Эскобар: Полноэкранный формат - как Бодрийяр предугадал появление Трампа (CounterPunch, США)

15 марта, 2017, Автор: Пепе Эскобар:  Это было и впрямь «трампотрясение». И последующие события не заставили себя долго ждать: остолбенев, весь мир в режиме реального времени круглосуточно внимает каждому слову, тираде, поглощая безумные всплески из «болота» и его различных плотоядных «чудовищ» и рукотворных болезнетворных микроорганизмов, порождённых «глубинным государством» или чем-то иным.

Президентство Трампа, крайне впечатляющее — а для многих и единственное — шоу на земле. Можно обсуждать, идет ли ныне ужасная гражданская война между командой Трампа и фракциями влиятельного глубинного государства, сцепившимся с неокон-неолиберальной галактикой в представлении театра теней, или это нечто настоящее, подчёркивающее возможную остановку сердца Американской Империи.

Всё это слишком предсказуемо, когда звезда телевизионного реалити-шоу становится президентом. Когда искусственная «пост-правда»^[1] и/или скучное зрелище на экране круглосуточно высмеивает «реальность». Когда экран определяет восприятие правды: если «событие» не попало в шоу, то его вообще вроде как и не происходит.

Сражения за «пост-правду» происходят — а где же ещё — в водовороте цифровых экранных форматов. Вот почему сатанеют американские корпоративные СМИ. Ведь теперь нет пределов тому, сколько они могут замалчивать правду, притеснять, уходить от темы; какие идеи «уместно» обсуждать; и какие табу нельзя нарушать в разговорах о разрушительном влиянии неолиберализма, глобализма или военно-промышленного комплекса, сросшегося со службами безопасности и разведсообществом.

И как прискорбно, что Гиббон нашего времени, в совершенстве способный проследить историю этого «Упадка и разрушения»^[2] — и фактически сделавший это много десятилетий назад — умер 10 лет назад, 6 марта 2007 года.

Что делать после оргии?

С 1970-го, когда он опубликовал «Общество потребления», главный декомпоновщик Запада Жан Бодрийяр был исключительно последователен. После того как он определил маркетинг как высшую идеологию и «шоппинг» как новый моральный стандарт и современную концепцию счастья, мы пришли к пониманию себя как в первую очередь материализованных заключённых в «Системе вещей» (тоже его классический труд), должным образом разобщённых безостановочным сумасшедшим потоком товаров.

В 1990-м в «Прозрачности зла» Бодрийяр пошёл ещё дальше, обратив особое внимание, как после 1970-х были сняты всякие ограничения: «Это была всеобщая оргия реализма, рациональности, сексуальности, критицизма». Итак, спрашивал он с чистым дадаистко/сюрреалистическим чувством юмора, что надо делать «после оргии»?

Он был похож на хмельного Ницше, постигающего смерть Бога — снова и снова. Единственная возможность нашего поступательного движения состояла в «симуляции» непрерывности, повторении каждого примера «раскрепощения» снова и снова, бесцветного пустого изобилия, лишённого смысла. «Полые люди» Томаса Стернза Элиота, марширующие под заводной ритм «Крафтверк».

Затем, когда после распада СССР выродившиеся неогегельянцы^[3] объявили о «конце истории», провозгласив «вековечное правление западной либеральной демократии», он вдребезги разбил их мечты как просто «иллюзию конца».

В динамичные 1980-е все — от ранних левых анти-глобалистов до слегка анархичных переделанных глобализаторов, от мягких прогрессистов Джона Стюарта Милла до унылых нео-марксистов — вынуждены были обращаться к «карманному цитатнику» Бодрийяра, чтобы осмыслить «щупальца» подталкиваемой и изъеденной эгоизмом «медузы» потребления, распространяющей ядовитый вирус, что убивал любую возможность сопереживания и общности духа.

К тому моменту, когда в 1986 году была опубликована его «Америка», Бодрийяр уже глубоко погрузился в осмысление завершающего раунда постмодернистской игры: тотальный символ, тотальный образы, тотальная информационная среда, тотальная индустрия  культуры — всё смешалось в « гипер-реальную» всемирную паутину «реального симулякра». Он вбросил концепцию «реалити-телевидения» ещё до того, как она появилась. В процессе работы вместе с  Мишелем Фуко, Жилем Делёзом, Жаком Деррида и Жаном Франсуа Лиотардом он стал интеллектуальной сверхновой уровня  Guns N’ Roses во всех элитных университетах Соединённых Штатов.

От «Видеодрома» Дэвида Кроненберга до трёх частей «Матрицы» и далее до сериала «Мир Дикого запада», — вот он, наш мир по Бодрийяру: мир сплошного контроля, одновременно и транспарентный (весь блистающе прозрачный) и совершенно непроницаемый (скрыто всё, что имеет хоть какое-то значение), где то, что выставлено напоказ никогда не бывает тем, чем кажется (или, если воспользоваться аналогией с «Твин Пикс», совершенно бодрийяровским сериалом, «совы отнюдь не то, чем они кажутся»^[4]).

Добро пожаловать в мир тотальной иллюзорности

Умерший до обамовской эры Бодрийяр, возможно, и не мог вскрыть противоречия «тайного» чёрного списка Обамы или причины патологической демонизации России и Ирана. Но у него был первый имперский опыт и с Бушем-папой (Джорджем Гербертом Уокером), и с «Дабью» (Джорджем Уокером Бушем-младшим).

В 1991 году во время «Войны в заливе» он писал^[5], что никакой войны не было: никаких сражений; нет мертвых тел; «бесполое, хирургическое»; «не военное»; просто абстрактные сцены в стиле видеоигр (другое дело, если бы у него был доступ к кадрам, отснятым на «Шоссе смерти», где американская армия тренировалась в практической стрельбе по тысячам бегущих безоружных иракских солдат).

На события 9/11 он написал знаковое эссе «Дух терроризма» (которое я читал, изумляясь, в Пешаваре) не объясняя явление, но, демонстрируя, как в конечном счёте максимальная власть вызвала максимально разрушительное, пусть и асимметричное, противодействие этой власти. События 9/11 были абсолютно полноэкранной, широкоформатной ширмой.

Бодрийяр был бы крайне заинтригован хозяином этого реалити-шоу Трампом — как и нынешней гражданской войной вокруг пост-правды.

Он мог бы проанализировать, как Трамп, стремясь одержать верх в избирательной кампании, обошёл фактически весь истеблишмент Кольцевой, включая и корпоративные СМИ, используя свою фирменную версию «полноэкранной завесы». Он бы увидел, что Трамп отнюдь не американский Макбет, сеющий гоббсовский хаос. И он наслаждался бы яростной американской социально-политической схваткой, разыгрывающейся на широком экране в режиме реального времени.

Что делать после оргии? Наслаждаться метками Бодрийяра, собранными воедино Международным журналом изучения наследия Бодрийяра (IJBS); и — добро пожаловать в эпоху тотальной иллюзорности Трампа.

Примечания:

[1] — Выражение из политического сленга, описывающее эпоху развития массовых коммуникаций, когда истина становится неважной.

[2] — Речь о французском социологе, культурологе и философ-постмодернисте, фотографе, преподававшем в Йельском университете Жане Бодрийяре. «История упадка и разрушения Римской империи» (The History of the Decline and Fall of the Roman Empire) — труд британского историка Эдварда Гиббона, в котором рассматривается история западной цивилизации от начала расцвета Римской империи с приходом к власти династии Антонинов до конца XVI века с рассмотрением также арабских и монгольских завоеваний, то есть период 98—1590 годов.

[3] — Неогегельянство зародилось в Англии в 1865 году после выхода в свет книги Джеймса Хатчисона Стирлинга «Секрет Гегеля» («The Secret of Hegel»). В конце XIX века это направление получает широкое распространение и воспринимается как ответ засилию позитивизма и материализма. Его крупнейшими представителями в англоязычных странах были Т. Грин, Ф. Г. Брэдли, Дж. Ройс, Дж. Э. Мак-Таггарт, а также Коллингвуд.

[4] — В сериале Марка Фроста и Дэвида Линча использованы часто повторяющиеся загадочные мотивы — деревья, текущая вода, кофе, пончики, совы, утки, огонь — всё это имеет свой смысл; сериал полон завуалированных намёков и скрытых посылов.

[5] — Вопреки названию статей, автор считает, что события «Войны в Заливе» и её жестокость действительно имели место, главный же вопрос в интерпретации этих событий: можно ли сравнивать то, что реально произошло, с тем, что было показано? И можно ли назвать эти события «войной»? Бодрийяр привлекает внимание читателей к феномену современных средств информации, осуществляющих распространение сведений о событиях в реальном времени. Изображение события на телеэкране как бы заменяет собой саму реальность, делая «излишним» само событие.