Разделяй и властвуй. Мастер класс.

Статья посвящена будням креативной английской олигархии XIX века (по сути мировой олигархии того времени), посвященным привычному занятию всякой олигархии - разъединению и стравливанию своих противников. Как говорится: «ничего личного, только креативный олигархический бизнес».

Все цитаты приведены из книги Юрия Кузовкова «Мировая история коррупции» (http://www.yuri-kuzovkov.ru/second_book/)

В Англии все спокойно

«Англии почти два столетия не было кризисов коррупции. Предыдущий был преодолен в результате Славной революции 1688 г., и преодолен очень успешно – в стране был создан сильный средний класс и гражданское общество, построена  промышленность, создавшая основу экономического благополучия. Хотя британская правящая верхушка уже в первой половине XIX века опять начала наступление на интересы населения, но ей в то же время удалось увлечь часть нации идеей британского величия и подкупить ее в середине столетия доходами от ограбления других стран, что уменьшило социальную напряженность. Поэтому в Англии ни в XVIII-м, ни в XIX-м веках не было ничего похожего на революцию или даже на крупное восстание, в отличие от Франции и остальной Европы. »

Олигархические заботы

«Вся Европа в конце 1840-х годов была потрясена революциями, прокатившимися по целому ряду стран: Франции, Германии, Австрии, Италии, Венгрии, Чехии, Польши, Испании. Самым впечатляющим моментом в этих революциях было то, что народные массы выступали широким фронтом: рабочие, ремесленники, интеллигенция, крестьяне, мелкие и средние предприниматели. Повсюду в Европе они свергали существующие правительства и создавали народные республики. И хотя почти везде революции в конечном счете были подавлены, но они все же привели к расширению политических прав населения. Самым ярким примером может служить Франция, где на смену свергнутой в 1848 г. монархии Луи-Филиппа утвердилась республика и всенародно избираемый президент, и где впервые в мировой истории было введено всеобщее избирательное право. Это, в частности, привело к тому, что число французских избирателей увеличилось с 200 тысяч до 9 миллионов человек [197]. Однако это торжество демократии вызвало ужас не только французской, но и британской правящей верхушки. Как пишет Р.Дэвис, Ротшильды были потрясены свержением Луи-Филиппа и страшно боялись национализации их собственности во Франции (стоимость которой, по некоторым данным, достигала 600 млн. франков) - тем более что во время революционных событий не прекращались призывы экспроприировать имущество богачей и даже конкретно Ротшильдов ([170] p.136).»

 «…. она (Англия) имела очень крупную промышленность и большое число фабричных рабочих, которые представляли собой большую социальную силу. Если бы они под влиянием революционных идей, пришедших из-за границы, объединились с другими слоями общества и тоже сформировали единый народный фронт, то этот фронт мог бы стать страшной социальной силой, способной вырвать власть у олигархии и сформировать народное правительство. Олигархия это прекрасно понимала. Как мы видели в предыдущих разделах, во все исторические эпохи существовали сословия, разделявшие общество на несколько совершенно разных групп, обособленных друг от друга. Но эти сословия (дворяне, буржуа, ремесленники, рабочие, крестьяне, духовенство и т.д.) были к середине XIX века сметены социальными революциями, а вместе с ними исчезли и перегородки между разными группами людей. Впервые в истории возникла также социальная мобильность, позволявшая представителям низших слоев переходить в средние и высшие слои. Все это способствовало взаимопониманию и сплочению разных слоев общества против правящей верхушки, что и продемонстрировали революции 1848-1849 гг.»

Олигархические думы или "как нам обустроить себя"

«Эта ситуация была новой и непривычной для олигархии, которая во все эпохи старалась следовать правилу: «Разделяй и властвуй». Британская правящая верхушка и не скрывала своей тревоги по поводу сложившейся ситуации, прежде всего в самой Британии. Бенджамин Дизраэли, представитель консервативных империалистических кругов Великобритании, в 1845 г. выпустил книгу под названием «Сибилла или Две нации». В ней было высказано мнение о том, что Великобритания разделилась на две нации, «между которыми нет связей и нет симпатии; которые ничего не знают друг о друге, о привычках, мыслях и чувствах, как будто они живут в разных зонах или на разных планетах; которые выведены из разных пород, питаются разной пищей, ведут разный образ жизни, и управляются одними и теми же законами». И эти две нации – «богатые и бедные» ([281] pp.502-503). »

 «….было совершенно очевидно, что спасти «нацию богатых» от намного более многочисленной «нации бедных» могли только средние классы. Задача, таким образом, состояла в том, чтобы либо перетянуть средние классы на сторону «нации богатых», либо вбить такой клин между ними и «нацией бедных», который бы заставил их не доверять друг другу. Решив эту задачу, можно было не опасаться повторения в Великобритании чего-то похожего на европейские революции 1848-1849 гг.»

Эврика…

 «Эту задачу прекрасно выполнили в середине XIX века Карл Маркс и Фридрих Энгельс – причем, выполнили ее независимо от того, ставила ее перед ними британская правящая верхушка или нет. Как известно, ключевое положение социальной теории Маркса и Энгельса состоит в том, что «класс пролетариата» находится в антагонистическом противоречии с «классом буржуазии», «могильщиком» которого он является, и его цель состоит в «свержении класса буржуазии». »

«Чтобы понять ту бомбу, которая была заложена этой получившей широкую известность теорией под народным единством, давайте сначала разберемся, что в то время называли «буржуазией». Под «буржуазией» в то время подразумевали в основном средние классы, у которых был также свой «буржуазный» образ жизни, отличный от образа жизни богатой верхушки (аристократии). На это указывают, например, французский историк П.Губер ([207] 1, pp.221-222) и английские историки А.Милвард и С.Саул.»

 «Последние подсчитали, что во Франции конца XVIII века средний уровень доходов аристократии в 10 раз превышал средний уровень доходов буржуазии, а последний, в свою очередь, также примерно в 10 раз превышал средний уровень доходов рабочих и крестьян ([253] p.265). Таким образом, буржуазия конца XVIII - начала XIX вв. – это типичный средний класс, находившийся ровно посередине между «нацией богатых» и «нацией бедных».»

«И вот именно этот средний класс был объявлен Марксом и Энгельсом врагом номер один для пролетариата. Правда, они придумали новое определение для «класса буржуазии» - к нему они отнесли всех, кто «владеет средствами производства» или нанимает рабочую силу. Надо сказать, что определение это - весьма туманное и непонятное даже для людей со специальным экономическим образованием (следуя этому определению, например, практикующего врача, адвоката или писателя, нанявшего себе помощника или секретаря, уже следует отнести к «классу буржуазии». А крестьян и подавно следует отнести к этому классу, поскольку все их хозяйство, даже у самых бедных крестьян, является «средствами производства».), а уж что говорить о рабочих, для которых оно предназначалось.»

 «Понятно, что после чтения или выслушивания марксистов они могли сделать лишь один вывод – буржуазия, то есть средние классы, все, кто не относится к рабочим – это враги. Интересно, что сами социалисты (последователи марксизма) этой формулой были также поставлены в двусмысленное положение по отношению к рабочим – ведь почти все руководители и активные члены социалистических партий в то время не были рабочими, а были самыми что ни на есть представителями «буржуазии».»

Пипл хавает…

 «И по мере роста влияния марксизма и численности социалистических партий, руководствовавшихся идеями Маркса, … недоверие росло. Стоит ли удивляться тому, что единый народный фронт, потрясший всю Европу революциями в 1840-х годах, во второй половине XIX века раскололся.

 Парижская коммуна 1871 г. была почти исключительно пролетарской по своему составу, при этом рабочие не желали  сотрудничать ни с буржуазией, ни с крестьянами. Маркс это громко приветствовал, провозгласив коммуну первым крупным выступлением пролетариата против «буржуазных эксплуататоров». В итоге французская олигархия утопила как Парижскую коммуну, так и возникшие пролетарские коммуны в других французских городах (в Лионе, Марселе, Тулузе и т.д.) в 1871 г. в страшных потоках крови.»

«… марксисты объявили крестьянство если не врагом, то колеблющимся классом, стремящимся при первой возможности примкнуть к врагам – к буржуазии. Таким образом, мы видим, что классики марксизма и их последователи опять, искусственным образом, воссоздали взаимное отчуждение и даже вражду между разными группами людей, что было ранее характерно для феодального и постфеодального сословного общества. Тем самым было показано, что политику «разделяй и властвуй» можно проводить и в таком обществе, где уже нет сословий.»

 Занавес, аплодисменты