Как выглядит жир головного мозга у бывшего зама Улюкаева?

Разговор о кризисе, его причинах и последствиях с экс-заместителя министра экономического развития России Алексеем Ведевым

Российская экономика находится в кризисе?

Знаете, я уже несколько раз участвовал в дискуссиях: «А был ли кризис?» Согласно постоянным пересчетам Росстатом валового внутреннего продукта, за 2015-2016 год падение ВВП составило всего 3% – соответственно, 2,8 и 0,2. И есть предложение называть ситуацию 2015 и 2016 годов не кризисом, а коррекцией. Я считаю, что это все-таки был кризис, и кризис не с точки зрения ВВП, а с точки зрения доходов населения, заработных плат, частного потребления. Здесь коррекция произошла более чем на 10%, и это, естественно, кризис.

Каковы его причины?

На мой взгляд, в России наблюдается то, что называется «идеальный кризис», когда разом сошлись три негативных шока.

Первый шок — это мировые цены на сырье и, прежде всего, на нефть. Этот шок напрямую повлиял на бюджет и опосредованно – через обменный курс – на всю экономику. И «новая нормальность», то есть новый ценовой коридор, который на ближайшие 5-10 лет ожидается в пределах 40-60 долларов за баррель, тоже связана с обменным курсом. К этому ценовому коридору необходимо адаптироваться как бюджету с его обязательствами, в том числе по социальным платежам, так и бизнесу с точки зрения издержек и стимулирования импорта, экспорта, модернизации.

В России наблюдается то, что называется «идеальный кризис», когда разом сошлись три негативных шока

Второй шок — это санкции и контрсанкции, что сказывается, прежде всего, на доступе к мировому капиталу, к импорту инвестиционного оборудования, технологий, к практикам корпоративного управления.

И третий шок — это внутренний структурный кризис, который заключается в том, что даже в 2012-2013 годах при цене на нефть выше 100 долларов за баррель наблюдалась инвестиционная пауза и последовательное снижение темпов роста российской экономики. Уже в те предкризисные годы стало очевидно, что модель, основанная на расширении конечного спроса, не работает даже при высоких, но не растущих ценах на нефть.

Отличается ли нынешний кризис от кризиса 2008 года?

Между собой они принципиально отличались тем, что тот кризис был V-образный, а этот — L-образный. В прошлый раз в течение 5-6 месяцев мы наблюдали резкое падение, и потом фактический возврат всех показателей на прежнюю траекторию. Тогда промышленность падала фронтально, падали все отрасли сразу, и инвестиции падали во всех видах деятельности. В этом же кризисе явно наблюдались выигрывающие и проигрывающие.

Кризис 2008 года был V-образный, а этот — L-образный

Когда мы говорим, скажем, про итоги 2016 года – падение ВВП на 0,2% и рост промышленности на 0,1%, то это не уровень статистической погрешности, а некие комплексные показатели. Ведь внутри промышленного производства наблюдалась достаточно разнообразная картина с большим падением одних отраслей и заметным ростом других: росла химическая промышленность, пищевая, черная металлургия, а падало машиностроение и оборудование.

Как Вы думаете, с чем это было связано?

На мой взгляд, это было связано с тем, что происходила адаптация к новым условиям – к условиям обменного курса, к падению потребительского спроса. В 2008-2009 годах, да и позже не наблюдалось падения реальных располагаемых доходов населения.

Впервые за двадцать пять лет произошло падение располагаемых доходов населения

Реальные заработные платы в 2009 году хотя и немного снижались, потом быстро восстановились. В этот же кризис была прямо противоположная история. Впервые за двадцать пять лет произошло падение располагаемых доходов населения.

А как вела себя инфляция?

Если в 2009-2010 годах мы видели относительный всплеск инфляции непосредственно внутри кризиса и после него, то теперь инфляция перестала быть такой проблемой. Обычно обсуждается монетарная и немонетарная инфляция, но, на мой взгляд, есть еще и третий компонент — это институциональная инфляция, то есть конкуренция. И сейчас конкурентная среда в рамках понижающегося спроса настолько сильна, что повышение цен — производителями либо торговлей — означает потерю рынка. Ситуация такова, что многие крупные сети готовы на издержки и потерю прибыли ради сохранения своей доли на рынке. Поэтому мы наблюдали резкое снижение инфляции с почти 17% до 4%, и перспектива, на мой взгляд, на ближайшие годы достаточно позитивная.

Какие ключевые факторы продолжают негативно влиять на восстановление российской экономики?

Их много – начиная от, все-таки, еще неудовлетворительного бизнес-климата и заканчивая такими структурными проблемами, как рост расходов на труд. Будучи на позиции заместителя министра экономического развития, я выступал на трехсторонней комиссии — это профсоюзы, бизнес и правительство, и мне приходилось отвечать на вопрос: «А почему такие низкие зарплаты?» Это было не так легко, учитывая, что я пытался доказывать с цифрами, что у нас не низкие, а высокие зарплаты, потому что эффективность, или производительность, труда низкая.

Коррекции по заработным платам избежать было нельзя. Они должны были упасть и снизить нагрузку на бизнес

Мы проводили специальные исследования доли фонда оплаты труда во внутреннем продукте по 55 странам мира, и в России она оказалась одной из самых высоких. Выше 50%. Даже в качестве эксперта я еще в 2013 году прогнозировал кризис в районе 2014-2015 года, исходя из того, что была необходима коррекция по заработным платам. Они должны были упасть и снизить нагрузку на бизнес.

Можно ли было этого избежать?

Коррекции по заработным платам, на мой взгляд, избежать было нельзя. Более того, мы в министерстве оценивали оживление инвестиционной активности не только по созданию новых мощностей, но и по инвестициям в снижение издержек. Наша коллегиальная позиция заключалась в том, что, без сомнения, должна была быть проведена макроэкономическая работа по снижению издержек в бизнесе в целом.

Как вела себя банковская система?

Мы выступали категорически против стимулирования конечного спроса, в частности, против стимулирования за счет субсидий покупок автомобилей и так далее. Тем не менее, вновь, как и в 2009 году, большие деньги были потрачены на банковскую систему. На мой взгляд, банковская система как в тот кризис, так и в этот, была одним из слабых звеньев, и конечно же, ее надо эффективно реформировать. Сейчас такое количество мелких банков, которые являются, по сути, отмывочными конторами, что настало время укреплять банковскую систему. При этом ее обязательно надо приватизировать и акционировать – выходить на биржу и продавать большую часть и ВТБ, и Сбербанка на фондовом рынке. Когда конкуренция осуществляется, по сути дела, между двумя крупнейшими госбанками, то вопрос о качестве банковских услуг встает совершенно однозначно.

А что с обменным курсом?

Здесь мне совершенно непонятна позиция руководства экономического блока, которое словесными интервенциями провоцирует девальвацию рубля. Это худшее, что сейчас можно сделать – не двигать процентную ставку, оставляя ее высокой, и пытаться интервенциями раскачать или девальвировать рубль. Это сразу ставит под вопрос достижение 4%-й инфляции в этом году — раз, планы по модернизации и импорту инвестиционного оборудования — два, и потребительскую способность — три.

По мнению ряда экспертов, один из ключевых кризисных факторов сейчас — это неопределенность.

Согласно определению, валовой внутренний продукт методом первичных доходов состоит из валового фонда оплаты труда, валовой прибыли и косвенных налогов. Значит, если падает одна составляющая, соответственно, растет вторая.

Сальдированный финансовый результат экономики вырос более чем на 50% в 2015 году и более чем на 40% в 2016 году. Это значит, что мы фактически возвращаемся к началу нулевых годов, когда более 50% источников капитальных инвестиций являлись собственными средствами предприятия.

В ближайшие 5-10 лет мы будем жить в условиях оттока капитала, вопрос только в его пропорциях

Другое дело, что сегодня далеко не вся возросшая прибыль задействуется в инвестициях. Это происходит из-за эффекта неопределенности.

Уверен, что в ближайшие 5-10 лет мы будем жить в условиях оттока капитала, вопрос только в его пропорциях. Здесь я могу сослаться на участь всех экспортноориентированных стран – имеются в виду те страны, у кого положительный торговый баланс. Как и на то, что наблюдается рост иностранных активов в Японии, Германии и так далее. То есть положительное торговое сальдо так или иначе идет только в одном направлении — в рост иностранных активов.

Что нужно сделать, чтобы снизить влияние фактора неопределенности и превратить рост доходов предприятий у рост внутренних инвестиций?

Ключевые задачи сейчас: первая — повысить потенциальный ВВП, вторая — максимально приблизить реальное к потенциальному. Ситуация такова, что мы можем расти менее, чем на 2% в год. И эти 2% складываются в том числе из демографической ситуации – в ближайшие три года численность экономически активного населения будет сокращаться на 200-300 тысяч человек в год. И здесь цель макроэкономической политики — максимально снизить вклад демографии или вклад труда в потенциальный ВВП.

Для того чтобы расширить производственные мощности, естественно, нужны инвестиции. Равно как нужны инвестиции в факторную производительность, то есть производительность труда. Собственно говоря, в текущей ситуации источником инвестиций будут, прежде всего, собственные средства предприятий, и эта модель, ориентированная на инвестиции, предполагает некоторое снижение темпов роста текущего потребления.

Чтобы Россия не сжималась, как шагреневая кожа, на мировой карте, наша цель – если не заметный рост доли российской экономики в мировой, то хотя бы не сокращение

Раньше у нас за счет нефтедолларов, а в 2006-2007 году — и за счет чистого притока капитала происходило стимулирование внутреннего спроса. И внутренний спрос удовлетворялся лишь на 20% за счет расширения российского производства, а на 80% — за счет инфляции и импорта. Порочность такой модели сейчас очевидна, и ее надо менять на инвестиционно-ориентированную модель. Это означает, что растущий, пусть и медленно, внутренний спрос должен удовлетворяться в гораздо большей степени за счет производства на внутреннем рынке, то есть за счет российского производства.

С этой точки зрения лучше говорить про целевой сценарий экономического роста в долгосрочной перспективе на 4% в год. Почему 4%? Потому что среднемировые темпы роста в ближайшие 10 лет прогнозируются большинством международных организаций на уровне 3,7-3,8%. Собственно говоря, чтобы Россия не сжималась, как шагреневая кожа, на мировой карте, наша цель – если не заметный рост доли российской экономики в мировой, то хотя бы не сокращение.

В самом начале вы сказали, что одной из основных проблем российской экономики является низкая производительность труда. Каким образом она, все-таки, может быть повышена?

Истории известен только один путь. Это – модернизация. Более того, я считаю, что существенный вклад в повышение производительности труда заключается в увеличении финансирования здравоохранения и образования, инвестициях в обучение, в качество людей – то есть в то, что называется человеческим капиталом.