Посол США: ГРУ убивает домашних питомцев и колет шины

Ну а теперь вернемся к России и Германии. Как мы с вами помним, в 1873 году был заключен «Союз Трех Императоров», фактически коалиция России, Германии и Австрии. Естественно, получив безопасность своих границ на западе, Петербург опять обратил свое внимание на проблему Проливов. К тому же, уже в 1875 году на Балканах опять начались восстания славян на турецких территориях. Сначала – бунт против сборщиков податей в Герцеговине и Боснии. Потом войну Турции объявили Сербия и Черногория. И начался очередной Балканский кризис.
Проблема Балкан в XIX веке – это не проблема самоопределения наций, это конфликт интересов великих держав, а именно – России, Турции, Австрии, Англии и Франции. Понятно, что такому большому количеству игроков было весьма сложно договориться друг с другом, поэтому каждый Балканский кризис грозил перерасти в войну больших государств.
Хрестоматийным примером тут является ситуация перед Крымской войной. Царь Николай I предложил английскому послу Гамильтону Сеймуру подготовиться к скорому распаду Османской империи, и заранее определить, что кому и что достанется. Англии Николай предлагал Кипр, Крит и Египет, сам же претендовал на Сербию, Валахию, Молдавию и Болгарию. Что касается Константинополя – Николай был против того, чтобы он принадлежал какой-то из великих держав, но со вздохом говорил, что «заберет его в качестве залога». Проблема в том, что такой дележ не учитывал интересы Австрии и Франции, и собственно этот конфликт влияний на Балканах и привел к началу Крымской войны.
Примерно такая же ситуация сложилась и перед началом новой русско-турецкой войны. Теперь Петербург решил договориться о дележе уже с Лондоном и Веной (интересы Парижа после разгрома 1871 года можно было не учитывать), но поскольку Австро-Венгрия имела не очень хорошие отношения с Россией, переговорщиком между дворами должен был стать Бисмарк. Тут надо отметить, что для Австро-Венгрии после того, как ее выкинули из Италии и Германии, вопрос дележа Балкан составлял первостепенное значение. Это было единственное направление экспансии, которое Вена могла себе позволить. Именно поэтому Габсбурги в 1874 году заключили торговые соглашения с Румынией и Сербией, а так же хотели присоединить к себе Боснию и Герцеговину. В то же время присоединения новых территорий опасались. Министр иностранных дел Австро-Венгрии, граф Дьюла Андраши говорил: «Мадьярская ладья переполнена богатством, всякий новый груз, будь то золото, будь то грязь, может ее только опрокинуть». Опасались не столько славянского элемента, сколько реакции других партнеров по Балканам – пример Крымской войны страшил всех. Поэтому в Вене было решено отдать России инициативу в Балканском вопросе, и присоединиться к дележу вторым номером.
В общем, в июне 1875 года в Вене собрались представители Австро-Венгрии, Германии и России, дабы выработать свой взгляд на проблему. В результате в восставшие области были посланы консулы иностранных держав, дабы «нравственно воздействовать» на ситуацию. Понятно, что попытки такого «воздействия» оказались околонулевыми.
Турция тоже решила противодействовать вмешательству в свои внутренние дела, но очень интересными мерами. В 1876 году она объявила банкротство, и отказалась платить по всем внешним долгам. Эта мера задела всех, даже Англию, и «добро» на раздел Османской империи в конце концов дали все великие державы. 9 июня 1876 года вечером на банкете у барона Ротшильда Дизраэли буквально сразил российского посла графа Шувалова своим предложением: «Если Россия в настоящий момент скажет нам, чего она хочет, то мы сумеем договориться, но пусть она сделает это прямо, а не через посредников…». На утро, на приеме российского посла, он продолжил: «Ни я, ни мое правительство не доверяем великим державам, управляемым мудрыми мужьями с консервативными принципами. Я не доверяю вам как в Азии, так и в Турции. Что же касается Азии, то на днях я провозгласил новую политику: я не стану оспаривать там ваши действия или проверять наращивание ваших сил, мы только попросим вас не предпринимать ничего в направлении Афганистана, что могло бы угрожать нашим азиатским владениям. Также я не стану подозревать вашу политику в Турции. Я предполагаю, что такое мудрое и сильное правительство, как ваше, не стремится к поспешным действиям и ожидает, пока природа вещей не сотрет Турцию с карты Европы, что рано или поздно случится, потому что это неизбежно».
А далее начался торг.
Прежде всего, кризисом на Балканах заинтересовалась Германия. Бисмарку было очень важно сохранить Францию в дипломатической изоляции, и не дать ей возможность заключить союз с Петербургом (который из Парижа настойчиво искали). Французы же предложили русским то, из-за чего когда-то стали инициаторами Крымской войны - русский посол в Берлине Убри писал Горчакову: «Что касается Франции, которая мечтает о союзе с нами, – то она желала сделать нам приятное, поддерживая наши намерения в отношении Аттики и Константинополя». Эту мысль перехватил у французов Бисмарк – он предложил России раз и навсегда решить вопрос с Проливами, Германия на это закроет глаза, но ее цена – признать аннексию немцами Эльзаса и Лотарингии, и отказаться от поддержки Парижа. Казалось бы, какое дело России до французских оккупированных областей, и до той страны, которая 20 годами ранее бомбардировала Севастополь и высаживала десант в Петропавловске? Тем не менее, Горчаков отказывался от предложения Германии, желая сохранить «свободу рук». Мало того, Россия пригрозила Берлину войной, если тот попробует еще раз напасть на Францию. Это было не только недипломатично, это было просто глупо. Дело в том, что франко-прусский конфликт был улажен еще в апреле 1875 года, поэтому демарш Александра II и Горчакова 10 мая был выступлением постфактум, и не мог возбудить в Бисмарке ничего, кроме злости. Причем такой поступок можно логически объяснить только одним – самолюбием Горчакова. Собственно, судя по воспоминаниям Бисмарка, об этом и сказал ему Александр II: «Император согласился со мной по существу, но, закурив и смеясь, ограничился советом не принимать слишком всерьез этого старческого тщеславия».

Исход Крымской войны изменил расстановку сил в Европе, открыв новый этап во внешней политике России. Распался австро-русско-прусский союз, в течение 40 лет служивший оплотом европейской реакции; сложилась так называемая "Крымская система", основой которой был англо-французский блок, направленный против России.

Самыми тяжелыми условиями Парижского договора для России были статьи о нейтрализации Черного моря, о запрещении ей держать там военные корабли и строить на его побережье укрепления. Эти статьи лишали Россию, государство черноморское, возможности защищать южные границы при нападении противника, который мог появиться в Черном море через Дарданеллы и Босфор (нейтрализация не распространялась на проливы). Кроме того, они тормозили развитие внешней торговли через порты Черного моря, задерживая освоение южных районов страны. Центральной проблемой внешней политики России после Крымской войны стала борьба за ликвидацию ограничительных условий Парижского договора. 

Борьба России за ликвидацию ограничительных статей Парижского договора при всей важности проблемы не являлась предметом специального изучения. В общих трудах по восточному вопросу и истории международных отношений ученые, как правило, ограничивались кратким упоминанием итогов Лондонской конференции 1871 г., отменившей статьи о нейтрализации Черного моря. При этом нередко они допускали ошибочные суждения, связанные как с общей оценкой внешней политики России, так и с характером решений Лондонской конференции.

А. М. Горчаков в 1870 г. "имел полное юридическое и моральное право поставить вопрос о ревизии договора 1856 г.", что это право вытекало из неоднократных нарушений Парижского мира другими государствами

В отличие от времени Крымской войны, когда восточный вопрос объединял все державы против России, в 60-е годы "все силы брошены на Запад". "Эту обстановку надо использовать для наших жизненных интересов на Востоке, - писал Горчаков. - Они сводятся лишь к восстановлению справедливых требований России". Речь шла об отмене нейтрализации Черного моря.

Русский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев, которого не без основания называли "вице-султаном", в августе 1870 т. (без санкции русского правительства) возобновил разговор с великим визирем Али-пашой об отмене ограничительных условий Парижского мира. Он убеждал турецкого дипломата в обоюдной заинтересованности в этом акте как России, так и Турции.

Франко-прусская война всеми считалась неизбежной, и обе державы открыто готовились к ней с 1867 года; поэтому нельзя считать простой случайностью отсутствие предварительных решений и условий относительно такого важного вопроса, как поддержка Пруссии в борьбе её с Францией. Очевидно, князь Горчаков не ожидал, что империя Наполеона III будет так жестоко разбита. Тем не менее, русское правительство заранее и с полною решительностью приняло сторону Пруссии, рискуя вовлечь страну в столкновение с победоносной Францией и её союзницей Австрией и не заботясь о каких-либо определенных выгодах для России, даже в случае полного торжества прусского оружия.

Российская дипломатия не только удержала Австрию от вмешательства, но и старательно охраняла свободу военных и политических действий Пруссии в течение всей войны, вплоть до заключительных мирных переговоров и подписания Франкфуртского трактата. Понятна благодарность Вильгельма I, выраженная в телеграмме 14 февраля 1871 г. к императору Александру II. Пруссия достигла своей заветной цели и создала новую могущественную империю при значительном содействии Горчакова, а русский канцлер воспользовался этой переменой обстоятельств для уничтожения 2-й статьи Парижского трактата о нейтрализации Чёрного моря. Депеша 19 октября 1870 года, извещавшая кабинеты об этом решении России, вызвала довольно резкий ответ со стороны лорда Гренвилля, но все великие державы согласились подвергнуть пересмотру означенную статью Парижского договора и вновь предоставить России право держать военный флот в Черном море, что и было утверждено Лондонскою конвенцией 1871.

Решение России об отмене ограничительных старей Парижского мира было изложено в циркуляре А. М. Горчакова от 19 (31) октября 1870 г. и разослано через русских послов за границей правительствам всех государств, подписавших Парижский договор 1856 года.

 Наиболее резкую критику нота вызвала в Лондоне и Вене. Оба правительства выразили протест против действий России, усматривая в них повод к войне.

…решение России продиктовано «чувствами достоинства и обязанностью не оставлять все пространство нашей южной границы в зависимости от случая или каприза. 

Речь идет только о возвращении прав суверенитета, без чего не может нормально существовать ни одно великое государство»