Роль Римо-католической церкви в геноциде сербского народа на территории «Независимого государства Хорватия»

22‒23 мая в Баня-Луке прошла Седьмая Международная конференция о Ясеноваце, посвященная памяти сербов, евреев и цыган, ставших жертвами усташского геноцида 1941‒1944 г. Организаторами явилась ассоциация Ясеновац-Донья Градишка. Председателем ассоциации является всемирно известный специалист в истории Второй мировой войны и хорватского геноцида Срболюб Живанович. Для него история хорватского геноцида над сербами является во многом делом личным: усташи на его глазах убили его родителей. В годы диктатуры Тито профессор Живанович подвергался преследованиям за раскрытие страшной правды об уничтожении 700000 сербов, 80000 цыган и 20000 евреев в хорватских концлагерях в годы Второй Мировой войны. Конференция собрала более 60 участников из Сербии, России, Англии, Франции, США. Первым выступал президент республики Сербской Миодраг Додик, который призвал к внимательному изучению трагедии Ясеноваца для того, чтобы она не повторилась. В числе участников был наш постоянный автор ‒ протодиакон, д.и.н., кандидат богословия Владимир Василик. Сегодня мы публикуем его доклад.

В настоящее время официальный Ватикан и католические церковные историки пытаются представить хорватский геноцид сербского народа во время Второй Мировой войны только как результат племенной вражды и крайнего национализма, к которому Католическая церковь якобы не имеет никакого отношения.

В особенности католические публицисты стремятся выгородить монсеньера Алоизия (Степинаца), Загребского архиепископа, беатифицированного папой Иоанном Павлом II и канонизированного папой Франциском I, а также папу Пия XII, при котором происходил геноцид. Рассмотрим, так ли это на самом деле?

Сразу после немецко-итальянско-венгерско-болгарской оккупации Югославии режим усташей издал расовые законы для т. н. «Независимого государства Хорватии», по образу и подобию Нюрнбергских расовых законов. Формально они были направлены против сербов, евреев и цыган. Однако в действительности их мишенью стали, прежде всего, сербы, Православие и православное сознание. Уже 17 апреля 1941 года, в день капитуляции Югославии, был утвержден закон о защите народа и государства, вводивший смертную казнь за угрозу интересам хорватского народа или существованию Независимого государства Хорватия. 25 апреля принимается закон о запрещении кириллицы^[1], 30 апреля ‒ о защите «арийской крови и чести хорватского народа» и о расовой принадлежности и т.д. Сербам предписывалось носить повязки с буквой «П», что означало «Православный»^[2]. 5 мая 1941 года усташское правительство опубликовало постановление, по которому Сербская Православная Церковь переставала действовать в Независимой Хорватии. 9 мая был арестован сербский митрополит Загребской епархии Досифей (Васич). 2 июня последовало распоряжение о ликвидации всех сербских православных народных школ и детских садов^[3]. За этими постановлениями стояли католические идеологи, в т.ч. Загребский архиепископ Алоизий (Степинац).

Эти постановления принимались параллельно с начавшимся истреблением православных священнослужителей. Можно вспомнить целый Собор новомучеников сербских, прославленных Сербской Православной Церковью в последней четверти ХХ века, например, священномученик Пётр (Зимонич), митрополит Дабробосанский (память в третье воскресенье сентября), исповедник Досифей (Васич), митрополит Загребский (память 13 января) и т.д.

Вот хотя бы несколько биографий сербских новомучеников.

«С началом немецкой оккупации Югославского королевства начались ужасные страдания православных сербов в Боснии. Больного епископа Баня Лучского Платона хорватские усташи схватили в ночь с 4 на 5 мая 1941 года, убили, а тело бросили в реку Врбанью»^[4].

А вот свидетельство об о. Бранко Добросавлевиче:

«Шестого мая 1941 года, в день своих именин ‒ святого великомученика Георгия, о. Бранко был схвачен хорватскими усташами во главе с вельюнским учителем Иваном Шайфором. Вместе с протоиереем были схвачены его сын Небойша, студент медицины, священник Димитрий Скорупан, настоятель прихода из Цвиянович Брда, и еще около 500 сербов. Все они были заперты в жандармском отделении Вельюна, где их жестоко мучили, особенно сына о. Бранко ‒ Небойшу. Усташи требовали от протоиерея Добросавлевича, чтобы он совершил отпевание своего живого сына. Утром 7 мая 1941 года все они были отведены в лес Кестеновац под Хорватским Благаем, где и были убиты. После освобождения, в 1946-м году, их останки были перенесены в Вельюн, где и были похоронены в братской могиле»^[5].

А вот свидетельство о мученической кончине митрополита Дабробосанского Петра (Зимонича):

«В начале немецкой оккупации Югославии в 1941-м году митрополиту Петру советовали покинуть на несколько дней Сараево и переждать первую волну хорватского террора, но он решил остаться со своим народом. После объяснений с немецкими и хорватскими властями, а также с католическим епископом Божидаром (Брале), который запретил православным пользоваться кириллицей, 12 мая 1941 года митрополит был схвачен и посажен в сараевскую тюрьму. После мытарств в Загребе и Госпиче митрополит Петр был убит в концлагере Ясеновац и сожжен в крематории»^[6].

Убийства сербских православных священнослужителей явились лишь прологом к страшной трагедии православных сербов в Независимом государстве хорватов. Число убитых до сих пор является предметом спора. Так, комиссия Синода Сербской Православной Церкви установила, что 800 тысяч православных сербов было убито, 300 тысяч изгнано, 240 тысяч насильственно перекрещено. На наш взгляд, эти данные можно увеличить. 700 тысяч человек было умерщвлено хорватами только в Ясеноваце. Большая часть из них ‒ православные сербы. Остальные ‒ евреи, цыгане.

    Ясеновац ‒ не единственный лагерь. Был еще лагерь в Ядовно, где, по различным подсчетам, было убито от 35 до 75 тысяч человек. Около 70 тысяч человек (в основном женщины) было уничтожено в Старой Градишке. Отметим, что в числе охранниц там служили... католические монахини. Нельзя не упомянуть и о лагере в Слано на о. Паго, где усташи уничтожили около 10 тысяч сербов. И это лишь несколько из 20 хорватских лагерей, где сербы подвергались планомерному истреблению. Многие же сербы не доходили до лагерей.

Смерть узников лагерей была страшна. Кто-то умирал от голода, непосильного труда, эпидемий. Кого-то расстреливали. Но большую часть умертвили холодным оружием ‒ резали глотки специальными ножами-«серборезами», разбивали головы молотами, отрезали руки, ноги, пальцы, уши, губы, выкалывали глаза, женщинам отрезали груди. Существуют рассказы о том, как один усташ носил бусы из сербских глаз, а другой ‒ ремень, с которого свисали сербские языки^[7]. Некоторых сербов принуждали пить еще теплую кровь их зарезанных родственников, а затем резали и их.

В XX веке повторились зверства Тридцатилетней войны (1618‒1648), когда хорватские солдаты Валленштейна отрубали чешским детям руки и накалывали их на свои шляпы. Но можно ли объяснить эти бесчеловечные, людоедские поступки лишь балканской дикостью хорватов, их архаическим фанатизмом? Нет.

    Как известно, идеология дает искомую твердость убийце. Идеологию усташей (буквально повстанцев) и их главы (позднее ‒ поглавника, или президента марионеточного Независимого государства Хорватия) лучше всего охарактеризовать как клерикальный фашизм. Усташи экстремистскими способами стремились к полной независимости Хорватии, а достигнув ее, объявили гражданами только арийцев ‒ хорватов и немцев, а всех прочих (сербов, евреев, цыган) ‒ только собственностью государства, как скот. Павелич был категоричен: для «окончательного решения хорватской проблемы» требовалось одну треть сербов истребить, другую окатоличить, третью ‒ изгнать. «Или за Дрину, или в Дрину» ‒ был его лозунг. А вот как его осуществляли: по Дрине плыли тела с табличками ‒ «В Белград. Королю Петру». Или плыли отрезанные детские головы с надписями: «Мясо для белградского рынка»^[8]. Отметим, что Павелич был... благочестивым католиком: даже в изгнании, в Аргентине, он каждый день слушал мессу. Хорватское государство он мыслил как католический бастион, противостоящий Православию, исламу и коммунизму. Он неуклонно боролся за традиционные католические ценности и, апеллируя к ним, призывал своих сподвижников к безжалостности: «Мы не имеем права быть гуманными».

И во всем этом принимала участие Римо-католическая церковь и ее представители. 5 мая 1941 года Павелич и министр образования и культа Миле Будак приняли «Закон о религиозном обращении», принуждавший православных принимать католичество. Это тот самый Миле Будак, который заявил в своей речи в Госпиче 22 июня 1941 года:

«Одну часть сербов мы уничтожим, другую выселим, остальных переведём в католическую веру и превратим в хорватов. Таким образом, скоро затеряются их следы, а то, что останется, будет лишь дурным воспоминанием о них. Для сербов, цыган и евреев у нас найдётся три миллиона пуль»^[9].

Отметим, что эту людоедскую речь перепечатали в официальном периодическом издании курии Загреба «Katolicki List».      

Вслед за этим то же самое издание выпустило сообщение архиепископа Загреба монсеньора Алоиза (Степинаца), который называл сербов «ренегатами Католической церкви» и одобрял новый закон. Данное издание 31 июля того же года призывало ускорить процесс обращения сербов в католичество. В 1943-м году Степинац писал в Ватикан, что в НГХ обращено в католичество 240 тысяч сербов^[10].

Вот в какой обстановке совершалось «обращение», точнее ‒ насильственное окатоличивание сербов. Характерен призыв священника Дионисия Юричевича к жителям г. Стаза, куда он прибыл для насильственного крещения православных:

«Мы все прекрасно знаем, куда будут высланы те, кто откажется от крещения. Эти южные области я уже очистил от всех, от младенцев до стариков. И, если будет необходимо, я сделаю это и здесь, потому что сегодня не грех убить даже семилетнего ребенка, если он мешает нашему усташскому режиму... Не обращайте внимания на мое священническое облачение. Знайте, что я, при необходимости, возьму в руки автомат и истреблю всех, кто будет противостоять государству и усташским властям»^[11].

    Но и перекрещивание не всегда спасало от гибели. Часто усташи запирали новокрещенных в православных церквях и сжигали их заживо или убивали новообращенных иным способом, объясняя им: «Нам нужны не ваши тела, а ваши души»^[12]. Отметим, что перекрещивание касалось только крестьян: городские сербы подлежали уничтожению, поскольку считались носителями сербского национального сознания, негодными для перевоспитания.

Все это, по сути дела, одобрял монсеньор Алоизий (Степинац). Более того, римский папа Пий XII благодарил Степинаца и католических священников за усилия по обращению «схизматиков»^[13]. Он же докладывал папе о том, что в католичество обращено 240000 православных сербов.

В уничтожении православных сербов активнейшее участие принимали католические священники, католические монахи и монахини. Вторым комендантом страшного Ясеноваца был францисканский священник Мирослав Филипович. «Каждую ночь он выходил из дома, чтобы руководить бойнями, и возвращался на рассвете в одежде, испачканной кровью... Однажды, когда он обедал, к нему подвели пленника. Филиппович встал и убил его. Потом сел и спокойно закончил есть, сказав: “Позовите могильщика”». Рассказывают про него также, что он с удовольствием пил кровь своих жертв, говоря: «Дайте мне напиться коммунистической и жидовской крови». Он был далеко не единственным клириком-палачом в Ясеноваце. В нем прославились монахи-надзиратели концлагеря Ясеновац ‒ Майсторович, Брклянич и Буланович, убивавшие узников лагеря.

Монахи-францисканцы руководили резней в деревнях Дракулич и Сарговац близ Баня-Луки, в результате которой погибло около 2000 сербов. Монах Августин (Чевола) с оружием в руках возглавлял отряд усташей, устраивавший «чистки» сербов. Монах Сидоние (Шольц) насильно обращал сербов в католичество, не останавливаясь перед убийствами сербских священников и сербов-мирян, не желавших перейти в католичество. Приходской священник Удбины Мате Могуза в своей проповеди призвал верующих изгнать или уничтожить сербов в Хорватии.

И таких примеров были тысячи. По подсчетам Международной комиссии по Ясеновацу, 1400 католических священников, то есть 2/3 из них, так или иначе приняли участие в геноциде. Бесчеловечная жестокость католических клириков настолько превосходила все мыслимые понятия о дозволенном, что приходилось вмешиваться даже немцам, которые, не дрогнув, могли расстрелять 100 сербских заложников за одного убитого немецкого военнослужащего. Так, священник Мата Граванович вместе с несколькими усташами был казнён гитлеровцами за… зверства по отношению к сербам. Участие католических священнослужителей в геноциде продолжалось вплоть до конца войны.

Понимая, что репутацию всего хорватского духовенства спасти не удастся, католические апологеты пытаются защитить от нападок Алоизия (Степинаца), архиепископа Загребского, представив дело так, что он или не знал о преступлениях подведомственного ему духовенства и паствы, либо активно боролся с ними. Ни первое, ни второе утверждение не выдерживают никакой критики. Алоизий Степинац был слишком властным и информированным человеком, чтобы не знать, что творится в его епархии. Что же касается того, что он якобы боролся с преступлениями подчиненного ему духовенства, то мы не видим никаких следов подобной борьбы. Как глава военного духовенства, Степинац не сделал ничего, чтобы удержать своих подчиненных от преступлений. Более того, он раздавал палачам в награду иконки и кресты вместо того, чтобы отлучать от церкви. Он приветствовал «поглавника» и его программу, принимал его милости и награды, всеми средствами укреплял новую власть и публично одобрял все то, что совершалось в Хорватии^[14]. Следовательно, он как минимум на пропагандистском уровне и на уровне административного прикрытия участвовал в геноциде сербов.

Велика роль Степинаца и в нейтрализации возможной оппозиции геноциду в Ватикане. В 1941-м году он активно добивался дипломатического признания Ватиканом Независимого Государства Хорватии, которое и было получено de facto. Более того, папа Пий XII принимал в   Риме делегации хорватских усташей, хотя в Рим стекались свидетельства об их злодеяниях. Но, благодаря дипломатической деятельности Алоизия (Степинаца), а еще более ‒ нежеланию папы им верить, они оставались «гласом вопиющего в пустыне»^[15]. В результате Анте Павелич относительно позиции Ватикана мог не беспокоиться: представитель «Независимого Государства Хорватия» Никола Русинович писал, что в разговоре с ним о преступлениях   усташского режима заместитель секретаря Ватикана Иоанн Баттиста Монтини отметил, что «Ватикан воспринимает отрицательные сведения о Хорватии с некоторым недоверием»^[16]. Единственный человек в Ватикане, протестовавший против геноцида сербов, высокоученый богослов кардинал Эжен (Тиссеран), оказался в положении юродивого, которого никто не желал слушать. Подобная глухота Пия XII была связана не только с сервилизмом по   отношению к Гитлеру и Муссолини: папе нравился пыл Анте Павелича и его подданных по распространению «истинной веры» среди «схизматиков», а также импонировала его брутальная решимость по проведению в жизнь целостного католического проекта, который к тому же явится крепостью против социализма, в противоположность либеральной дряблости западных демократий. Кроме того, прельщала возможность раз и навсегда устранить на Западных Балканах конкурента католицизму ‒ Сербскую Православную Церковь. Ну, а что касается нескольких сотен тысяч убитых православных... Война все спишет, а победителей не судят. К тому же при неудаче всегда можно отмежеваться от диких хорватских националистов^[17].

    После войны Ватикан принял активнейшее участие в операции «Крысиная тропа» по спасению усташей, в том числе и клириков, от заслуженного суда. В Риме помощь хорватам оказывали австриец, по происхождению хорват, Алоиз Гудал и Понтификальный хорватский колледж святого Иеронима, которым руководил Крунослав Драганович. Благодаря ему целый ряд   усташских вождей и поддерживавшие их священники во главе с епископом Иваном (Шаричем) сбежали из Хорватии с награбленным золотом и укрылись в Риме^[18]. Не исключено, что Павелич ушел от возмездия лично благодаря Пию XII: когда американский разведчик Уильям Гоуэл попытался искать кровавого «поглавника» НГХ в Ватикане, папа настоял на его выдворении^[19].

Тем не менее возмездие все же настигло ряд палачей, в т.ч. одетых в рясы. После окончания войны югославские власти арестовали наиболее замешанных в преступлениях священников. Несколько сотен католических священнослужителей были отданы под суд, а в конце процесса многие из них были приговорены к смертной казни. Не избежал судебного процесса и Алоизий (Степинац), которого за коллаборационизм и участие в геноциде приговорили к 16 годам заключения с каторжными работами. Однако в заключении Степинац был освобождён от каторжных работ и провёл в тюрьме лишь пять лет, после чего был сослан на поселение в Кразич. В общем, по меркам того сурового времени, он отделался «легким испугом». Ну, а затем его сделали «почетным великомучеником», пострадавшим... от коммунизма. В 1998-м г. папа Иоанн-Павел II беатифицировал его, а в 2015-м году папа Франциск причислил к лику святых. Это и оскорбление сотен тысяч жертв усташского геноцида, и признание сопричастности Ватикана к этим преступлениям. Ибо папа Пий XI практически никак не реагировал на террор в Хорватии, хотя знал о нем все^[20]. Папа не отлучил палачей от церкви, хотя в 1949-м отлучил всех коммунистов. Более того, он сделал все, чтобы поддержать бесчеловечный режим усташей на международной арене, а потом постарался спасти десятки, если не сотни палачей, устраивая им бегство по «Крысиной тропе».

Чем объяснить подобное бесчеловечие и забвение основных христианских ценностей?

Есть такая категория в христианском аскетическом богословии ‒ «прелесть», или духовный самообман, отчасти связанный с влиянием демонских сил. Спаситель неслучайно предупреждал, что придет час, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что тем он служит Богу (Ин. 16, 2). Подобное страшное ослепление, к сожалению, является закономерным результатом католической аскетики и католического богословия, в частности, теории спасения добрыми делами. Ведь «доброкачественность» дела проверяется его целью, а цель, как известно, оправдывает средства. Весьма возможно, что палачи могли ощущать себя «мучениками совести» ‒ людьми, принимающими на себя грехи ради великого и светлого будущего хорватского народа, ради торжества «святой католической веры». Оправдывая себя, могли припомнить и какие-нибудь ветхозаветные цитаты типа: Возвеселится праведник, умоет руки свои в крови грешника (Пс. 57, 1). А совершая массовые изнасилования с последующими убийствами, усташи могли входить и в экстатическое состояние.

И обо всем этом надо знать и помнить.