Что пом­нит Минск о жизни в ок­ку­па­ции.

 

 

1100 дней про­дол­жа­лась ок­ку­па­ция Мин­ска во время Вто­рой ми­ро­вой войны. Это было время стра­ха, боли, смер­ти и на­дежд. Пе­ри­од, ко­то­рый по­мо­га­ет уви­деть, как пе­ре­пле­те­ны со­бы­тия из раз­ных эпох.

В го­дов­щи­ну осво­бож­де­ния Мин­ска мы слу­ша­ем го­ло­са оче­вид­цев, вспо­ми­на­ем хро­ни­ку ок­ку­па­ции и пы­та­ем­ся по­нять, как из­ме­нил­ся город и что он пом­нит о том вре­ме­ни.

 

Бом­бар­ди­ров­ка

28 июня 1941 года, на седь­мой день войны, гит­ле­ров­ские вой­ска вошли в Минск. Перед этим была бом­бар­ди­ров­ка, ко­то­рая раз­ру­ши­ла зна­чи­тель­ную часть го­ро­да.

— С утра мы, сту­ден­ты Мин­ско­го зо­ове­те­ри­нар­но­го тех­ни­ку­ма, по­мо­га­ли во­и­нам ка­ва­ле­рий­ской части, ко­то­рая фор­ми­ро­ва­лась в нашем учеб­ном за­ве­де­нии. Раз­ме­щал­ся тех­ни­кум на Кой­да­нов­ском трак­те в Ку­ра­сов­щине — южном при­го­ро­де нашей сто­ли­цы. Мест­ность тут хол­ми­стая, про­смат­ри­ва­ет­ся центр го­ро­да. Около по­лу­дня видим со сто­ро­ны юго-​запада ла­ви­ну немец­ких са­мо­ле­тов. На­дви­га­лись ров­ны­ми по­ряд­ка­ми, как на па­ра­де. Сам я их не счи­тал, но кто-​то из моих то­ва­ри­щей, помню, про­из­нес: «Сорок во­семь штук». При под­ле­те бом­бо­во­зов к го­ро­ду за­хло­па­ли зе­нит­ки, но хоть бы один из них ше­лох­нул­ся!.. Видно было, как часть са­мо­ле­тов свер­ну­ла на­ле­во в на­прав­ле­нии то­вар­ной стан­ции, осталь­ные бом­би­ли аэро­дром — те­пе­реш­ний аэро­порт Минск-​1. Вы­ско­чил, прав­да, один-​единственный наш ис­тре­би­тель и «клю­нул» хвост немец­ко­го бом­бар­ди­ров­щи­ка. Тот за­ды­мил, пошел вниз. Как же мы ра­до­ва­лись тогда на своем при­гор­ке в Ку­ра­сов­щине!..

Из вос­по­ми­на­ний Юрия Сер­ге­е­ви­ча Ми­нен­ко­ва

По­жа­ры

— В Мин­ске в то время наш МХАТ был на га­стро­лях, мос­ков­ский театр. Все на­род­ные за­слу­жен­ные ар­ти­сты ухо­ди­ли пеш­ком по Мос­ков­ско­му шоссе, ухо­ди­ли из го­ро­да.

<…> Страш­но было. Но чтоб ска­зать, что это была такая па­ни­ка, я бы не ска­за­ла. Это про­сто был ужас, ко­то­рый еще в тот мо­мент люди не осо­зна­ли. По­то­му что они не знали, что будет.

Ночь была ужас­ная, был дым страш­ный, ни­че­го не видно, ды­шать нечем. Не знали, куда бе­жать. Пе­ре­бы­ли так ночь и на­ут­ро ушли из го­ро­да, с мамой пошли. Это там почти кон­чал­ся в то время город. Вот там эле­ва­то­ры, поле, луг. <…> И мы <…> пе­ре­но­че­ва­ли с мамой в Бо­та­ни­че­ском саду, про­сто под елкой спря­та­лись.

<…> когда пожар был в Мин­ске, то в Бо­ри­со­ве, это семь­де­сят или семь­де­сят пять ки­ло­мет­ров, там было видно, что горел Минск.

Из вос­по­ми­на­ний Ев­ге­нии Лео­ни­дов­ны Оже­хо­вич

По моим убеж­де­ни­ям, эва­ку­а­ция жи­те­лей го­ро­да Мин­ска про­изо­шла на­столь­ко неор­га­ни­зо­ван­но, что при­хо­дит­ся кое над чем за­ду­мать­ся и за­дать во­прос: по­че­му так про­изо­шло?

До 10 часов ве­че­ра 24 июня ни­ко­му не было из­вест­но, что город дол­жен эва­ку­и­ро­вать­ся. Об этом не знали и мы — от­вет­ствен­ные ра­бот­ни­ки об­ко­ма КП (б)Б. В 10 часов ве­че­ра сек­ре­та­ри об­ко­ма и дру­гие ру­ко­во­дя­щие ра­бот­ни­ки го­ро­да без вся­кой оглас­ки сели в ма­ши­ны и вы­еха­ли, как впо­след­ствии мы узна­ли, в г. Мо­ги­лев, оста­вив осталь­ных от­вет­ра­бот­ни­ков об­ко­ма без средств пе­ре­дви­же­ния, воз­ло­жив на них обя­зан­ность со­хра­нить парт­до­ку­мен­ты об­ко­ма КП (б)Б.

На­ча­лась уси­лен­ная бом­беж­ка го­ро­да. На­се­ле­ние убе­га­ло в па­ни­ке в леса, от­сту­пая на гор. Бо­ри­сов, Оршу и Мо­ги­лев без при­кры­тия, об­стре­ли­ва­лось вра­же­ски­ми са­мо­ле­та­ми, диверсантами-​парашютистами. А ведь можно было этого не до­пу­стить, если бы сек­ре­та­ри об­ко­ма не бе­жа­ли по­зор­но из го­ро­да, а ру­ко­во­ди­ли бы эва­ку­а­ци­ей. <…>

Из пись­ма за­ве­ду­ю­ще­го сек­то­ром Мин­ско­го об­ко­ма КП (б)Б М. Со­ро­ки­на И. Ста­ли­ну (5 июля 1941 г.)

Фото: hc.east-​site.ru

— Но Минск горел. Хоть игол­ки со­би­рай, такое пламя страш­ное! Вый­дешь — вот так вот тря­сет тебя от ис­пу­гу <…>

Ну, ви­ди­мо, <…> мать не знала, где на Моск­ву до­ро­га, не знаю. Почему-​то она нас по­ве­ла на Мо­ги­лев. Мы про­шли через парк Горь­ко­го, мы ж на Сверд­ло­ва там [жили]. Пе­ре­сечь речку, и наш дом виден на горке. И мы хо­те­ли зайти, но мать стала и го­во­рит: «Нет. Назад до­ро­ги нет». Уже наш дом стоит без крыши, весь чер­ный.

Из вос­по­ми­на­ний Зои Ива­нов­ны (фа­ми­лию не на­зва­ла)

— Рас­ска­зы­ва­ли, что в цен­тре го­ро­да неболь­шая груп­па людей пря­та­лась от бом­беж­ки в ниж­нем этаже Цен­траль­ной го­род­ской по­ли­кли­ни­ки. По­ме­ще­ние ка­за­лось на­деж­но укреп­лен­ным мас­сив­ны­ми ко­лон­на­ми. На это зда­ние бомбы не па­да­ли, но гул са­мо­ле­тов и удары по со­сед­ним зда­ни­ям дер­жа­ли людей в стра­хе. Вме­сте с тем в этом по­ме­ще­нии бес­страш­но об­ре­та­лись какие-​то по­до­зри­тель­ные типы, как бы обо всем уже осве­дом­лен­ные. Когда кто-​то из пря­тав­ших­ся ска­зал: «У, фа­шист­ские гады! По мир­но­му го­ро­ду палят!» — один из таких «типов» при­крик­нул: «Мол­чи­те! Еще не такое уви­ди­те!»

Из вос­по­ми­на­ний Аси Ефи­мов­ны Адам

Фото: wwii-​photos-maps.com

11	80%	313
са­мо­ле­тов Люфтваф­фе было сбито над Мин­ском 23-26 июня 1941 года	зда­ний было уни­что­же­но во время всех бом­бар­ди­ро­вок	из 330 мин­ских пред­при­я­тий было раз­ру­ше­но за время войны

Новые по­ряд­ки

Новая власть в го­ро­де на­ча­ла с пе­ре­пи­си на­се­ле­ния и борь­бы с со­вет­ской сим­во­ли­кой. С одной сто­ро­ны, на­ци­сты пы­та­лись ор­га­ни­зо­вать мир­ную жизнь и за­во­е­вать сим­па­тии на­се­ле­ния, с дру­гой — же­сто­ко рас­прав­ля­лись с любым со­про­тив­ле­ни­ем.

Немцы в го­ро­де

— В ды­мя­щий­ся Минск я вер­нул­ся из Чер­ве­ня в пол­день 28 июня. Всту­пил в город, так ска­зать, од­но­вре­мен­но с пе­ре­до­вы­ми ча­стя­ми нем­цев. Толь­ко те шли с се­ве­ра, со сто­ро­ны Бо­лот­ной стан­ции, а я — с юга. Их го­лов­ную по­ход­ную за­ста­ву встре­тил у мя­со­ком­би­на­та близ Чер­вен­ско­го ба­за­ра. Там, на улице у ком­би­на­та, ле­жа­ли трупы мин­чан — рас­стре­лян­ных. Слу­чи­лось так, что го­ро­жане, когда ве­че­ром 24 июня партийно-​советское на­чаль­ство на­ча­ло по­ки­дать город, бро­си­лись в цеха и скла­ды мя­со­ком­би­на­та. Од­на­ко ис­тре­би­тель­ный отряд еще несколь­ко часов пре­се­кал ору­жи­ем «по­пыт­ки ма­ро­дер­ства». Лишь в по­след­ний мо­мент кто-​то из от­бы­ва­ю­ще­го на­чаль­ства мах­нул рукой: «На­ле­тай кто хочет!» И тогда народ от­кры­то понес око­ро­ка и кол­ба­сы. Понес, пе­ре­сту­пая через трупы «ма­ро­де­ров», рас­стре­лян­ных всего лишь час назад… <…>

При­хо­жу на род­ную улицу Сло­ним­скую — и вижу… Да-а, со вре­мен Пер­вой ми­ро­вой войны немцы креп­ко усо­вер­шен­ство­ва­ли свои бо­е­при­па­сы. Когда в 1915 году в наш сад упала бомба с цеп­пе­ли­на, в доме вы­ле­те­ли стек­ла. А ныне почти в ту же точку слу­чи­лось по­па­да­ние — пол­до­ма раз­во­ро­ти­ло и крышу со­рва­ло. И снова оскол­ки стек­ла по­ре­за­ли го­ло­ву моему отцу!..

Папа на­пра­вил­ся во 2-ю го­род­скую боль­ни­цу на пе­ре­вяз­ку. Шел через пло­щадь Сво­бо­ды мимо го­сти­ни­цы «Ев­ро­па». Она была по­лу­раз­ру­ше­на уда­ром авиа­бом­бы, но фа­сад­ная стена еще сто­я­ла. И вот кар­ти­на: с бал­ко­на но­ме­ра люкс сви­са­ет труп муж­чи­ны в пи­жа­ме, за­це­пив­ший­ся по­я­сом или под­тяж­ка­ми за фи­гур­ную ре­шет­ку.

Из вос­по­ми­на­ний Кон­стан­ти­на Иоси­фо­ви­ча Гер­жи­до­ви­ча

 

 

Немец­кие танки на улице Горь­ко­го (сей­час улица Бог­да­но­ви­ча): 1941 и 2016 гг. Ста­рое фото: hc.east-​site.ru/minsk.html, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

Ад­ми­ни­стра­ция

 

 

Ста­рое фото: waralbum.ru, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

Перед ад­ми­ни­стра­ци­ей стоит па­мят­ник Ле­ни­ну, ко­то­рый де­мон­ти­ро­ва­ли и от­вез­ли в Гер­ма­нию на пе­ре­плав­ку. Впо­след­ствии па­мят­ник был вос­ста­нов­лен по мо­де­ли, ко­то­рая со­хра­ни­лась в Ле­нин­гра­де в ма­стер­ской Мат­вея Ма­ни­зе­ра.

 

 

На этой фо­то­гра­фии па­мят­ни­ка Ле­ни­ну уже нет. А на зда­нии ад­ми­ни­стра­ции виден сим­вол СС, ко­то­рый уста­но­ви­ли спе­ци­аль­но к при­ез­ду Ген­ри­ха Гимм­ле­ра в за­хва­чен­ный Минск. Ста­рое фото: waralbum.ru, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

Жизнь обыч­ных людей

Несмот­ря на войну, жизнь в Мин­ске про­дол­жа­лась. Люди ра­бо­та­ли. Ино­гда уда­ва­лось схо­дить в кино или в театр. Не пре­кра­ща­лась тор­гов­ля. Дей­ство­ва­ли школы.

<…> Часть го­ро­жан уеха­ла в за­пад­ные об­ла­сти на за­ра­бот­ки.
<…> Элек­тро­осве­ще­ни­ем обес­пе­че­ны толь­ко дома, за­ня­тые во­ин­ски­ми ча­стя­ми.
<…> Город почти не отап­ли­ва­ет­ся.
<…> Парк Горь­ко­го вы­руб­лен и со­жжен.
<…> Функ­ци­о­ни­ру­ют бани на Ок­тябрь­ской улице, около мо­лоч­но­го за­во­да.
<…> Боль­шин­ство школь­ных зда­ний за­ня­то под ка­зар­мы для немец­ких сол­дат и по­ли­ции.
<…> В го­ро­де дей­ству­ет тюрь­ма по улице Во­ло­дар­ско­го, 4. Пи­та­ние — 75 грам­мов хлеба в день и один литр хо­лод­ной воды на пять суток.
<…> Име­ет­ся пять домов тер­пи­мо­сти: по улице Карла Марк­са и по улице Неми­ге № 17, 24 и 10. Фа­ми­лии вла­дель­цев этих за­ве­де­ний за­сек­ре­че­ны. В каж­дом доме в сред­нем от 30 до 40 жен­щин. Вы­вес­ки на домах («Дом кра­са­виц») ис­пол­не­ны на немец­ком и рус­ском язы­ках.
<…> Среди на­се­ле­ния рас­про­стра­не­ны ве­не­ри­че­ские за­бо­ле­ва­ния. Со­глас­но при­ка­зу немец­ких вла­стей за за­ра­же­ние дру­го­го че­ло­ве­ка ве­не­ри­че­ской бо­лез­нью по­ла­га­ет­ся на­ка­за­ние, при­чем немец­кие сол­да­ты и офи­це­ры за это от­вет­ствен­но­сти не несут. Мир­ное же на­се­ле­ние го­ро­да от­ве­ча­ет за это жиз­нью. Слу­чаи рас­стре­ла де­ву­шек за так на­зы­ва­е­мое за­ра­же­ние нем­цев неод­но­крат­ны.

И.С. Кра­вчен­ко
Из до­клад­ной за­пис­ки в ЦК КП (б)Б за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка от­де­ла Бе­ло­рус­ско­го штаба пар­ти­зан­ско­го дви­же­ния от 27 ян­ва­ря 1943 г.

Пред­ста­ви­тель вер­мах­та объ­яв­ля­ет пра­ви­ла по­ве­де­ния

Рынок

Дети на мин­ской улице

При­ну­ди­тель­ные ра­бо­ты на немец­ком ав­то­ре­монт­ном за­во­де

Жи­те­ли Мин­ска

— Вот по улице идешь, и на­чи­на­ют­ся об­ла­вы. Хва­та­ли и та­щи­ли на ра­бо­ты. Меня раз пой­ма­ли и по­сла­ли меня стро­ить до­ро­гу. По­са­ди­ли на ма­ши­ны, утром ска­за­ли прий­ти на пло­щадь, а мы жили около пло­ща­ди Сво­бо­ды, и по­вез­ли стро­ить до­ро­гу. Была жара неимо­вер­ная. И ни отой­ти, ни сесть — ни­че­го не раз­ре­ша­ли, все на этом солн­це­пе­ке мы укла­ды­ва­ли эти бу­лыж­ни­ки. Так я по­хо­ди­ла несколь­ко дней, так как я была такая сла­бая, ху­день­кая и мне было так тя­же­ло, что я ре­ши­ла: пусть уби­ва­ют — не пойду боль­ше. И я не пошла. Неде­лю не вы­хо­ди­ла на улицу, бо­я­лась очень, чтобы меня не на­ка­за­ли, но они там не ин­те­ре­со­ва­лись.

Из вос­по­ми­на­ний Аде­ла­и­ды Ада­мов­ны Нар­ке­вич

— Мама моя ра­бо­та­ла на Ло­гой­ском трак­те в хлеб­ном ма­га­зине. Я уже пе­ре­ста­ла учить­ся, по­то­му что было очень да­ле­ко хо­дить, а транс­пор­та тогда не было ни­ка­ко­го. И я не ра­бо­та­ла, ни­че­го не де­ла­ла. Хо­ди­ла в кино, все филь­мы смот­ре­ла, какие шли в то время. Пока немцы не пой­ма­ли. Об­ла­вы были. В кино тоже были об­ла­вы.
Но я все­гда го­во­ри­ла шул­ле­рин, шул­ле­рин [нем. уче­ни­ца]. И немцы про­пус­ка­ли нас. Но все-​таки я по­па­ла в об­ла­ву раз и от­пра­ви­ли меня ра­бо­тать на фаб­ри­ку. Там я ра­бо­та­ла в швей­ном цехе. По­чи­ня­ли ки­те­ли, ха­ла­ты. В ос­нов­ном ра­бо­та­ла мо­ло­дежь там. Все, кого пой­ма­ли, — де­вуш­ки.

Из вос­по­ми­на­ний Аде­ла­и­ды Ива­нов­ны Нар­ке­вич

Цены

Немцы за­мо­ро­зи­ли цены на уровне 20 июня 1941 года, но в усло­ви­ях де­фи­ци­та цены на чер­ном рынке были выше в де­сят­ки, а то и в сотни раз по срав­не­нию с «офи­ци­аль­ны­ми». От­но­ше­ние ок­ку­па­ци­он­ной марки к рублю со­став­ля­ло 1:10.

Хлеб, 1 кг	35 руб­лей
Мука, 1 пуд (16,38 кг)	2000 руб­лей
Яйцо, 1 шт	10 руб­лей
Масло, 1 кг	300-600 руб­лей
Са­мо­гон, 0,5 л	150-500 руб­лей
Чай с са­ха­ром в кафе	2 рубля
Бокал пива	5-25 руб­лей
Вызов врача на дом	15 руб­лей
Зар­пла­та чер­но­ра­бо­че­го	250-300 руб­лей
Зар­пла­та вы­со­ко­ква­ли­фи­ци­ро­ван­но­го ра­бо­че­го	600 руб­лей
Зар­пла­та глав­но­го ин­же­не­ра	до 1000 руб­лей
Сред­няя зар­пла­та со­став­ля­ла 400-500 руб­лей

Голод

В го­ро­де был голод. Немцы раз­ре­ши­ли граж­да­нам брать под ого­ро­ды участ­ки во­круг Мин­ска. Часто ого­ро­ды раз­ме­ща­ли на по­жа­ри­щах.

— Вот вы когда-​нибудь ехали по Пер­во­май­ской на трам­вае? Там стоит зда­ние такое кры­тое. Туда же­лез­но­до­рож­ная ветка под­хо­дит. Это скла­ды во­ен­ные. Так вот что немцы сде­ла­ли. А там было много про­до­воль­ствия. И вот они ради из­де­ва­тель­ства на эту ветку вы­тя­ги­ва­ют несколь­ко ва­го­нов, да. И вы­бра­сы­ва­ют всё на улицу, рас­сы­па­ют, а люди на­чи­на­ют бе­жать, ло­вить. <…> И вот они едут, и бро­са­ют, и хо­хо­чут вовсю. И про­сто из­де­ва­лись. Им было очень ин­те­рес­но, как это люди будут драть­ся из-за еды. А люди-​то го­лод­ные.

Из вос­по­ми­на­ний Ев­ге­нии Лео­ни­дов­ны Оже­хо­вич

Кол­ла­бо­ра­ци­о­низм (со­труд­ни­че­ство с ок­ку­пан­та­ми)

Во время ок­ку­па­ции в Бе­ла­ру­си дей­ство­ва­ли раз­лич­ные кол­ла­бо­ра­ци­о­нист­ские струк­ту­ры: по­ли­ция, ад­ми­ни­стра­тив­ные ор­га­ны, мо­ло­деж­ные и бла­го­тво­ри­тель­ные ор­га­ни­за­ции и т.д.

 

 

Немцы раз­ре­ши­ли огра­ни­чен­но ис­поль­зо­вать на­ци­о­наль­ную сим­во­ли­ку — герб «По­го­ня» и бело-​красно-белый флаг. Ста­рое фото: Bundesarchiv, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

Про­па­ган­да

Немец­кая про­па­ган­да была на­це­ле­на на то, чтобы гит­ле­ров­цев вос­при­ни­ма­ли как осво­бо­ди­те­лей от ста­ли­низ­ма. По­это­му ок­ку­пан­ты за­ни­ма­лись тем, чего не де­ла­ла со­вет­ская власть. На­при­мер, немцы под­дер­жи­ва­ли цер­ковь, а вме­сто рус­ско­го языка ис­поль­зо­вал­ся бе­ло­рус­ский (так, обу­че­ние в шко­лах ве­лось толь­ко на бе­ло­рус­ском языке).

Изоб­ра­же­ния: Arche 2008, № 5

По­ли­ция

Мин­чане со­труд­ни­ча­ли с нем­ца­ми по раз­ным при­чи­нам: ма­те­ри­аль­ным, идео­ло­ги­че­ским, лич­ным и т.п.

Прошу на­чаль­ни­ка по­ли­ции г. Мин­ска при­нять мене на ра­бо­ту в си­сте­му по­ли­ции так как я в на­сто­я­щее время нигде не ра­бо­таю.

По при­хо­ду гер­ман­ских войск боль­ша­ви­ки хо­те­ли взять на фронт, я збе­жал в лес ни­за­хо­тев такой прак­ля­той ро­ди­ны за­щы­щать [за­яв­ле­ние рас­ку­ла­чен­но­го].

Из за­яв­ле­ний кан­ди­да­тов в по­ли­цию (ор­фо­гра­фия и пунк­ту­а­ция ори­ги­на­лов со­хра­не­на)

 

 

Члены Союза бе­ло­рус­ской мо­ло­де­жи (кол­ла­бо­ра­ци­о­нист­ский ана­лог Гит­ле­рю­ген­да) мар­ши­ру­ют возле Дома пра­ви­тель­ства. Ста­рое фото: Bundesarchiv, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

— Неожи­дан­но меня очень быст­ро при­нял какой-​то на­чаль­ник — из мест­ных, мо­ло­жа­вый. Я даю ему бу­ма­ги, на­чи­наю го­ря­чо объ­яс­нять, что жена со­всем не ев­рей­ка, а укра­ин­ка. И здесь про­ис­хо­дит нечто стран­ное.

Как бы за­дум­чи­во он го­во­рит: «Ну, на­вер­ное, ее из­би­ва­ли. По­то­му и при­зна­лась в том, чего нет. Сей­час про­ве­рим».

При­во­дят Софью.

«Вас били?» — «Били». — «Все равно не надо было на­го­ва­ри­вать на себя. Вы сво­бод­на, идите с мужем домой».

После ко­рот­ко­го раз­го­во­ра мо­ло­дой по­ли­цей­ский на­чаль­ник до­ба­вил: «Хочу по­мочь воз­рож­де­нию Бе­ла­ру­си. Но мне труд­но с нем­ца­ми, мне с ними очень труд­но».

Из вос­по­ми­на­ний Кон­стан­ти­на Иоси­фо­ви­ча Гер­жи­до­ви­ча

Пер­во­май

1 мая 1944 г. в Мин­ске про­шел парад. Мин­чане долж­ны были по­ка­зать, что они под­дер­жи­ва­ют Гит­ле­ра и го­то­вы бо­роть­ся про­тив боль­ше­ви­ков. Гит­ле­ров­ская про­па­ган­да ра­бо­та­ла до по­след­не­го.

 

0:00/ 1:15

 

Через несколь­ко ме­ся­цев Минск будет осво­бож­ден, а ор­га­ны нач­нут ис­кать тех, кто участ­во­вал в па­ра­де.

Под­по­лье

Когда одни мин­чане со­труд­ни­ча­ли с гит­ле­ров­ца­ми, дру­гие бо­ро­лись про­тив ок­ку­па­ци­он­но­го ре­жи­ма. С пер­вых дней войны в Мин­ске дей­ство­ва­ло ан­ти­фа­шист­ское под­по­лье. Под­поль­щи­ки рас­про­стра­ня­ли ли­стов­ки, из­да­ва­ли га­зе­ты, по­мо­га­ли ев­ре­ям вы­рвать­ся из гетто, со­вер­ша­ли ди­вер­сии.

— А в 43-м году вес­ной при­шли ко мне домой. При­шли ре­бя­та и спро­си­ли, со­глас­на ли я ра­бо­тать в под­по­лье. Ну, я об­ра­до­ва­лась, но маме я ни слова не го­во­ри­ла. Мама моя не знала об этом. Ну, может, она до­га­ды­ва­лась, но го­во­рить об этом мы не го­во­ри­ли.

И вот, уже в мае или июне 43-го года я дала пись­мен­ную при­ся­гу ра­бо­тать. Я такая-​то, такая… В общем, на­сто­я­щую клят­ву, как во­ен­но­слу­жа­щие да­ва­ли. Там было ука­за­но, кто я такая, год рож­де­ния, где ра­бо­таю, пас­порт­ные дан­ные и номер ком­со­моль­ско­го би­ле­та. А ком­со­моль­ский билет был, он у меня и те­перь есть.

Из вос­по­ми­на­ний Ев­ге­нии Лео­ни­дов­ны Оже­хо­вич

138 групп	> 6355 че­ло­век	> 200 квар­тир	> 1500 опе­ра­ций
Из них 22 в гетто.	Точ­ное ко­ли­че­ство участ­ни­ков под­по­лья неиз­вест­но. Ино­гда пишут о 9155 участ­ни­ках.	Есть ин­фор­ма­ция об ад­ре­сах мно­гих кон­спи­ра­тив­ных квар­тир, где со­би­ра­лись под­поль­щи­ки.	Под­поль­щи­ки взры­ва­ли зда­ния, ор­га­ни­зо­вы­ва­ли кру­ше­ние эше­ло­нов и т.д.

Убий­ство Кубе

Одной из самых из­вест­ных опе­ра­ций, ор­га­ни­зо­ван­ных мин­ски­ми под­поль­щи­ка­ми, было убий­ство гау­ляй­те­ра Виль­гель­ма Кубе.

В ночь на 22 сен­тяб­ря 1943 года в особ­ня­ке Кубе на ул. Те­ат­раль­ная, 27 (сей­час это ул. Эн­гель­са) взо­рва­лась бомба.

 

 

Слева — про­филь гау­ляй­те­ра Виль­гель­ма Кубе. В цен­тре кадра — Карл Цен­нер, на­чаль­ник СС. В 1961 году Карла Цен­не­ра при­го­во­ри­ли к 15 годам за­клю­че­ния за убий­ство 6000 мин­ских ев­ре­ев, «чтобы осво­бо­дить жилую пло­щадь для ев­ре­ев, при­бы­ва­ю­щих из Гер­ма­нии». Умер в тюрь­ме в 1969 году. Ста­рое фото: minsk-​old-new.com, новое фото: О. Го­риц­кая

— В чет­верг во вто­рой по­ло­вине дня Мария Оси­по­ва при­шла ко мне домой, как будто слу­чай­но узнав о том, что я хочу про­дать туфли, и сразу на­ча­ла гром­ко тор­го­вать­ся о цене, так гром­ко, чтобы каж­дое слово было слыш­но соседу-​полицейскому за тон­кой сте­ной. Я тре­бо­ва­ла за туфли 200 марок, Мария пред­ла­га­ла сна­ча­ла 100, потом 120, а в это время по­ка­зы­ва­ла мне, как надо за­во­дить ча­со­вой ме­ха­низм мины и как под­кла­ды­вать ее между пру­жи­на­ми мат­ра­ца, даже под­ло­жи­ли мину в мой мат­рац и обе по­си­де­ли, по­ер­за­ли на ней, про­ве­ряя, не вы­пи­ра­ет ли она каким-​нибудь из своих углов. Но все было хо­ро­шо. И «по­ку­па­тель­ни­ца», рас­пла­тив­шись за туфли, не спеша по­ки­ну­ла квар­ти­ру… После по­лу­но­чи я до­ста­ла мину и в два часа по­ста­ви­ла ее на бо­е­вой взвод: дело сде­ла­но, ровно через сутки про­изой­дет взрыв.

Так и не со­мкну­ли мы с Ва­лен­ти­ной глаз этой неимо­вер­но дол­гой ночью. Я еще не пред­став­ля­ла себе, как сло­жат­ся об­сто­я­тель­ства, мыс­лен­но дала себе клят­ву вы­пол­нить за­да­ние, чего бы это ни сто­и­ло мне самой. Твер­до знала одно: живой в руки фа­ши­стам не дамся. Не зря мы с сест­рой на вся­кий слу­чай но­си­ли с собой ма­лень­кие ам­пул­ки с ядом.

Ше­стой час утра… Валя на­ча­ла со­би­рать­ся на ра­бо­ту… Я ре­ши­ла пре­ду­пре­дить ее:

 — Если у вас там по­явят­ся ге­ста­пов­цы, зна­чит, меня схва­ти­ли. Что в таком слу­чае надо де­лать — зна­ешь сама…

Про­ща­ясь, быть может на­все­гда, мы молча по­це­ло­ва­лись, и за сест­рой ти­хонь­ко за­кры­лась дверь. А я при­ня­лась укла­ды­вать в порт­фель белье, мо­чал­ку, по­ло­тен­це, как де­ла­ла это все­гда, когда со­би­ра­лась мыть­ся в душе. Потом опу­сти­ла в су­моч­ку мину и свер­ху при­кры­ла ее рас­ши­тым но­со­вым плат­ком. Лишь на мгно­ве­ние стало страш­но: под­ни­мут пла­ток — и уви­дят!.. Но со­зна­ние, что иначе мину в особ­няк не про­не­сти, ото­гна­ло страх и по­след­ние ко­ле­ба­ния… Надо идти!

<…>

Как пра­виль­но, как хо­ро­шо по­сту­пи­ли мы, что еще вчера ве­че­ром, у меня дома, про­бо­ва­ли за­кла­ды­вать мину между пру­жи­на­ми мат­ра­ца. Те­перь на это у меня ушло не более двух-​трех минут, да еще успе­ла и про­щу­пать, не вы­сту­па­ет ли она. И толь­ко тут услы­ша­ла то­роп­ли­вые шаги в ко­ри­до­ре, а вслед за ними уви­де­ла пе­ре­ко­шен­ное от яро­сти лицо офи­це­ра, за­стыв­ше­го в про­еме две­рей.

 — Ты, рус­ская сви­нья! — за­ме­тал­ся немец по ком­на­те, за­гля­ды­вая под кро­вать, под по­душ­ку, в гар­де­роб. — Ты как по­сме­ла сюда войти?!

 — Но мне фрау ве­ле­ла за­што­пать вот эти шта­ниш­ки! — по­ста­ра­лась я сде­лать оби­жен­ный вид. — Я про­сто ис­ка­ла нитки и…

 — Вон! — за­то­пал он. — Вон от­сю­да!

Я пулей вы­ско­чи­ла из спаль­ни и — вниз, в по­лу­под­вал. На­де­ла паль­то, схва­ти­ла порт­фель с бе­льем и мо­чал­кой и, гром­ко крик­нув так, чтобы и офи­цер на­вер­ху услы­шал: «Ухожу к зуб­но­му врачу!» — за­хлоп­ну­ла за собой вход­ную дверь. На этот раз ни один, ни вто­рой ча­со­вой не стали меня за­дер­жи­вать, и в сле­ду­ю­щую ми­ну­ту во­ро­та особ­ня­ка оста­лись по­за­ди. <…>

Вот когда на меня на­ва­ли­лось стран­ное, ско­вав­шее все тело, оце­пе­не­ние, явив­ше­е­ся, оче­вид­но, ре­зуль­та­том пе­ре­жи­то­го за день. Слы­ша­ла, как в избе раз­го­ва­ри­ва­ют, как меня о чем-​то спра­ши­ва­ют, и я что-​то от­ве­чаю, но кто спра­ши­ва­ет и о чем — почти не по­ни­ма­ла. Толь­ко на один во­прос от­ве­ти­ла твер­до:

 — Да, я сде­ла­ла все как надо!

Из вос­по­ми­на­ний Елены Гри­го­рьев­ны Ма­за­ник

Особ­няк, в ко­то­ром жил Виль­гельм Кубе. Улица Те­ат­раль­ная (сей­час Эн­гель­са), 27

Виль­гельм Кубе

Семья Кубе. Анита Кубе с детьми

Ор­га­ни­за­то­ры убий­ства В. Кубе: Мария Оси­по­ва, На­деж­да Троян, Елена Ма­за­ник

Такая ан­глий­ская маг­нит­ная мина взо­рва­лась в спальне В. Кубе

Казни

Немцы же­сто­ко рас­прав­ля­лись с со­про­тив­ле­ни­ем. В ок­ку­пи­ро­ван­ном го­ро­де устра­и­ва­лись пуб­лич­ные казни под­поль­щи­ков и пар­ти­зан.

26 ок­тяб­ря 1941 г. гит­ле­ров­цы про­ве­ли первую казнь в Мин­ске. В раз­ных ме­стах го­ро­да они по­ве­си­ли 12 под­поль­щи­ков. Ви­се­ли­цы сто­я­ли в цен­траль­ном скве­ре, на Со­вет­ской улице, в рай­оне Ко­ма­ров­ки. На во­ро­тах дрож­же­во­го за­во­да, ко­то­рый и сей­час на­хо­дит­ся на улице Ок­тябрь­ской, по­ве­си­ли Во­ло­дю Щер­ба­це­ви­ча, Ки­рил­ла Труса и Машу Брус­ки­ну.

— Я сама родом из Мин­ска. Со вто­ро­го по седь­мой класс учи­лась в одном клас­се и дру­жи­ла с Машей Бру­с­ки­ной. Мы были от­лич­ни­ца­ми. <…>

Вновь я встре­ти­лась с Машей, когда в Минск вошли немцы (в июле 1941 года). Она была одета в ко­жан­ку, и во­ло­сы были по­кра­ше­ны в свет­лый цвет (она освет­ли­ла во­ло­сы), ско­рее всего в целях кон­спи­ра­ции, чтобы не жить в гетто. Надо по­ла­гать, что она жила по чу­жо­му пас­пор­ту. Иначе ведь нель­зя было жить за пре­де­ла­ми гетто. <…>

Од­на­жды осе­нью 1941 года мой отец при­шел с ра­бо­ты очень рас­стро­ен­ный и ска­зал моей ма­те­ри: «Хайке! Маше гинкт! (Хайка! Маша висит (по­ве­ше­на)!» (на идиш). А мама ему от­ве­ти­ла: «Тише, тише, чтобы Лена не слы­ша­ла». Но я слы­ша­ла, но им ни­че­го не ска­за­ла. Мама бо­я­лась, чтобы это не по­вли­я­ло на мою пси­хи­ку…

Не помню, как я нашла адрес ма­те­ри Маши, ко­то­рая жила как будто на улице Зам­ко­вой в гетто. Ско­рее всего, этот адрес мне дала моя учи­тель­ни­ца по грам­ма­ти­ке из учи­тель­ских кур­сов Шмер­линг. Я нашла этот дом. Когда от­кры­ла дверь, Ма­ши­на мать сто­я­ла перед зер­ка­лом (зер­каль­но­го шкафа) и кру­жи­лась, махая ру­ка­ми, как будто тан­це­ва­ла.

Когда я это уви­де­ла, то очень ис­пу­га­лась, по­ни­мая, что она сошла с ума.
Я убе­жа­ла и боль­ше ни­ко­му об этом ни­че­го не рас­ска­зы­ва­ла. Сколь­ко лет про­шло, а это мне за­пом­ни­лось на всю жизнь.

Из вос­по­ми­на­ний Елены Гри­го­рьев­ны Шварц­ман (Эль­кинд)

Лич­ность Маши Бру­с­ки­ной дол­гое время не могли уста­но­вить

Па­мят­ный знак с име­нем М. Бру­с­ки­ной по­явил­ся на месте казни (у про­ход­ной Мин­ско­го дрож­же­во­го за­во­да) толь­ко 1 июля 2009 г.

— Тя­же­ло, очень было тя­же­ло. Во-​первых, ужас­но было, немцы же очень много людей ве­ша­ли, пар­ти­зан, когда пой­ма­ют. Это же было ужас­но. Я помню, я иду с ра­бо­ты, и тут, на Ко­ма­ров­ке, висят ви­сель­ни­ки — три че­ло­ве­ка висят, вот прямо над до­ро­гой. <…> Пой­ма­ют пар­ти­за­на, до­щеч­ку по­ве­сят — «Это пар­ти­зан» — и все. Потом помню на скве­ре, на этом, около Бе­ло­рус­ско­го те­ат­ра, скве­ре тоже, тоже по­ве­си­ли, три — де­вуш­ку и двоих муж­чин. Все… И за­став­ля­ли смот­реть, хо­дить, чтобы смот­ре­ли.

Из вос­по­ми­на­ний Аде­ла­и­ды Ада­мов­ны Нар­ке­вич

 

 

Cотрудница 3-й со­вет­ской боль­ни­цы Ольга Фе­до­ров­на Щер­ба­це­вич, ко­то­рая уха­жи­ва­ла за плен­ны­ми ра­не­ны­ми сол­да­та­ми и офи­це­ра­ми Крас­ной армии. Немцы по­ве­си­ли ее в Алек­сан­дров­ском скве­ре 26 ок­тяб­ря 1941 года. В 1979 г. в скве­ре на месте ги­бе­ли мин­ских под­поль­щи­ков был уста­нов­лен па­мят­ный знак. Ста­рое фото: waralbum.ru, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

— Я шел на Су­раж­ский рынок. У кино «Цен­траль­ный» уви­дел, что по улице Со­вет­ской дви­жет­ся ко­лон­на нем­цев, а в цен­тре три че­ло­ве­ка граж­дан­ских, со свя­зан­ны­ми сзади ру­ка­ми. Среди них тетя Оля, мать Во­ло­ди Щер­ба­це­ви­ча. Их при­ве­ли в сквер на­про­тив Дома офи­це­ров. Там было лет­нее кафе. Перед вой­ной его стали ре­мон­ти­ро­вать. Сде­ла­ли огра­ду, по­ста­ви­ли стол­бы, а на них по­при­би­ва­ли доски. Тетю Олю с двумя муж­чи­на­ми под­ве­ли к этой огра­де и на ней на­ча­ли ве­шать. Сна­ча­ла по­ве­си­ли муж­чин. Когда ве­ша­ли тетю Олю, ве­рев­ка по­рва­лась. Под­бе­жа­ли два фа­ши­ста — под­хва­ти­ли, а тре­тий за­кре­пил ве­рев­ку. Она так и оста­лась ви­сеть.

Из вос­по­ми­на­ний Вя­че­сла­ва Ан­дре­еви­ча Ко­ва­ле­ви­ча

Пре­да­те­ли или герои?

200 участ­ни­ков мин­ско­го под­по­лья были ре­прес­си­ро­ва­ны, од­на­ко боль­шин­ство из них впо­след­ствии ре­а­би­ли­ти­ро­ва­ли.

Всем пар­ти­зан­ским бри­га­дам и от­ря­дам Бе­ло­рус­сии.

Немец­кая раз­вед­ка в Мин­ске ор­га­ни­зо­ва­ла под­став­ной центр пар­ти­зан­ско­го дви­же­ния с целью вы­яв­ле­ния пар­ти­зан­ских от­ря­дов, за­сыл­ки в них от имени этого цен­тра пре­да­те­лей, про­во­ка­ци­он­ных ди­рек­тив и лик­ви­да­ции пар­ти­зан­ских от­ря­дов. Этот центр пар­ти­зан­ски­ми от­ря­да­ми Мин­ской зоны раз­об­ла­чен. Име­ют­ся све­де­ния о том, что в этих же целях немец­кой раз­вед­кой со­здан вто­рой центр, ко­то­рый также рас­сы­ла­ет ди­рек­ти­вы и людей и пы­та­ет­ся свя­зать­ся с пар­ти­зан­ски­ми от­ря­да­ми. При­ка­зы­ваю:

1. В целях предот­вра­ще­ния про­ник­но­ве­ния в от­ря­ды вра­же­ской аген­ту­ры пар­ти­зан­ским от­ря­дам с пред­ста­ви­те­ля­ми каких бы то ни было ор­га­ни­за­ций из Мин­ска в связи не всту­пать и ни­ка­ких дан­ных о дис­ло­ка­ции, чис­лен­но­сти, во­ору­же­нии и дей­стви­ях от­ря­дов не да­вать.

2. По­яв­ля­ю­щих­ся пред­ста­ви­те­лей тща­тель­но про­ве­рять, вну­ша­ю­щих со­мне­ния за­дер­жи­вать.

П.К. По­но­ма­рен­ко. Ди­рек­ти­ва № 215

— Раз По­но­ма­рен­ко и Коз­лов стали на путь об­ма­на пар­тии, что в Мин­ске ни­ко­го нет, по­это­му они ни­че­го и не сде­ла­ли, чтобы свя­зать­ся с Мин­ском для со­зда­ния под­поль­ной ор­га­ни­за­ции в Мин­ске для борь­бы с ок­ку­пан­та­ми. По­это­му не слу­чай­но, что В.И. Коз­лов в своей да­ле­ко не пар­тий­ной книге «Люди осо­бо­го скла­да» (см. пер­вое из­да­ние) ни слова не го­во­рит о ге­ро­и­че­ских делах мин­ских под­поль­щи­ков. Зато он вос­хва­ля­ет себя и своих при­бли­жен­ных. Огром­ное место от­во­дит­ся низ­ко­по­клон­ству перед Л. Берия и Ца­на­вой. Как же могут после этого По­но­ма­рен­ко, Коз­лов, Малин и их дру­зья со­гла­сить­ся с при­зна­ни­ем Мин­ской под­поль­ной ор­га­ни­за­ции?

По­это­му не уди­ви­тель­но, что после окон­ча­ния войны про­шло уже более 15 лет, а ре­ше­ние во­про­са о Мин­ском под­по­лье все ма­ри­ну­ет­ся. Мно­гие из наших то­ва­ри­щей пали смер­тью храб­рых, за­му­че­ны в ге­ста­пов­ских за­стен­ках, в ла­ге­рях смер­ти. Среди них наши мужья, бра­тья, сы­но­вья, сест­ры и дети. Они за­слу­жи­ли того, чтоб о них знал наш народ, чтобы на при­ме­рах их по­дви­гов вос­пи­ты­ва­лось наше мо­ло­дое по­ко­ле­ние… Прав­да, в конце 1943 г. ЦК КПБ при­слал 3 то­ва­ри­щей — Ле­щен­ко С.К., Маш­ко­ва Г.Н. и Са­ке­ви­ча С. для со­зда­ния под­поль­но­го Гор­ко­ма для Мин­ска. Эти то­ва­ри­щи все время на­хо­ди­лись в лесу, в Мин­ске до его осво­бож­де­ния не были и боль­шой роли в ор­га­ни­за­ции под­поль­ной ра­бо­ты сыг­рать не могли. Зато Коз­лов В.И. в своих вы­ступ­ле­ни­ях при­пи­сы­ва­ет этому Гор­ко­му все ге­ро­и­че­ские дела под­поль­ной ор­га­ни­за­ции гор. Мин­ска 1941-1942 годов. Мы на­зы­ва­ли это по­ли­ти­че­ским ма­ро­дер­ством — по­сколь­ку очень мно­гие мин­ские под­поль­щи­ки по­гиб­ли.

Из пись­ма мин­ских под­поль­щиц

Гетто

С са­мо­го на­ча­ла ок­ку­па­ции на­ци­сты ор­га­ни­зо­ва­ли гетто для ев­рей­ско­го на­се­ле­ния Мин­ска. Гетто по­пол­ня­лось за счет ев­ре­ев, при­ве­зен­ных из стран За­пад­ной Ев­ро­пы и дру­гих го­ро­дов Бе­ла­ру­си. Жи­те­ли гетто были по­сте­пен­но ли­ше­ны всех прав и пла­но­мер­но уни­что­же­ны к концу ок­тяб­ря 1943 г.

До на­ча­ла войны в Мин­ске жило более 50 тысяч ев­ре­ев, но уже к 1941 г. ко­ли­че­ство ев­ре­ев уве­ли­чи­лось до 90 тысяч за счет тех, кто успел бе­жать из ок­ку­пи­ро­ван­ной Поль­ши.

Уже 30 июня, через 2 дня после входа нем­цев в город, ко­мен­да­ту­ра Мин­ска из­да­ла при­каз, 13-м пунк­том в ко­то­ром было на­пи­са­но о со­зда­нии гетто.

При­каз о со­зда­нии ев­рей­ско­го рай­о­на в го­ро­де Мин­ске

1. На­чи­ная со дня из­да­ния на­сто­я­ще­го при­ка­за [20 июля 1941 года] в го­ро­де Мин­ске вы­де­ля­ет­ся осо­бый район, в ко­то­ром долж­ны про­жи­вать ис­клю­чи­тель­но евреи.

2. Все евреи — жи­те­ли го­ро­да Мин­ска — обя­за­ны, после опуб­ли­ко­ва­ния на­сто­я­ще­го при­ка­за, в те­че­ние 5 дней пе­ре­се­лить­ся в ев­рей­ский район. Евреи, ко­то­рые по ис­те­че­нии этого срока будут об­на­ру­же­ны в неев­рей­ском рай­оне, будут аре­сто­ва­ны и стро­жай­ше на­ка­за­ны. Неев­реи, про­жи­ва­ю­щие в пре­де­лах ев­рей­ско­го рай­о­на, обя­за­ны немед­лен­но по­ки­нуть ев­рей­ский район. Если в неев­рей­ском рай­оне не ока­жет­ся квар­тир, осво­бож­ден­ных ев­ре­я­ми, жи­лищ­ный отдел Мин­ской Го­род­ской Упра­вы предо­ста­вит дру­гие сво­бод­ные квар­ти­ры.

3. Раз­ре­ша­ет­ся брать с собой до­маш­нее иму­ще­ство. Кто будет ули­чен в при­сво­е­нии чу­жо­го иму­ще­ства или гра­бе­же, под­ле­жит рас­стре­лу. <…>

7. Ев­ре­ям раз­ре­ша­ет­ся вхо­дить в ев­рей­ский район и вы­хо­дить из него толь­ко по двум ули­цам — Опан­ской и Ост­ров­ской. Пе­ре­ле­зать через огра­ду вос­пре­ща­ет­ся. Немец­кой стра­же и охране по­ряд­ка при­ка­за­но стре­лять в на­ру­ши­те­лей этого пунк­та. <…>

Вы­держ­ки при­ве­де­ны по книге вос­по­ми­на­ний Г.Д. Смо­ля­ра «Мсти­те­ли гетто»

— Стена во­круг гетто еще не была по­стро­е­на, не было еще далее про­во­лоч­ной огра­ды, но гетто уже су­ще­ство­ва­ло. Вчера еще можно было хо­дить по всему го­ро­ду, а се­годня уже тре­бу­ет­ся масса ухищ­ре­ний, чтобы тай­ком от по­ли­цей­ских стол­ко­вать­ся с кре­стья­ни­ном, подъ­е­хав­шим к са­мо­му гетто и при­вез­шим немно­го про­дук­тов, или встре­тить­ся с быв­шим соседом-​белорусом, при­шед­шим узнать, что слыш­но, как «устро­и­лись» в гетто.

В гетто про­да­ют чуть ли не даром все, что можно про­дать: страх перед зав­траш­ним днем неве­ро­ят­но ве­лик. За­ра­бот­ков не будет, за­па­сов нет, кре­стьян в гет­то не пус­ка­ют, ев­ре­ям хо­дить на рынок не раз­ре­ша­ет­ся. Как же жить? Вско­ре, од­на­ко, по­ло­же­ние ста­но­вит­ся таким, что ду­мать даже о бли­жай­шем дне не имеет ни­ка­ко­го смыс­ла. В гетто на­сту­па­ют жут­кие ночи.

Из вос­по­ми­на­ний Гри­го­рия Да­ви­до­ви­ча Смо­ля­ра («Мсти­те­ли гетто»)

— В гетто все на­прав­ле­но на то, чтобы ли­шить че­ло­ве­ка не толь­ко чув­ства соб­ствен­но­го до­сто­ин­ства, но и че­ло­ве­че­ско­го об­ли­ка. Голод, холод, лох­мо­тья, опо­зна­ва­тель­ные знаки — латы и таб­лич­ки с но­ме­ра­ми домов на спине и груди. Ме­хо­вые вещи за­пре­ще­ны, да и от­ку­да им взять­ся, когда уже все об­ме­не­но у про­во­ло­ки на кусок хлеба, на ведро кар­тош­ки.

Де­ли­ка­те­сом счи­та­ет­ся лек-​рассол из се­ле­доч­ных бочек. В него ма­ка­ют хлеб, когда хлеб есть. Едят ола­дьи из кар­то­фель­ных очи­сток, про­пу­щен­ных через мя­со­руб­ку. Едят сало, со­скоб­лен­ное со ста­рых шкур на кож­за­во­де. Едят ба­лан­ду, при­но­си­мую, если удаст­ся, с ра­бо­ты. По­сто­ян­ные мысли и раз­го­во­ры о еде. Лю­би­мая тема — кто что ел до войны и кто что любил. Та­ко­го на­слу­ша­ешь­ся!

Из вос­по­ми­на­ний Ми­ха­и­ла Аб­ра­мо­ви­ча Трей­сте­ра, уз­ни­ка Мин­ско­го гетто

 

Гетто 39 улиц и пе­ре­ул­ков в рай­оне Юби­лей­ной пло­ща­ди. Время су­ще­ство­ва­ния: 19 июля 1941 — 23 ок­тяб­ря 1943-го. Число уз­ни­ков — не менее 100 000 че­ло­век.

Зон­дер­гет­то Часть гетто по ул. Сухой и Обув­ной. Время су­ще­ство­ва­ния: 10 но­яб­ря 1941 — 23 ок­тяб­ря 1943-го. Число уз­ни­ков — около 24 000 че­ло­век.

— Живем в зале быв­ше­го ки­но­те­ат­ра, что на улице Ра­ков­ской, на­про­тив хле­бо­за­во­да. Таких бе­до­лаг в зале — че­ло­век сто. Семьи от­го­ра­жи­ва­ют­ся друг от друга оде­я­ла­ми.

Прoдукты до­бы­ва­ем в обмен на вещи, най­ден­ные под раз­ва­ла­ми на­ше­го дома. Я ме­ня­юсь с нем­ца­ми: мыло на хлеб, табак, са­ха­рин. Торг чест­ный. Мы им бро­са­ем свой товар из окна вто­ро­го этажа кон­то­ры хле­бо­за­во­да, они нам — свой.

Вдруг кто-​то хва­та­ет меня за ши­во­рот, тащит на тер­ри­то­рию за­во­да и швы­ря­ет в тем­ный под­вал. Начал выть, но быст­ро понял, что это бес­по­лез­но, и впал в ана­би­оз. Сколь­ко про­си­дел, не знаю. Вы­ку­пи­ли меня за пять кус­ков мыла. Потом ока­за­лось, что пацан, по­хо­жий на меня, бро­сил в окно, вме­сто мыла, бу­лыж­ник. От­ве­чать при­шлось мне.

Из вос­по­ми­на­ний Ми­ха­и­ла Аб­ра­мо­ви­ча Трей­сте­ра, уз­ни­ка Мин­ско­го гетто

Фото: holocaustmemorialmiamibeach.org

В эти дни среди бе­ло­рус­ско­го на­се­ле­ния воз­ник­ла по­го­вор­ка: «Вами, ев­ре­я­ми, за­ква­си­ли, нами, бе­ло­ру­са­ми, за­ме­ши­вать будут».

Хро­но­ло­гия по­гро­мов

Гетто со­зда­ли, чтобы изо­ли­ро­вать и по­сте­пен­но лик­ви­ди­ро­вать ев­ре­ев. Жи­те­лей гетто пе­ре­пи­сы­ва­ли и мар­ки­ро­ва­ли, а для удоб­ства под­сче­тов на домах были спис­ки про­жи­ва­ю­щих.

Хро­но­ло­гию ги­бе­ли людей гетто можно вос­со­здать по вос­по­ми­на­ни­ям уз­ни­ков. Пер­вич­ные до­ку­мен­ты нем­цев прак­ти­че­ски не со­хра­ни­лись. Ко­ли­че­ство уби­тых неиз­вест­но: в ис­точ­ни­ках цифры раз­ли­ча­ют­ся.

— Вся толпа дви­га­лась по Тан­ко­вой улице вниз, где всюду ле­жа­ли уби­тые. <…> Когда мы дошли до конца Тан­ко­вой улицы, нас по­гна­ли к Зе­ле­но­му пе­ре­ул­ку. В конце этой улицы был боль­шой овраг, за­рос­ший тра­вой и ку­стар­ни­ка­ми. Фа­ши­сты рас­ко­па­ли овраг по­глуб­же и пре­вра­ти­ли его в огром­ную яму для за­хо­ро­не­ния уби­тых ими ни в чем не по­вин­ных людей. <…> Я ду­ма­ла толь­ко о том, чтобы упасть в яму, как толь­ко нач­нут стре­лять. Об­ре­чен­ные на ги­бель, люди не пе­ре­ста­ва­ли кри­чать. Из­вер­ги кри­ча­ли по-​своему. В это время на­ча­лась стрель­ба, боль­ше я ни­че­го не помню. Я не знаю, как упала в яму. Или меня толк­ну­ли те, кого убили, или я сама упала от этого кош­ма­ра. От стра­ха, ко­то­рый невоз­мож­но опи­сать, на­вер­ное, я по­те­ря­ла со­зна­ние или была в каком-​то за­бы­тьи.

Когда я оч­ну­лась, я не по­ни­ма­ла, что со мной. Я ле­жа­ла лицом вниз, было тя­же­ло ды­шать. Что-​то свер­ху меня да­ви­ло, при­жи­ма­ло. Вспом­ни­ла все, что было, и от­кры­ла глаза. Уже на­сту­пи­ли су­мер­ки, было очень тихо. Я по­ня­ла, что жива, но не могла по­ше­ве­лить­ся. Потом под­ня­ла го­ло­ву, по­вер­те­ла в одну и в дру­гую сто­ро­ну — кру­гом меня были уби­тые.

Из вос­по­ми­на­ний Берты Ма­ло­мед, уз­ни­цы Мин­ско­го гетто

14, 26, 31 ав­гу­ста 1941 года	Немцы вры­ва­лись в ев­рей­ские дома. С кри­ка­ми и по­бо­я­ми всех муж­чин сго­ня­ли на Юби­лей­ную пло­щадь, а после вы­во­зи­ли на Ту­чин­ку и на Ши­ро­кую, где рас­стре­ли­ва­ли. 31 ав­гу­ста за­би­ра­ли уже и жен­щин. За ав­гу­стов­ские по­гро­мы рас­стре­ля­но около 5000 че­ло­век.
7-8 и 20 но­яб­ря 1941 года	Схва­чен­ных вы­во­зи­ли или гнали на рас­стрел в Ту­чин­ку. В пер­вый по­гром уни­что­же­но от 5000 до 18 000 че­ло­век, во вто­рой — до 15 000 че­ло­век.
21 ян­ва­ря 1942 года	Немцы лю­би­ли при­уро­чи­вать мно­го­чис­лен­ные рас­стре­лы к зна­ме­на­тель­ным датам: в день смер­ти В.И. Ле­ни­на было рас­стре­ля­но более 12 000 ев­ре­ев.
2 марта 1942 года	По­гром про­дол­жал­ся два дня, в те­че­ние ко­то­рых часть людей убили в самом гетто, а часть вы­вез­ли и рас­стре­ля­ли. В этот же день, не на­счи­тав необ­хо­ди­мо­го ко­ли­че­ства людей, немцы по­стро­и­ли детей, мед­пер­со­нал и вос­пи­та­те­лей из дет­ско­го дома. Всех сбро­си­ли в яму. По­гиб­ло не менее 5000 че­ло­век, в том числе 200-300 детей и со­труд­ни­ков дет­ско­го дома.
23 ап­ре­ля 1942 года	По­гром длил­ся с 17 до 23 часов. Убили 500 уз­ни­ков гетто.
7 мая 1942 года	Ночью немцы и по­ли­ция окру­жи­ли два че­ты­рех­этаж­ных гу­сто­за­се­лен­ных дома на улице Зам­ко­вая и по­до­жгли. Жи­вьем сго­ре­ло несколь­ко сотен че­ло­век.
28-31 июля 1942 года	Людей уби­ва­ли в гетто, а также вы­во­зи­ли в ду­ше­губ­ках, в ко­то­рых уз­ни­ки уми­ра­ли от уду­ше­ния еще до при­бы­тия на место на­зна­че­ния) и обыч­ных ма­ши­нах в Тро­сте­нец. Со­глас­но по­ка­за­ни­ям сви­де­те­лей, около 30 гру­зо­ви­ков и 4 ду­ше­губ­ки кур­си­ро­ва­ли между гетто и Тро­стен­цом все эти че­ты­ре дня. Уни­что­же­но около 25 000 че­ло­век.
21 (или 21-23) ок­тяб­ря 1943 года	Конец Мин­ско­го гетто. В ходе ито­го­вой лик­ви­да­ции гетто по­гиб­ло около 22 000 че­ло­век.

21 ок­тяб­ря 1943 года гетто было снова, в по­след­ний раз окру­же­но ге­ста­пов­ца­ми. Людей, всех до еди­но­го, по­гру­зи­ли в ма­ши­ны и вы­вез­ли на смерть. В тех слу­ча­ях, когда в квар­ти­рах ни­ко­го не на­хо­ди­ли, дома взры­ва­ли гра­на­та­ми, чтобы на­хо­дя­щи­е­ся в укры­ти­ях об­ре­ли смерть.

Ва­си­лий Гросс­ман, Илья Эрен­бург «Чер­ная книга»

Зон­дер­гет­то

C 1942 г. гетто по­пол­ня­лось за счет ев­ре­ев из За­пад­ной Ев­ро­пы. Всех этих ев­ре­ев вы­во­зи­ли в ла­герь смер­ти Малый Тро­сте­нец и уни­что­жа­ли.

Кё­нигсберг

Минск

Гам­бург

Бре­мен

Бер­лин

Дюс­сель­дорф

Кёльн

Франкфурт-​

на-​Майне

Те­ре­зин

Брно

Вена

22 336/22 482* ев­ре­ев

де­пор­ти­ро­ва­ли в Минск

из За­пад­ной Ев­ро­пы

Пункт

на­зна­че­ния

Место вы­во­за

* Со­глас­но дру­гим дан­ным.

Гра­ни­цы го­су­дарств при­ве­де­ны на 1939 г. Ис­точ­ник: bundesarchiv.de.

— В Мин­ское гетто на­ча­ли за­во­зить ев­ре­ев из ев­ро­пей­ских стран — Че­хо­сло­ва­кии, Ав­стрии, Гер­ма­нии и т.д. Их всех мы име­но­ва­ли «немец­ки­ми ев­ре­я­ми» — к слову ска­зать, все они го­во­ри­ли на немец­ком языке. <…> До­став­лен­ные в зон­дер­гет­то «ев­ро­пей­цы», об­ще­ние с ко­то­ры­ми за­пре­ща­лось, со­хра­ни­ли внеш­ний лоск: при­ез­жа­ли они с че­мо­да­на­ми как ту­ри­сты, от­пра­вив­ши­е­ся в даль­нее пу­те­ше­ствие. На ра­бо­ту их вы­во­зи­ли от­дель­но от нас, в дру­гих ра­бо­чих ко­лон­нах, уни­что­жа­ли тоже от­дель­но от нас. После ряда «акций» остат­ки их были вы­ве­зе­ны в ла­ге­ря смер­ти, где они за­кон­чи­ли свое су­ще­ство­ва­ние.

По­ло­же­ние их, в неко­то­ром от­но­ше­нии, было тя­же­лее на­ше­го. Вы­рван­ные из при­выч­ных усло­вий, по­пав­шие в чужую стра­ну с незна­ко­мым язы­ком, они были ли­ше­ны воз­мож­но­сти найти хоть какой-​то кон­такт с мест­ным на­се­ле­ни­ем. Если незна­чи­тель­ная часть ев­ре­ев могла убе­жать из гетто и найти путь в пар­ти­зан­ские от­ря­ды, для них эта воз­мож­ность не су­ще­ство­ва­ла.

Из вос­по­ми­на­ний Ра­хи­ли Рап­по­порт, уз­ни­цы Мин­ско­го гетто

Фото: holocaustmemorialmiamibeach.org

— Кру­гом голод, холод, бес­про­свет­ная те­мень, смерть. Но при всем этом, несмот­ря на нече­ло­ве­че­ские усло­вия, люди оста­ва­лись людь­ми: ино­гда улы­ба­лись, из­ред­ка шу­ти­ли, под­на­чи­ва­ли друг друга, лю­би­ли, на­де­я­лись, бо­ро­лись.

Ми­ха­ил Трей­стер, узник Мин­ско­го гетто

 

— Что такое хо­ло­кост?

— Это со­сто­я­ние че­ло­ве­ка, при­го­во­рен­но­го к смер­ти без вины и без на­деж­ды на по­ми­ло­ва­ние.

Ми­ха­ил Трей­стер

Ме­мо­ри­ал «Яма» (ул. Мель­ни­кай­те). В 2000 г. на месте, где 2 марта 1942 г. про­изо­шла тра­ге­дия, от­кры­ли скульп­тур­ную ком­по­зи­цию «По­след­ний путь». Ее со­зда­ли Л. Левин, А. Фин­ский и Э. Полок

Ме­мо­ри­ал «Яма» (ул. Мель­ни­кай­те). Обе­лиск на этом месте по­явил­ся почти сразу после войны — в 1947 г. Пе­ре­вод тек­ста на идиш: «Свет­лая па­мять на веч­ные вре­ме­на пяти ты­ся­чам ев­ре­ев, по­гиб­шим от рук лютых вра­гов че­ло­ве­че­ства — фашистско-​немецких зло­де­ев 2 марта 1942 года». В 1949 г. Хаима Маль­тин­ско­го, ав­то­ра этой над­пи­си, аре­сто­ва­ли и со­сла­ли в ла­герь по об­ви­не­нию в «кос­мо­по­ли­тиз­ме» («ев­рей­ском на­ци­о­на­лиз­ме»). Такая же судь­ба вско­ре по­стиг­ла рез­чи­ка по камню Мор­ду­ха Спри­ше­на, со­здав­ше­го обе­лиск

Ме­мо­ри­ал на ул. Сухая. Жи­те­ли го­ро­дов, от­ку­да в зон­дер­гет­то до­став­ля­ли ев­ре­ев, уста­но­ви­ли камни в па­мять о тра­ге­дии

Ме­мо­ри­ал на ул. Сухая. Пер­вый па­мят­ник по­явил­ся в 1993 г. бла­го­да­ря жи­те­лям г. Гам­бур­га (ев­ро­пей­ских ев­ре­ев во время войны часто на­зы­ва­ли гам­бург­ски­ми)

Ме­мо­ри­ал на ул. Сухая. Там же на­хо­дят­ся камни па­мя­ти из дру­гих немец­ких и ав­стрий­ских го­ро­дов

Ме­мо­ри­ал на ул. Сухая. В 2008 г. в скве­ре по­явил­ся па­мят­ник мест­ным ев­ре­е­ям. Ар­хи­тек­тор Л. Левин так объ­яс­нил образ: «…все и всё раз­ру­ше­но, уни­что­же­но. Стол — место сбора семьи, но он с глу­бо­кой тре­щи­ной, стул тоже сло­ман».

Ме­мо­ри­ал на ул. Сухая. Ме­мо­ри­ал на­хо­дит­ся на месте од­но­го из ста­рых ев­рей­ских клад­бищ. В 1970-е годы это клад­би­ще, как и неко­то­рые дру­гие, было уни­что­же­но. Но позже неко­то­рые най­ден­ные над­гро­бия уда­лось вер­нуть

Ла­ге­ря

В ок­ку­пи­ро­ван­ном Мин­ске су­ще­ство­ва­ла об­шир­ная сеть ла­ге­рей — ла­ге­ря для граж­дан­ско­го на­се­ле­ния и во­ен­но­плен­ных, тру­до­вые ла­ге­ря и ла­ге­ря для уни­что­же­ния, пе­ре­ва­лоч­ные и сор­ти­ро­воч­ные ла­ге­ря.

 

Ла­герь в Дроз­дах

В пер­вые дни ок­ку­па­ции всех муж­чин тру­до­спо­соб­но­го воз­рас­та вна­ча­ле со­бра­ли на Сто­ро­жев­ке, а затем от­пра­ви­ли в ла­герь Дроз­ды, где уже на­хо­ди­лись во­ен­но­плен­ные. Там в июле 1941 г. по­гиб­ло около 10 000 че­ло­век. Когда по­пыт­ки под­стре­ка­тель­ства из­нут­ри не увен­ча­лись успе­хом, немцы раз­де­ли­ли граж­дан­ских на ев­ре­ев и неев­ре­ев. За ев­ре­ев у юде­нра­та (ад­ми­ни­стра­тив­но­го ор­га­на ев­рей­ско­го са­мо­управ­ле­ния) за­про­си­ли 30 000 чер­вон­цев вы­ку­па, осталь­ных от­пу­сти­ли при усло­вии ре­ги­стра­ции по месту жи­тель­ства.

Фото: Bundesarchiv

— Еще не до­хо­дя до Пуш­кин­ской улицы, люди узна­ли: в го­ро­де хва­та­ют муж­чин. По­бли­зо­сти от того места, где когда-​то была вы­став­ка, ви­се­ло объ­яв­ле­ние: «Муж­чи­ны в воз­расте от 15 до 45 лет обя­за­ны за­ре­ги­стри­ро­вать­ся в по­ле­вой ко­мен­да­ту­ре. За укло­не­ние — смерт­ная казнь».

Тогда это еще зву­ча­ло непри­выч­но: смерт­ная казнь!

Ужас этой угро­зы со­про­вож­дал людей до опу­стев­ших улиц го­ро­да, где на каж­дом пе­ре­крест­ке сто­я­ли гит­ле­ров­ские мо­лод­чи­ки в сталь­ных кас­ках со своей эм­бле­мой — мерт­вой го­ло­вой — на них и с ме­тал­ли­че­ски­ми бля­ха­ми в виде по­лу­ме­ся­ца на шее. «Ком, ком хир!» — кри­ча­ли они и уво­ди­ли де­сят­ки муж­чин — бе­ло­ру­сов и ев­ре­ев, рус­ских и гру­зин, юно­шей и се­до­вла­сых ста­ри­ков — в Дроз­ды, на поле, к речке, где ты­ся­чи, де­сят­ки тысяч — во­ен­но­плен­ных и граж­дан­ских — по­па­ли в толь­ко что со­здан­ный кон­цен­тра­ци­он­ный ла­герь.

Со всех сто­рон — пу­ле­ме­ты и про­жек­то­ры. Около трид­ца­ти тысяч муж­чин вы­нуж­де­ны были ва­лять­ся на земле. Сто­и­ло кому-​нибудь по­пы­тать­ся при­под­нять го­ло­ву, сде­лать ма­лей­шее дви­же­ние, чтобы ле­жать стало удоб­нее, как в самую гущу людей ле­те­ли пули. Июль­ская жара вы­ма­ты­ва­ла по­след­ние силы. Люди тя­ну­лись к воде, но и там их под­сте­ре­га­ла смерть.

Возле ла­ге­ря со­би­ра­лись ты­ся­чи жен­щин. <…> Невзи­рая на смер­тель­ную опас­ность, жен­щи­ны про­би­ра­лись в ла­герь, чтобы пе­ре­дать своим несколь­ко кор­жей из кар­то­фель­ной муки, бу­тыл­ку с водой… Жен­щи­ны при­хо­ди­ли разыс­ки­вать отца, мужа, сына, брата, а если их уже не было, от­да­ва­ли еду пер­во­му по­пав­ше­му­ся.

В страш­ной беде и опас­но­сти рож­да­лась и креп­ла друж­ба, несмот­ря на то, что враг за­слал в среду уз­ни­ков много «блат­ных» — уго­лов­ных пре­ступ­ни­ков, ко­то­рые пы­та­лись уста­но­вить здесь ку­лач­ное право и раз­жечь на­ци­о­наль­ную рознь. Из этого ни­че­го не вышло, и гит­ле­ров­цы из­да­ли при­каз: «Ев­ре­ев от­де­лить!»

Из вос­по­ми­на­ний Гри­го­рия Да­ви­до­ви­ча Смо­ля­ра («Мсти­те­ли гетто»)

Ла­герь на Ши­ро­кой

Одним из круп­ных кон­цен­тра­ци­он­ных ла­ге­рей Мин­ска был ла­герь на ул. Ши­ро­кой (5 июля 1941 — 30 июня 1944 гг.), где по­сто­ян­но на­хо­ди­лось около 2500 че­ло­век. Здесь со­би­ра­ли уз­ни­ков для от­прав­ки в Тро­сте­нец, в конц­ла­ге­ря За­пад­ной Ев­ро­пы. Уз­ни­ка­ми были жи­те­ли Мин­ска, за­клю­чен­ные тюрем Бе­ла­ру­си. С ав­гу­ста 1943 г. из ла­ге­ря в Малый Тро­сте­нец ре­гу­ляр­но хо­ди­ли 4 ду­ше­губ­ки. По­след­ние за­клю­чен­ные, на­хо­див­ши­е­ся в ла­ге­ре с 15 июня до 1 июля 1944 г. (неза­дол­го до осво­бож­де­ния Мин­ска), были уни­что­же­ны в Малом Тро­стен­це.

— Управ­лял гетто немец­кий став­лен­ник, некий Го­ро­дец­кий Вла­ди­мир, рус­ский, до войны ра­бо­тал в Ле­нин­гра­де. <…> Од­но­вре­мен­но Го­ро­дец­кий управ­лял ла­ге­рем во­ен­но­плен­ных по Ши­ро­кой улице. Там в его ве­де­нии были па­рик­ма­хе­ры, са­пож­ни­ки и порт­ные. Если, до­пу­стим, порт­ной плохо ему ра­з­утю­жит брюки, он мог такую вещь про­де­лать. Вы­зо­вет к себе этого порт­но­го, ко­неч­но, из числа ев­ре­ев, берет пи­сто­лет, спо­кой­ным шут­ли­вым тоном го­во­рит:

 — Отой­ди на 10 шагов.

 — Смот­ри­те, я сей­час ему снесу череп.

И сно­сит ему череп.

Из вос­по­ми­на­ний Ханны Из­ра­и­лев­ны Ру­бин­чик, уз­ни­цы Мин­ско­го гетто

Ла­герь Тро­сте­нец

Тро­сте­нец — чет­вер­тый ла­герь в Ев­ро­пе по ко­ли­че­ству уни­что­жен­ных (всего около 206 500 че­ло­век) — был важ­ным зве­ном немец­кой рас­пра­вы над мест­ным и при­ве­зен­ным на­се­ле­ни­ем. Ла­герь был ор­га­ни­зо­ван в но­яб­ре 1941 г. как тру­до­вой. Тут ре­гу­ляр­но про­ис­хо­ди­ли мас­со­вые убий­ства людей. Кроме ду­ше­гу­бок, в ла­герь ор­га­ни­зо­ван­но, по рас­пи­са­нию, при­бы­ва­ли по­ез­да из Мин­ска, од­на­ко при­ве­зен­ные люди обыч­но не вы­жи­ва­ли более 1−2 дней. При­во­зи­ли по­ли­ти­че­ских за­клю­чен­ных из немец­ких тюрем и ла­ге­рей, ев­ре­ев из За­пад­ной Ев­ро­пы.

Фото: holocaustmemorialmiamibeach.org

Фото: floerken.de

Из мин­ской тюрь­мы при­вез­ли 22 че­ло­ве­ка, а с 10 мая [1942 г.] на­ча­ли по­сту­пать эше­ло­ны из За­пад­ной Ев­ро­пы. Боль­шей ча­стью это были евреи. При­во­зи­ли каж­дый втор­ник и пят­ни­цу. Про­тив Тро­стен­ца про­хо­ди­ла во­ен­ная до­ро­га и хо­ди­ли бро­не­по­ез­да. Они оста­нав­ли­ва­лись, к ним под­хо­ди­ли немец­кие фургоны-​душегубки. Когда люди по­па­да­ли в эти фур­го­ны, они уми­ра­ли от уду­шья газом. Ма­ши­ны воз­вра­ща­лись в ла­герь, и нас, за­клю­чен­ных, за­став­ля­ли мыть их. В ма­ши­нах было много крови, клоки вы­рван­ных волос, зуб­ные про­те­зы.

Ф.В. Шу­ма­ев. Из сте­но­грам­мы бе­се­ды со­труд­ни­ков Бел­го­сму­зея ис­то­рии Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны с быв­ши­ми уз­ни­ка­ми Тро­сте­нец­ко­го ла­ге­ря и оче­вид­ца­ми от 31 ян­ва­ря 1960 г.

Места рас­стре­лов

• Бла­гов­щи­на. С но­яб­ря 1941 по ок­тябрь 1943 г. мас­со­вые рас­стре­лы на­се­ле­ния про­из­во­ди­лись в уро­чи­ще Бла­гов­щи­на. Было рас­стре­ля­но не менее 150 000 че­ло­век.
• Шаш­ков­ка. С ок­тяб­ря 1943-го по июнь 1944 г. в уро­чи­ще Шаш­ков­ка уни­что­жи­ли более 50 000 че­ло­век.

Фото: www.oldpicz.com

— Люди, оче­вид­но, не знали, куда их везут, так как ехали в от­но­си­тель­но спо­кой­ном со­сто­я­нии. Ма­ши­ны оста­нав­ли­вал Ридер, вы­хо­дил, ста­но­вил­ся на под­нож­ку и за­во­ра­чи­вал, велел вы­хо­дить. Тогда люди уже до­га­ды­ва­лись, кри­ча­ли и пла­ка­ли. От­кры­ва­лась страш­ная кар­ти­на, невоз­мож­но было на­блю­дать. Все кон­ча­лось быст­ро, через пол­ча­са опять ста­но­ви­лось тихо кру­гом.

Из вос­по­ми­на­ний А.С. Бо­ри­со­вой

По дан­ным Мин­ской об­ласт­ной ко­мис­сии со­дей­ствия Чрез­вы­чай­ной го­су­дар­ствен­ной ко­мис­сии по рас­сле­до­ва­нию зло­де­я­ний немецко-​фашистских за­хват­чи­ков, в ре­зуль­та­те мас­со­во­го ис­треб­ле­ния граж­дан в годы ми­нув­шей войны на тер­ри­то­рии го­ро­да Мин­ска и его окрест­но­стей по­гиб­ло не менее 300 000 че­ло­век, не счи­тая со­жжен­ных в кре­ма­ци­он­ных печах. А общее число до­сти­га­ет 400 000. В это число вхо­дят и жерт­вы мин­ско­го гетто.

Г.Д. Кнать­ко. «Ги­бель Мин­ско­го гетто»

Ок­ку­па­ция: до и после

Ок­ку­па­ция тесно свя­за­на с дру­ги­ми тра­ги­че­ски­ми эпи­зо­да­ми из нашей ис­то­рии — до­во­ен­ны­ми и по­сле­во­ен­ны­ми.

До войны

Вы­ска­зы­ва­ет­ся мне­ние, что немцы часто рас­стре­ли­ва­ли там же, где и со­труд­ни­ки НКВД. Од­на­ко точ­ной ин­фор­ма­ции о том, где на­хо­ди­лись места ста­лин­ских рас­стре­лов, нет. Сей­час про­во­дить ис­сле­до­ва­ния на эту тему слож­но.

<…> Осуж­ден­ных при­во­зи­ли ночью на ав­то­за­ке в лес, где за­ра­нее была вы­ры­та мо­ги­ла. Вы­стре­лы про­из­во­ди­лись в за­ты­лок из на­га­нов или пи­сто­ле­тов. Рядом с тру­па­ми бро­са­ли при­над­ле­жав­шие рас­стре­лян­ным лич­ные вещи, после чего яму за­ка­пы­ва­ли. При рас­стре­ле, кроме кон­воя, из ра­бот­ни­ков НКВД при­сут­ство­вал на­чаль­ник учетно-​архивного от­де­ла (до войны <…> им был впо­след­ствии ре­прес­си­ро­ван­ный Роз­кин), ко­то­рый со­став­лял акт о при­ве­де­нии при­го­во­ра в ис­пол­не­ние.

Роз­кин, как уста­нов­ле­но след­стви­ем, и дру­гие ра­бот­ни­ки 1-го спец­от­де­ла на ос­но­ва­нии таких актов де­ла­ли вы­пис­ки о при­ве­де­нии при­го­во­ра в ис­пол­не­ние в г. Мин­ске без ука­за­ния кон­крет­но­го места и под­ши­ва­ли их в уго­лов­ные дела <…>.

Из по­ста­нов­ле­ния о пре­кра­ще­нии уго­лов­но­го дела о за­хо­ро­не­ни­ях в лес­ном мас­си­ве Ку­ро­па­ты

 

— Шел тре­тий день войны — 24 июня. Немцы стре­ми­тель­но про­дви­га­лись на Мин­ском на­прав­ле­нии, ломая обо­рон­ные линии наших войск. О тя­же­лом по­ло­же­нии на фрон­те за­клю­чен­ные хо­ро­шо знали и очень пе­ре­жи­ва­ли неуда­чи нашей армии. Через тю­рем­ные ре­шет­ки до­но­си­лись взры­вы, тя­же­лый гул са­мо­ле­тов, в ве­чер­нем небе были видны от­блес­ки по­жа­ров. На тю­рем­ном дворе «эн­к­э­вэ­ди­сты» за­гру­жа­ли в кры­тые ма­ши­ны ящики с ар­хи­ва­ми, под­но­си­ли и за­тал­ки­ва­ли в кузов несго­ра­е­мые сейфы — шла эва­ку­а­ция.

Под кон­во­ем вы­во­ди­ли и от­прав­ля­ли на ма­ши­нах пар­тии за­клю­чен­ных. <…>

Их вы­стро­и­ли на краю лож­би­ны, все че­ты­ре груп­пы за­клю­чен­ных стя­ну­ли вме­сте, в одну ше­рен­гу. Спе­ре­ди и по бокам за­ня­ли свои по­зи­ции охран­ни­ки с вин­тов­ка­ми на­пе­ре­вес. Офи­це­ры вы­та­щи­ли пи­сто­ле­ты. Все де­ла­лось молча в зло­ве­щей ти­шине утрен­не­го рас­све­та. На­дежд на луч­ший исход ни у кого из за­клю­чен­ных не оста­лось. <…>

С пер­вы­ми вы­стре­ла­ми Цодик упал на землю — нет, его не ра­ни­ло, даже не за­це­пи­ло. Сра­бо­тал ре­флекс «са­мо­со­хра­не­ния», все про­изо­шло как-​то само собой: вы­стрел, под­ко­си­лись ноги, рух­нул на землю. <…> Сколь­ко вре­ме­ни он про­ле­жал в за­бы­тьи — неиз­вест­но. Оч­нул­ся, когда сквозь щели в груде мерт­вых че­ло­ве­че­ских тел про­би­вал­ся днев­ной свет. Перед его гла­за­ми пред­ста­ла ужас­ная кар­ти­на: в лож­бине — сотни скрю­чен­ных, опро­ки­ну­тых навз­ничь, рас­пла­стан­ных тел. В пе­ре­ко­шен­ных от боли лицах, по­си­нев­ших губах, изуро­до­ван­ных аго­ни­ей, в рыжих пят­нах крови на траве за­сты­ла смерть.

Оглу­шен­ный уви­ден­ным, Цодик ки­нул­ся бе­жать со всех ног к лесу и потом еще долго, не раз­би­рая до­ро­ги, про­би­рал­ся на­про­лом через кусты мож­же­вель­ни­ка, мо­ло­дой ель­ник. Спо­ты­кал­ся, падал, под­хва­ты­вал­ся снова и снова бежал.

На пол­пу­ти до шоссе спра­ва вид­не­лась де­рев­ня — хат сто, не боль­ше. Цодик чуть уже не сту­пил за порог, как вспом­нил, что хотел о чем-​то еще спро­сить у ста­ру­хи.

— А как на­зы­ва­ет­ся ваша де­рев­ня?

— Трас­ця­нец на­зы­ва­ец­ца.

По вос­по­ми­на­ни­ям Цоди­ка; из книги И.Н. Куз­не­цо­ва «За­сек­ре­чен­ные тра­ге­дии со­вет­ской ис­то­рии»

После войны

Жи­те­ли ок­ку­пи­ро­ван­но­го Мин­ска после войны ока­за­лись под угро­зой. Счи­та­лось, что если че­ло­век остал­ся в го­ро­де во время ок­ку­па­ции, то он со­труд­ни­чал с нем­ца­ми. Проще было ска­зать, что этих людей про­сто не су­ще­ство­ва­ло.

Ра­бо­чий класс Бе­ло­рус­сии осу­ще­ствил ги­гант­скую эва­ку­а­цию про­мыш­лен­но­сти. Ре­ше­но было ни­че­го не остав­лять врагу. Сотни фаб­рик и за­во­дов Бе­ло­рус­сии эва­ку­и­ро­ва­ны вглубь стра­ны с обо­ру­до­ва­ни­ем, сы­рьем и ра­бо­чей силой. В по­дав­ля­ю­щем боль­шин­стве слу­ча­ев они сразу по при­ез­де на место на­зна­че­ния воз­об­но­ви­ли свою ра­бо­ту… Эва­ку­и­ро­ва­ны все энер­ге­ти­че­ские уста­нов­ки, тур­би­ны, ге­не­ра­то­ры, ди­зе­ли, в том числе и круп­ней­шая элек­три­че­ская стан­ция «Бел­гр­эс». Угнан весь па­ро­воз­ный и ва­гон­ный парк. Эва­ку­и­ро­ва­ны ва­го­но­ре­монт­ные за­во­ды и обо­ру­до­ва­ние депо. Враг лишен воз­мож­но­сти ор­га­ни­зо­вать за счет нашей про­мыш­лен­но­сти ремонтно-​восстановительные ма­стер­ские и за­во­ды для своих тан­ков, са­мо­ле­тов и ав­то­ма­шин. Ра­бо­чий класс Бе­ло­рус­сии про­явил огром­ную вы­держ­ку, ге­ро­изм и по­ни­ма­ние го­су­дар­ствен­но­го долга. Врагу оста­лись без­люд­ные, по­ки­ну­тые жи­те­ля­ми го­ро­да.

П.К. По­но­ма­рен­ко («Прав­да», 9 ян­ва­ря 1942 г.)

— «О, был в ок­ку­па­ции!» — зна­чит, это уже враг. А как мы тут оста­лись — ни­ко­го же это не ин­те­ре­со­ва­ло, как мы, по­че­му мы здесь оста­лись в ок­ку­па­ции <…> вот, на­при­мер, где-​то даже на ра­бо­ту устро­ить­ся или где: «А, был в ок­ку­па­ции, нет», и не брали. <…> И по­это­му люди скры­ва­ли, те, кто мог что-​то… Ко­неч­но, ок­ку­па­цию нель­зя было скрыть, по­то­му что где же ты был тогда? Это то же самое, как мой папа был ре­прес­си­ро­ван, так я сразу го­во­ри­ла, когда спра­ши­ва­ли: «А где отец?», я го­во­ри­ла: «Аре­сто­ван». <…> я хо­те­ла в учи­ли­ще по­сту­пить, меня не взяли. И после этого я пе­ре­ста­ла го­во­рить, я всюду стала пи­сать <…> «Отец умер».

Из вос­по­ми­на­ний Аде­ла­и­ды Ада­мов­ны Нар­ке­вич

3 июля 1944 г. — осво­бож­де­ние Мин­ска

Фото: Bundesarchiv

— НКВД и НКГБ Бе­ло­рус­ской СССР со­об­ща­ют сле­ду­ю­щие дан­ные о по­ло­же­нии в го­ро­дах и рай­о­нах, осво­бож­ден­ных от войск про­тив­ни­ка.

В го­ро­де Мин­ске раз­ру­ше­ны: же­лез­но­до­рож­ный узел, зда­ния всех на­уч­ных и куль­тур­ных учре­жде­ний, а также боль­шая часть жилых домов.

На день осво­бож­де­ния из круп­ней­ших зда­ний го­ро­да со­хра­ни­лись: Дом пра­ви­тель­ства, новое зда­ние ЦК КП (б) Бе­ло­рус­сии, Дом Крас­ной Армии и зда­ние НКВД.

3 июля зда­ние Дома Крас­ной Армии взо­рва­лось.

Из до­не­се­ния Л. Берии от 4 июля 1944 г.

— Город кое-​где горел, центр фа­ши­сты пре­вра­ти­ли в руины. Несмот­ря на позд­нее время, на ули­цах было полно на­ро­ду. На­се­ле­ние го­ря­чо при­вет­ство­ва­ло нас. Пар­ти­зан об­ни­ма­ли, це­ло­ва­ли, да­ри­ли цветы. Толь­ко не пре­под­но­си­ли хлеба-​соли, по­то­му что ни того, ни дру­го­го у мин­чан давно не было и в по­мине. Пи­та­лись они в ос­нов­ном кар­тош­кой на воде. Ме­ста­ми раз­да­ва­лась пе­ре­стрел­ка. Это бойцы вы­би­ва­ли уце­лев­ших ок­ку­пан­тов.

Из вос­по­ми­на­ний Ста­ни­сла­ва Алек­се­е­ви­ча Ва­уп­ша­со­ва, ко­то­рый до­брал­ся до Мин­ска через три дня после осво­бож­де­ния го­ро­да

— Далее было воз­вра­ще­ние в род­ной город, уди­ви­тель­но на­по­ми­нав­ший сво­и­ми ру­и­на­ми клад­би­ща, где вме­сто мо­гиль­ных над­гро­бий тор­ча­ли трубы уце­лев­ших печей, раз­бро­сан­ные среди раз­ва­лин. Сне­сен­ные с лица земли улицы от­кры­ва­ли необы­чай­но ши­ро­кую для обо­зре­ния па­но­ра­му. Она была мрач­ной и го­рест­ной. <…>

Я по­го­сти­ла в бла­го­по­луч­ном Му­ро­ме, где род­ные встре­ти­ли меня с рас­кры­ты­ми объ­я­ти­я­ми, где ничто не на­по­ми­на­ло о войне, где дома сто­я­ли це­лы­ми и весь этот в ясные дни го­ро­док сиял солн­цем и уто­пал в зе­ле­ни. Мои род­ные пред­ло­жи­ли мне остать­ся у них, обе­ща­ли устро­ить на ра­бо­ту, и здесь со мною про­изо­шло что-​то непо­нят­ное, чего я сама не смог­ла себе объ­яс­нить: меня по­тя­ну­ло назад. Я по­чув­ство­ва­ла му­чи­тель­ную непре­одо­ли­мую тоску по род­но­му краю, слов­но какая-​то сила влек­ла меня к скорб­ным раз­ва­ли­нам род­но­го го­ро­да. И я вер­ну­лась из бла­го­по­луч­ной жизни домой, ко всем труд­но­стям бытия в ис­ко­вер­кан­ном вой­ной го­ро­де.

Из вос­по­ми­на­ний Ра­хи­ли Ра­по­порт, уз­ни­цы Мин­ско­го гетто

300 000	50 000	1 974 800
ко­ли­че­ство жи­те­лей до­во­ен­но­го Мин­ска	оста­лось в го­ро­де после войны (ино­гда го­во­рят о 103 000)	живет в Мин­ске сей­час

 

 

Ста­рое фото: minsk-​old-new.com, новое фото: А. Ва­лен­тей, К. Кра­то­вич, Е. Во­рон­ко

Ав­то­ры:

Ку­ра­тор про­ек­та — Алек­сандр Бо­га­чев.
Ре­дак­тор — Ольга Го­риц­кая.
Карты — Костя Жу­ков­ский, Даша Да­ни­ле­вич, Алек­сандра Хаде­ко.
Фото — Ана­то­лий Ва­лен­тей, Кон­стан­тин Кра­то­вич, Ев­ге­ния Во­рон­ко, Ольга Го­риц­кая.
Текст — Ольга Го­риц­кая, Ольга Кулай, Юлия Хац­ке­вич.
Видео — Юлия Хац­ке­вич.
Ин­фо­гра­фи­ка TUT

Ис­точ­ни­ки

• Бе­ла­русь в пер­вые ме­ся­цы Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны (22 июня — ав­густ 1941 г.): до­ку­мен­ты и ма­те­ри­а­лы. Минск, 2006. 
• Бе­ла­русь в по­ста­нов­ле­ни­ях и рас­по­ря­же­ни­ях Го­су­дар­ствен­но­го Ко­ми­те­та Обо­ро­ны СССР 1941―1945 гг.: спра­воч­ник. Минск, 2008.
• Бот­вин­ник М. Па­мят­ни­ки ге­но­ци­да ев­ре­ев Бе­ла­ру­си. Минск, 2000. 
• Ве­ли­кая Оте­че­ствен­ная война 1941-1945: эн­цик­ло­пе­дия / под ред. М.М. Коз­ло­ва. М., 1985. 
• Вы­жить ― по­двиг: вос­по­ми­на­ния и до­ку­мен­ты о Мин­ском гетто. Минск, 2008. 
• Гелагаеў А. Беларускiя на­цы­я­наль­ныя вай­с­ко­выя фармацыi ў часе Дру­гое сусь­вет­нае вайны. Мінск, 2002. 
• Кнать­ко Г.Д. Ги­бель Мин­ско­го гетто. Минск, 1999. 
• До­ку­мен­ты по ис­то­рии Бе­ла­ру­си в «Осо­бой папке» И.В. Ста­ли­на / сост.: С.В. Жу­марь и др. Минск, 2004. 
• До­ку­мен­ты по ис­то­рии Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны в го­су­дар­ствен­ных ар­хи­вах Рес­пуб­ли­ки Бе­ла­русь (1941-1945): спра­воч­ник. Дрез­ден и др., 2003. 
• Жен­щи­ны. Па­мять. Война / Центр ген­дер­ных ис­сле­до­ва­ний Ев­ро­пей­ско­го гу­ма­ни­тар­но­го уни­вер­си­те­та: wmw.gender-​ehu.org/Intervews.htm. 
• Куз­не­цов И. В Мин­ске есть во­семь мест, где хо­ро­ни­ли жертв рас­стре­лов НКВД: kyky.org/life/v-​minskie-vosiem-miest-zakhoronienii-zhiertv-rasstrielov-nkvd. 
• Куз­не­цов И.Н. За­сек­ре­чен­ные тра­ге­дии со­вет­ской ис­то­рии. Минск, 2006. 
• Кьяры Б. Штод­зён­на­сць за лініяй фрон­ту: аку­па­цыя, ка­ла­ба­ра­цыя і супраціў у Беларусi (1941-1944 гг.) / пер. з ням. Л. Баршчэўскага; нав. рэд. Г. Сагановіч. Мiнск, 2005. 
• Ла­герь смер­ти Тро­сте­нец. До­ку­мен­ты и ма­те­ри­а­лы / сост.: В.И. Ада­муш­ко [и др.]; под ред. Г.Д. Кнать­ко. Минск, 2003.
• Ла­ге­ря со­вет­ских во­ен­но­плен­ных в Бе­ла­ру­си, 1941-1944: до­ку­мен­ты и ма­те­ри­а­лы. Минск, 2016. 
• Ту­ро­нак Ю. Людзі СБМ; Бе­ла­русь пад ня­мец­кай аку­па­цы­яй: пе­рак­лад з поль­скай мовы. Сма­ленск, 2008. 
• Мельнікаў I. «Пер­ша­май» пад аку­па­цы­яй: istpravda.ru/bel/research/8895. 
• Минск ста­рый и новый: minsk-​old-new.com. 
• Мінскае ан­ты­фа­шы­сц­кае пад­пол­ле. Мінск, 1995. 
• Нямецка-​фашысцкі ге­на­цыд на Беларусі (1941-1944): зборнік. Мінск, 1995. 
• Рас­стра­ля­ныя ў Мінску: iндэкс грамадзянаў, рас­стра­ля­ных у Мінску ў 1920-1950-я гг.: у 2 ч. /склад. І. Кузняцоў. Ч. 1. Мінск, 2008. 
• Руины стре­ля­ют в упор: фо­то­гра­фии ок­ку­пи­ро­ван­но­го Мин­ска: ruiny-​v-upor.livejournal.com. 
• Сви­де­тель­ству­ют па­ла­чи: уни­что­же­ние ев­ре­ев на ок­ку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии Бе­ла­ру­си в 1941-1944 гг.: до­ку­мен­ты и ма­те­ри­а­лы. Минск, 2010. 
• Смо­ляр Г.Д. Мсти­те­ли гетто. Москва, 1947 
• Спа­сен­ная жизнь: жизнь и вы­жи­ва­ние в Мин­ском гетто / со­ста­ви­те­ли: В.Ф. Ба­ла­ки­рев [и др.]. Минск, 2010. 
• Спра­воч­ник о немецко-​фашистских ла­ге­рях, гетто, дру­гих ме­стах при­ну­ди­тель­но­го со­дер­жа­ния граж­дан­ско­го на­се­ле­ния на вре­мен­но ок­ку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии Бе­ла­ру­си в пе­ри­од Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны 1941-1945 годов. Минск, 1998. 
• Тар­нав­ский Г., Со­бо­лев В., Го­ре­лик Е. Ку­ро­па­ты: след­ствие про­дол­жа­ет­ся. М., 1990. 
• Трей­стер М.А. Про­блес­ки па­мя­ти: вос­по­ми­на­ния, раз­мыш­ле­ния, пуб­ли­ка­ции. Минск, 2007. 
• Тро­сте­нец: тра­ге­дия на­ро­дов Ев­ро­пы, па­мять в Бе­ла­ру­си: до­ку­мен­ты и ма­те­ри­а­лы. Минск, 2016.
• Чер­ка­со­ва В. Пре­дан­ные два­жды: По­бы­вав в ок­ку­па­ции, они на­все­гда оста­лись вра­га­ми / Бе­ло­рус­ская га­зе­та, 26.11.200