РФ-Иран, 2 интервью.

— Какова ваша оценка нынешнего состояния российско-иранских отношений?

— Поездка нашей делегации в Иран связана с тем, что эта страна выходит на стратегическое партнерство с Россией.
Иран — не только наш военный союзник в Сирии, не только наш партнер по переговорам уже по поствоенному урегулированию в Сирии, но он также и наш сосед, с которым мы выстраиваем новое экономическое партнерство. Такие крупные проекты, как АЭС "Бушер", электрификация железнодорожной линии Гармсар — Инче-Бурун и тепловые станции в Бендер-Аббасе дадут очень сильный толчок нашему взаимодействию в экономической сфере в регионе, потому что энергетика — это локомотив любой экономики. Когда страна насыщена энергетическим потенциалом, то это не только рост внутри страны, но это и будущий экспорт энергоресурсов в соседние страны.

— Газета The Wall Street Journal не так давно сообщала о том, что американская администрация ищет способ разрушить военный и дипломатический альянс России и Ирана. Это возможно?

— Президент РФ Владимир Путин не раз говорил о том, что мы не улучшаем отношения со странами за счет нашей дружбы и взаимодействия с другими. Поэтому вбить клин между Россией и Ираном просто невозможно.

Вбить клин между Россией и Ираном просто невозможно

Я полагаю, что на сегодняшний день потенциал будущего экономического и торгового сотрудничества между Россией и Ираном выглядит одним из самых впечатляющих на всем Ближнем и Среднем Востоке. Вне всякого сомнения, кроме нашей военной операции в Сирии, нашего военно-технического сотрудничества, мы имеем огромный потенциал развития торгово-экономического сотрудничества. Думаю, что американцам вряд ли удастся вбить клин между нами, если они поставят перед собой такую задачу.

— Обсуждалась ли в ходе встреч вашей делегации с иранскими парламентариями сирийская тема?

— Тема поствоенного урегулирования в Сирии звучала, безусловно, на всех встречах. Здесь у нас есть общее понимание того, что Сирия должна быть суверенной и независимой. Эти подходы были подтверждены на встрече наших представителей в Астане.

Российско-иранская позиция была ключевой по дальнейшему продвижению переговорного процесса, а главное — нам удалось договориться с турецкой стороной о механизме контроля за прекращением боевых действий на территории Сирии, которая контролируется правительственными войсками и вооруженной оппозицией, присутствовавшей на этих переговорах. Мы, к большому сожалению, видим, что женевские переговоры в очередной раз провалились. Можем предположить, что они уже изжили свой дух. Таким образом, Астана выходит на первый план урегулирования конфликта в Сирии. Роль и значение России и Ирана возрастает, причем возрастает значительно. В переговорах в Астане участвуют руководители вооруженных оппозиционных группировок, которые реально контролируют значительную часть сирийской территории. И они готовы сегодня рассматривать алгоритм, который предлагают им Россия и Иран. Поэтому я думаю, что установление мира в Сирии, дальнейший процесс продвижения по пути разработки и принятия конституции, выборов нового парламента, а затем и президента стоит за астанинским форматом.

— Более года назад началась реализация соглашения по иранской ядерной программе. Иран обвиняет США в затягивании этого процесса. Какова позиция российских парламентариев в этом вопросе?

— Мы считаем, что договоры надо выполнять. Если в Женеве 16 января прошлого года был подписан Совместный всеобъемлющий план действий, то американцы должны его выполнять так же неукоснительно, как его выполняет Иран.

Если должны быть сняты санкции, то они должны быть сняты. Если Соединенные Штаты Америки должны вернуть деньги, замороженные по этим санкциям, то они должны их вернуть. И не растягивать этот процесс на время, которого у Ирана просто нет. Ему надо компенсировать тот период, когда страна находилась под торговым эмбарго. Иранцам нужно выстраивать новую систему отношений со своими партнерами, им нужно срочно восстанавливать инфраструктуру экономики, и в первую очередь в нефтяной отрасли. А на это нужны средства. Поэтому американцы обязаны вернуть Ирану эти средства, а также способствовать нормализации отношений иранских банков с мировым сообществом. На сегодняшний день это одна из краеугольных проблем, которая не позволяет Ирану в полном объеме взаимодействовать со своими экономическими партнерами.

— В последнее время активно развивается сотрудничество между регионами России и Ирана. Каковы перспективы этого сотрудничества?

— Совет Федерации — это палата регионов. Мы представляем все субъекты Российской Федерации, поэтому группа дружбы, которая создана в рамках Совета Федерации и Меджлиса (иранского парламента) имеет задачу активизировать приграничное и межрегиональное сотрудничество.

Это значит, что транспортный коридор "Юг — Север", который наполняется конкретным содержанием, необходимо заполнить региональными проектами. Их очень много в Российской Федерации, каждый субъект имеет свой портфель инвестиционной привлекательности и готов предложить его нашему партнеру — Ирану. Я уверен, что и здесь, не только в северных иранских провинциях Мазандеран, Восточный Азербайджан и других, но и в центре Ирана, готовы выйти на российский региональный рынок. Потому что малый и средний бизнес — быстроформирующийся и легкооборачиваемый по своим инвестициям. Как правило, быстроокупаемые сферы — это продовольственные рынки, рынки транспортных и других услуг, которые мы можем предоставлять друг другу, двигаясь по маршрутам транспортного коридора. Это и небольшие — малые и средние проекты, связанные с энергетическими региональными ресурсами. Это и строительство небольших предприятий по переработке леса. Это и производство газовых наполнителей, на которые сейчас переходит транспорт российских регионов, газовые заправочные станции набирают обороты и наполняют наши федеральные трассы. Мы знаем, что Иран имеет свои технологии в этом направлении, поэтому ульяновский проект, связанный с иранскими технологиями в этой сфере, я думаю, будет одним из базовых.

— Расскажите подробнее об этом проекте.

— Это проект в сфере автомобильного и общественного транспорта. Общественный транспорт дорогой, и его можно переводить на газ. Проблема нашей технологии заключается в том, что ниппель пропускает газ. В результате ощущается слабый запах в автобусе. Иранская технология предусматривает использование ниппелей с композитными материалами, которые не дают утечки.

Эту технологию предполагается лицензировать в России. Ее планирует внедрить у себя Ульяновская область, которая намерена стать своего рода "драйвером" этой иранской технологии и продвигать ее уже как совместное предприятие по России. Локализация производства — это очень важный элемент развития межрегионального сотрудничества. Думаю, что есть и много других проектов, которые мы можем подхватить и развивать как здесь, в Иране, так и в России. Поэтому Совет Федерации, как палата регионов, как раз и хотел бы создавать площадки межрегиональных форумов. Они позволят нашим бизнесменам выходить на рынок Ирана, а иранским предпринимателям — на рынки России, поскольку это дорога не с односторонним движением. Я думаю, что здесь Совет Федерации может сыграть ключевую роль. В этой связи мы готовим сейчас вместе с Министерством экономики межрегиональный форум, который будет проходить осенью. Мы приглашаем туда всех наших партнеров, в том числе депутатов из группы российско-иранской дружбы Меджлиса.

— Политические и экономические контакты между Ираном и Россией развиваются ускоренными темпами. Не отстает ли от них развитие гуманитарных связей?  

— К сожалению, мы очень плохо знаем друг друга. В России мало знают персидский язык, в Иране не лучше обстоят дела со знанием русского. Не так давно в Тегеране проходила встреча ректоров иранских и российских вузов. Это чрезвычайно важное гуманитарное мероприятие, потому что только через образование мы можем развить систему изучения персидского языка в регионах, где тогда легче будет реализовывать иранские проекты. В свою очередь, иранцы, изучая русский язык здесь, могут впоследствии подготовить в российских университетах для своей национальной экономики инженеров, врачей, специалистов других специальностей за счет потенциала высшей российской школы. Мы готовы расширять квоту для иранских студентов. На сегодняшний день Россия каждый год набирает по 15 тысяч иностранных студентов. К большому сожалению, иранская доля пока незначительна. Потенциал есть, потенциал огромен. И я думаю, что посольство России в Тегеране сможет способствовать решению этого вопроса.

 Более десяти лет Иран находится под санкциями со стороны ряда стран. За этот немалый срок Иран смог не только найти постоянных партнеров среди тех, кто не присоединился к санкциям, но и осуществил технологический прорыв. В чем секрет успеха Ирана, генеральному директору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал атташе по науке и технологиям Исламской республики Иран господин Махди Галенови.
Бурное развитие технологий Ирану обеспечили... США
Фото: AP

Расскажите, пожалуйста, о состоянии науки и технологий в Иране? Как вам удалось добиться таких успехов: Благодаря сотрудничеству между университетами, каким-то талантливым ученым или большим инвестициям в научные разработки?

Существует несколько периодов развития науки и технологий в Иране. В дореволюционный период максимум, что мы получали, — это активность в области ремонта и облуживания техники, и не больше. После исламской революции в Иране мы столкнулись с проблемой войны, которая велась с Ираком. Во многих областях науки, технологии, то, что мы сейчас имеем, — это именно результат войны между Ираном и Ираком.

Весь мир наложил санкции против Ирана, поэтому мы были вынуждены сами заниматься производством и научной разработкой в различных областях: в области питания, сельского хозяйства и других промышленных областях. Все наши приоритеты были в сфере технологий, которые относятся к войне.

После периода войны, которая была против нас (мы считаем это святой войной), начался другой период развития Ирана — это реконструкция. В этом же периоде опять были международные санкции против нас. И мы сделали акцент на иранской молодежи. Сами знаете, что Иран является одной из самых молодых стран мира. И мы начали подготавливать пространство для того, чтобы активизировать иранскую молодежь. И в этой сфере, конечно, мы нуждались в помощи и технологиях других стран мира. И, конечно, одной из этих стран была Россия.

Но основа политики была внутри страны. Наши университеты, кроме того, чтобы заниматься образованием, обучающими процессами, начали идти к исследовательским работам и уже начали прикладные исследования. И сейчас, если не сказать стопроцентно, но на большом проценте эти исследования применяются в промышленности.

Сейчас идет период после поглощения Ирана "шестеркой", это новый период для нашей страны. В данное время во многих сферах науки и технологии есть продукты, которые мы можем экспортировать в другие страны мира. Конечно, пока у нас не сильно сформировалась политика экспорта, но я надеюсь, что в ближайшее время это произойдет и мы сможем что-то сформулировать и уже начинать свой экспорт. Сейчас совет по науке и технологии при президенте занимается именно вопросом, как упростить процесс экспорта технологий из Ирана.

Какие отрасли науки вы сочли предпочтительными для развития? Во что вы стали в первую очередь вкладывать и финансы, и силы ученых?

После войны мы находились под санкциями, и чем дальше от войны мы шли, тем становилось всё труднее. Санкции были со всех сторон, поэтому мы были вынуждены развивать все области. Но наши человеческие ресурсы и финансовые ресурсы были ограничены, поэтому некоторые сферы у нас хорошо развивались, а некоторые хуже.

У нас появилась новая политика, у нас есть долгосрочные программы для страны и особые программы для развития науки. Сфера лекарств и биотехнологии очень хорошо развивались, нанотехнологии тоже хорошо, и сфера промышленности, поскольку она несет в себе широкий спектр. Но я могу сказать, что мы уже прошли период ремонта и обслуживания техники и пришли к разработке, проектированию и исследованию.

При этом в сфере сельского хозяйства мы не смогли развиться настолько, насколько ожидали. В сфере нефти и газа мы помогли нашим промышленникам продолжать свою работу, но не могу сказать, что мы сильно в этой сфере развились.

Есть информация, что на сегодня большинство профессоров ваших университетов получили образование в США. И несмотря на заявленные санкции и на все трудности, как раз иранским студентам и аспирантам никогда не отказывали в визах. Насколько серьезной была утечка мозгов из Ирана в США? И насколько школа обучения в США помогла росту научных кадров?

В этой связи надо сказать, что на Западе хорошие условия для жизни и для работы. Из-за того, что после войны у нас были очень трудные времена, эти утечки были естественны.

Да, очень часто наша молодежь получает образование в США, многие остались там жить, но многие и вернулись обратно в страну и помогают нам. Ситуация с утечкой мозгов в сфере научной технологии должна меняться в настоящее время.

Если разговор идет о высоких технологиях, то люди, которые работают в этой сфере, обязательно найдут друг друга во всем мире. Если страна идет вперед, особенно исследуя высокие технологии, она вынуждена обмениваться своими данными с другими странами. Я думаю, что в будущем мы увидим круг ученых, которые независимо от того, из какой они страны, будут работать вместе в этих сферах.

Что вы делаете для мотивации молодежи и для финансирования науки? Есть у вас какие-то фонды или институты?

До революции в сфере образования у нас от 10 до 15 процентов студентов могли получить высшее образование и последующие научные степени. Сейчас я могу сказать, что более чем у 90 процентов студентов есть возможность получить высшее и последующее образование.

Мы уже создали научно-технические парки, различные исследовательские центры, цель которых — связать научные изыскания с промышленностью. Созывая эти наукоемкие компании и учреждения, мы старались приводить наших студентов, наших ученых в эти структуры, чтобы они могли уже работать на промышленность.

Еще у нас есть венчурные фонды — и государственные, и частные. Таких очень много, и молодые ученные могут обращаться к этим фондам.

Как представлена иранская высокотехнологичная продукция на мировых рынках сегодня?

Сейчас наши продукты в сфере нанотехнологий уже экспортируются и используются на мировом рынке. Несколько месяцев назад я разговаривал с начальником совета по нанотехнологиям Ирана и он говорил, что сейчас мы экспортируем некоторые продукты в Южную Корею. Вы знаете, Южная Корея — очень развитая страна в сфере фармацевтики и медицинского оборудования. У корейцев очень хорошие разработки и возможности.

Могу сказать, что больше 90 процентов наших внутренних потребностей мы обеспечиваем лекарствами собственного производства. В разных сферах у нас есть различные возможности. Например, в сфере судостроения для нефтяной отрасли мы смогли построить большие нефтевозы и экспортировали нефть в Южную Америку.

Благодаря нашим американским и западным "друзьям" вокруг Ирана всегда есть напряженность, но мы своим соседям экспортируем нужную им технику и промышленность. И в сфере фармацевтики мы сейчас экспортируем лекарства более чем 70 стран мира. В некоторые страны — меньше, в некоторые — больше. Но у нас есть хороший научный потенциал, чтобы всё это развивать.

Одна из стран, куда экспортируется иранские лекарства, — Россия. И четыре-пять месяцев назад министр здравоохранения Ирана в России открыл уже несколько совместных предприятий. Один проект — это производство иранского лекарства в Санкт-Петербурге. И два проекта, мы договорились, будут стартовать в Москве. И насчет некоторых лекарств из России мы тоже уже договорились, чтобы экспортировать их в Иран.

Расскажите, пожалуйста, подробнее о сотрудничестве с российскими учеными. Могу привести в пример такой факт: группа специалистов приезжала из Ирана и запрашивала встречу с российскими учеными, но были иногда отказы, потому что наши специалисты боялись давления США.

Да, до того, как навязали санкции против России, у нас была трудная ситуация в этом плане, но мы всё равно сотрудничали, не разглашая этого. А сейчас мы создали высший комитет по науке и сотрудничеству в сфере технологий. У этого комитета есть десять подгрупп. Конечно, скорость решения вопросов, которые существуют в рамках этого комитета, пока маленькая, но есть хорошее движение вперед. В прошлом году десять ректоров ведущих иранских университетов здесь, в Москве, встречались с главами российских университетов. А в этом году ректора российских университетов были в Иране.

Какие, по вашему мнению, наиболее перспективные направления сотрудничества между Россией и Ираном?

Я считаю, что в очень многих сферах возможно наше сотрудничество. Например, в сфере медицины, лекарств, в сфере IT-технологий и космических нанотехнологий. Даже в сфере сельского хозяйства.