"Мы долго молча отступали..."

Выдержки(расшифровка) из Смысла игры-118.

(Очень много букв,Нервных просьба не беспокоится)

Вот если мы понимаем, что имеем именно это, тогда давайте обсуждать содержание самых острых текущих событий. На последней передаче по телевизору я сказал, что вот эта система — она как «Мерседес»: она по хорошей дороге, да с определенными вещами едет так шикарно, что правящий класс обалдевает, как мы едем. Но «Мерседес» — хорошая вещь, пока нет наводнений, или пока дорога не стала такая, что нужно пересесть на какого-нибудь ишака, чтобы ехать. Или на бронетранспортер. Или на амфибию. А что происходит, когда система перестает отвечать требованиям исторического момента? Тогда либо система гибнет, либо ее переделывают. Я утверждал и утверждаю, что Владимир Владимирович Путин блестяще ездит на этом «автомобиле»: он хорошо объезжает препятствия, он правильно гасит и включает скорость и так далее и тому подобное. Вопрос в том, что наводнение началось.

Поясню это на простейшем примере. Вот один из блоков этой системы под названием «национальный спорт» — как бы национальный, наш спорт. Наш спорт — вот. Всё население страны, всё патриотическое большинство, всё, что только существует мыслящего национально-государственно, — оно возмущено решением Международного Олимпийского комитета и требует бойкота и всего остального. Но когда оно его требует, оно автоматически, не рефлексируя, то есть не обладая методологией матрицы, оно пытается рассматривать современный спорт, созданный в эпоху Ельцина-Путина как модификацию советского спорта. А это глубочайшее заблуждение, понимаете?! Глубочайшее. Я не говорю, что советский спорт был любительским, хотя это говорилось. Какой-нибудь хоккеист ЦСКА, он, конечно, там служил где-то, получал зарплату, еще какие-нибудь добавочные получал. Когда он ездил за границу, то он получал возможность купить какие-нибудь шмотки и возможность получить чеки в «Берёзке». И когда его спрашивали: «В какой стране вы были», — он говорит: «В этой... в Голландии», — смотрел [при этом] на наклейку. Так он почему на нее смотрел? Потому что он вкалывал с утра до вечера. Спортсмены — это трудяги. И поэтому их надо уважать. Значит, сидел этот, скажем<?:там @01:21:40>, Третьяк в ЦСКА, получал зарплату, получал что-то еще, радовался, был национальным героем. Сбежать?! Куда сбежать?! Он и не хотел, и не мог. И у него сознание было другое. Он действительно представлял собой национальный — в смысле советский — спорт. Что сделали за эти годы? Это тот же спортсмен? Нет. Это миллионер. Долларовый. Который катается по миру, и ему не говорят, что он национальный изменщик, если он переходит из «Спартака» или, скажем, откуда-нибудь еще в «Милан». Он<?> говорит: «О! Клёво-то как!» Живем в открытом обществе! У него бизнесовое сознание — в большинстве случаев. По крайней мере, оно формируется этим бытием новым.

Когда он уезжает куда-нибудь и там получает гонорары, ему аплодируют. Когда сюда, наоборот, приезжает представитель афроамериканцев и так далее, играть за национальный спорт, нашу футбольную или другую команду, этому тоже аплодируют. Это абсолютно другая реальность! Это другая подсистема под названием «спорт». Она ничего общего с советским спортом не имеет. Советский спорт — это был, неважно, «бронетранспортер», а это — «мерседес». Теперь, что происходит в момент, когда Международный Олимпийский комитет под давлением врага, о чем прямо сказал Путин, делает то, что он делает. В этот момент эта система оказывается «мерседесом» в условиях наводнения. Или плохой дороги. И перед Путиным — две возможности реально. Либо сказать: пусть спортсмены едут сами выступать не под национальным флагом, и, соответственно, получить количество неприятностей, которые я назову «Неприятности-1» [N₁], либо запретить этим спортсменам, о чем говорил Кадыров, потом отказавшийся или там, Жириновский, запретить им это делать, и получить количество «Неприятностей-2» [N₂] при том, что N₂ гораздо больше, чем N₁.

У него нет третьего выхода. Что он может сделать?! Вот просто порассуждайте. Он им запретит ехать, а они его пошлют. Вежливо или не вежливо. Они уже собрались это делать. Верхи общества скажут: «Ах, бедные мальчики-девочки». А они — бизнесмены. У них есть возможность капитализоваться, то есть получить славу, которая для них есть капитализация, отбомбиться, получить какие-нибудь гонорары или что-нибудь еще и устроить свою судьбу. Он не имеет права им мешать! По новым правилам игры — вот этой подсистемы. Эта подсистема отлично катается в нормальных условиях, а в условиях избыточного давления Запада, она перестает вообще ездить, понимаете? Она для этого непригодна. Путин, понимая, что N₂ больше, чем N₁, выбирает N₁! Он едет в текущей системе, в этом средстве передвижения под названием «мерседес». А он в чем едет?! Вот сейчас закричит: давайте машину менять! Но ее же давно надо было менять!

В 2008 году в весьма высоком собрании я сказал то, что повторяю всё время: этот стол очень хорош для того, чтобы на нем писать. Или на нем даже можно станцевать. Но на него нельзя поставить танк Т-34. Я сейчас повторял это в телевизионных передачах, уже на всю страну — в прямом эфире. Хотите поставить танк Т-34 — бетонируйте всё вниз и еще фундамент бетонируйте — и он встанет. «Боже мой, а зачем же так бетонировать?» А я говорю: не за чем, если надо писать. А если надо поставить танк, то это всё другое! Меняйте систему. Я это говорю с 2008 года. С грузино-осетинского конфликта. Тогда сказали: ну мы же разрулили?! Мы как-то тыр-пыр, они как-то успокоились. После Крыма говорили, что опять разрулим. Ну и как?! Мне говорили, что всё удастся сделать без холодной войны... Как удалось?! Мы на грани горячей! Вы понимаете, что давление растет? Оно растет на все блоки. Вот у вас есть блок под названием «бизнес». Он что, национальный? В каком смысле?

Сталин когда-то сказал по поводу Крупской, что спать с вождем, это не значит знать вождя и все говорили, какой он хам. А он имел в виду очень глубокую вещь. Он имел в виду, что «большое видится на расстоянии» и что если говорить языком Гуссерля, перцепция, то есть прямое непосредственное знание некоего предмета, не означает рефлексию, не заменяет ее. Перцепция — это хорошо, но если нет рефлексии, то это плохо. Можно каждую неделю завтракать или обедать с «Голдман Сакс» («Го́лдман Сакс груп», «Goldman Sachs Group» — один из крупнейших в мире инвестиционных банков — прим. ред.).

Это, прошу прощения, ты с ним спишь, но это не значит, что ты его понимаешь. Кроме того, мы не на такие расстояния безумные отдалены, что мы не видим, что происходит. Поверьте нам, представители этого бизнес-сообщества бегут в Америку и так далее договариваться о том, чтобы их выкинули из проскрипционных списков — они в них не хотят быть. Теперь о том <тех?> «Неприятности-1», которые будут отъедены в результате спорта. У нас, ну, такое масс-культурное общество, находящееся в ситуации регресса, упрощения, примитивизации. Широчайшие слои этого общества придают повышенное значение спорту, понимаете — он для них очень много значит. Это так бывает в определенных ситуациях: в Риме это называлось «хлеба и зрелищ» — гладиаторские бои, понимаете. Мы живем в этом обществе, в котором справедливая национально-патриотическая реакция по поводу оскорбления, нанесенного Международным Олимпийским комитетом, полностью совпадает с вот этим «хлеба и зрелищ» — дайте гладиаторских боев. В Риме тоже совпадала жажда гладиаторских боев с вполне готовностью еще защищать свою родину. Мы в этом обществе — гибридном, понимаете. В этом обществе спорт значит очень много. По поводу вот этих неприятностей, которые мы еще не начали отъедать. Мы их будем отъедать, когда под белым флагом будет кто-нибудь стоять, или под чем там еще полагается, что будет придумано. Вот если это состоится, то эти неприятности будут отъедаться всюду. И шептаться по поводу того, что нас «опустили», будут. В обслуживающем персонале кафешек, во всём мелком и среднем, и крупном бизнесе бандитском. В спорте в том же самом — на его других этажах. В армии, в милиции — полиции, теперь это называется. На определенных этажах бюрократии — всюду будут эти шепотки, включая безработного, или работающего на грани прожиточного минимума провинциального гражданина, который включил телек и говорит: «Ну, дают». Так что Н₁ очень велико. Вы на этом «мерседесе» проехались через это препятствие оптимально, потому что это было бы еще хуже, но здесь-то тоже — «до и больше». А впереди чемпионат мира по футболу.

Теперь политика — собственно политический блок системы. Всё, что происходит с конца — середины 2016 года, абсолютно понятно. Сказано, что, поскольку часть общества либеральна, а часть общества патриотична, но патриоты никуда не убегут из-под выборов, а либералы могут создать неприятности, то надо постараться накормить либералов — им нужны уступки, те или иные.

Возникает вопрос: хорошо, им нужны уступки, а в 2011 году этих уступок не было? Ведь их тогда пришвартовывал к властному берегу большой специалист. Именно этим методом: уступок, спонсированием и всего остального. И как? Чем это кончилось в 2011 году? Это кончилось тем, что они табуном побежали на Болотную. Их нельзя пришвартовать к своему берегу — это невозможно. Они что-нибудь сымитируют, но все их интересы там — на Западе. Даже если вы им дадите деньги, тратить они хотят там их. Жить они хотят там, и ценности у них — там. Поэтому от того, что вы им подарите серый кусок камня под видом памятника жертвам репрессий, отсутствие празднования революции, целый блок по ювенальной юстиции, гранты-манты и так далее, ничего не изменится.

Вы их не купите в больших нагрузках. Вы их купите при малых нагрузках — вот тут всё будет хорошо. Тут ваш «мерседес» проедет со свистом, а при этих — нет. Мы ведем предметный конкретный политический разговор. Это не канает при этих нагрузках. Они не только вас не полюбят, они не смирятся. Они хотят вашей смерти, потому что ее хочет хозяин их.

А на что вы делаете ставку? Вы повторяете, наступаете на все те грабли, на которые наступила брежневская КПСС. Опять двадцать пять, за рыбу деньги. Я иногда смотрю на такого представителя «Единой России», думаю: откуда этот клон мытищинского райкома комсомола? Ведь нет уже. Не краснопресненского райкома комсомола, там уже был шарм какой-то, а мытищинского. Не хочу обижать Мытищи, просто провинциального, подмосковного. «Подмосковный городок». Откуда этот клон? Ни Советского Союза, ни советской однопартийной системы, ничего — такая же речь, такое же холуйство, такие же бегающие глаза, такое же пустопорожнее лизоблюдство. Вы хотите опереться на этих конформистов?

А ведь философия в этом. Когда Навальный начал устраивать оранжевые митинги, осмысленно что было сказано? Что было сказано осмысленно? Было сказано, в виде абсолютно новой стратегии, что мы противопоставим оранжевому гражданскому активизму обывателя. Навальный идет на улицы? Там будут праздники, бутербродики, шарики воздушные и реконструкторы. И он утонет в этом. В покое. Опора режима — покой, обыватель, норррмальный человек. Когда-нибудь при приличных нагрузках эта опора выдерживала? Где? Где в мире она выдерживала? Разговариваешь на эту тему, говорят: как же, Пушкин: «Привычка — душа держав». Я говорю, это когда? В Борисе Годунове сказано. Там что в начале?

Венец за ним! он царь! он согласился!

Борис наш царь! да здравствует Борис!

А в конце что?

Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!

Да гибнет род Бориса Годунова!

Нельзя опереться на обывателя! При больших нагрузках он подчиняется гражданским группам. В условиях, когда вы всё время делаете ставку на эти гражданские группы, де-факто, он пойдет за ними. Он не будет выражать по их поводу недовольство, как только нагрузка на систему усилится. Значит, и этот блок не работает, но он же принципиально так создан. Это же, так сказать, концепция нынешней внутренней политики.

Следующий блок. Я категорически отрицал, и буду отрицать, что Россия оккупировала Донбасс, и что там находятся русские войска и прочее. Это всё ложь. Но это же не значит, что Россия не влияет на то, что происходит на Донбассе. Возмущение есть, что Россия не признала Донбасс: Донецк и Луганск. Я был бы счастлив, чтобы она признала. Но мать Армения не признала Карабах, и никаких возмущений нет, потому что так удобнее. Но мы же не будем говорить, что Армения никак не влияет на процессы в Карабахе. Это же смешно.

Значит, в рамках международного права, не нарушая это право, соблюдая все международные законодательства и все международные нормы, Россия, естественно, стоит на стороне Донбасса. А у кого-то есть сомнения? Наша информационная политика — это политика в пользу Донбасса. Однозначно. Наша политика на международном уровне и наша дипломатия в пользу Донбасса. Однозначно. Мы не вводим войска, мы не занимаемся оккупациями. Мы не хотим подменять национально-освободительную борьбу Донецка и Луганска нашими танками и всем прочим. Но мы поддерживаем всячески. И, естественно, на нас ориентируются.

Когда люди, которые там повоевали, приезжают сюда — им открыты объятия. Это всё происходит так, как это происходит между Карабахом и Арменией. Тут нет никакой неоднозначности. И в конце концов, господин Уолкер ведет переговоры с представителями Российской Федерации, да? Как мы знаем — с господином Сурковым. Что означает, что мы там не лишнее. Мы заинтересованная сторона, и наш интерес ясен. О нём сказано президентом неоднократно: мы не хотим там геноцида, который будут устраивать фашисты бандеровские. А они будут его устраивать. Мы не хотим сгона с земель, мы хотим защитить право этих людей жить своей жизнью, сообразно их разумению. Что невозможно без выполнения Минских соглашений, изменения статуса Донецка и Луганска и так далее и тому подобное. Это наш выбранный путь. Повторяю, какой бы более жесткий путь ни был бы выбран в поддержку Донбасса, я буду всегда его поддерживать тоже. Я вижу, какой путь выбран. И я обсуждаю его. В нем есть свои плюсы. Израиль, обладающий огромными возможностями, оккупировал какие-то территории. И много ему это помогло? А вот национально-освободительная борьба донецкого народа дает гораздо больше. Стратегически.

Значит, со всеми этими оговорками, мы понимаем, что Российская Федерация влияет на процессы на Донбассе. Но влияет на них, не нарушая международных договоренностей и не вводя войска. Но, мы же не отрицаем, что влияет. Иначе, причем тут Сурков? И более высокие лица. Теперь высочайшее лицо — Владимир Владимирович Путин — звонил руководителям Донецка и Луганска и просил об определенных действиях по отношению к обмену пленных. Он звонил им? Звонил. Господин Плотницкий ориентирован на Россию? На Россию. Находящиеся там элитные группы патриотические ориентированы на Россию? На Россию. Тогда что означает тот тип снятия господина Плотницкого, который произошел? Предположим, что господин Плотницкий — исчадие ада. И при взаимодействии с Россией считается необходимым его ротировать. Насколько мне известно, он сам никогда не был против такой ротации и просил о ней. Насколько, опять-таки, мне известно, он естественным путем, будучи ориентированным на Россию, имеет в России и место проживания в центральной России и так далее.

Если политическое решение тех, кто влияет, а не разруливает ситуацию на Донбассе — влияет, как Армения на Карабах, а не разруливает, — было бы таким, что господину Плотницкому было бы рекомендовано стороной, которая, не оккупируя Донбасс, и не осуществляя там административного управления, очень сильно влияет на происходящее, оказаться в месте его проживания в России, а не на территории Луганска, так он бы выполнил это. Он бы это выполнил! Но политического решения этого типа не было, и никто из лиц, принимающих политические решения по влиянию на ситуацию, — влиянию, я еще раз говорю, по влиянию, а не административному разруливанию, — не был против отъезда господина Плотницкого, так почему надо было выводить на улицу людей с оружием? Это возможно без влияния определенных наших элитных групп? Это невозможно без этого влияния. Это не массовый крик народной боли, это игра. А что это за игра в условиях, когда только что были звонки, когда витальный интерес в том, чтобы там не было дестабилизации, чтобы там всё было тихо, и когда эту тишину можно было легко обеспечить.

Значит, какая-то группа элитная не хочет этого спокойствия, она хочет эксцесса. А что это за группа? Это не политический разруливатель, и это не все силовые структуры. Это какая-то группа, значит, у нас начинает появляться элитная самодеятельность в горячих точках? А это вот этот блок системы. Это возможно в условиях дальнейшего роста давления? Это невозможно, потому что достаточно там проиграть, чтобы проиграть всё. А выиграть там можно только при стабильности внутренней, а ее нет.

Получается, что вся эта система, весь этот «мерседес», система, при тех нагрузках, которые существуют — не работает. А нагрузки будут усиливаться. Но система же связана с классом. Есть вот этот ужасный класс, криминальный и прочее, диффузный, трусливый, тупой, без внутреннего осознания всего происходящего. Этот класс не хочет этого увеличения нагрузок. Он его не хочет, он готов чуть-чуть побухтеть на Запад: вот, какие нехорошие, такие-сякие, пятые, десятые. Он не готов к холодной войне. Он не готов жертвовать.

Как спортсмен не готов жертвовать, как какой-нибудь ученый не готов жертвовать, как бизнесмен не готов жертвовать, так и класс этот не готов жертвовать. Так кто будет жертвовать? Солдаты и младший офицерский состав? А все остальные — нет? Пробовали так осуществлять мобилизацию? Прекрасная вещь, когда мобилизация осуществляется мобилизационными предписаниями, устанавливаются там какие-то подвалы. Это необходимо, но недостаточно, это формально не делается, это делается идеологически.

Итак, класс тесно связан с системой, и класс понимает, что не в его интересах напряг с Западом. Тогда возникает вопрос: что лидер?

И тут снова начинается: «Да что вы там говорите, мы играем в гольф с Рокфеллером!» Ну, фигурально. «Мы обедаем с теми-то, завтракаем с теми-то». Да завтракайте и обедайте вы с кем угодно! Я вам сказал, то, что есть. И то, что есть, сейчас скажу: Запад не хочет примирения с этим лидером. Он слишком много сделал, отвечающего нашим национальным интересам, включая Крым, и не отвечающего интересам Запада, чтобы с ним примиряться.

Что будет с классом в момент, когда класс понимает, что лидер не обеспечивает ему компромисса с Западом желанного? В руках у класса система вот с этими блоками. Возникает, во-первых, классовое недовольство — медленное, трусливое, не сразу. Пока до них дойдет, как до жирафа. Тупые, низом живущие, такие, полуживотное существование ведущие, но всё равно допрут.

А система состоит из блоков, которые не работают в условиях больших нагрузок, не работают. И которые начинены классовым материалом, который тоже недоволен. С чем останется лидер? Мне скажут: «Он останется с обществом, которое его поддерживает». А трансмиссия-то в чём? Он так будет, святым духом с ним общаться? Как? Потому что партийный блок — это всё то же самое, плюс ставка на необрежневизм, на конформиста, болтуна, лизоблюда, обывателя — на всё, что сдает в условиях напряжения. Посмотрите на всё происходящее — и вы увидите именно это.

Мы еще не дошли до точки невозврата, класс еще боится, систему еще можно переделывать, в обществе еще есть потенциал, оно к чему-то готово. Но если быстро не перейти с формата А на формат Б, с вот этого конформизма в виде опоры, с этих уступок прозападным группам, с этого вот ощущения, что какая система есть, такая есть, будем действовать оптимально в её <?входе? ходе? коде?>, — на другой формат, в котором говорится: новая система, однозначная патриотическая опора, ротация кадров, гражданин, а не конформист. И идеология, потому что здесь равно нулю, идеология не нужна, идеология не нужна прагматикам. Им кажется, что они всё сделают так, без нее.

Это старый спор идеологических структур партии с какими-нибудь службами безопасности, всякими, КГБ, НКВД — неважно, старый спор. Как всё строить-то, на чём? На таком сетевом агентурном управлении или на вдохновлении масс? Другое дело, что поздняя партия, которая включила, так сказать, в качестве идеологического мотора, систему, управляемую Михаилом Андреевичем Сусловым, — она рехнулась, потому что Михаил Андреевич был умным человеком, безусловно, некорыстным, аскетом отчасти, но он олицетворял собой холод, а не огонь. В чем высшее выражение этого холода тогдашнего? Скажите, я много раз спрашивал: если бы Троцкий, Ленин, Дзержинский, Сталин и другие взяли телевидение в 91-м году, они бы показывали балет «Лебединое озеро»? Они бы говорили с ура до вечера, страстно! Вместо этого что-то бормотали и показывали балет.

Это и есть холод. И теперь я спрашиваю, вы хотите вернуть холод? В условиях такого международного напряжения, которое гораздо больше? Сейчас международное напряжение гораздо больше, чем международное напряжение 1982 года. А сил — меньше. Порваны пояса безопасности и всё остальное. Я понимаю, что при жесткой системе, которую вы разрулили в эту сторону [Б], безопасность гарантирована. Никто не дернется. Северная Корея в безопасности. Потому что там имеет место жесткая система, доходящая до низов. И низы выдержат любую нагрузку и готовы драться, и будут драться. А значит, с ними не будут драться. Потому что кому нужно такие издержки? У нас ситуация гораздо лучше. Продержаться какое-то время в условиях холодной войны — всё потом придет, какие-то вещи. Снова поедете на «мерседесе», вода схлынет. Но не сейчас!

Меня спросят — а зачем вы это так защищаете? Отвечаю. Я нарисовал это вначале, обсуждая крах коммунистического проекта и альтернативу между полной безгосударственностью и вот этим государством с вот этим криминальным классом и всем прочим. Я буду говорить правду об этом государстве. Я буду его защищать, потому, что я знаю, что пока что альтернатива ему — безгосударственность — самое страшное, что может быть. Но я настаиваю на том, что вся цепь текущих событий укладывается в ту матрицу, о которой я говорю. А эта матрица называется «А». Матрица А — неадекватность системы новым напряжениям и попытка проехать по плохой дороге на «Мерседесе», на гоночной машине «Ламборджини». А это невозможно. Напряжение уже не снимете, а значит задача одна — новая система. Я не утверждаю, что она мгновенно станет советской, но она должна иметь блоки, которые позволят нам в интересах большинства населения разруливать качественно новые ситуации, подобные той, которая произошла с олимпиадой. Ситуации, проигрыш которых означает проигрыш общества, его широких слоев. Может быть, это решение будет названо прекрасным в узких слоях элиты, да, но ведь не ими живы. Это решение оптимальное, поскольку оно дает неприятностей меньше чем другое в этой системе. Но оно дает колоссальное количество неприятностей, а значит надо менять систему. Нужна система, в которой неприятностей не будет. И на это очень мало времени.