Паровозная афера

Биография Юрия Ломоносова неправдоподобна, поверить в существование такого человека трудно. Тем не менее, он реально существовал. В России о нем почти ничего не знают, его портретов нет в учебниках истории. Кто-то хорошо постарался, чтобы потомки крепко спали и не слышали ни о каком Ломоносове. Но крупицы информации все-таки попадаются.

Очень любопытна и довольно известная статья доктора исторических наук А.А.Иголкина, опубликованная в Новом историческом вестнике РГГУ, №10,2004.

Итак, будучи вполне признан царской властью, он еще на заре ХХ века вступает в тесные отношения с большевиками. В 1905-1906 гг. состоял в Военно-технической организации ЦК РСДРП, руководимой Л.Б.Красиным и занимавшейся подготовкой терактов и вооруженных восстаний.

Сыграл важную роль в февральской революции, захватив министерство путей сообщения, не дал прибыть в Петроград верным Николаю войскам, а самого царя не пустил в Царское Село и отправил в Псков, где ему быстренько состряпали отречение.

Кроме того, по воспоминаниям самого Ломоносова, когда А. И. Гучков прибыл в Петербург с бумагой об отречении Николая II, его задержали на вокзале рабочие, и Ломоносов и его доверенный человек Лебедев спасли бумагу об отречении. После этого Ломоносов руководил печатью акта об отречении и акта об отказе Михаила Александровича от престола.

Об этом Ломоносов с гордостью повествует в мемуарах, вышедших впервые на английском языке в 1919 г. в Нью-Йорке. Для того времени первое издание воспоминаний на чужом языке и в чужой стране было не совсем обычным. В России же книгу не издавали вплоть до 1994 г.

Дальше еще интереснее. С приходом к власти большевиков, царского чиновника не бросают в тюрьму и не расстреливают. Ломоносов назначается Лениным руководителем стройки «Алгембы» (проект по сооружению железной дороги и нефтепровода от города Александров Гай до нефтяных месторождений в районе реки Эмбы) , причем с широчайшими полномочиями.

Ломоносов отчитывался о своей деятельности только перед Лениным, а других отсылали попастись. В итоге на стройку потратили гигантские средства, несколько десятков тысяч человек умерли от болезней и недоедания, а потом выяснилось, что железная дорога там вообще не нужна и строительство забросили.

Этот провал не поколебал позиций Ломоносова. Его назначают уполномоченным представителем Совета Народных Комиссаров по закупкам жд оборудования в Европе. Тут и была провернута знаменитая «паровозная афера».

«Паровозная афера»

В самом начале 1922 г. В.И. Ленину прислали для ознакомления первый номер журнала «Экономист» за тот же год. Реакция Ленина была неожиданной: он предложил — и не кому-нибудь, а Ф.Э. Дзержинскому — журнал немедленно закрыть, а что касается сотрудников (и авторов) журнала, то дал им следующую оценку:

«Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».

Принято считать, что на роль главного «военного шпиона», подлежащего «постоянному излавливанию», претендовал выдающийся русский ученый, один из крупнейших социологов XX в. Питирим Александрович Сорокин. Именно его статью в этом журнале попытался раскритиковать глава советского правительства (впрочем, совершенно безуспешно: теоретико-методологический потенциал был слишком не равен).

Однако вполне возможно, что вызвавшие гнев вождя отдельные словосочетания, выхваченные из абсолютно не понятой им статьи П.А. Сорокина, были для Ленина лишь предлогом. Чтобы разобраться в теоретическом тексте ученого, нужно было обладать хорошим специальным образованием, и никакой особой опасности, с точки зрения пропаганды, как кажется, эта статья не представляла.

Но в том же номере журнала «Экономист» была и другая статья, смысл которой был совершенно понятен любому человеку с тогдашним средним образованием.

И смысл этот был таков: «Новые власти либо абсолютно, на удивление, не умеют хозяйствовать, либо, что более вероятно, вместо того, чтобы отстаивать национальные интересы в сфере международных экономических отношений, творят совместно с иностранными предпринимателями черт знает что, какие-то темные делишки в своих собственных интересах».

Автором статьи о «темных делишках» был А.Н. Фролов, давший экономический анализ сделанного в 1920 — 1921 гг. большевиками так называемого «паровозного заказа за границей». Он спокойно, без эмоций, анализировал доступные ему цифры, сопоставлял, размышлял. Общий вывод Фролова таков: этот заказ был, в лучшем случае, большой технико-хозяйственной ошибкой.

Ему было не совсем понятно, как можно было заказать в Швеции 1 000 паровозов на заводе, который до этого выпускал в год больших паровозов не более 40 штук (речь шла о заводе фирмы «Нидквист и Хольм»).

Как могла Советская власть в 1920 г. сразу же выдать огромный аванс золотом (по информации Фролова, 15 млн. золотых руб.) и готова была ждать несколько лет, которые должны были уйти на расширение завода: постройку заводских корпусов, зданий для рабочих и т.д.

Фролову непонятно, почему эти деньги — в золоте! — нельзя было выделить, например, Путиловскому заводу, выпускавшему до войны 225 паровозов в год. По его данным, весь железнодорожный заказ за рубежом был сделан на сумму 200 млн. руб. золотом.

Русский экономист убежден: эти огромные деньги вполне можно было потратить на то, чтобы «привести в порядок свои паровозостроительные заводы и накормить своих рабочих — вот как мне рисуется задача обращения 200 миллионов золотых рублей в 1 700 паровозов».

Фролов обратил внимание на следующее обстоятельство: «несмотря на значительное уменьшение числа здоровых паровозов и товарных вагонов, их количество все же оказывается избыточным. В июне сего года (1921. — Авт.) числилось свободными от работы 1 200 паровозов и 40 тыс. товарных вагонов».

Еще экономист заметил, что паровозы почему-то заказаны по цене, примерно вдвое превышающей довоенную.

Но мало и этого. Автор статьи продолжал: «Небезынтересно отметить, что цены, по которым производилась покупка, оказались во много раз ниже, чем те, которые были утверждены Советом Народных Комиссаров. Например, на дымогарные трубы была утверждена цена 1 500 зол. рублей за тонну, а куплено за 200 руб., на манометры утверждена цена 76 руб., а куплено за 7 руб., инжекторы куплены за 110 руб. против 500 руб. утвержденных и т.п. Так утратились у нас всякие представления о стоимости вещей».

А.Н. Фролов наверняка понимает и дает понять читателю: если из государственного бюджета на покупку какой-то не очень нужной «вещи» выделяются суммы гораздо большие, чем ее рыночная цена, то продавец получает сумму, примерно соответствующую средней цене, а все остальные деньги куда-то уходят. Или кому-то уходят — так будет точнее.

Речь в статье, напечатанной в «Экономисте», шла об очень больших деньгах, причем, как мы дальше увидим, гораздо больших, чем упомянутые 200 млн. золотых руб.

Что это за суммы были в 1920 – 1921 гг. – 200 — 300 млн. золотых руб.?

В 1920 г. объем производства всех отраслей промышленности России составлял 517,6 млн. золотых руб., промышленности «металлической» (куда входило машиностроение) — 48,5 млн. золотых руб. Находившийся в России золотой запас Государственного Банка на 8 ноября 1917 г. составлял 1 101 млн. золотых руб.

Часть золота — 650 млн. руб. — была эвакуирована в Казань, затем эти деньги попали к Колчаку, после разгрома которого Москва вернула 409 млн. руб.

Как ни крути, 200 млн. золотых рублей — колоссальные деньги: больше четверти золотого запаса страны.

И вот еще что важно.

Начало 1922 г. — это время голода, причем не столь неожиданного, как хотелось бы это кому-то представить. Об угрозе засухи в 1921 г. говорили уже на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г.; тогда же об этом писал журнал «Народное хозяйство».

Но вот голод пришел — нужен хлеб, если в стране есть золото: его можно было обменять на мировом рынка на хлеб.

Поразительные цифры: импорт паровозов в 1921/22 г. по стоимости был больше, чем импорт продуктов мукомольного производства.

Паровозов тогда ввезли на 124,3 млн. руб., продуктов мукомольного производства — на 92,6 млн. руб. (рубли — условные, не золотые, именно их дает советская статистика, но «одинаковые» для паровозов и хлеба).

В золотых рублях на импорт хлеба, муки и крупы в 1921 г. было израсходовано 17 742 тыс. — по данным, опубликованным в 1928 г.

В натуральном выражении, по официальной статистике, импорт хлеба, муки, крупы в СССР в 1921 г. составил 235,6 тыс. тонн, в 1922 г. — 763,3 тыс. тонн. Всего ровно миллион тонн (с учетом округлений).

Цифра поразительно «круглая» и, честно говоря, вызывающая сомнение. Похоже, что меньше тогда купили хлеба. Если считать, что голодающих было 25 млн. человек — на каждого приходилось 40 кг импортного хлеба в голодный 1921/22 год.

Опять же если верить, что ввезли миллион тонн. На 200 млн. зол. руб. по тогдашним ценам можно было купить около 10 пудов хлеба на каждого голодающего. Этого сделано не было. Предпочтение было отдано паровозам, а не хлебу. Неужели они были так нужны?

Ленин знал: все, о чем писал А.Н. Фролов, было правдой. Хотя и не всей правдой: документация сделок по «паровозным заказам», а по сути – «паровозной афере», проходила как «совершенно секретная». На многих документах ставился гриф «отпечатано в одном экземпляре», а некоторые даже написаны от руки и в связи с ceкретностью не перепечатывались.

Часть документов сегодня открыли, но только часть. Тогда, в 1922 г., журнал, попытавшийся разобраться в делах такой важности и секретности власти должны были закрыть немедленно под любым предлогом, лучше всего — под очевидно надуманным. И «вождь мирового пролетариата» потребовал от Дзержинского закрыть журнал… хотя бы потому, что в первом и втором номерах на обложке не был напечатан список сотрудников.

За паровозы платили золотом, его вывезли на сумму куда большую, чем ввезли паровозов, и до конца скрыть следы грандиозной аферы, связанной с утратой для нищей тогда России многих тонн золота, которое затем неизвестно куда подавалось, не удалось.

Попытки в чем-то разобраться были предприняты еще по горячим следам, в первой половине 1920-х гг.

О сомнительности железнодорожных сделок написали в первой половине 1920-х гг. в своих фундаментальных монографиях крупнейшие тогда российские специалисты по экономике железнодорожного транспорта М.М. Шмуккер и И.Д. Михайлов. Вот слова И.Д. Михайлова: «Заказ был сделан, огромные суммы были на него затрачены, хотя в дальнейшем оказалось, что можно было обойтись и без этого заказа, стоило лишь усилить капитальный ремонт паровозов».

И М.М. Шмуккер не понимал, зачем был выдан золотом большой аванс на расширение шведского завода «при наличии у нас таких заводов, как Харьковский, Коломенский, Путиловский, Сормовский и т.д., имевших в дореволюционное время каждый много большую производительность».

В апреле 1923 г. А.Г. Шляпников издал в Москве брошюру, в которой обвинял ряд советских лидеров (их список открывал нарком Ю.В. Ломоносов), в том, что они расхитили громадные казенные деньги и поместили их за границей с помощью Ашберга, названного «частным банкиром советских лидеров».

Информация об этом попала во французские и шведские газеты (в частности, в «Свенска Даг бладет» от 17 марта 1923 г.). В СССР брошюра Шляпникова была немедленно конфискована.

В 1920 г. Ленин хотел бы видеть Ломоносова на важнейшем хозяйственно-политическом посту — наркома путей сообщения. Кандидатуру Ломоносова на пост наркома путей сообщения 24 — 25 мая 1920 г. Ленин обсуждал с Г.М. Кржижановским, Я.С. Ганецким, В.И. Свердловым, В.П. Милютиным, Я.Э. Рудзутаком и другими (всего Ленин выслушал мнение 19 человек). Но почему-то не утвердили.

Тем не менее, Ломоносов получает огромные реальные властные полномочия. 17 июня 1920 г. Ленин подписал «Наказ Российской железнодорожной миссии за границей», а главе миссии — Ломоносову — специальным мандатом Ленина давались все права Народного комиссара, в том числе — окончательного разрешения вопросов на месте.

Во всех делах Ломоносов становится подотчетен только Совнаркому, то есть Ленину. Формально — задача Ломоносова покупать и ремонтировать (за золото) паровозы, приобретать вагоны, цистерны, запчасти и т.п. На самом деле — функции гораздо шире. Ломоносов настолько входит во власть, что на него жалуется Ленину (больше некому!) всесильный Троцкий.

Бесконтрольная деятельность ленинского наркома не могла не встретить противодействия в верхах, но лишь 14 декабря 1921 г. Совет Труда и Обороны постановил:

«В принципе признать необходимым, чтобы уполномоченный СНК в выполнении ж. д. заявок за границей тов. Ломоносов был подотчетен в соответствующей части по НКВТ и НКПС». Другими словами, до этого времени, полтора года, Ломоносов мог не отчитываться ни перед кем, кроме Ленина.

Большую часть времени Ломоносов проводил за рубежом — в Берлине, Стокгольме, Париже, Лондоне, Ревеле.

В ноябре 1921 г. Ленин поднимает вопрос о назначении Ломоносова на высокую должность — замнаркома НКПС или даже наркома, но с функциями, выполнение которых требовало работы внутри страны.

Ломоносов категорически отказывается — и с весьма любопытными мотивировками:

«Прежде всего, смену железнодорожного командного состава всегда производят весной, а не осенью. Экзамен на дорогах — зима, и к ней готовятся с марта; в ноябре уже ничего сделать нельзя, и придется лишь расплачиваться за грехи предшественников. Во-вторых, сейчас снабжение транспорта почти целиком висит на заграничных заказах, а без меня это дело рассыпается. Опять резон потерпеть до июня. В-третьих, и это главное: я считаю себя неподготовленным к занятию руководящих должностей по НКПС. Я как никто знаю железнодорожную сеть и русский железнодорожный персонал, но я не знаю современных условий работы дорог и вовсе не знаком с водным транспортом».

Смысл отговорок совершенно ясен: Ломоносов категорически не хочет работать в России.

Ленин постоянно поддерживает своего любимца, отводит от него все нападки, и когда Л.Б. Красин (как наркомвнешторг) и Дзержинский (как наркомпуть и председатель ВЧК) будут выражать Ломоносову недоверие, подпишет еще один мандат, подтверждающий его ранг и права Народного комиссара.

В январе 1922 г. Ломоносов, обидевшись на попытки разобраться в его работе, обратился в Совнарком с просьбой об отставке. В ответ Ленин и подтвердит новым мандатом права наркома.

1 ноября 1922 г. Ленин шифротелеграммой предлагает Дзержинскому назначить Ломоносова его заместителем как наркома путей сообщения. В ответ Дзержинский просит подождать с решением до его возвращения (и, видимо, личной беседы). Опять обошлось: замнаркома НКНС Ломоносов не стал.

Ломоносов — именно ленинский нарком. Отвечать за его деятельность не хотели ни Красин, ни Троцкий, ни Дзержинский. В марте 1922 г. Красин писал в Совнарком: «…Я определенно не доверяю Ломоносову».

Всем было известно, что глава железнодорожной миссии бесконтрольно распоряжается огромными деньгами, и советские сановники просили его привезти из-за границы нужные им вещи, иногда — дорогие.

В марте 1923 г. Ломоносову все-таки придется отвечать на вопросы Дзержинского — и отнюдь не как наркома НКПС.

В протоколе допроса зафиксированы слова профессора: «“Что Вы привезли?” — вот вопрос, которым нас встречали по приезде в Москву…

— «И я, как другие, возил… возил сахар, возил масло, возил белье, чулки, сапоги, пальто, платья».

Информаторы Дзержинского докладывали своему шефу о Ломоносове еще в июле 1921 г.: «Много говорят о его шикарном образе жизни в Москве, и еще больше — роскошном за границей».

В анкете, составленной в июне 1921 г., Ломоносов указал, что жена живет в Стокгольме, сын учится в школе в Англии, замужняя дочь также живет за границей — в Берлине. В то время отправлять семью на постоянное жительство за рубеж у большевиков было не принято. Но для Ломоносова сделали исключение.

В ноябре 1921 г. берлинская эмигрантская газета «Руль» публикует фельетон «Юбиляры»: о роскошном праздновании юбилея советской железнодорожной миссии профессора Ломоносова в берлинском и стокгольмском представительствах. В Берлине, в частности, был дан бал, а «чины комиссии получили большие наградные».

Всех особенно возмущало, что это делалось во время голода в России.

Какое-то представление о личности Ломоносова у читателя уже, возможно, сложилось. Теперь — более подробно о самом главном, почему и интересен нам сегодня этот ленинский нарком: о деятельности Российской железнодорожной миссии за границей, которую он возглавлял, о коррупции и о пропавшем русском золоте.

О ПРОПАВШИХ МИЛЛИОНАХ ЗОЛОТЫХ РУБЛЕЙ

В 1920 г. в России, действительно, сложилось тяжелейшее положение на железнодорожном транспорте. Но вряд ли оно было намного легче в 1919 или в 1918 гг. Около 3 тыс. лучших паровозов, работавших в прифронтовой полосе, в начале 1918 г. захватили немцы. Обстоятельства этого дела не расследованы до сих пор, как это могло произойти — остается загадкой. 3 тыс. паровозов — это много.

В январе 1920 г. на территории РСФСР всего было 12 398 паровозов, а в декабре, когда территория, контролируемая Москвой, замета возросла, — уже 19 207.

Однако «здоровых, не требовавших ремонта паровозов» было в январе 4 562, в декабре – 7 857. За первую половину 1920 г. было отремонтировано 3 454 паровоза, за вторую половину года – 5 923. Что свидетельствует и о неплохих российских мощностях по ремонту, и о том, что были альтернативы: заказывать паровозы за границей, ремонтировать их за границей или ремонтировать и строить в России.

Как мы знаем, был выбран вариант вложения средств в заграничные заказы — и по строительству новых, и по ремонту старых паровозов. Выпуск новых паровозов русскими паровозостроительными заводами продолжался, но был невелик.

В 1906 г. в России было произведено 1 270 паровозов, перед мировой войной теоретически максимальная годовая производительность была определена в 1 700 – 1 800 штук. В 1919 г. НКПС считал, что 41 отдельный завод могли бы за год дать следующее количество паровозов: Брянский – 240, Коломенский – 300, Сормовский – 300, Харьковский – 260, Гартмана – 250, Невский – 180, Путиловский – 72, Кулебакский – 150, Воткинский – 50. Всего — 1802.

Конечно, для этого нужен был бы металл и ремонт кое-какого оборудования, но, вложив суммы, гораздо меньшие, чем за рубеж, поднять производство до 300 — 400 штук было вполне по силам.

Хотя, как тогда было хорошо известно, паровозы в 1920 — 1921 гг. стояли не только из-за неисправности, но и нехватки топлива. В 1920 г. не работали из-за недостатка топлива 300 — 500 паровозов, вполне пригодных к эксплуатации, в 1921 г. — около 2 тыс.

Выходит, разруха на транспорте, прежде всего, связана с нехваткой топлива? Сначала надо пустить в эксплуатацию все исправные паровозы, затем — отремонтировать те, что по силам имеющимися средствами, а затем уже считать, нужны ли новые паровозы и сколько.

С позиции экономической рациональности это кажется очевидным. Однако профессор Ломоносов сделал в 1920 г. для Политбюро совершенно иной анализ ситуации, акцентируя острейшую необходимость немедленного заказа за границей новых паровозов.

Но даже если согласиться с идеей импорта паровозов, открывались разные варианты, отличавшиеся экономической целесообразностью с позиций национальных интересов страны.

Как уже было отмечено,  200 млн. золотых рублей «на паровозы» составляли чуть менее половины ВВП страны и почти треть всех ее золотых запасов.

Необходимость рачительного расходования столь огромной суммы, казалось бы, совершенно очевидна. И желающие заработать эти деньги также были. Подчеркнем: заработать, а не просто потратить.

Так, в начале 1920 г. США предложили советскому правительству поставить 200 мощных паровозов типа «Декапод», на весьма выгодных условиях платежа: через 5 лет со дня сдачи подвижного состава в Нью-Йорке, причем платежи должны были начаться только по истечении трех лет. Это было бы очень важно — начать платежи через 3 года, когда разрушенная войной экономика начнет восстанавливаться. Паровозы американцы готовы были поставить, условно говоря, «хоть завтра».

Однако был избран другой вариант: с огромной немедленной предоплатой русским золотом и поставкой паровозов в неопределенном будущем.

Всего Российская железнодорожная миссия за границей заключила около 500 договоров с иностранными фирмами на паровозы, вагоны, цистерны, запасные части, станки, а также качественные стали и иные изделия.

Но основной заказ — благодаря усилиям Ломоносова — получила шведская фирма «Нидквист и Хольм», собственником которой был Гуннар Андерсон. Шведская фирма должна была построить для Советской России 1 000 паровозов и закупить для нас в Германии, у поставщика «Виктор Бер» 100 паровозов.

Зачем нужен был посредник (с неизбежными комиссионными), объяснить невозможно, так как примерно в те же сроки с Германией был заключен второй договор, на поставку 600 паровозов, и в качестве покупателя напрямую выступало, как тогда говорили, «совпра», то есть советское правительство.

Договор со шведской фирмой куда интереснее, чем с немцами, которые все-таки обладали реальной возможностью выполнить срочный заказ.

Дело в том, что фирма «Нидквист и Хольм» не имела ничего похожего на производственные мощности для выполнения советского заказа.

Поэтому шведский заказ на 1 000 паровозов был распределен на 5 лет, причем в 1921 г. завод обязался поставить всего 50 паровозов, в 1922 г. — 200, в 1923 — 1925 гг. по 250 паровозов ежегодно. 50 паровозов надеялись как-то построить, хотя раньше более 40 паровозов никогда не строили. А чтобы выполнить советский заказ полностью, нужно было существенно увеличивать производственные мощности. За счет советских денег.

Кроме паровозов, было заказано 500 цистерн в Канаде, 1 000 — в Англии и Канаде, 200 паровозных котлов в Англии. Золото текло рекой.

Следующий вопрос: насколько обоснованными были цены? Если они завышены в официальном договоре, то есть все основания полагать, что разница между официальной ценой и «нормальной» попала не к продавцу (большей частью, во всяком случае), а к кому-то еще.

По данным Ломоносова, в Германии 100 паровозов было заказано по цене 120 тыс. золотых руб. и 600 — по цене 142 тыс. золотых руб.

Один из крупнейших российских и советских специалистов по экономике железнодорожного транспорта М.М. Шмуккер напоминает, что до войны паровозы первой партии (тех, что заказали 100 штук) стоили 60 — 70 тыс. руб. и чуть дороже стоили паровозы второй партии, так что «цена была завышена вдвое по сравнению с довоенным временем»

1 марта 1922 г. в заключении Главной бухгалтерии НКПС «Об отчетах Российской железнодорожной миссии за границей» говорилось:

«Представленные Миссией отчеты по 1 декабря 1921 г. являются неудовлетворительными ввиду следующих дефектов:

1) В балансе не имеется счета предметов закупок…

2) Счет поставщиков в отчетах не развивается, что лишает возможности видеть ход выполнения заказов поставщиками, а также судить о целесообразности расчетов с ними.

3) Нет подробной выписки по счету Российской Казны, а посему нет возможности произвести сверку со счетами Миссии по книгам Фин. Счетн. управления.

4)…Нет указаний об условиях, на которых открыты в банках счета, о размере начисленных процентов…»

К 1 сентября 1921 г. Ломоносову было уже выделено, по меньшей мере, 30 тонн  золота тремя партиями — для продажи в Швеции и Германии, а также для оплаты заказов на паровозы. Летом 1921 г. ему же было поручено организовать переплавку российского золота в Швеции с тем, чтобы после переплавки на слитках стояли штемпели Шведского Монетного двора: такое золото, без удостоверения о его происхождении, принимали повсюду. Например, в Соединенных Штатах.

Из телеграммы Наркомата внешней торговли от 22 июля 1921 г.: «…Вами продано золото в слитках по цене 636 долларов за килограмм… Просим вас при продажах золота предварительно сноситься с нами для согласования курса, цену слитков мы ныне держим 650 дол…»

Этот документ официально подтверждает факт продажи Ломоносовым золота по ценам ниже его рыночной стоимости.

К 09 июля 1921 г. Литвинов неоднократно запрашивал о том, какова чистая выручка от продажи партии золота в Америке, обращая внимание на то, что это уже не первый запрос, но, судя по двум предыдущим ответам, Ломоносов «очевидно, не понял вопроса», так как его ответы были явно несуразными.

Но и это не все – в договоре возврат платежей не предусмотрен, только штрафные санкции.

Нарком внешней торговли Красин 23 ноября 1920, шифром, секретная телеграмма из Лондона Москву: «Никакой самой снисходительной критики не выдерживают договоры, заключенные Ломоносовым со Шведским Банком, это какой-то золотой ужас.

Они портят на много месяцев реализацию нашего золота на всех рынках, фактически аннулируют договор со Шведским концерном, без нужды отказываясь кредитоваться на 75 миллионов крон. Уже сказываются последствия этой колоссальной ошибки: шведское правительство отказывается обеспечить вывозную лицензию на золото, которое, следовательно, очутилось в Швеции, как в мышеловке…»

Общая сумма расходов, проведенных через железнодорожную миссию, не установлена и поныне.

Наивные читатели, воспитанные на советских сказках, наверное думают, что уж после такого-то Ломоносова просто обязаны были расстрелять. Мимо, родные.

После аферы Ленин хочет назначить Ломоносова заместителем наркома путей сообщения (Дзержинского). Но Ломоносов не горит желанием работать в России, он пишет Ленину письмо, в котором отказывается от предложенной работы.

Оцените стиль: «Не только мою службу в НКПС, но и вообще мою административную работу надлежит считать законченной. Не пришелся я Вам ко двору. Я это сам сознал и смирился. Есть только один путь использования силы и знания. Это — путь научного творчества. Заприте меня с 2-3 красотками в совхоз или в немецкий университетский городишко на 5-7 лет, и я обязуюсь закончить обработку моих опытов над паровозами, из коих некоторые, смею думать, имеют всемирное значение».

ТАК Ленину не писали. Очевидно, что у них была крепкая связь. Не думаю, что Ломоносов украл паровозные деньги. Скорее всего, он был посредником между большевиками и кем-то, с кем большевики за что-то расплачивались. Например, англичанами.

До самой смерти Ленина он продолжает жить в Европе на широкую ногу, а в 1927 году уезжает в Англию и становится невозвращенцем. Сын его учился в Лейтон-Парке еще в период работы Ломоносова у большевиков, затем в Кембридже.

Ломоносов стал гражданином Британии и умер в 1952 году, не имея никаких проблем с СССР. Его не пытались украсть, убить, отравить, как это было с другими невозвращенцами.

Итого: высокий царский чиновник плотно работал с большевиками, добился двух Отречений, провернул пару афер, открыто троллил Ленина, после чего уехал в Англию, где и устроился сладко жить на проценты с провернутых им сделок. «Да, мы умели отдохнуть красиво!»