При обсуждении моего недавнего поста о начале Руси один читатель задал несколько типичных вопросов. Кто такие венеды? И кто такие славяне? От кого они происходят?.. Русский язык — это язык русов или язык славян? Или, может быть, это язык венетов?.. Русские, украинцы, белорусы — это кто? Славяне или русы? Наверняка, такие вопросы ещё будут поступать. Поэтому я решила сразу на них ответить…
 

 Начнём с того, что об «ославянивании» венедов пишет индоевропеист Ю. Покорный (я всего лишь на него ссылаюсь). Это учёный с мировым авторитетом, что придаёт его формулировкам высокий научный уровень. И понятие «ославянились» в данном случае означает именно то, что предположил мой читатель: иллирийские венеды стали говорить на языке, принадлежащем славянской группе языков.
 Разъясню немного мою позицию. Если венеты/венеды локализуются на Адриатике в XII веке до н.э., то они никак не могут быть славянами, появление которых фиксируется в определенный период, а именно с VI века н.э., то есть с того периода, когда славяне под собственным именем упоминаются в источниках. Правда, в науке оговаривается, что точно неизвестно, когда это имя появилось как самоназвание. Возможно, раньше. Но историк не может работать с неизвестным, поэтому пока VI век – это конкретный исторический рубеж появления имени «славяне» на исторической арене, с которым мы должны считаться.
 У лингвистов имеется своя точка зрения на историю славянства. Они говорят о появлении элементов, вошедших позднее в славянские языки, начиная приблизительно с середины I тысячелетия до н.э., определяя это явление как праславянский язык. См., например, работы академиков Б.А. Рыбакова и О.Н. Трубачева. Все очень логично, поскольку рождение такого крупного феномена как этническая общность происходит в результате длительного «подготовительного» этапа. Особенно это касается формирования нового молодого языка, для выделения которого из прежних языковых общностей требуется «строительный» материал, взятый из имевшегося языкового «здания». Следовательно, сугубо в лингвистических исследованиях такое абстрактное понятие как праславянский язык имеет полное право на существование. Но когда отталкиваясь от этого понятия, начинают реконструировать историю «праславян», то такую абстракцию как историк я принять не могу. Поскольку вольно или невольно понятие «праславяне» превращается в образ уже существующего народа, что совсем не соотносится с историческими реалиями. Отсюда хочу напомнить общеизвестный вывод: согласно законам диалектики, язык имеет свою историю, а этнос – свою, где история языка – только одна из составляющих истории этноса.
 Но вернемся к вопросам. Итак, появление венедов – это XII век до н.э., появление славян под собственным именем – VI век н.э., а фиксация начальной границы элементов праславянского языка – 500 лет до н.э. При этом, надо подчеркнуть, выявление этих языковых праславянских элементов совсем не связано с областями венедов. Таким образом, венеды старше славян и по своей истории, и по языку. О реликтовом индоевропейском происхождении венедов/венетов есть своя литература. Она обобщена, например, у А.Г. Кузьмина в главе «Венеты на исторической карте Европы» (Начало Руси. М., 2003. С. 89-125). Мною написан об этом небольшой фрагмент в статье о варинах. Тоже, кстати, пример народа, происхождение которого связано с индоевропейским субстратом Южной Балтии, но который с распространением славянства на Балтии «ославянился», т.е. стал славяноязычной общностью. Хотя части этого народа в миграциях приняли разные другие языки, при этом некоторые такие «выделенцы» даже сохраняли прежнее самоназвание, а кроме этого – и связи с южно-балтийской прародиной. Вот фрагмент из моей статьи «Варины-варяги-вэринги: судьбы в истории и историографии» (Начала русского мира. Труды первой международной конференции 28-30 октября 2010 года. СПб., 2011). В сокращенном виде она была опубликована как текст доклада, но этот фрагмент туда не вошел:Для продолжения моих рассуждений (речь шла об изобретении паруса и о народах, которым он был известен – Л.Г.) хочу обратиться к работе историка и писателя С.В. Цветкова, который напомнил нам, что «в истории северного мореплавания и судостроения совершенно незаслуженно забыты кельты-венеты, которые уже в I веке до н.э. были самыми умелыми мореходами на славившемся своими ветрами и штормами Северном море и побережье Атлантического океана»¹ и привёл, в частности, ссылку на античный источник:
 «Ещё Юлий Цезарь отмечал, какими прекрасными мореходами были венеты Арморики. “Это племя пользуется наибольшим влиянием по всему морскому побережью, так как венеты располагают самым большим числом кораблей, на которых они ходят в Британию, а также превосходят остальных галлов знанием морского дела и опытностью в нём…”»². Интересно отметить, что среди союзников венетов Цезарь называет моринов из приморской части Франции и Бельгии.³ Поскольку в кельтских языках звуки «в» и «м» взаимозаменяемы, то морины являются вариантом того же древнего имени варинов.⁴
 Я не рассматриваю венетов ни как кельтов, ни как галлов, в традициях вышеприведённой античной лексики, а только как венетов. Имя венетов, согласно многим источникам, явно древнее имени кельтов. Венеты/венеды (енеты/генеты у Геродота) относились к одному из реликтовых индоевропейских этносов и в ходе тысячелетних миграций отдавали своё имя многим народам или полиэтническим объединениям. Об этом имеется обширная литература, сошлюсь для примера на работу А.Г. Кузьмина:
 «Сложность вопроса […] заключается в том, что имя венетов прилагается как будто к разным народам, далеко отстоящим друг от друга. […] Исторических енетов мы находим у Геродота, который считал их иллирийским народом […]. В последующей традиции постоянно будет смешиваться венетская река Еридан в Северной Италии […] и река, впадающая в «северное море». […] связь, прослеживаемая между районами Адриатики и Прибалтикой по топонимическим данным, существовала во времена Геродота и сложилась, видимо, гораздо раньше […]. По археологическим данным, венеты появились на севере Адриатики около XII в. до н.э. […] В разных версиях Страбона венеты переселяются либо вместе с фракийцами, либо с киммерийцами. […] Язык венетов не имеет непосредственных наследников. В XX в. его обычно отождествляли с кельтским, учитывая кельтоязычие арморийских венетов и бесспорное влияние в IV-III вв. до н.э. кельтской материальной культуры на венетов. Затем популярной стала иллирийская теория, которую поддерживали Ю. Покорный и Г. Краэ. Об отличии языка венетов от кельтского прямо говорит Полибий… с первых веков н. э. становятся довольно регулярными сведения о венедах в Прибалтике. […] согласно Плинию, соседями венедов были сарматы, скифы и гирры. Во втором веке венедов упоминают Птолемей и Тацит. Птолемей, давая описание “Сарматии”, отмечает, что “Заселяют Сарматию очень многочисленные племена: венеды — по всему Венедскому заливу”. […] Генрих Латвийский знал неславянских венетов в Прибалтике ещё в XIII в.: они жили в районе Виндавы, откуда были вытеснены куршами».⁵
 Эта пространная выдержка из книги А.Г. Кузьмина приведена мною в поддержку сказанного о том, что древнейшее имя венетов/венедов, по аналогии также с очень древним именем варинов, в процессе переселений оказывалось рассеянным по разноязычным территориям, но общее имя и генетическая память, аккумулированная в нём, должны были связывать разные ветви древнего народа идеей общих корней. По крайней мере, тот факт, что к началу нашей эры древнее имя венетов/венедов-мореходов окаймляло европейское побережье от Адриатики через Атлантику до Балтии, не может быть случайным.
 Однако всё в мире подвержено переменам. Рубеж IV-V вв. считается началом великих миграционных процессов, вошедших в европейскую историю как эпоха Великого переселения народов. Но миграции были более или менее постоянным фоном и в предшествующие века в истории европейских народов: люди всегда стремились переселиться туда, где жизнь сулила лучшие или большие возможности.
 Так, уже в течение III в. какая-то часть континентального населения из областей между Везером и Эльбой стала переселяться к Атлантическому побережью, туда, где морская торговля и гавани в течение столетий находились в руках венетов и где они ещё во время Юлия Цезаря «сделали своими данниками всех плавающих по этому морю», т.е. туда, где бурлила торговля, где богатство плыло в руки сильных и неразборчивых в средствах. Новые имена стали связываться с пиратством на Атлантике — имя саксов, как общее имя для разноэтничных пришельцев стало упоминаться в античных источниках в связи с морскими набегами. Сидоний Апполинарий (ок. 430-489), галло-римский поэт и епископ в Клермонте, писал о саксах, возвращавшихся домой «на всех парусах»⁶. К концу древнеримской эпохи часть прибрежной полосы в современной северо-восточной Франции и Бельгии, а также в восточной и юго-восточной Англии стала известна под именем Saxon Shore — Берег саксов.⁷ Однако в 560 г., т.е. через несколько десятилетий, византийский историк Прокопий Кесарийский писал о ближайших соратниках и союзниках саксов — англах в Англии, что у них не было парусов и что они всегда плавали на веслах.⁸
 Следует помнить, что в ходе миграционных процессов создавались новые конфедерации народов, принимавшие имя какого-то одного народа из данной конфедерации, за которым скрывались и исчезали прежние этнонимы. Новое собирательное имя имело обыкновение выдвигаться в силу религиозных, культурно-языковых или династийных перемен, однако, под внешней оболочкой новой этнополитической системы многое могло оставаться неизменным, например, владение определёнными знаниями и навыками, сберегаемое определённым народом. Вполне вероятно, что венеты-мореходы времён Юлия Цезаря, оказавшись в IV-V вв. в сфере влияния правителей саксов, стали выступать под новым общеполитическим именем, но продолжали сохранять традиции парусного судоходства в своём ведении, что и поясняет замечание Прокопия о том, что англы не знали паруса. Так социально-политические и демографические изменения выступали в роли передаточного механизма по переносу древних знаний в новые этнополитические системы.
 Данное рассуждение вполне применимо и к Балтийскому региону. Здесь временем заметных перемен был период конца V-VI вв., когда балтийское побережье, связанное с венедами названием Венедского залива, начинает осваиваться носителями суковско-дзедзицкой культуры, которых отождествляют со славянами.⁹ Связь венетов/венедов со славянами устанавливается, в частности, благодаря сообщению историка Иордана (ум. ок. 552 г.), который писал:
 «У левого их склона (Альп — Л.Г.), спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавинами».¹⁰
 Благодаря этому сообщению венедов очень часто напрямую отождествляют со славянами, хотя очевидно, даже из нескольких примеров, приведённых здесь выше, что венеды намного древнее славянства. Но из высказывания Иордана можно также заключить, что группировка народов, объединившаяся под именем склавинов, сложилась в этническом массиве, в течение какого-то времени связанного общим именем венетов/венедов, а затем усилилась настолько, что передала свой язык большей части сообщества при сохранении венедского имени. Подобное явление — сложение новой общности в результате объединения нескольких старых общностей, когда принимался язык одной из них, а имя — другой — можно было повсеместно наблюдать в древности и раннем средневековье.
 Таким образом, миграции славян в Балтийском регионе были не только миграциями славянского населения, но выступали и в форме распространения славянского языка среди своих давних соратников венедов/венетов и их союзников варинов-моринов. Это объясняет сравнительную быстроту ославянивания южнобалтийского субстрата и перенесение опыта балтийских венедов и варинов уже в новые этнополитические образования со славянским языком в качестве средства общения. Однако любые преобразования вызывают размежевания в обществе, где они происходят, и часть населения покидает родные места — так было всегда.
 Поэтому логичным представляется предположение, что часть варинов или венедов переселялась в течение VI в. с южнобалтийского побережья севернее, на острова Балтийского моря или южное побережье Скандинавского полуострова. Приток этого населения в Скандинавию и мог оказаться тем недостающим звеном, который замкнул цепь и дал толчок в развитии судостроения на Готланде и появлении парусных судов, что запечатлелось в изображениях на каменных стелах. Местное население, использовавшее в течение столетий гребные суда, владело опытом использования местной акватории, а пришельцы были необходимым дополнительным человеческим ресурсом со знаниями о парусном флоте, а также, вероятно, и с материальными средствами — соединение всех этих факторов логично объясняет появление паруса на Готланде в конце VI-VII вв.

 Опираясь на этот фрагмент, отвечаю на вопросы, поставленные моим читателем, более конкретно.
 Венеды и славяне не названия одного народа, но на разных этапах истории? Мой ответ: нет, венеды – один из предков славян, но среди потомков венедов были и кельты, и иллирийцы и другие народы.
 На каком языке говорили венеды? В вышеприведенном отрывке есть высказывание А.Г. Кузьмина о языке венедов как индоевропейском реликте, который частично вымер, частично вошел элементами в другие языки. Индоевропейская общность создавала гораздо большее число языков, чем нам известно по имеющимся языковым семьям.
 Кто такие славяне? От кого они происходят? Об этногенезе славян и ареалах их возникновения существует гигантский объём литературы. См., например, по этому вопросу концепцию О.Н. Трубачева и концепцию В.В. Седова.
 То же самое и в разговоре о русах и славянах. Это исторические этапы развития одного и того же народа, или же это разные народы? На каком языке говорили русы? Русский язык — это язык русов или язык славян. Или, может быть, это язык венетов? Прежде чем перейти к ответу на эти вопросы, хочу провести несколько аналогий для пояснения того подхода, который я представляю в моих статьях.
 К примеру, задавший эти вопросы читатель Василий. Он, как Василий, появился на свет определённого числа и года, с которых и началась его история. Понятно, что рождение состоялось благодаря родителям. Они – тоже самостоятельные субъекты истории, у которых, в свою очередь, были свои родители и т.д. Из сего следует, что у каждого человека есть предки, которые связаны с историей его рождения, но не могут быть с ним полностью отождествлены. Иными словами, дедушка Василия – это не праВасилий, а прадедушка – не протоВасилий, поскольку у каждого из них были и другие потомки. Дедушка, например, мог бы одновременно и праНиколаем, и праПетром, и так далее, но известен-то он был под своим собственным именем, скажем, Ивана.
 
При этом совсем не факт, что все предки того или иного человека являлись носителями одной и той же группы языков. И уж тем более не факт, что все они проживали свою историю гомогенным коллективом на гомогенной территории. Таким образом, история даже отдельного человека – это даже не история рода (т.е. история мужской линии). Это сложная, разветвленная история родословия, сложившаяся из историй женских и мужских предков. Вот таким же образом я пытаюсь взглянуть и на историю народа, конкретно – на историю русского народа.
 Итак, русы и славяне – это исторические этапы развития одного и того же народа? Я уже напомнила, что науке до сих пор неизвестно, когда появилось самоназвание «славяне», т.е. неизвестно выделение какого-то конкретного народа-первопредка, называвшего себя «славяне». Славяне известны как наименование носителей языка, т.е. сразу как несколько народов. Есть известия о склавинах, но тут же рядом с ними появляются анты – тоже славяне, но с именем, рожденным ираноязычной средой. На образ славян как некого компактного народа повлияли библейские традиции представлять этногенез как процесс, восходящий к одному мужскому первопредку, праотцу, от разных детей которого пошли разные народы. Поэтому славяне (так же как и германцы) стали восприниматься как существовавший когда-то единый народ. А с XVI века этот библейский взгляд был залакирован германоязычным готицизмом, доказывавшим в споре с итальянскими гуманистами величие «единого германского народа», происходившего от одного великого предка.
 Я, как историк, не знаю таких «единых» народов – будь-то «славян» или «германцев». Мне известны только различные народы, которые с определенного времени оказались связанными друг с другом как носители языка одной языковой семьи. Поэтому славяне для меня – это прежде всего языковая семья, наличие же имени славян как этнонима пока не выявлено (чисто логически оно должно было быть, но наука пока его не выявила). А русы – это этноним, то есть имя народа – субъекта истории, исторические начала которого я пытаюсь изучать.
 Соответственно, заключительный вопрос моего читателя: Русские, украинцы, белорусы — это кто? Славяне или русы? Сербы, хорваты, македонцы, чехи, словаки, поляки — это кто? Славяне или русы? – предполагает следующий ответ.
 Сербы, хорваты, поляки – это различные народы, каждый со своей историей. Но они говорят на языках, относящихся к одной языковой семье, которую в науке ещё называют славянской группой языков. Русские, украинцы, белорусы как народы связаны друг с другом не только близостью языка, но и близостью истории – историей древнего народа русов, ведущего свое имя от материнского первопредка по имени Русь (это моя концепция), т.е. имевших в древности еще и родство по историческому «родословию».
 В своём перечне читатель не назвал болгар, которые в современной истории тоже принадлежат к славянским народам. Но на их примере можно очень отчётливо проиллюстрировать мою концепцию. Почему бы не задаться вопросом, кто такие болгары? Безусловно, славянский народ сегодня, но детище двух «предков»: волжских булгар и славян – балканского предка, сделавшего волжских булгар славянами.
 Аналогичные процессы прослеживаются и по истории других народов. Кто такие индийцы? Это потомки представителей культуры Хараппы (доиндских насельников Индостана) и переселившихся туда потомков индоариев. Кто такие эллины? Это потомки представителей крито-микенской культуры и самых разнородных «пришельцев» с севера. И так далее.
 Этот процесс живой истории я и пытаюсь восстановить по отношению к Древней Руси. Восстановить всех исторических предков, составивших древнерусскую историю. Что касается русского языка, то в нём как в языке восточноевропейских насельников следовало бы признать и архаичные индоевропейские слои. Отсюда и известные рассуждения о сходствах между русским и санскритом. Данное явление, на мой взгляд, должно рассматриваться по аналогии с литовским языком, где исследуют сходство между литовским и санскритом, возникшее в период общей «предковой» истории. Но этим должны заниматься лингвисты – здесь я, будучи историком, могу только высказывать предположения.
 Надеюсь, что смогла частично ответить на вопросы читателя. Я знаю, что подобные вопросы интересуют очень многих. Но сам по себе разговор должен быть продолжен: слишком уж необъятна тема.
 Лидия Грот,
кандидат исторических наук