Президент рассуждает об отношениях США и Саудовской Аравии, о Федеральном резерве, экономике, торговле и многом другом.

Во вторник днем президент Трамп дал в Овальном кабинете интервью четырем журналистам «Уолл-стрит джорнал» из президентского пула — Ребекке Балхаус, Майклу Бендеру, Алексу Лири и Питеру Николасу. Из сотрудников Белого дома на встрече присутствовали заместитель начальника пресс-службы Билл Шайн и пресс-секретарь Сара Сандерс. Мы предлагаем вашему вниманию слегка отредактированную стенограмму интервью. Некоторые его части впоследствии войдут в статьи «Уолл-стрит джорнал».

«Уолл-стрит джорнал»: Мы бы хотели начать с главной новости дня. Эрдоган заявил у себя в Турции, что гибель Хашогги — это предумышленное убийство.

 

Дональд Трамп: Да, это серьезное заявление. Может, хотите выпить? Сейчас принесут. Спасибо, вот мой стакан.

— Исходя из того, что нам известно, как вы полагаете, несет ли саудовское руководство ответственность за случившееся?

— Ну, наши люди работают над этим. [Директр ЦРУ] Джина [Хаспел] уже там, и с ней многие другие. Они побывали в Турции, они побывали в Саудовской Аравии и кое-где еще. Завтра вечером я буду знать обо всем наверняка. Они уже возвращаются. В прямом смысле, уже в пути.

Ситуация очень, очень печальная. Очевидно, что к ней неправильно подошли с самого начала. Такое вообще не должно происходить ни при каких обстоятельствах. Какой бы ни был изначальный замысел — как вы знаете, на этот счет есть разные мнения — даже мыслей таких возникать не должно. Как бы то ни было, есть соображения от мрачных до очень мрачных, и самые мрачные из них вообще никуда не годятся. Ну и, конечно, легенда-прикрытие. Если то, что говорят, — правда, то ее тоже провернули из рук вон плохо. Так не годится.

— Ваше мнение об МБС [наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед ибн Салман], саудовском руководстве вообще и о партнерстве, которые вы пытались наладить, не изменилось?

— Я бы хотел дождаться окончательного разбора полетов. По-настоящему вопрос в том, знал ли он обо всем этом с самого начала или нет. Не после, а до. Как вы знаете, они утверждают, что на самом высшем уровне ничего не знали, — а это очень серьезное заявление. Я надеюсь, так оно и было.

— Вы сказали, что к делу подошли неправильно. Это звучит так, будто вы считаете, что в деле были ошибки, безотносительно того, чем все закончилось. И как, по-вашему, стоило поступить?

— Главная ошибка в том, что до этого довели в принципе.

— До чего именно?

— Конечно, место было выбрано неподобающее. Но ошибкой был сам замысел. Допускать этого было никак нельзя.

— Что именно вы имеете в виду?

— Вы, ребята, вряд ли поверите, что это говорю я, но ужасно одно то, что это был журналист. Нельзя было так поступать, даже в мыслях. И как ужасно ни было произошедшее, прикрытие оказалось еще ужаснее.

— Ясно. А что вы думаете о том, как ведет себя Турция? Они выкатывают сведения порциями вот уже какую неделю. Похоже, это делается ради давления на саудитов.

— Да, очень необычно, необычный подход. Вчера я разговаривал с президентом Эрдоганом. Пастор [Эндрю] Брэнсон (осужденный турецкими властями за терроризм — прим. перев.) уже вернулся. Только что был здесь, может, видели его.

— Да, видели.

— Так вот, его выпустили. С президентом Эрдоганом у меня всегда были прекрасные отношения. Дела, было, пошатнулись, но сейчас все вернулось на прежний уровень. Мы очень хорошо вчера пообщались. Но они, конечно, ребята жесткие. Жестко себя ведут, да. Но это нормально. Их можно понять. Это ведь у них в стране произошло.

— А с МБС вы общались?

— Да.

— Что вы ему сообщили? И что он ответил?

— Ну, для начала я спросил, знал ли он обо всем еще на стадии планирования. Он ответил, что нет, не знал. Потом я спросил, где все это началось. Он ответил, что где-то на нижних этажах. Я задал еще пару вопросов другими словами, но он и дальше уверял, что ничего не знал. И, знаете, к тому, что он мне сказал, я ничего добавить не могу.

— Вы ему верите?

— Я сказал, что ему следует сделать отдельный доклад о произошедшем. Знаете, они ведь уже ведут собственное расследование. Так вот, думаю, им надо поторопиться с публикацией выводов.

— Так вы поверили, что он ничего не знал?

— Я хочу ему верить. Правда, хочу. Он — очень полезный союзник. Они мощно инвестировали в нашу военную отрасль и так далее. Покупают огромное количество наших товаров. Создают миллионы рабочих мест, понимаете? Это же огромное количество. Так что да, разумеется, я хочу ему верить.

— А что, если вскроется, что он что-то знал или причастен иным образом? Думаете, ему стоит отойти от власти?

— Это их страна, и как поступать — решать им самим. Разумеется, это бы пагубно сказалось на наших отношениях. На их восстановление уйдет немало времени. Вообще, они были нам хорошим союзником в том, что касается Ирана, и в том, что касается Израиля. В общем, перемена была бы резкая. Сейчас на Ближнем Востоке дела идут на лад, впервые за долгое время. Иран уже не тот, с тех пор как я… В общем, это другая страна. Я бы сказал так: пока я им не занялся вплотную, Иран смотрелся хорошо. Они собирались подмять под себя все: Сирию, Йемен. Они бы пошли еще дальше. Кто знает, чем бы все закончилось? Но я все же решился на этот шаг, хотя многие были против и даже меня отговаривали — понимаете? Я разорвал сделку — ядерный договор, если быть точным, — и теперь они уже не те. Их экономика рухнула. Их валюта рухнула. У них каждый день бунты, серьезные и по всей стране, во всех больших городах. Они уже не те. Они выводят своих солдат из разных мест, чего полгода или год назад даже представить было нельзя.

— Вы не жалеете, что поддерживали МБС? Ведь Джаред (Кушнер, зять Трампа, — прим. перев.) тесно с ним сотрудничал.

— Ну, вообще-то никаких дел Джаред с ним не имел. Просто чтобы вы знали.

А так они оба молодые. Нашли общий язык. Живьем они не виделись, да и, как бы то ни было, все это было уже давно. В любом случае, сожаление не то слово. Если что, то бы я очень расстроился.

А теперь вспомните про Иран. Посмотрите, сколько людей они уничтожили. Это же главный спонсор терроризма во всем мире.

— Можно ли вы себе представить, что — в зависимости от того, что покажет ваше расследование — сотрудничество будет прекращено?

— Вот что я сделаю. Хороший, кстати, вопрос. Недавно были очень интересные слушания по делу Кавано. Расследование ФБР курировал я. Я уполномочен на то по закону.

И я подумал: даже если я дам срок в десять лет, даже если я брошу на то все ФБР, всех сотрудников до единого, все равно найдутся те, кто скажет, что этого недостаточно. Поэтому я велел Сенату все сделать по-своему и заверил, что соглашусь на все, что они предложат. И все прошло без сучка и без задоринки. Все согласились: запросят неделю, я дам неделю. Запросят отсрочки, я дам и отсрочку.

Так вот, здесь я бы поступил похожим образом. Я подключу к этому Конгресс, а там сидят заинтересованные люди с обеих сторон. Есть те, кто не захочет терять инвестиции в 450 миллиардов долларов, но есть и те, для кого это не помеха. Я с ними не согласен. Но я буду решать не в одиночку, а вместе с Конгрессом. Если бы я решал один, то что бы я ни решил, все, особенно пресса, скажут: «Чего это он, надо же было сделать то-то и то-то».

— Что касается Кавано, то ведь вы хотели сделать все как можно быстрее, чтобы…

— Это правда, я хотел поскорее. И я имел на это право.

— Конгресс соберется лишь через пару недель.

— Вы правы. Какое-то время их не будет. Но я все равно поступил бы именно так.

— То есть, если Конгресс подумает и скажет: «мы хотим прекратить поставки оружия», вы на это пойдете?

— Я бы сказал им в лицо, что думаю. Считаю, что так поступать глупо. Но если у них другое мнение, то я по крайней мере над ним подумаю. Так-то я все равно считаю, что мы больше навредим самим себе, а не саудитам. И лишимся 450 миллиардов. Да, вы ведь там тоже были, во время той поездки в Саудовскую Аравию?

— Это было турне по Азии.

— Было что-то невероятное. Я первым делом отправился в Саудовскую Аравию, именно по этой причине. Они очень меня звали. Говорю: я бы хотел, чтобы вы в знак доброй воли сделали большой заказ на американскую продукцию и другие товары, это создаст рабочие места, придаст развитие экономике. Мы столковались на 450 миллиардах. Никогда такого не было. Я поставил их на самое первое место. Мне очень приглянулся их король. Я с ним общался. Так что я не думаю, что он к этому причастен. Уверен, что нет. Во всяком случае, у меня такое чувство.

— Сколько времени уйдет на эту сделку?

— Она займет какое-то время.

— Вы можете сказать, сколько еще осталось?

— Нет, но в тот день были заключены масса контрактов. А еще договоры о намерениях и все такое. Майкл, поймите, это огромный объем. Будь даже сделка чуть менее масштабной, она бы все равно стала крупнейшей в истории.

— Господин президент, вы сказали, что король, по-вашему мнению, непричастен. А в том, что касается принца, вы уже не столь уверены?

— Вообще, там сейчас всем заправляет как раз принц. Так что если кому и быть замешанным, так это ему. Но вообще это все — просто мое впечатление. С королем я говорил. Он все отрицает самым решительным образом. Мы неплохо знакомы. Так что не думаю, чтобы он знал. Наследный принц тоже отрицает, не менее решительно. Так что я надеюсь, что он тоже был в неведении.

— Есть ли некий срок…

— Думаю, это все меняет — знал он или нет. Он говорит, что узнал обо всем, когда все уже случилось. То есть, тогда же, когда и вы. И тогда же, когда и я сам.

— Есть ли некий крайний срок — как в случае с Кавано — к которому вы бы хотели решить, что делать дальше?

— Нет. К тому же конгрессмены пока не заседают.

— В самом деле.

— Но пока мы добудем им сведения. Массу сведений. Мы разузнаем точную картину и примем совместное решение. Конгресс наверняка захочет поучаствовать.

— Но крайнего срока вы не наметили?

— Не думаю, что он здесь нужен. Вот пресса уже с ума сходит. Все сходят с ума. Да, это очень мрачная история, что бы там на самом деле ни произошло.

— Спецслужбы уже ознакомились с имеющимся фото- и видеоматериалом, о котором все говорят?

— Я бы предпочел рассказать вам об этом через день или два. Они как раз возвращаются с докладом.

— Вы получали предварительные донесения об увиденном и услышанном?

— У них масса сведений. Я велел по телефону не докладывать. Не хочу рисковать. Хотя и говорят, будто правительственная линия безопасна. (смеется)