Альменда - общинное пастбище, как удачный пример кооперации.

Аватар пользователя PapaSilver

Альменда (нем. Allmende, от ср.-верх.-нем. al(ge)meinde — принадлежащее всем) — в странах средневековой Западной Европы земельные угодья (пастбища, леса, луга, пустоши, места рыбной ловли), находящиеся в общем пользовании (неподелённые земли) всех членов одной или нескольких общин.

Альменды - общие пастбища, были главным объектом критики авторов аграрных реформ и экологов-теоретиков. Неизбежна ли тенденция к сверхэксплуатации тех лесов и пастбищ, которые крестьяне используют сообща? Неизбежна ли деградация таких угодий? Наибольшей известностью пользуется эссе биолога Гаррета Хардина «Трагедия общинных ресурсов». Основная мысль вполне проста: поскольку человек никогда не может полагаться на социальную ответственность других, то для него разумнее всего действовать эгоистически, а это означает – извлекать из общих благ как можно больше для себя лично. Естественно, в долговременной перспективе эти блага будут подлежать разрушению, но для беззастенчивого эгоиста кратковременная выгода намного превысит вред, который он себе при этом нанесет. Тот, кто выгоняет на альменду больше коров, чем может выдержать пастбище, получит всю выгоду от этих коров, но лишь малую толику того ущерба, который эти коровы принесут альменде и всем ее пользователям. Пусть отдельные люди и ведут себя более морально, но в логике вещей заложено, что бессовестные окажутся в выигрыше перед порядочными.

Что касается традиционной альменды, то ее критикуют уже 200 лет. Наступление, которое авторы аграрных реформ в начале Нового времени вели против общинной собственности крестьян на лес и пастбища, продолжается. «Чем сообща владеют, тем сообща пренебрегают» – это обвинение, которое использовал еще Аристотель для критики коммунизма платоновского полиса, нередко цитировалось в XVIII веке в дискуссиях об альменде. Однако на многих старых альмендах почва была не разрушена. Современный эколог растений при исследовании участка, который со Средних веков служил общим пастбищем, впадает в восторг от многообразия растительных сообществ.

Что касается Хардина, то его интерес направлен не на традиционную альменду, а на современное общечеловеческое достояние: мировой океан и атмосферу. Он хочет показать, что было бы трагической ошибкой полагаться в деле их охраны на экологическую совесть добрых людей.

С традиционной альмендой многое было иначе. Речь шла, как правило, об ограниченном круге пользователей, хорошо знакомых друг с другом, наблюдавших друг за другом, и, несмотря на множество мелких внутридеревенских неурядиц, привыкших к разного рода кооперации – это и многопольное хозяйство с его обязательным севооборотом и сроками полевых работ, и обслуживание оросительных систем, и помощь по соседству в случае надобности, и защита от внешних вторжений. Пока пользование альмендой держалось в рамках натурального хозяйства и не было охвачено динамикой максимизации прибыли, на него распространялась привычка к самоограничению. Вестфальские общины-марки при явно чрезмерной нагрузке на альменду ограничивали поголовье скота. Согласно Вернеру Бэтцингу, «везде, где ведется коллективное альмовое хозяйство», жители гор «количественно рассчитывают выбивание пастбищ и пытаются при любых условиях держать его в известных рамках».

Хорошо организованные сельские общины часто умели лучше обеспечить уход за общинными лесами в соответствии со своими нуждами, чем корыстолюбивые суверены, стремившиеся за счет принадлежавших им лесов наполнить казну и зачастую вообще не знавшие тех угодий, которые им полагалось сохранять. Исследование кантона Люцерн показывает, что в раннее Новое время сельские жители были способны к предусмотрительности и совершенствованию пользования альмендой: здесь не видно ничего от того жестокого равнодушия, о котором говорили отдельные аграрные реформаторы: общие пастбища – все равно что публичные женщины .

Можно выстроить логику, полностью обратную аргументации Хардина: забота о будущих поколениях лучше развита у сообществ, чем у отдельных индивидов, мыслящих только в масштабах собственной жизни. Правда, этот тезис тоже требует осторожности, ведь часто обнаруживается, что общий практический разум функционировал не автоматически, а лишь в благоприятных условиях, и то далеко не без проблем. Это можно видеть по протоколам заседаний лесных судов раннего Нового времени, распространенных в северо-западных германских княжествах. Из разбираемых на них проступков можно сделать вывод не только о том, что общинное лесопользование подлежало контролю, но и о том, что осуществлять его со временем становилось все труднее.

Сходным образом дело обстоит и с общей собственностью японских сельских общин: и там можно заметить, что принципиальным условием успешного контроля была «сильная идентичность с общиной», то есть жители села должны были придавать огромное значение своей репутации в общине. Тем не менее соблюдение правил пользования общими землями приходилось постоянно подкреплять наказаниями, и трудно судить о том, насколько действенной была система санкций.

Кроме того, не забудем: если выпас скота на альменде регулируется, это еще совсем не значит, что это делается по экологическим критериям. Прежде всего, правила могут отражать соотношение сил в деревне. Регулировалось ровно настолько, насколько было необходимо для разрешения споров. Да, существовали экологические договоренности традиционных земледельческо-пастушеских сообществ, но нельзя преувеличивать их стабильность и совершенство. И в старых сельских общинах люди вели себя порой эгоистично до самодурства. Даже в швейцарских альмах есть признаки перевыпаса: автор реформ лесного хозяйства Маршан в 1849 году сетует, что в Бернском Оберланде «за каждую травинку» спорят «шесть прожорливых глоток». Только в XX веке кормовая емкость альм была высчитана точно и оцифрована по «единицам крупного скота» и «средней пасущейся корове».

В атаках на альменду, усилившихся в конце XVIII века, были элементы накликанной беды: в предвидении того, что рано или поздно альменду все равно разделят, стремление быстро извлечь из нее как можно больше становилось подлинно разумным. Именно это было подлинной «трагедией общинных пастбищ», и этот феномен действительно кажется всемирным. В XIX и XX веках он повторился на пастбищах индийских деревень, когда соединились вместе государственная интервенция, демографическое давление и соблазны рынка. До этого общие пастбища и общие леса, напротив, служили скорее экологическим резервом и повышали устойчивость крестьянского хозяйства к кризисам.

В качестве примера рассмотрим случай Тёрбель, деревни, насчитывающей примерно 600 жителей, расположенной в каньоне Висперталь, швейцарского кантона Вале. Этот случай был описан Робертом Неттингом в серии статей (см. [Netting, 1972], [Netting, 1976] и позже вошел в его книгу «Балансируя в Альпах».

Крестьяне Тёрбеля в течение столетий возделывали свои участки, находившиеся в частной собственности, выращивая на них хлеб и овощи, сажая фруктовые деревья и заготавливая сено на зиму. Важным элементом местной экономики был сыр, который производила немногочисленная группа пастухов, в летний сезон водивших деревенское стадо пастись на принадлежащих общине альпийских лугах.

Сохранившиеся письменные юридические документы, первые из которых относятся к 1224 г., содержат информацию о типах землевладений и о переходах собственности, имевших место в деревне, а также о правилах, которыми деревенские жители пользовались, чтобы регулировать пять типов объектов, находившихся в коммунальной собственности: альпийские пастбищные луга, леса, «неудобья», ирригационные системы, а также тропы и дороги, соединявшие объекты, находившиеся в частной и общинной собственности. Первого февраля 1483 г. жители Тёрбеля подписали статьи устава, которым официально учреждалась ассоциация, имевшая целью улучшение регулирование использования лугов, лесов и неудобий.

Границы земель, находящихся в собственности общины, были хорошо очерчены давным-давно, о чем говорится в документе, относящемся к 1507 г.

Доступ к летним выпасам регулировался документом 1517 г., в котором говорится: «Ни один житель — член общины не может посылать на альпийский луг больше коров, чем он может прокормить в течение зимы». Всех коров посылают на горные выпасы, вверяя заботам пастухов. Коров нужно пересчитать немедленно, так как количество коров, посланное на луга каждой семьей, является базой для определения количества сыра, которое семья получит во время ежегодного распределения.

Статуты деревень, в голосовании за которые принимают участие все жители — члены общины, устанавливают общий объем законных полномочий ассоциации пользователей альпийских угодий в отношении управления этими угодьями. Эта ассоциация включает в себя всех местных жителей — членов общины, владеющих скотом. Ассоциация собирается на ежегодное собрание для обсуждения общих правил и мер, а также для выбора официальных лиц. Официальные лица нанимают альпийский персонал, налагают штрафы за ненадлежащее использование общей собственности, организуют распределение навоза по летним пастбищам и ежегодные работы по поддержанию и ремонту таких объектов, как дороги и тропы, ведущие к альпийским угодьям, а также изгородей, задерживающих лавины, высокогорных хижин-приютов и т.п. Трудовой вклад или денежные взносы, связанные с использованием лугов, обычно вносятся пропорционально количеству голов скота, посылаемого на горные выпасы каждым хозяином.

В Тёрбеле и других швейцарских деревнях имеется хорошо развитая система прав частной собственности. Большей частью лугов, садов, полей, засеянных зерновыми, и виноградников владеют различные индивиды. Имеется сложная сеть соглашений, устроенных по типу кондоминиума, спроектированная и построенная для учета долевой собственности братьев и сестер, а также других родственников на амбары, зернохранилища и многоэтажные жилые постройки.

Неттинг отвергает точку зрения, согласно которой коммунальная (общинная) собственность представляет собой анахронизм и пережиток прошлого, показывая, что швейцарские деревенские жители были теснейшим образом знакомы с преимуществами и недостатками как частной, так и коммунальной системы землевладения в течение по меньшей мере пяти столетий и что они бережно приспособили тип землевладения к тем или иным разновидностям землепользования.

Коммунальное землевладение «поощряет как доступ к определенным видам ресурсов, так и их оптимальную переработку, вознаграждая все сообщество результатами мероприятий по их сохранению, необходимых для защиты этих ресурсов от исчезновения» [Netting, 1976, р. 145]. Хотя угодья Тёрбеля обеспечивают относительно низкую доходность, земля здесь в течение многих столетий сохраняет свою продуктивность.

По всем высокогорным районам Швейцарии фермеры используют частную собственность для занятий сельским хозяйством и общинную собственность для летних выпасов, лесов и каменистых неудобий, расположенных рядом с их частными владениями. Четыре пятых территории альпийских угодий находится в той или иной форме общей собственности.

Из книг:

Й.Радкау "Природа и власть"

Э. Остром "Управляя общим"

Авторство: 
Копия чужих материалов

Комментарии

Аватар пользователя Zdrasti
Zdrasti(7 лет 7 месяцев)

Спасибо, очень любопытно. И теперь понятно, почему на самом деле французы называют Германию Allemagne.

Аватар пользователя Влад_мир
Влад_мир(8 лет 6 месяцев)

 В советское время пол страны можно было альмендой назвать. Выпас скота в любом месте, главное что бы колхозные посевы не поели и какой ядовитой травы не откушали, рыбалка вообще практический везде кроме рыбсовхозоных прудов ( которые как правило огорожены были). На той же Волге ловили как промысловые артели ( совхозы)  сетями, так и любые другие жители необъятной  на удочки. Причём в одних и тех же местах. В лес за грибами , ягодами, лекарственными травами.

Аватар пользователя Older
Older(10 лет 3 недели)

Между общинным и государственным разница примерно как между национализацией и социализацией.