Санчо Панса и «харрасмент»

«Обиженные акулы»: между честью и кошельком

История со страшным «харрасментом», учиненным депутатом Слуцким по отношению к неким представительницам СМИ (именуемым также некоторыми несознательными гражданами «работницами второй древнейшей профессии»), уже побудила многих что-то по этому поводу написать. И мало кого сподвигла на то, чтобы что-то прочитать. И желательно из классической литературы, в которой все давно сказано…
А если конкретно, то речь идёт о классике зарубежной. Точнее, испанской. Ещё  точнее, о романе Мигеля Сервантеса «Дон Кихот». Эту книжку в наше время мало кто читал полностью – а зря. Есть там очень подходящий к современности сюжет о том, как судьба занесла оруженосца «рыцаря печального образа» в губернаторы острова Баратария.

Так вот, в этом качестве довелось Санчо Пансе разбирать дело о самом что ни на есть суровом  «харрасменте», когда некая дама обвинила некоего господина в том, что тот её поимел (скажем так) супротив её воли. Господин факта не отрицал, но с обвинениями в насилии не соглашался – мол, если бес и попутал, то обоих.
Разобраться, как на самом дело было, не было никакой возможности (совсем как и сейчас), но находчивый Санчо решил вопрос просто и мудро. Он приказал отобрать у обвиняемого кошелёк с дукатами и передать его пострадавшей особе, сказав при этом: «Если ты, женщина, пострадала, то тебе полагается возмещение; а если ты, мужчина, считаешь себя правым, то отбери у нее кошелёк!»
В последующей беготне и стычке все попытки мужичка вернуть дукаты успеха не возымели, но... вернуть ему кошелёк распорядился сам Санчо Панса, который пришёл к выводу, что «если бы ты, женщина, отстаивала свою честь так же, как этот кошелёк, то никто бы с тобой никак согрешить не смог бы».
Вот такая получается притча, которую неплохо было бы применить и к ситуации с охальником Слуцким, который и то и сё, и руку на коленку и выше…
Однако вопрос: а что же харрасмируемые журналистки? Как они на эти интимные поползновения реагировали? Может, кто-то из них дал депутату Слуцкому по физиономии? Или кто-то сразу же (а не через фиг-знает-сколько-лет) написал по этому поводу гневную статью? Или представители прекрасной половины журналистики хотя бы просто объявили бойкот сладострастнику пораньше, а не когда это стало модно в Америке? То-то…
Никто ничего подобного не делал, ни о каких харрасментных выходках Слуцкого не сообщал, на пресс-конференции и интервью с ними все дамы исправно ходили…
Так из-за чего сыр-бор? Чего вдруг теперь-то разобиделись? И почему разобиделись именно на Слуцкого, а не, к примеру, на главреда «Эха Москвы», который тоже в маленьких радостях жизни с подчиненными особами женского пола себе не отказывал? 
И вот только не надо рассказывать про то, что-де сопротивляться наглому депутатскому «харрасменту» невинные журналистки не могли, потому что… Что? Вот то-то… 
Какое-никакое оправдание, может, и сгодилось бы, если бы харрасмируемые дамы жили в депрессивном городке, где иной работы не сыскать, а детей кормить надо – вот и приходится начальничка ублажать, стиснув зубы от отвращения. 
А у думско-столичной «акулки пера» возможность «послать» сластолюбца всегда есть. Так же, как была возможность послать Харви Вайнштейна у тех голливудских актрис, которые делали карьеры через постель продюсера, а потом вдруг сочли себя страшно этим продюсером обиженными. 
Что же касается депутата Слуцкого, то он персонаж и в самом деле сомнительный. И то, что он, возможно, когда-то где-то за что-то кого-то ухватил – наименьший из его грехов. Вот если бы «акулы пера» в юбках гнобили его за то, что провалил всё, что можно, именно на межпарламентском поприще (занимаясь, между прочим, «связями  с соотечественниками за рубежом»), то автор этих строк таким храбрым «акулам» только аплодировал бы.
Но как раз о том, о чём надо говорить, «храбрые», но слегка харрасмнутые журналистки помалкивают. А коли так, то придётся снова и снова задавать им «вопрос Санчо Пансы»: «Так о чём же вы думали в момент «харрасмента» – про честь или про денежные знаки?»
И ответ будет очевиден…