Характеризуя существенные черты первой фазы коммунистической общественной формации, мы остановились перед институциональными формами общественной организации процесса производства предметов потребления (средств к жизни и средств производства) и воспроизводства способности к производительной деятельности людей. Остановились именно потому, что в действительности речь идет о том, как будет устроено коммунистическое общество в первой фазе своего развития или, что есть то же самое, как будет устроена самая жизнь людей, все общественные отношения и связи между ними в условиях победившего социализма, какие формы институциональной социальной организации она примет. Ответить на эти вопросы невозможно, не рассмотрев содержание и логику непосредственного перехода рода человеческого на эту ступень своего развития, то есть ответить на эти вопросы - это значит раскрыть содержание и логику переходного периода - содержание и логику революционного преобразования экономической общественной формации в коммунистическую общественную формацию. Иного способа ответить на эти вопросы, не впадая в утопизм, кроме указанного способа, нет.

Речь идет о содержании и логике развития пролетарской социальной революции вообще и о логике упразднения пролетариатом отчуждения и самоотчуждения человека, всякого общественного (политического и социального) неравенства и, следовательно, разделения общества на классы. Иными словами, речь идет о содержании и логике развития не только процесса упразднения пролетариатом самое себя, но и процесса установления и осуществления пролетариатом своей революционной диктатуры, в этом же самом процессе и посредством него диалектически отрицающей и снимающей самое себя - революционную диктатуру пролетариата - во всех составляющих этой последней ступени развития государства (диктатуры, пролетариата и революции). Речь идет о содержании и логике развития самой радикальной из всех прежде бывших тотальной культурной (равно цивилизационной) революции в общественном бытии всего человечества.

И начнем мы это наше восхождение с краткого рассмотрения существенных для пролетарской социальной революции уроков и выводов из опыта поражения той революции, которая нам ближе, чем все остальные, ибо она - неотъемлемая органическая часть на самих. Эта революция и ее последствия - не только основа нашего прошлого и настоящего, но и часть всей нашей внутренне противоречивой общественной природы на данной ступени ее развития. Начнем с краткого рассмотрения опыта установления и поражения диктатуры пролетариата в России в 1917-1925 и последующие годы, сразу же оговорившись, что только этим предметом в настоящей статье и будет ограничено рассмотрение опыта СССР.

Условия начала пролетарской революции: опыт России

На какой ступени развития экономической общественной формации вообще и капиталистического способа производства, в особенности, началась и развертывалась буржуазная революция в России, если смотреть на эту ступень развития чрез призму возможностей установления диктатуры пролетариата, с точки зрения его собственного - пролетариата - развития?
Здесь отнюдь не оговорка, но характеристика сути дела, вполне соответствующая оценкам Ульянова (Ленина), для которого Октябрь 1917 был наиболее решительным, радикальным и последовательным продолжением и решением задач буржуазной революции в России. У Ульянова (Ленина) в этом никаких сомнений не было. Иными словами, на какой стадии своего развития по отношению к задачам установления революционной диктатуры пролетариата находился сам пролетариат в первой трети 20-го века? Это была та стадия развития экономической общественной формации и буржуазного общества, в том числе в России, на которой много легче было начать пролетарскую революцию, но крайне сложно и неимоверно тяжело было довести ее до успешного завершения.

Этот вывод основывается на том, что,
во-первых, промышленные рабочие не только количественно, но и качественно доминировали во всей массе всех видов и разновидностей социальных групп людей наемного труда, по своему объективному общественному положению относящихся к пролетариям и полупролетариям.
Во-вторых, эксплуатируемые массы вообще, а промышленные рабочие, в особенности, характеризовались так называемой традиционной ("механической" по Э.Дюркгейму) солидарностью и сплоченностью. Дело в том, что атомизация этих масс еще только-только начиналась, а сами буржуазные общества находились на пике того культурного и социального развития, которое Хосе Ортега-и-Гассет в 1929 году квалифицирует как "восстание масс" (переход к всеобщему начальному и среднему образованию - лишь внешний признак этого).
В-третьих, даже в среде промышленных рабочих, не говоря уже об остальных группах пролетарских и полупролетарских масс, относительно низкой пока что еще оставалась доля так называемой "рабочей аристократии", то есть вольных и невольных агентов (проводников) буржуазного влияния внутри пролетариата.

Однако уже набирали силу те тенденции развернувшейся вширь и вглубь второй индустриальной революции и основанного на ее результатах социального развития, которые обусловили переход США и Европы не только на новые технологические уклады, но и на другую ступень развития процесса глобализации. Эта ступень отнюдь не сводится только к тому, что на Западе именуют "обществом потребления" и "либеральной экономикой" с присущей ей "свободой перемещения капиталов, труда и товаров" по всему миру. Уже на этой империалистической ступени развития стало необходимым и неизбежным завершение перехода капитализма от стадии экстенсивного развития к стадии интенсивного развития, потребовавшее радикальной перестройки всего механизма развития и функционирования общества на основе закона стоимости. Это выразилось в замене подлинных денег их симулякрами и формировании основных элементов и институтов нового мирового порядка.

Но и это далеко еще не все, ибо на этой же самой ступени развития капитализма стала необходимой и неизбежной разработка социальной технологической науки национального и глобального классового господства буржуазии и доведение социальных технологий до совершенства путем практической апробации на тех или иных нациях и народах. Этот процесс, начавшись еще в конце 19-го века, именно в первой половине века двадцатого достиг своего логического завершения, то есть дал завершенную в своих фундаментальных основах, технологических и институциональных формах, буржуазную социальную технологическую науку. В соответствии с оправдывающими себя на практике социальными технологиями уже со второй четверти 20-го века все более и более планомерно начал перестраиваться весь процесс воспроизводства общественных классов и всех общественных отношений. Все более планомерно перестраивалось именно то наиболее крупное подразделение общественного воспроизводства, в рамках которого и посредством которого определялись воспроизводство различных групп людей в классово регулируемых качествах и количествах. Возможностей для успешного начала пролетарской социальной революции оставлялось все меньше и меньше...

Это - с одной стороны, а с другой, в марте-апреле 1917 Ульянову (Ленину), как минимум, уже было понятно, что история России может никогда и "не смолоть муку пролетарской революции", ибо России как таковой уже может и не быть, и скорее всего не будет, если не будет Октября 1917 и т.д. А с учетом ситуации в иных регионах мира это означало, что не только "наше поколение революционеров, скорее всего, не увидит революцию, но только следующее" (такова его оценка в январе 1917), но что и "следующие три-четыре поколения революционеров" тоже вряд ли станут участниками пролетарской революции.
Если встать на сугубо формальную точку зрения дня сегодняшнего, то по состоянию и на 1917, и на 1945, и на 2000 годы материальная подготовка успешного перехода к социализму была недостаточной ни в одной стране мира. Почему? Формальный ответ тоже очевиден - потому что действительный переход к социализму ни в одной стране так и не был начат, а тем более он и не мог быть завершен в силу не достижения требуемого для социализма уровня развития производительных сил ни в одной стране. Однако эта формальная точка зрения дня сегодняшнего не исторична и анти исторична. Суть дела не только и не столько в том, что никто никогда наперед не знает и знать не может, какими зигзагами пойдет развитие истории. Сколько в том суть дела, что такая точка зрения предполагает, что Ульянов (Ленин) и его учителя - Маркс и Энгельс, которых прежние князья страны сей объявили равными Богам и которым они понуждали всех прочих поклоняться аки Богам, и в действительности суть Боги или равно божественны Богам.

Если же рассматривать все минувшие события с точки зрения развивающейся научной теории пролетарской социальной революции вообще и необходимости длительного (измеряемого отнюдь не двумя-тремя поколениями, а тем более не одним-двумя) переходного периода от капитализма к социализму, то неизбежны следующие выводы. А именно: в 1917 году в России пролетарскую социальную революцию невозможно было не начать,
во-первых, и ее можно было начинать, во-вторых. Более того, пролетарскую социальную революцию в России в 1917 году несоизмеримо легче было начать, нежели в любое из последующих десятилетий вплоть до нынешнего глобального системного кризиса, в-третьих. Однако, в-четвертых, начав в 1917 году пролетарскую социальную революцию в России, ее несоизмеримо, чрезвычайно труднее было довести до успешного завершения, нежели в случае ее начала в стране с более развитыми производительными силами и в более позднее время, либо даже и в самой России, но в более позднее время.

Ульянов (Ленин) не мог быть убежден в том, что в одной отдельно взятой стране возможно построение первой фазы коммунизма - не строительство, не переход только, но именно построение, то есть завершенный переход к социализму. Для него было доказанной теоремой марксизма то, что ею и является - пролетарская социальная революция по своей общественной природе есть мировая или всемирная социальная революция перехода от капитализма к коммунизму в его (коммунизма) первой фазе. Поэтому пролетарская революция в России для Ульянова (Ленина) есть не более чем начало всемирной революционной войны с капиталом, победа в которой определяется отнюдь не на одном национальном театре военных действий, а, как минимум, победой в Западной Европе. В те годы это означало в Германии и Британии, прежде всего, а также в США, то есть в наиболее передовых по уровню производительности труда и, следовательно, по технологическому уровню развития производительных сил странах.

Но Ульянов (Ленин) очень ясно себе представлял, что успешно начать пролетарскую революцию в США или Британии невозможно, а в Германии в условиях окончания мировой войны - намного легче, чем в Британии и США, однако вряд ли она (Германия) будет той первой страной, в которой начнется успешная пролетарская социальная революция. Субъективный фактор пролетарской революции в Германии был еще не готов и еще долго будет не готов даже к удержанию власти в случае, если окажется способен взять ее. Однако и самое взятие германскими пролетариями власти первыми в Европе - установление диктатуры пролетариата в Германии было под большим вопросом. В тех исторических условиях, да и в последующие годы вплоть до наших дней передовые по технологическому уровню развития производительных сил нации суть сильнейшие звенья всемирной капиталистической цепи - ее несущая конструкция. Ульянов (Ленин) в предшествующие годы сделал вывод о том, что пролетарская социальная революция может начаться только как прорыв или разрыв в наиболее слабом звене капитализма, каковым тогда как раз и была Россия.

С рассматриваемой точки зрения (то есть абстрагируясь полностью от неизбежности утраты Россией государственности в противном случае, о чем мною сказано ранее в иной статье) для Ульянова (Ленина) весной-летом 1917 года вопрос был совсем не в том, надо или не надо большевикам брать власть в России. Вопрос для него был в том, возможно ли и как возможно удержать власть над Россией, дабы эта власть не только не утратила существенные свойства революционно-пролетарского характера диктатуры, но и всемерно укрепила и последовательно, планомерно развивала эти существенные свойства. Для чего? Отнюдь не для того, чтобы, став опорной базой мировой революции, обеспечить экспорт пролетарской социальной революции в другие страны.

Но для того нужно было брать власть в России, чтобы Россия посредством своего общественного развития все более и более превращалась во все более весомую гирю на чаше весов классовой борьбы всемирного пролетариата со всемирным капиталом, которая развертывалась в цитаделях капитала между соответствующими национальными отрядами пролетариата и буржуазии. Чтобы Советская Россия превращалась и превратилась в такую "гирю на весах истории", которая неуклонно и во все большей мере будет склонять весы мировой классовой борьбы в пользу мирового пролетариата. Только это могло позволить соответствующим национальным отрядам пролетариата установить в течение 20-го века революционные диктатуры в основных цитаделях капитализма и уже совместно с пролетариатом Советской России успешно завершить пролетарскую социальную революцию, без чего российский пролетариат обречен на поражение.

Все мышление Ульянова (Ленина), вся его практическая деятельность в течение тех периодов 1917-1922 годов, когда он мог работать, сфокусированы именно на этом. Он отдавал себе отчет в том, что у пролетариата России был всего лишь один шанс из ста на успех. Однако ход мировой истории вообще и истории в России не оставил пролетариату России, и Ульянову (Ленину) выбора - браться за оружие или нет, вручив это оружие в руки пролетариата и широчайших народных масс России, втянув их в борьбу за сохранение целостности и независимости России и ее коренных народов. Именно этим пролетариат и широкие народные массы России были принуждены взять и организовать власть в форме Советов, а затем реорганизовать всю страну в Советскую Россию.

О соотношении количества и качества пролетариата

В рассматриваемом контексте очень кратко скажем о том, что лежало в основе действий Плеханова и ему подобных в 1917-1922 годах. Суть дела совсем не в том, что они повели себя, в лучшем случае, как капризные барышни, а в худшем, как злейшие враги - все это следствия. Суть дела в том, что их сознание и их мышление - буржуазное, во-первых, и механистическое, во-вторых. Они не понимали диалектики истории и не способны ее понять - им не дано это. Утверждать, что для начала пролетарской социальной революции в данной стране необходимо, чтобы пролетариат в ней стал большинством населения, - это сугубо количественный механистический подход, напрочь отрицающий социальную диалектику вообще и социальную диалектику связи качества и количества, в особенности. Кстати, Плеханов в этом - всего лишь прилежный ученик Энгельса, добросовестно применивший в отношении пролетариата закон перехода количественных изменений в качественные изменения, как этот закон сформулирован и истолкован Энгельсом.

И не понять этим "диалектикам", что в обществе количественные соотношения имеют значения лишь в рамках одного качества, в пределах этого одного качества, существующего лишь при наличии и в рамках определенных условий и предпосылок бытия именно этого, а не какого-либо иного качества, во-первых.
Что количественное увеличение до бесконечности одного и того же по своему социальному качеству простого труда, например, само по себе никогда не даст, ибо дать не может, сложного труда, например, то есть другого качества труда, ни по содержанию, ни по результатам его, во-вторых. Более высокое по уровню своего развития социальное качество, например все того же труда (сложный труд), по формальному количеству затрат мускульной и прочей энергии будучи меньшим более низкого по уровню развития качества (простого труда), в действительности может многократно превышать его не только в качественном, но также и в количественном отношении, в-третьих.

Но два этих социальных качества труда (коль уж нами взят для примера труд), различных по своему уровню развития, могут быть соизмерены лишь через общее для них обоих третье социальное качество, которое, не будучи ни одним из них, есть общее для них третье социальное качество, в рамках которого они только и могут быть соизмеримы по своему общественному результату - по количеству создаваемой стоимости, в-четвертых. Не понять им, что лишь посредством этого третьего качества - стоимости, количественно измеряемой лишь посредством развитого товарного обращения по стоимости, - определенное количество одного социального качества труда (более сложного труда) сводится к определенному количеству другого социального качества труда (менее сложного, вплоть до самого простого в данных общественных условиях труда), в-пятых.

Но и это еще не самое главное с точки зрения перспектив пролетарской социальной революции на практике, ибо для нее существенен неизбежный результат практической деятельности, обусловленной воззрениями Плеханова и иже с ним. А он просматривается из следующего - в течение 100 лет примерно с 1860 до примерно 1960 года, например, в одной из самых развитых капиталистических стран - в Германии - шел непрерывный рост численности рабочего класса, а затем, как и во всех передовых капиталистических странах, численность рабочего класса стала падать. Однако в 1940-1942 и 1954-1960 годах удельная численность промышленных рабочих в Германии почти не менялась, изменялась лишь структура рабочих профессий. В 1960 году все работники наемного труда (без какого бы то ни было исключения) составили около 53% от численности населения ФРГ, из них промышленные рабочие, включая рабочих транспорта и связи, составили около 22% от численности населения ФРГ. Доля наемных работников, по своему положению являющихся пролетариями или полупролетариями, в составе населения, достигшая в ФРГ максимума в начале 1960-ых годов, стабилизировалась на 20-30 лет, а затем стала снижаться. С 1913 года постепенно росла численность наемных работников в сфере обслуживания населения, включая розничную торговлю и прочие услуги, образование, здравоохранение и культуру. В 80-ые годы их численность сравнялась с уменьшающейся численностью промышленных рабочих, и, начиная с 90-х годов, стала превышать ее.

Таким образом, подразумеваемого Плехановым большинства рабочего класса никогда нигде не было, да и быть не может. Почему? Потому что закономерностью развития общественного производства отныне стал и является все более нарастающий выход человека из непосредственного процесса производства материальных благ. Следовательно, пролетарская социальная революция, каковой ее мыслят последователи Плеханова, невозможна в принципе никогда.

То есть согласно Плеханову буржуазный строй вечен, ибо история никогда "не смелет муки", необходимой для пролетарской революции, а посему нечего не то что за оружие браться, но и какой-то там революционной деятельностью заниматься.

Единственное, что возможно и необходимо делать, так это бороться за реформы существующего строя, то есть превращать капиталистическое хозяйство в "социальное рыночное хозяйство", а буржуазное государство - в "социальное правовое государство". Именно это всегда и делала европейская социал-демократия, которая на поверку истории оказалась еще более буржуазной, чем сама буржуазия.

Условия пролетарско-революционного характера диктатуры и его утраты

Этим высвечивается исторический урок чрезвычайной важности, а именно: может ли пролетариат стать господствующим классом и осуществить пролетарскую социальную революцию точно так же, как буржуазия стала господствующим классом и осуществила буржуазную социальную революцию?
Самый способ осознания и осуществления классовых интересов буржуазией, впрочем, как и предшествующими им общественными классами, возникает и достигает зрелости, как правило, стихийно. Может ли, и если может, то какой способ осознания и осуществления своих классовых интересов пролетариатом может возникнуть стихийно?
В начальном периоде истории РСДРП главным идеологическим противником марксистов были "экономисты", которые в действительности представляли теоретических предшественников такого идеологического течения в рабочем классе, как тред’юнионизм. Краеугольным исходным тезисом "экономизма" является тезис о том, что общественный класс по мере своего количественного роста и развития стихийно и неизбежно поднимется в формах своей классовой борьбы от простого к сложному - от простых случайных единичных и одиночных столкновений через постепенное осознание своих интересов ко все более сложным формам осознанной и организованной классовой борьбы. Буржуазия именно так шла и пришла к своей организации в господствующий класс.

Но может ли пролетариат так же прийти к установлению диктатуры пролетариата? Может, а почему же нет, если даже крестьянские восстания, например, впервые почти две тысячи лет назад в Китае, завершались установлением диктатуры восставших.
Но может ли таким образом стихийно возникшая и победившая диктатура пролетариата стать и быть успешной, то есть вести и привести к коммунистической общественной формации? Нет, не может точно так же, как и диктатура крестьянства неизбежно и необходимо приводит к вечному повторению того, что уже было прежде, но только через откат к более ранним ступеням развития и последующий выход на то, от чего общество в муках революции пыталось уйти. Диктатура буржуазии не просто может и ведет к буржуазному обществу, к развитию капитализма, но буржуазия никаким иным способом, кроме этого стихийного процесса буржуазного = национального развития, и не может осознавать и осуществлять свой классовый интерес.
А вот пролетариат не может и не сможет - пределом стихийного развития его классовой борьбы является буржуазный способ осознания и осуществления только и исключительно только экономической составляющей классового интереса пролетариата, который не может привести ни к чему иному, кроме как к персональной замене экспроприированных экспроприаторов частью тех, кто их экспроприировал.

Но является ли такая диктатура пролетариата по своему общественному характеру действительно пролетарской? Является ли она подлинно революционной диктатурой пролетариата?

Такая диктатура, установленная пролетариатом, по своему общественному характеру есть отнюдь не пролетарская и не революционная диктатура, если она в действительности не является условием, предпосылкой и органическим моментом пролетарской социальной революции. Такая диктатура, будучи по форме диктатурой пролетариата, по своему общественному характеру есть диктатура буржуазная, хотя и установленная пролетариатом и на первых порах им и от его имени осуществляемая. Такая диктатура пролетариата - не пролетарски-революционная диктатура, а, в исторически наиболее прогрессивном случае, - буржуазно-революционная диктатура. В исторически наиболее прогрессивном случае такая диктатура, будучи изначально результатом революции, совершенной пролетариатом или при гегемонии пролетариата в среде восставших масс, осуществляет задачи и достигает целей революции буржуазно-демократической и не более этого. Если такая диктатура удерживается всерьез и надолго, то осуществляет она задачи и достигает целей буржуазной революции иным способом, нежели буржуазия, а именно планомерно (хотя и методом от противного), но не стихийно.

Революция 1917 года в России началась как революция буржуазно-демократическая, которая в течение полугода политически переросла в революцию широких народных масс, политическим гегемоном которых был пролетариат. В результате вся власть в столицах и в крупнейших городах перешла к Советам рабочих и солдатских депутатов, что означало установление диктатуры пролетариата. Однако действительным общественным содержанием всей революции как была, так и осталась буржуазная социальная революция.

Теоретически рассматривая эту ситуацию, могла ли эта буржуазная социальная революция перерасти в пролетарскую социальную революцию? Да могла, но только при одном непременном условии - развитии и превращении диктатуры пролетариата в подлинно революционную диктатуру пролетариата, планомерно осуществляющую переход от буржуазной социальной революции к пролетарской социальной революции и к ее осуществлению вплоть до успешного завершения. Маркс отнюдь не случайно именно такое название - революционная диктатура пролетариата - дал государству переходного периода от капитализма к социализму.

Социальная технологическая наука перерастания буржуазной революции в революцию пролетарскую, разработанная Ульяновым (Лениным), совсем не есть теория перманентной революции Троцкого и, фактически, Сталина, но с расхождением между ними не в стратегии, а в тактике и в том, кто должен быть единоличным вождем процесса ее осуществления.

Социальная технологическая наука перерастания буржуазной революции в революцию пролетарскую - это отнюдь и не та теория, какою ее представил постфактум Сталин и иже с ним, а равно и их преемники в СССР и т.д. в качестве "ленинской теории перерастания буржуазной революции в революцию пролетарскую". Эта социальная технологическая наука в действительности есть лишь эскизно созданная технология переходного периода от капитализма к первой фазе коммунизма, начало которому (переходному периоду и всемирной пролетарской революции) по историческому стечению обстоятельств и условий могла положить Россия...

Коммунизм отнюдь не как Афина из головы Зевса в один миг рождается в полном боевом облачении. В действительности, если использовать эту аналогию до конца, неизбежны даже не долгие муки родов, а много более длительное внутриутробное и внеутробное развитие, включая весь период достижения тем, кого породил процесс внутриутробного развития, способности жить без помощи извне. Чтобы наступили долгие муки родов, надо, чтобы было не токмо кому родиться и кому родить, но и с кем зачать, а еще и кому так обеспечить все необходимые внешние условия внутриутробного развития, чтобы не токмо выкидыш не произошел, но и чтобы родилось нечто жизнеспособное. Но и после рождения необходим еще долгий период достижения социальной зрелости того, что рождено, со всеми его, этого периода, предпосылками, условиями, моментами и результатами. Так вот, используя аналогию эту, установление диктатуры пролетариата - это только самый момент родов, момент начала постнатального периода. Но роды вообще редко бывают по плану точно вовремя, а в случае установления диктатуры пролетариата они - всегда не вовремя. Что касается России 1917 года, то они были преждевременными, то есть конкретные исторические условия принудили к рождению недоноска, иначе и роженица (Россия), и кормилица (Россия) неизбежно погибли бы...

Если отвлечься от факторов внешних, то, опять-таки теоретически, что в стране крестьянской и мелкобуржуазной может остановить процесс превращения диктатуры, политически установленной пролетариатом, в революционную диктатуру пролетариата?-

- Затопление пролетарского авангарда, осуществляющего диктатуру, мелкобуржуазной, люмпен-пролетарской и бюрократической стихией, утрата авангардом пролетарского характера и неизбежная вследствие этого подмена пролетарской социальной революции вульгарно-утопическим "государственным" ("имперским") "социализмом" как формой отрицательного осуществления буржуазной социальной революции.

Если ограничиваться только предметом настоящей статьи, то именно это вскоре как раз и произошло в Советской России (ставшей СССР), а религиозно-идеологическим и политическим вождем этого объективно был и оставался именно Сталин, и никто другой, хотя субъективно сам Сталин оценивал все иначе. В действительности все было еще сложнее, ибо имело место и новое издание государства-химеры, и все то, что связано с развитием в России азиатского способа производства на техническом базисе государственно-монополистического капитализма, что подробно рассмотрено мною в ряде иных статей.

Поражение пролетариата в СССР: 1922-1929 годы

Ульянов (Ленин) отнюдь не случайно в качестве критерия классовой принадлежности к пролетариату, организованному как класс, то есть к пролетариату для себя, в России начала 1920-х годов выдвигал не менее чем 10-летний, по преимуществу непрерывный, стаж кадрового рабочего. К таковым тогда могли принадлежать и действительно принадлежали лишь те рабочие крупных (по меркам того времени) промышленных предприятий, заводов, шахт и пр., которые стали рабочими не позже 1905-1907 годов и не погибли в 1914-1921 годах, не деклассировались в 1918-1921 годах. Сколько было кадровых рабочих тогда в Советской России? Не более миллиона или около того. Но все ли они по своему сознанию хотели, действительно были и могли быть членами компартии? Нет, их было около четверти, то есть не более 250 тыс. или около этого. Много это или мало? После выхода из подполья весной 1917 в РСДРП(б) было 24 тыс., а в течение лета-осени ее численность выросла в 10 раз, на рубеже 1917-1918 годов составив 240 тыс., но этого хватило для того, чтобы не только состоялось полугодовое триумфальное шествие Советской власти, но и чтобы она защитила самое себя в последующей вооруженной борьбе 1918-1922 годов.

В марте 1919 в партии ок. 310 тыс., ровно через год ок. 610 тыс., в марте 1921 - ок. 730 тыс. В результате чисток партии, проведенных по требованию Ульянова (Ленина), в марте 1922 в партии осталось около 530 тыс., в апреле 1923 - ок. 385 тыс. Но кто в Политбюро и Оргбюро ЦК и в СНК (нарком госконтроля) персонально отвечал за постановку контроля, внутрипартийной работы, формирование партийного аппарата, подбор и расстановку кадров в нем, проведение чисток партии и наркоматов, прием и исключение из партии?
Начиная с марта 1919 года, то есть сразу после смерти ранее отвечавшего за эти направления Свердлова, за это стал отвечать Сталин. Через полтора года он выдвинул Молотова секретарем ЦК и кандидатом в члены Политбюро, который с тех пор стал и все время был подручным сподвижником Сталина. То есть всей организационно-партийной и внутрипартийной работой вообще и партийным аппаратом, в особенности, фактически единолично руководил Сталин со своим ближайшим аппаратом помощников. Кто это? Это Молотов, Товстуха - будущий первый директор ИМЛ, а в те годы помощник Сталина и собиратель архива Ульянова (Ленин), Мехлис и аналогичные Мехлису "люмпен-пролетарии заплечных дел" из числа иудеев и иных инородцев.

А что произошло в результате "ленинского призыва"? Численность ВКП(б) к маю 1924 превысила 735 тыс., то есть за год она выросла в два раза, практически сравнявшись по численности (но только по численности, а отнюдь не по персональному составу) с численностью кадровых рабочих в СССР в то время. В результате изгнания троцкистов и всех классовых противников Сталина под этот шумок в партии к концу декабря 1925 осталось ок. 640 тыс. членов.

Пролетарский характер партии был подменен смесью мелкобуржуазной и люмпен-пролетарской стихии, подчиненной бюрократической иерархии во главе с высшими и средними руководящими кадрами по преимуществу из иудеев и иных инородцев, и все это под нарастающий гул о продолжении дела Ленина и борьбе за укрепление и развитие пролетарской революции. Объективно - это была целенаправленная и результативная борьба Сталина за установление единоличной власти сначала над всем партийным и советским аппаратом, затем (посредством аппарата) - в партии и далее (посредством партии и аппарата) - в государстве.

Одновременно с этим в стране развивался другой процесс, а именно процесс подавления и уничтожения собственно пролетарского движения вне правящей партии, то есть ОГПУ-НКВД огнем и мечом подавлял постепенно затухающие в силу этого выступления кадровых рабочих на местах (на предприятиях) за интересы рабочего класса. Весь высший и средний руководящий аппарат ОГПУ-НКВД был сформирован сначала лично Свердловым, а затем - этими, расставленными Свердловым, кадрами. Свердлов был не только давним соратником Сталина, с помощью которого он (Свердлов) и вошел в ЦК, но, что существеннее, и предшественником, и наставником Сталина в аппаратной и организационно-партийной работе. Именно его (Свердлова) наследие в ЦК и госорганах унаследовал Сталин после смерти Свердлова, в том числе и руководство созданным Свердловым кадровым костяком партийного, советского и наркоматовского аппарата.

В итоге уже к концу 1925 года Сталин стал единоличным вождем всего партийного и большей части советского и наркоматовского аппарата, выражением чего как раз и стало изгнание основного конкурента Сталина - Троцкого (для начала) со всех постов в партии и государстве. Это - в партии и государственном аппарате, затопленных мелкобуржуазной и люмпен-пролетарской стихией, который с этого момента начал стремительно выстраиваться в иерархию инородческой номенклатуры. А в рабочем классе - установление полного контроля над всеми "приводными ремнями" к рабочему классу, разбавление и затопление его мелкобуржуазной стихией при подавлении и изоляции последних остатков политически активных кадровых рабочих.

Всё дальнейшее не имеет никакого отношения ни к диктатуре пролетариата, ни к переходу от капитализма к социализму, кроме деклараций официального вероучения.
Но это дальнейшее имеет самое непосредственное, прямое отношение к решению задач буржуазной социальной революции (модернизации), осуществляемой, однако, не позитивно, а негативно, то есть как простое отрицание отношений частной собственности, которое в действительности есть развитие всей гнусности частной собственности под видом ее запрета.

• Это и индустриализация за счет мобилизации ресурсов посредством экспроприации и закрепощения крестьянства и всех прочих социальных групп с широким применением внеэкономического принуждения.
• Это и развитие всеобщего политехнического образования всех ступеней.
• Это и разделение страны по национальным квартирам с опережающим развитием меньшинств за счет русского народа и искусственным насаждением национализмов меньшинств.
• Это и физическое уничтожение тех, кто был или мог стать условием обеспечения пролетарского характера партии. Это и все прочее, закономерно завершившееся снятием всех масок верхами в ходе простой перемены "социализма" на "капитализм" в годы "перестройки" и "реформирования".

Василиев Владимир, 2-3 апреля 2015 года.