[Воскресное чтение] Роман Ким "Агент особого назначения" (1959)

Небо сегодня отвернулось от дорожных строителей. Они трижды брали перерыв, меняли игроков, меняли тактику - ничего не помогало. Им не везло, мяч не слушался их, и под конец они совсем скисли - двигались, как больные старухи. А дубильщики, наоборот, носились по школьной баскетбольной площадке так, как будто перед матчем им перелили кровь молодых тигров.

[...]

​Уже начинало темнеть. На паромных судах, сновавших между Гонконгом и Коулуном, на океанских лайнерах, эсминцах, катерах и шаландах зажигались разноцветные огни. Внизу на набережной вертелись и прыгали неоновые латинские буквы и иероглифы. За деревьями мелькали двухэтажные трамваи. Низко над пиком Виктории в сторону аэропорта на той стороне бухты пролетел пассажирский самолет. У острова Келлет виднелся силуэт американского авианосца с широкой приплюснутой трубой на корме. Он, как маскировочной сеткой, был окутан синеватой мглой.

[...]

- Вы пишете книги? - тихо спросил Ян. В его голосе звучало благоговение.

- Я долго работал в газете, - ответил Тан. - А теперь пишу книгу по истории Кантонской коммуны. Собрал интересные документы в деревнях Гуандуна, где появились первые Советы рабочих и крестьян. И очень ценные материалы мне прислали из Гонконга - о знаменитой стачке докеров после кантонского расстрела.

[...]

Рано утром они подъехали к набережной Шаки и пошли к мосту, переброшенному через канал. Мост вел на остров, похожий на парк, - заросли пальм, пышные баньяновые деревья и платаны, дорожки, посыпанные золотистым песком, кусты роз разных цветов и каменные ограды особняков.

- Остров Шаминь, - сказал Тан. - Бывшая иностранная концессия, цитадель империалистов, маленький кантонский Гонконг. Здесь находились их консульства и банки, китайцев сюда не пускали.

На холмике у моста стоял серый обелиск, на нем было вырезано "Не забывай этого дня!" и ниже - "23 июня 1925 года".

- В тот день мы шли сюда на демонстрацию протеста перед английским и японским консульствами, - начал рассказывать Тан. - Вместе с кантонскими рабочими и студентами шли докеры и моряки, приехавшие из Гонконга. У них были белые нарукавные повязки с надписью "стачечник из Гонконга". А когда головная колонна дошла до середины моста, англичане вдруг открыли огонь. Товарищи падали, мы поднимали их и шли, а англичане продолжали стрелять. После этого началась всеобщая стачка в Кантоне, мы объявили блокаду Гонконга, там тоже поднялись докеры, моряки и лодочники, а потом полтораста тысяч рабочих ушли из Гонконга в Кантон, в деревни Гуандуна - и вскоре там поднялись красные флаги первых Советов Китая. У гонконгских рабочих был высокий революционный дух.

[...]

Уткнувшись в книжки, на табуретках сидели мальчишки. За чтение старичок, хозяин уличной библиотеки, взимал минимальную плату - один фынь за книжку без ограничения времени. Взяв книжку, можно было читать ее хоть до вечера. Но тот, кто ее сдавал и снова брал, должен был платить вторично. Сюда приходили с таким расчетом, чтобы, взяв книжку, дочитывать ее до конца в один присест. Поэтому мальчишки старались не обращать внимания на торговца фруктовыми водами и горячим чаем, расположившегося напротив уличной библиотеки. Они знали - пить рискованно, не досидишь до конца книги, а платить лишний фынь - это непростительная роскошь.

[...]

Так состоялось наше знакомство. Его звали Аффонсу Шиаду. Полупортугалец, полукитаец, бразильский подданный, родился в Макао, окончил Гонконгский университет. Агент автомобильной компании "Крайслер". Католик, меломан, классный игрок в пинг-понг.

Я в свою очередь сообщил кое-что о себе. Родом из Тяньцзиня, сразу после войны поехал учиться в Америку, сперва был в Виргинском университете в Шарлотсвилле, потом перешел в Мичиганский университет и окончил в 1949 году юридический факультет. Незадолго до этого красные заняли Пекин, где жили мои мать и дядя-профессор - и я не решился вернуться на родину. Какое-то время был в Сан-Франциско, потом на Тайване, где служил в Тайбэе у одного экспортера в качестве секретаря, затем работал в конторе адвоката в Маниле, был недолго в Токио и только что приехал сюда к своему приятелю - англичанину Уиксу, уехавшему на днях в Сингапур. Сейчас живу в гостинице "Южное спокойствие".

[...]

Фу Шу был одним из крупнейших богачей в бассейне реки Янцзы. Жил в Чэнду. Владел различными торговыми предприятиями на тракте Сикан - Тибет, по которому и транспортировал товары на Янцзы. 

До войны несколько раз привлекался к суду, приговаривался к тюрьме, но каждый раз приговор отменялся высшей инстанцией.

Ему удалось спасти большую часть капиталов, во время войны он перевел крупные суммы за границу - в Индию и Австралию. Уже в течение многих лет держит деньги в Индо-Китайском банке и в Коммерческом банке Голландской Индии. После переезда в Гонконг стал пайщиком нескольких местных китайских предприятий, ведущих торговлю с Таиландом и Бирмой.

[...]

В "Цинбане" и "Хунбане" состояло по нескольку сот тысяч человек, они представляли собой подпольные государства. У них имелись свои законы, свои правительства, администрация, органы юстиции, даже собственная почта и транспорт. Подданные этих государств - члены синдикатов - присягали на верность, соблюдали строжайшую дисциплину и конспирацию.

Итак, старик Фу был одним из заправил "Цинбана". Под его властью в течение нескольких десятилетий находились Сычуань и Сикан. Он распоряжался жизнью и имуществом всех цинбанцев на вверенной ему территории, взимая дань с предприятий, владел гостиницами, харчевнями и постоялыми дворами на Сикан-Тибетском тракте. В общем, он был одним из самых могущественных тайных властителей Китая.

Несколько лет тому назад пекинское правительство объявило о том, что оба синдиката разгромлены. В частности сообщили о ликвидации уголовного подполья в Шанхае. Но можно было полагать, что кое-какие филиалы уцелели и продолжают функционировать, так как оба этих синдиката, существовавших на протяжении нескольких столетий, были широко разветвлены и глубоко законспирированы.

[...]

Я постучал в дверь. Никто не отозвался. За дверью заговорила женщина, протяжно, по-французски: "Наполните шейкер льдом и одеколоном, подбавьте две капли зубного эликсира, одну ложку шампуня, взбейте всё это, налейте в стаканчик для полоскания рта и выпейте, пока не исчезла пена. Этот коктейль изобретен французским поэтом Жаном Кокто и называется "Отчаяние".

[...]

Через некоторое время Каталина спросила, не хочу ли я послушать что-нибудь. Может быть, певца Бинга Кросби? Или актрису Грейс Келли? И тут же пояснила - Грейс не так давно снималась в кино, а теперь она королева, сидит на троне.

Я поправил ее. Не королева, а только принцесса. Монако не королевство, а простое княжество. По количеству жителей в сто раз меньше Гонконга. Каталина мотнула головой. Все-таки Монако это княжество, а Гонконг - простой портовый город, и в нем в сто раз больше злых людей.

[...]

Машина понеслась к пристани, въехала на паромное судно, переправилась на коулунский берег и помчалась к аэропорту. Я пришел в себя лишь тогда, когда самолет, накренившись, описал большой круг в воздухе, и я увидел в окошке далеко внизу крошечный островок у кончика полуострова. Прощай, Гонконг… будь ты проклят!
[...]

Сяо хлопнул Яна по спине.

- Оставайся. У нас еще много мест, о которых знали до сих пор лишь стервятники и леопарды. А теперь будем везде прокладывать дороги, строить электростанции, добывать руду - работы хватит на десять тысяч лет.

[...]

Из Дома культуры дорожных строителей на той стороне сквера выходил народ - кончился сеанс. Ян и Сяо подошли к плакату у входа. На плакате были изображены люди с носами, как у снежных грифов, с оскаленными зубами, они целились из громадных револьверов. Со всех сторон их окружали улыбающиеся солдаты с винтовками, на их погонах и рукавах были изображены красные звезды. Шел румынский фильм "Тревога в горах".

Рядом с плакатом висело объявление: "Проводятся дополнительные приемные испытания в оркестр народных инструментов". Ограда сквера была заставлена велосипедами, а к столикам были привязаны мулы. В фойе танцевали в ожидании следующего сеанса. Девушек не хватало, и только немногие из них умели танцевать танго. Половина танцующих пар состояла из юношей. Они чинно двигались, делали повороты, кружились, но лица у них были скучающие. Они с явной завистью посматривали на тех, кто танцевал с партнершами.

[...]

Вэй вдруг замолк и с испугом уставился на паломника, который поравнялся с ними. Через каждые три шага паломник растягивался на земле во весь рост, потом вставал и, сделав три шага, снова растягивался. На руках у него были дощечки, на груди - кожаный фартучек, на коленях - наколенники. Он напоминал огромную гусеницу.

Проводив его взглядом, Сяо сказал:

- Этим способом он будет добираться до Лхасы. Суеверий у нас еще достаточно. И в гадальщиков еще верят, правда, клиентура у них заметно уменьшается.

[...]

Вэй Чжиду был потрясен известием об исчезновении бумаг Трэйси. Сяо сообщил ему также о том, что в пограничных районах провинции Юньнань в последние дни появлялось несколько геликоптеров - возможно, забросили диверсантов.

[...]

- Это произошло до того, как вы дали показания, - спокойно ответил Сяо. - Надо было раньше к нам прийти.

- Вы правы, - пробормотал Вэй. - Надо было сразу же явиться к вам, а я колебался. Проклятая черта интеллигента...

[...]

Он снял китель и закурил сигарету.

- Враги задумали так называемый план "Баллиста", чтобы организовать волнения в районах, примыкающих к Сикан-Тибетской автомагистрали. Они знали, что на крупное восстание рассчитывать нельзя - население на это не пойдет. Поэтому решили вызвать беспорядки местного значения, заставить кого-нибудь из участников событий бежать за границу и затем поднять шум на весь мир о "грандиозном мятеже в Китае" и о том, что внутри Китая много противников народной власти, ждущих помощи извне.

Осуществление плана "Баллиста" было приурочено к началу Генеральной Ассамблеи ООН. Одновременно с волнениями в полосе магистрали враги имели в виду начать вооруженные действия со стороны Тайваньского пролива - налеты авиации, артиллерийские обстрелы и высадку диверсионных групп на побережье провинций Фуцзянь и Гуандун.

Около года тому назад в Китай пробрался некий Майрон Трэйси, чтобы подготовить почву для "Баллисты". Ранее он собирал данные о месторождениях редких земель в Сикане. Именно это интересовало его, а вовсе не микро-пигмей, выдуманный для отвода глаз.

Приводится по изданию: Роман Ким. Агент особого назначения. - М: Советский писатель, 1963.