнецком Мосту, 4, он научился говорить вальяжно и размеренно, подчеркивать свою значимость и знакомства на самом верху. Вернувшись в конце 1921 года в Нью-Йорк, Хаммер устроил фуршет для потенциальных инвесторов в шикарном отеле Commodore. Асбестовая концессия рекламировалась как процветающее предприятие (хотя там еще не добыли ни грамма), а будущее иностранного капитала в России — как надежное и прибыльное. Под впечатлением от услышанного банкиры согласились выдать ему ссуды на фрахт судов для доставки грузов через Атлантику и закупку пшеницы.
В мемуарах, изданных Хаммером на склоне лет, автор приукрасил ту историю до неузнаваемости. По его словам выходило, что первым пароходом в декабре 1921 года он привез зерно и, выгрузив его, взамен отправил меха и прочее. Скорее всего, так и было обещано большевикам до сделки. На деле же сначала отправились в Америку русские товары, утверждает, опираясь на документы, биограф Хаммера Эдвард Эпстайн. Семейство Хаммеров, не имея торговой сети и хоть какой-то стратегии продаж, предлагало их перекупщикам. Но в икре нашли консерванты, запрещенные в США, и ее пришлось «толкать» в Канаде. Меха уходили за полцены.
Пшеница же доплыла до России лишь к лету 1922-го и в количестве значительно меньшем, чем было обещано. Первая партия составила всего 4000 т. Самое время кричать: «Держи вора!» Но в Кремле решили не выносить сор из избы. Бартерный контракт в конце 1922 года тихо расторгли. Ленин списал неудачу на «ошибки» Наркомата внешней торговли.
Ильич продолжал флирт с Хаммером, посылая сигнал другим иностранцам:
Советы открыты для западных инвесторов, приходите.
Вернувшись из США, в мае 1922 года Арманд вновь напросился на аудиенцию к вождю, чтобы передать «письмо от американских рабочих, томящихся в тюрьмах». Он прихватил в Кремль и другой презент, купленный у старьевщика в Лондоне, — бронзовую обезьянку. Примат сидел на книге Дарвина «Происхождение видов», рассматривая зажатый в лапе человеческий череп. Поставив статуэтку на зеленое сукно, Ленин изрек совершенно не относящуюся к дарвинизму сентенцию. «Может наступить время, когда обезьяна поднимет с земли человеческий череп, удивляясь, откуда он взялся», — сказал он, имея в виду угрозу новой мировой войны.
(в мае 1922 !)
Вскоре Хаммер попросил председателя советского правительства свести его с «хозяином» северной столицы Зиновьевым. Мол, предстоит поездка в Петроград, там он никогда не был, боится затруднений, «которые могут возникнуть со стороны местных властей» при получении в порту груза пшеницы и рудокопных машин. На его письме Ильич начертал резолюцию: «…Запишите имя Арманда Хаммера и всячески помогайте ему от моего имени, если он обратится». Зиновьев принял американца по первому разряду.
Октябрьским утром 1922 года рабочие асбестовой концессии отказались идти в шахту. Управляющий Лео Вольф, размахивая револьвером, требовал от бунтовщиков начать работу. Те, матерясь, жаловались на невыносимые условия труда: асбест приходилось доставлять на поверхность на собственном горбу, а добывать голыми руками.
Тоннели не были оборудованы даже примитивной вентиляцией. Обещанное Хаммерами оборудование, вроде бы закупленное в Германии на $164 000, в Алапаевск не поступило. Не было даже элементарной спецодежды. Стачка разгоралась. И тут Хаммер обратился за помощью в ЧК.
В декабре 1922-го уральские чекисты усмирили бунтовщиков.
Но делу это не помогло. Алапаевская концессия приносила по $20 000 убытка в месяц. Цены на асбест в 1923 году упали и не покрывали даже затрат на перевозку в Европу. Джулиус, который перебрался в Россию, чтобы помочь сыну, побывав на Урале, прямо сказал: «Вляпались!» Перед советскими правителями Хаммеры продолжали делать хорошую мину: мол, инвестиции идут, управление отличное, только порода бедная и конъюнктура подкачала. Но тучи сгущались. Надо было затыкать рот инспекторам из Наркомфина, которые нашли, что компания списывает большие суммы на личные расходы, предоставляет необоснованные скидки партнерам и переводит «третьим сторонам» деньги непонятно за что. А тут и правительственные чиновники в начале 1924 года известили Хаммеров о намерении расторгнуть договор.
Пора паковать чемоданы? У Хаммеров возникла идея получше. Они решили еще раз заработать на государстве. Оценили свои убытки от концессии в $445 000. Рассудили: РСФСР, конечно, не выплатит кэш, но разными схемами деньги отбить можно. Например, их фирма (теперь она называлась Alamerico) становилась агентом Наркомвнешторга в США, получая повышенные комиссионные с любой сделки между американским бизнесом и Советами. Они даже уговорили Генри Форда наделить их компанию эксклюзивными правами на продажу тракторов и автомобилей в СССР.
Власть закрывала глаза на провал уральской концессии и убытки по внешнеторговым контрактам, потому что взамен получала от Хаммеров деликатные услуги: канал вывоза денег и передачи их нужным людям на Западе. В переписке между Москвой и Чарлзом Рутенбергом, национальным секретарем Компартии США, с середины 1920-х годов замелькало имя Хаммеров. Правда, братская большевистская помощь по дороге худела. В 1925 году Рутенберг потребовал от Хаммеров вернуть $16 000, переведенных Коминтерном. Не без опасения к услугам «посыльных» относился и начальник ОГПУ Генрих Ягода. Но деваться было некуда, резидентура требовала финансовой подпитки из центра, и приходилось мириться с высокими комиссионными.
Превращать бюджетные средства в наличную инвалюту Арманд Хаммер умел легко и изящно. В Москве он получал векселя Госторга, то есть денежные обязательства советского правительства. С ними он отправлялся, скажем, в московское представительство Lloyds Bank и под эти гарантированные государством бумаги брал банковские векселя. Предъявленные в Лондоне, они превращались в наличные фунты стерлингов и могли тратиться на что угодно.
Иметь свой банк для обналички и иных деликатных дел всегда предпочтительнее. Такой случай подвернулся в Эстонии, с которой у СССР были вполне сносные отношения. Арманда не очень озаботило, что «Харью» (так назывался банк) последний год лежал на боку. Его прельстило, что первый взнос за контрольный пакет акций составлял всего $45 000. К тому же он заключил выгодный контракт с Москвой, по которому взял под закупку сливочного масла вексель Госторга на $10 млн. Деньги предстояло обналичить через приобретенный банк, покрутить и вернуть маслом со значительным дисконтом. Одного Хаммер не учел: пока шла возня с этой сделкой, «Харью», растеряв менеджеров, прекратил работать. В мае 1925 года эстонские власти закрыли «Харью» «в связи с прекращением им платежей». Хаммер к тому времени вложил в банк $150 000 (из денег Госторга), потеряв их безвозвратно.
Как Хаммеру удалось оправдаться? Для начала он разъяснил кремлевским визави, что покупал банк не ради себя, а для прорыва в торговле СССР с развитыми странами и перевода денег «товарищам». Правдоподобно звучал и аргумент про происки Запада. Ну и наконец, на четвертом году работы с большевиками Хаммер усвоил принятый в среде бывших революционеров прием: провалилось дело — надо заходить в высокие кабинеты с новой идеей и никогда не признавать себя виноватым. Наоборот, ссылаться на обстоятельства, бюрократизм, дремучесть людей. И требовать компенсаций через преференции в новом бизнесе.
Так он и поступил, затевая сразу после банкротства «Харью» «Американскую Промышленную Концессию» в Москве.
Вся страна писала тогда карандашами, особо важные записи — карандашами химическими, которые требовалось послюнявить, чтобы запечатлеть мысль на века. Хаммер сыграл на потребностях советской бюрократии и набиравшей тогда силу кампании по ликвидации безграмотности.
Конкурентов у придуманной им концессии не было: скромный цех Мосполиграфа выпускал мелкими партиями дрянные карандаши, которые постоянно ломались. Качественный продукт завозился только из Германии и стоил дорого. От Хаммера требовалось внести залог в $50 000, который возвращался при выпуске первой же партии карандашей. Площадка под фабрику выделялась в самой столице — 250 га на берегу Москвы-реки.
Концессионер получил право экспортировать пятую часть выпущенной продукции, что бывало нечасто. Выписав специалистов и оборудование из Германии, Хаммер за несколько месяцев подлатал цеха бывших красильных и мыловаренных заводов Бони и Столярова, а на остальной территории заложил коттеджи для иностранных спецов.
Баланс за первый год работы концессии (на 1 сентября 1927 года), опубликованный газетой «Экономическая жизнь», выглядел как нельзя лучше. При капитале 710 000 рублей прибыль достигла 3,4 млн рублей, из которых 1,8 млн ушли в казну, а остальное — в карман Хаммеру.
Он, кстати, продолжал считать, что СССР перед ним в долгу, оценивая свои прошлые потери в ₤170 000. Но и у советских чиновников были поводы для недовольства. Замнаркомторга СССР Хинчук 31 мая 1928 года, не скрывая обиды, писал, что хаммеровские карандаши заполонили весь рынок. Хотя они и дороже изделий Мосполиграфа, люди предпочитают покупать их как более качественные. Хозорганы постарались придавить концессионера, введя заградительные пошлины на американский кедр — сырье, используемое Армандом. Пришлось искать замену в русских лесах.
Не избежал капиталист и трений с персоналом. Неприятно удивил Хаммера директор-англичанин Петер Александер. 8 октября 1928 года управленец опубликовал записку. Он рекомендовал властям, во-первых, не привлекать в концессии авантюристов. Во-вторых, чтобы наводнить страну технологиями, сдавать иностранцам серьезные отрасли, а не «изготовление зубной пасты, женских курточек, карандашей».
Затеяв индустриализацию, Иосиф Сталин избавлялся и от нэпа, и от иностранных предпринимателей. К концу 1920-х крупные концессионеры покинули Россию. Кого-то, как золотодобытчиков из «Лена Голдфилдс», обвинили в шпионаже, у кого-то отобрали концессию без всяких разъяснений, как у американца Гарримана — марганцевые рудники на Кавказе. Хаммер оказался самым живучим, его карандашный бизнес дожил до 1930 года. Оставив особняк на Садовой-Спасской, 14, родителям, Арманд построил шикарный дом с огромной территорией и садом, расположенный, по словам хозяина, «недалеко от дворца сахарного короля, напротив Кремля». В глазах сталинских верхов он сохранил статус эксклюзивного иностранца благодаря новым деликатным обязанностям.
От реквизиций в Гохране оставалось еще немало «буржуйского барахла», а валюты для «большого скачка» требовалось все больше. На Западе продавать конфискат от имени страны было опасно: бывшие хозяева могли узнать свои вещи и истребовать их через суд. Другое дело, когда антиквариат выставлял «законный приобретатель». По версии Эпстайна, советский нарком торговли предложил Хаммеру заработать на реализации конфиската еще в 1925 году. Обещали 10% комиссионных, и одним из пробных лотов выступала известная картина из Зимнего дворца. Тогда выйти на внешние рынки не удалось. Но идея не умерла. Хаммеры копили добро в своих московских особняках. Огромные комнаты едва вмещали коллекцию живописи и икон, царские сервизы, яйца Фаберже.
В 1929 году многие предметы покинули СССР и были выставлены на продажу в нью-йоркской галерее Hermitage. Жаль, время роскоши ускользало, Америку накрывал кризис. Брат Арманда Гарри с досадой телеграфировал в Москву: «Как мы можем продать царские безделушки, когда биржевые маклеры выбрасываются из окон, а бывшие президенты корпораций продают с лотков яблоки?» А в 1931 году две родственницы последнего российского императора добились судебного запрета на продажу «собственности покойного царя».
И все же Арманд сменил Москву на Париж, а затем Нью-Йорк с легким сердцем. Он вывез не только ценности. В его кармане лежало постановление Совнаркома о досрочном выкупе его концессии и увеличении размера возмещения за нее до 1,66 млн рублей. Никто из иностранцев не получал ничего подобного. Близость к властям была щедро оплачена. Уезжая, Хаммер не хлопнул дверью, а лишь притворил ее. Через 15 лет, когда в Кремле задумаются о восстановлении страны после войны, он снова будет тут как тут со своими услугами и идеями.
Олег Никитин
Forbes Contributor
Биография (Wikipedia)
Арма́нд Ха́ммер (англ. Armand Hammer, 21 мая 1898, Манхэттен, Нью-Йорк — 10 декабря 1990, Лос-Анджелес) — американский предприниматель, председатель корпорации «Occidental Petroleum» (1957-1990).
Родился 21 мая 1898 в Нью-Йорке в семье еврейских эмигрантов из Российской империи - Джулиуса и Розы Хаммер (в девичестве Липшиц). Отец — из семьи разорившихся судостроителей, приехал в США из Одессы в 1875 году. Он занимался медицинской практикой и владел пятью аптеками. Во время эпидемии гриппа Джулиус произвёл аборт женщине, больной пневмонией. Она умерла, и Хаммер был осуждён на 2,5 года тюрьмы. По другой версии, изложенной в книге Эдварда Эпштейна «Dossier: The Secret History of Armand Hammer», незаконный аборт сделал Арманд, а отец взял на себя его вину.
Арманд Хаммер окончил Колумбийский колледж, получив в 1919 году степень бакалавра, а затем медицинский факультет Колумбийского университета, получив в 1921 году степень доктора медицины. Медицинской практикой он, однако, никогда не занимался.
Был другом Людвига Мартенса, неофициального представителя СССР в Америке. В 1921 году отправился в РСФСР, чтобы вернуть долг за поставки лекарств во время Гражданской войны. После встречи с Владимиром Лениным, Арманд Хаммер вошёл в круг бизнесменов, приближенных к советским лидерам. Встречался со многими советскими лидерами, вплоть до Горбачёва.
27 октября 1921 года Народный комиссариат внешней торговли РСФСР и хаммеровская «Allied Drug and Chemical Corporation» подписали договор о поставке в Советскую Россию 1 миллиона бушелей американской пшеницы в обмен на пушнину, чёрную икру и экспроприированные большевиками драгоценности, хранившиеся в Гохране.
Вскоре Хаммер стал считаться «официальным другом» СССР. При его личном участии в СССР (в городе Тольятти) был построен крупнейший завод по производству аммиака — «ТольяттиАзот» (1979), а также аммиакопровод «Тольятти-Одесса».
В 1926 году он предложил создать в СССР первую карандашную концессию, которая в 1932 году была выкуплена государством. Впоследствии это предприятие было известно как Московский завод пишущих принадлежностей им. Сакко и Ванцетти.
Единственное полотно Гойи в российских музеях — портрет актрисы А. Сарате, преподнесённый Хаммером в дар Эрмитажу в 1972 году. Предположительно, подделка.
«Юнона» кисти Рембрандта — жемчужина музея Арманда Хаммера в Калифорнии
Хаммер ненадолго вернулся в Америку, где основал новую компанию — «Allied American Corporation», а затем с братом Виктором отбыл в Москву, где прожил восемь лет, представляя интересы многих американских компаний.
Покупал в конце 1920-х — начале 1930-х предметы старины, картины, скульптуры из Ленинградского Эрмитажа, таким образом собрав большую коллекцию предметов искусства. В частности, по бросовым ценам вывез из СССР и перепродал на Западе яйца Фаберже.
При участии Хаммера был построен Центр международной торговли в Москве, который также называется Хаммеровский центр.
В 1927 году он женился на актрисе Ольге Ван Рут. После того, как в США в 1933 был отменён сухой закон, занимался производством алкогольных напитков.
Поддерживал Республиканскую партию США. Был осуждён за противозаконные пожертвования на избирательную кампанию Ричарда Никсона, но впоследствии полностью амнистирован президентом Джорджем Бушем-старшим.
Его правнук Арми Хаммер стал актёром.
Мемуары Арманда Хаммера были опубликованы в СССР в 1988 году.
ссылка
ХЗ. А ваш источник - помойка.
Что не отменяет самих фактов продажи, которые никто не скрывает, просто особо не афишируют.
После моего упоминания, кого-то это заинтересует и он покопается в этой теме и появятся - "источники не помойки".
"Мы должны пробежать это расстояние в десять лет.Либо мы сделаем это, либо нас сомнут."
"Индустриализация имеет своей задачей не только то, чтобы вести наше народное хозяйство в целом к увеличению в нём доли промышленности, но она имеет ещё ту задачу, чтобы в этом развитии обеспечить за нашей страной, окружённой капиталистическими государствами, хозяйственную самостоятельность, уберечь её от превращения в придаток мирового капитализма. Не может страна диктатуры пролетариата, находящаяся в капиталистическом окружении, остаться хозяйственно самостоятельной, если она сама не производит у себя дома орудий и средств производства, если она застревает на той ступени развития, где ей приходится держать народное хозяйство на привязи у капиталистически развитых стран, производящих и вывозящих орудия и средства производства. Застрять на этой ступени — значит отдать себя на подчинение мировому капиталу."
Всё это прекрасно знали и знаем.
Не сделали бы этого (продажа картин и некоторых ценностей) , то потом бы смяли и всё забрали.
И вы бы НИКОГДА не родились и не фигачили шняги.
Лозунги - это конечно весело и задорно, но не информативно...
Большевики с первого дня своего правления торговали с западом, хотя казалось бы - на западе буржуи, в России таких они резали.
Сделаю потом пост о торговле Советов с западом - только Вам скучно будет, я его из документов составлю, а не из лозунгов.
Это не лозунги. Это тексты выступления Сталина. Хотите сказать, что вы умнее Сталина?
Денег нет, но вы держитесь....
Понятно, что вы распространитель помоек.
Дешёвая попытка перевести всё в срач у Вас не получилась - мне это не интересно.
Дальше можете не пробовать - срачечные комменты буду удалять, хотите что-то доказать, доказывайте это культурно, как взрослый человек.
Так ведь все ваши публикации и есть срач.
А если не все, то Вы признаете себя лжецом?
Все.
Российская Олимпиада.
ни одного комментария - в чём срач?
В том срач, что это второсортно-художественное изделие.
А могли бы признать свою ошибку и сохранить лицо, ну нет так нет...
Ответьте, чтоб последнее слово за Вами осталось и прекратим этот срач......
Не дождётесь. А зачем?
Как говорят в физико-математической среде (и не только), - давайте договоримся о терминах.
"Национальные ценности" - это что? Как они появились? В чьей собственности находятся? Для чего предназначены, то есть какую ценность несет для нации та или иная "национальная ценность"? Тут можно сравнить собор Василия Блаженного и некоторые картины мало кому известных "голандцев" из собраний Эрмитажа.
И самое главное, можно ли ценность некоторых "национальных ценностей" (например, тех же "голандцев") превратить в лихую годину в нечто другое, более полезное для нации? Например, восстановить каскад фонтанов в Петергофе.
Вот я как-то так думаю, задаюсь вопросом.
Всё так - но к чему стесняться своих действий? "Корона Российской империи", "Достояние Республики", "Квартет Гварнери" - это так, навскидку. Если напрячься, то можно вспомнить ещё что-нибудь. Где эгоистичным представителям старого мира противостоят люди мира нового, с горячими сердцами - которые спасают ценности, доставшиеся революционному народу от старого режима, от продажи жадным буржуинам. И обязательно фигурируют виды советских музеев, где сотни посетителей любуются спасёнными шедеврами.
Если дело хорошее, зачем его замалчивать?
Постановление Совнаркома СССР «Об организации Наркомторгом СССР вывоза за границу предметов старины и роскоши, не представляющих музейной ценности»
28 июня 1927 г.
Разрешить Наркомторгу СССР организовать вывоз из СССР предметов старины и роскоши, как-то: старинной мебели, предметов домашнего обихода, религиозного культа, предметов из бронзы, фарфора, хрусталя, серебра, парчи, ковров, гобеленов, картин, автографов, русских самоцветов, кустарных изделий и пр., не представляющих музейных ценностей, с освобождением вывозимых предметов от таможенной пошлины, но с уплатой в доход казны 10% валюты от продажной выручки за границей за вышеуказанные предметы.
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 3. Д. 207. Л. 1. Подлинник. Проведено в круговую как постановление объединенного заседания СНК СССР (утверждено зам. пред. СНК СССР Я. Э. Рудзутаком 28 июня 1927 г.).
ссылка
Записка Наркомторга СССР председателю СНК СССР и СТО А. И. Рыкову об экспорте антикварных ценностей
7 декабря 1927 г.
Значительное сокращение экспорта хлеба и намеченный дополнительный импорт настойчиво диктуют необходимость всемерного использования всех экспортных ресурсов Союза уже в течение 1927‑28 г. По имеющимся в Наркомторге данным и материалам, полученным работниками Наркомторга, командированными в Ленинград, видно, что наш музейный фонд может дать значительные экспортные ресурсы. Между тем это дело находится целиком в руках работников музейного дела, которым кажется, что обеспечение провинциальных музеев музейными ценностями является первейшей задачей Союза и все мало-мальски ценное рассылается в такого рода музеи, которые не представляют большой ценности для Союза.
При правильной постановке этого дела мы могли бы получить дополнительно несколько миллионов рублей.
Наркомторг поэтому считает необходимым, чтобы был назначен уполномоченный Наркомторга для обеспечения мобилизации ресурсов музейного фонда и антикварных ценностей, которые могут быть экспортированы за границу. Уполномоченному этому должно быть предоставлено право изъятия антикварных ценностей. В случае разногласия между представителями Наркомпроса и представителями Наркомторга, вопрос решается специальной комиссией, которая решает все эти разногласия от имени правительства без права дальнейшего обжалования.
Дело реализации наших ценностей также требует упорядочения. По имеющимся в Наркомторге сведениям, Деткомиссия ЦИКа и другие организации реализуют антикварные товары с аукционов или в порядке комиссий, товары продаются на червонцы, причем эти вещи покупаются иностранцами, которые вывозят таковые с разрешения органов Наркомпроса. Наркомторг считает необходимым дать распоряжение по Деткомиссии о том, что в случае продажи таких вещей иностранцам, они должны быть предупреждены о том, что вывоз этих предметов без лицензии воспрещен. Мы этим самым сумеем эти ценности продавать на ин[остранную] валюту и вообще необходимо было бы, чтобы органы Наркомпроса давали лишь экспертизу о допустимости вывоза вещей с точки зрения лишь музейной. Самая же реализация и разрешение на вывоз должны даваться лишь Наркомторгом.
Наркомторг просит подписать прилагаемый при сем проект постановления СНК¹*.
Примечание:
1* Проект не приводится. Включается принятое постановление. (См. Постановление Совнаркома СССР «О выделении и экспорте антикварных ценностей» от 24 июля 1928 г.).
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 4. Д. 352. Л. 16‑17. Подлинник. Подписи — автографы.
ссылка
Постановление Совнаркома СССР «О выделении и экспорте антикварных ценностей»
24 июля 1928 г.
1. Обязать совнаркомы союзных республик не позже 1‑го сентября с. г. закончить (во исп. решения СНК от 23/I и 17/II‑26 г.) выделение антикварных ценностей на сумму не менее 8 м[лн.] р[уб.]
2. Обязать СНК РСФСР выделить в 1928‑29 г. для экспорта заграницу антикварные ценности на сумму в 10 млн. руб., причем выделение половины общей суммы закончить не позже 1/1‑1929 г., а второй — не позже 1‑го июня 1929 г.
3. Обязать СНК УССР выделить в 1928‑29 г. для экспорта заграницу антикварные ценности на сумму в 1 млн. руб.
4. Принять, что вся выручаемая от реализации антикварных ценностей валюта поступает полностью в распоряжение Союза.
Средства (в червонцах), выручаемые от реализации антикварных ценностей республик, остаются в их распоряжении.
Предложить совнаркомам союзных республик обсудить вопрос о таком использовании этих средств, которое стимулировало бы возможно большее интенсивное выделение антикварных ценностей.
5. Считать необходимым создание в составе Госторга РСФСР особого оперативного органа по собиранию и реализации антикварных ценностей.
6. Выделение и реализацию предметов старины и искусства сосредоточить соответственно в музеях и Госторге РСФСР. Оценку их возложить на специальные комиссии, образуемые госторгами по соглашению с наркомпросами соответствующих республик.
7. Признать целесообразным устройство в крупнейших центрах Европы и Америки специальных аукционов для реализации антикварных ценностей СССР.
8. С целью привлечения в СССР из-за границы покупателей антикварных ценностей:
а) считать необходимым всемерно упростить формальную сторону въезда их в СССР и вывоза купленных ими антикварных ценностей — при непременном и полном соблюдении всех требований, предъявляемых законами СССР;
б) организовывать для приезжающих в СССР иностранцев выставки антикварных ценностей.¹*
Примечание:
1* Документ взят в качестве выписки из протокола № 270 заседания Совнаркома СССР. Постановление утверждено Я. Э. Рудзутаком 24 июля 1928 г. Выписка подписана зам. секретаря СНК СССР Л. Фотиевой.
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 4. Д. 393. Л. 1. Заверенная копия.
ссылка
Постановление Совета Труда и Обороны «О плане заготовки в 1936 г. лома колокольной бронзы»¹*
1. Утвердить на 1936 г. план заготовки лома колокольной бронзы в размере 10000 тонн, из них 5000 тонн для Комитета резервов со следующей разбивкой по республикам, краям и областям:
2. Заготовку лома колокольной бронзы для Наркомтяжпрома производить равномерно, в каждом квартале по 25% от установленного для Наркомтяжпрома на 1936 год плана.
Заготовку 5000 тонн лома колокольной бронзы для Комитета резервов закончить до 1 июля 1936 года.
3. Обязать Наркомтяжпром (трест «Цветметлом») в декадный срок установить контингенты заготовки колокольной бронзы по каждой области, краю, республике в пределах разбивки, приведенной в п. 1.
4. Обязать СНК союзных и автономных республик, край- и облисполкомы перечисленных в п. 1‑м настоящего постановления республик, краев и областей в декадный срок разверстать установленные трестом «Цветметлом» контингенты сдачи лома колокольной бронзы по городам и райсоветам, обязав последние в 10‑ти дневный срок по окончании разверстки передать местным конторам треста «Цветметлом» наряды на получение колокольной бронзы с соответствующих точек.
Примечание:
1* По данным Госплана СССР, наличие колокольной бронзы в СССР на 1 января 1934 г. составляло около 35 тыс. т. (См.: ГАРФ. Ф. Р‑5446. Оп. 10. Д. 58. Л. 24). В течение всей второй пятилетки разрушение церквей и снятие колоколов для нужд индустриализации велось планомерно и повсеместно. Об этом свидетельствует не только публикуемый, но и другие архивные документы. (См.: ГАРФ. Ф. Р‑5446. Оп. 8. Д. 101. Л. 1‑1 об.; Оп. 10. Д. 58. Л. 1‑2, 5).
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 12. Д. 102. Л. 1-2. Заверенная копия.
ссылка
316
ЗАПИСКА С. Б. БРИЧКИНОЙ
21 января 1920 г.
Бричкиной:
прошу зарегистрировать и тотчас послать на заключение (очень срочное) товарищу зержинскому с просьбой вернуть с отзывом поскорее.
21/1. 1920. Ленин
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 51, с. 123
Написано на письме А. В. Луначарского, который просил выяснить обстоятельства ареста членов комиссии по делам несовершеннолетних при Наркомате соцобеспечения. 18 января 1920 г. Следственная комиссия Ревтрибунала при ВЦИК арестовала группу членов комиссии по делам несовершеннолетних во главе с председателем А. М. Тарабыкиным.
При обыске у арестованных и в помещении, занимаемом комиссией, были обнаружены и изъяты крупные суммы денег и много изделий из золота, которые, как было установлено следствием, отбирались у несовершеннолетних правонарушителей. На квартире Тарабыкина среди переписки обнаружены рекомендательные письма к командованию деникинской армии, в которых он характеризовался как сочувствующий белым.
22 января 1920 г. Ф. Э. Дзержинский ответил В. И. Ленину: «Опечатание помещения и аресты членов комиссии были произведены следственной комиссией при Верховном трибунале. Обвинение: чудовищные хищения, злоупотребления и белогвардейщина. Улики серьезные» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 51, с. 405).
6 мая 1920 г. Революционный трибунал при ВЦИК, рассмотрев в открытом судебном заседании дело по обвинению бывших членов комиссии по делам несовершеннолетних в преступлении по должности, приговорил Тарабыкина к пяти годам тюремного заключения, но, приняв во внимание его болезненное состояние, счел возможным сократить срок заключения до двух лет. В отношении других привлекавшихся к ответственности бывших членов комиссии по делам несовершеннолетних были применены меры общественного воздействия.
ссылка
----
подпись .. Внимание!
Джек Воробей, недостаточно восторженно относится к гениальности товарища Сталина, поэтому всё что он пишет сталинистам читать не рекомендуется - скорее всего это просто набросы