Публиц-обзор"Ъ" по отраслям иранской экономики за 2016г.

16 января 2016 года США и мировое сообщество отменили санкции в отношении Ирана в связи с его ядерной программой. И хотя определенные ограничения, наложенные в разное время, еще продолжают действовать, большая часть их снята. Спустя год можно посмотреть, как отразилось это обстоятельство на развитии страны.

История вопроса

Впервые санкции в отношении Ирана были введены после революции 1979 года, когда был свергнут проамериканский глава государства — шах Мохаммед Реза Пахлеви. Тогда же радикально настроенные студенты захватили американское посольство и взяли в плен 52 американских дипломатов. Ответом на это событие стала немедленная заморозка всех счетов и активов страны в Америке. Затем санкции неоднократно ужесточались и действовали в общей сложности почти 37 лет. Причем предлогом для них стала ядерная программа Ирана — западные страны и Израиль опасались, что государство таким образом реализует программу по созданию ядерного оружия.

Санкции были отменены после того, как МАГАТЭ представило доклад, в котором подтвердило готовность Ирана реализовать программу по значительному сокращению своего ядерного потенциала. В этот же день управление по контролю за иностранными активами минфина США отменило запрет третьим странам вести дела в этой стране. Следом был снят запрет для иностранных филиалов американских компаний. При этом торговое эмбарго для предприятий США продолжает действовать.

Последствия для экономики

Год назад экономика Ирана находилась в критическом состоянии, поэтому новость о снятии санкций стала фактически национальным праздником. Однако спустя год восторги заметно поутихли.

Большие надежды иранского руководства были возложены на разморозку активов в западных банках. Но этого до сих пор не случилось, и Иран не может воспользоваться миллиардами долларов своих активов (по некоторым оценкам, это около $107 млрд). Также не оправдались надежды на поток инвестиций в экономику. Расчет был на то, что страна с 75-миллионным населением, где большинство жителей моложе 35 лет, обязательно будет интересна для инвесторов. Однако этого не произошло.

Увеличение экспорта нефти также не сильно повлияло на рост национальной экономики — цены на черное золото сейчас не столь высоки. К тому же, несмотря на отчаянное сопротивление, Иран буквально принуждают страны — экспортеры нефти вместе с ними идти к сокращению нефтедобычи, чтобы поддержать цену.

Более того, страны ЕС и США отказываются от сотрудничества с Ираном во многих областях. Так, Германия запретила продажу некоторых полимеров, объяснив это опасениями, что они могут быть использованы в ядерной программе. Также Ирану не удается договориться о закупках новых самолетов. А для страны это более чем актуально — за десятилетия санкций авиапарк оказался сильно изношен.

На этом фоне президент Ирана Хасан Роухани предупредил западное сообщество, что его страна может легко вернуться к своей военной ядерной программе, если там не прекратят чинить препятствия для восстановления иранской экономики. В таком заявлении чувствуется раздражение и недовольство фактическим положением дел.

Взаимодействие РФ и Ирана

Российско-иранские отношения на этом фоне внешне выглядят вполне успешными. Россия, как только это стало возможным, осуществила поставку в Иран давно обещанных ей комплексов С-300. РФ и Иран являются союзниками в Сирии. Развиваются отношения в нефтегазовой сфере.

Эксперты  отмечают большие перспективы для сотрудничества Ирана и России, хотя бы потому, что именно Россия всегда выступала за снятие санкций с Ирана и даже в период их действий старалась вести максимальный диалог с этой страной. Даже иранское кино, которое сейчас получило признание во всем мире, проникло в Европу именно благодаря тому, что широко представлялось на российских кинофестивалях. Диалог между двумя странами не прерывался ни на минуту. И именно это обстоятельство дает повод для оптимизма — какие бы сложности ни были, Россия и Иран найдут повод для дружбы.

С населением более 78 млн человек, из которых 64% — моложе 35 лет, Иран уже сейчас крупнейший потребительский рынок Ближнего Востока и считается одним из самых перспективных. В последние семь лет он рос на 7% в год, средние затраты домохозяйства на потребительские товары составляют около $5,5 тыс., примерно на уровне ЮАР. При этом в ритейле доля продаж в современных форматах все еще не превышает 6%.

Местные производители доминируют в сегменте свежих и замороженных продуктов (молочные товары, готовые к употреблению блюда), а также на рынке риса. На мировом рынке Иран заметен как поставщик черной икры, свежих овощей и фруктов, киноа, фисташек, шафрана. Международные бренды также представлены на иранском рынке — по данным Morgan Stanley, ряд западных стран продолжали отгрузки в Иран продовольствия (в частности, зерновых и молочных продуктов) в течение всего периода санкций. Например, Nestle, один из лидеров рынка в сегменте кофе, Unilever ввозит чай Lipton.

По мнению экспертов Italian Trade Agency (ITA), снятие санкций приведет к росту иностранных вложений в сельское хозяйство Ирана, снижению цен на продукты, росту их производства и импорта, продаж и потребления. Но, предупреждают в ITA, перспективы сельскохозяйственных проектов в Иране очень сильно зависят от уровня осадков, и стабильность может потребовать дополнительных вложений в ирригацию. А в Morgan Stanley добавляют, что в отличие от нефтяной, газовой и машиностроительной отраслей в сельском хозяйстве и пищевой промышленности иностранных инвесторов могут воспринять отнюдь без энтузиазма и участники рынка, и власти страны.

Самым заметным российским потребительским проектом в Иране в 2016 году можно назвать строительство станции опреснения воды компанией «Русско-ближневосточный экспортный центр», созданной сыном генпрокурора России Юрия Чайки Игорем Чайкой и политиком Олегом Митволем. Примерная мощность станции должна достигать 200 тыс. кубометров в сутки, а стоимость — превышать $180 млн. Завершить строительство станции инвесторы рассчитывают в первом квартале 2018 года. Недостаток питьевой воды — одна из самых серьезных проблем для Ирана: республика входит в двадцатку стран с самым сухим климатом в мире, в год здесь выпадает менее 250 мм осадков.

Между тем закупки продуктов у Ирана Россия, вопреки ожиданиям, снижает, причем в первую очередь в основной категории — овощах. По данным Федеральной таможенной службы, в 2015 году в Россию было ввезено 128,9 тыс. тонн овощей из Ирана на $113,3 млн — в основном огурцы (41%) и капуста (40%). Фруктов за тот же период было импортировано 49,9 тыс. тонн на $83,01 млн. Почти 50% объема пришлось на киви, 16% — на финики, 14% — на сушеный виноград. В 2016 году импорт иранских овощей сократился на 38%, до 79,9 тыс. тонн ($80 млн), а фруктов вырос, но всего лишь на 22,4%, до 61,1 тыс. тонн ($92,6 млн). Структура поставок существенно не изменилась.

В Metro Cash&Carry говорят, что в российских магазинах сети «в ограниченном объеме» представлены иранские киви, кабачки и сыры. В ГК «Дикси» (сети «Дикси» и «Виктория») в зависимости от сезона доступны огурцы, киви, виноград и гранаты из Ирана. За минувший год объем поставок вырос в среднем на 15%, группа ведет переговоры о поставках иранских кабачков и томатов. В пресс-службе Auchan говорят, что существенных изменений в объемах поставок иранских овощей и фруктов за 2016 год не произошло, сохраняется сезонный спрос на киви, огурцы, кабачки, баклажаны и цветную капусту. В X5 Retail Group («Пятерочка», «Перекресток», «Карусель»), не вдаваясь в подробности, отмечают, что заинтересованы в иранских продуктах.

По словам исполнительного директора Национального союза производителей плодов и овощей Михаила Глушкова, снижение объемов импорта овощей из Ирана может быть связано как с ростом внутреннего производства, так и с падением потребления из-за снижения покупательной способности. Так, только потребление огурцов за последние два года сократилось на 5%, говорит он. Их сбор в 2016 году между тем вырос на 26%, до 423,7 тыс. тонн. Один из участников рынка отметил, что у сетей также «сохраняются вопросы» к качеству иранских фруктов, которые не всегда отвечают необходимым стандартам.

По-прежнему Иран остается одним из крупнейших покупателей российской пшеницы. По данным Федерального центра оценки качества и безопасности зерна, республика сегодня занимает четвертое место в списке основных импортеров с долей 4,5%. С начала сельхозгода закуплено 1,1 млн тонн пшеницы, однако за год отгрузки в страну сократились на 33%, говорится в материалах центра. Иран постепенно наращивает собственное производство зерновых и пытается сокращать импорт пшеницы, поясняет гендиректор компании «Прозерно» Владимир Петриченко.

До сих пор считают перспективным для себя иранский рынок российские производители мяса. Право на экспорт продукции в страну уже есть, например, у АПХ «Мираторг» и ГК «Дамате». Сейчас группа ждет «окончательного урегулирования» протокола между странами по экспорту мяса птицы, чтобы начать отгрузки, говорят в пресс-службе «Дамате». В «Мираторге» комментировать это направление экспорта отказались. Прежде всего Иран представляет интерес как покупатель мяса птицы, но есть и перспективы для поставок качественной говядины, отмечает глава Национальной мясной ассоциации Сергей Юшин. Однако, по его словам, сегодня республика почти решила вопрос насыщения мясом птицы внутреннего рынка и уже стремится сама наращивать экспорт.

Во многом занят и ресторанный рынок. «Насколько нам известно, международных брендов фастфуда нет в Иране»,— пишет Morgan Stanley. Тем не менее западные концепции фастфуда в стране распространяются локальными заведениями, названия которых копируют крупные мировые бренды — Mash-Donald’s, Pizza Hat и др.

Уровень потребления табачной продукции в Иране достаточно высок: по данным на 2012 год, иранцы потребляют 60 млрд сигарет в год (три сигареты на каждого взрослого в день). Основной местный производитель — государственная Iranian Tobacco Company (ITC), которая контролирует всю связанную с табаком деятельность в Иране. В 2002 году ITC инициировала частичное открытие рынка для международных табачных корпораций, например British American Tobacco, Japan Tobacco и KT&G. Часть брендов этих компаний импортируется в Иран, часть — производится внутри страны по контракту. Другим табачным компаниям, в частности Philip Morris International, по-прежнему запрещено ввозить продукцию. Это, впрочем, не мешает ее бренду Marlboro оставаться одной из популярных марок сигарет, которая поставляется в страну контрабандой. Сигареты в Иране стоят очень дешево. Согласно исследованию Международного журнала профилактической медицины (опубликовано в феврале 2014 года), средняя розничная цена местных сигарет составляет всего $0,46 за пачку, сигарет международных брендов — $0,96.

Рынок телекоммуникаций и интернета считается одним из самых перспективных в Иране. В стране одна из самых больших интернет-аудиторий на Ближнем Востоке, проникновение сотовой связи (количество сим-карт на 100 человек) составляет, по разным оценкам, 88–125%, проникновение смартфонов — 13–35%. Разброс обусловлен тем, какое устройство принимается за смартфон, пояснил сотрудник международного сотового оператора.

В Иране заметны активное потребление интернет-трафика, использование социальных сетей, а также рост популярности онлайн-покупок. Пока Facebook, YouTube и Twitter остаются заблокированными по решению властей (хотя и доступными по VPN), местные интернет-компании заполнили вакуум. Иранская Amazon — Digikala — самый популярный ресурс по e-commerce на Ближнем Востоке, причем местные платежные системы пользуются доверием населения. В Иране есть местные аналоги заказа такси Uber и сервиса скидок Groupon. Интернет-торговля в Иране только формируется. На конец 2015 года она составляла менее 1% ВВП страны, но эксперты ожидают быстрого роста (более актуальные данные по состоянию на январь 2017 года были еще недоступны).

После снятия санкций российские инвесторы проявили активный интерес к этому сектору иранской экономики — был анонсирован целый ряд проектов. Одним из самых заметных официальных событий в 2016 году стал июльский визит в Москву министра связи и информационных технологий Ирана Махмуда Ваези. На встрече с главой Минкомсвязи РФ Николаем Никифоровым господину Ваези представили мобильную операционную систему Sailfish, и он пообещал рассмотреть возможность присоединиться к ее разработке. Также были презентованы отечественный процессор «Эльбрус», пакет офисных приложений «Мой офис», система управления базами данных (СУБД) PostgreSQL и ряд других продуктов. Летом с представителями ИТ-компаний Ирана были заключены контракты общим объемом около $1 млн, уточнил Иван Панченко, сооснователь и заместитель гендиректора Postgres Professional (разработчик PostgreSQL).

Тогда же министры обсудили вопрос блокировки с осени 2015 года в Иране международного портала yandex.com, беспокоящий Минкомсвязи РФ. Господин Ваези, посетивший офис «Яндекса» в Москве, выразил надежду, что блокировку удастся снять к концу 2016 года. Но, похоже, вопрос так и не был решен. По словам пресс-атташе посольства РФ в Иране Андрея Ганенко, зайти на yandex.com до сих пор не удается, хотя российский портал «Яндекса» доступен. По его словам, вопрос блокировки сайтов и цензуры находится в ведении судебных органов Ирана, а не Мининформсвязи страны. Представитель «Яндекса» Ася Мелкумова говорит, что у компании нет новой информации по этому вопросу. В «Яндексе» даже не знают, блокирован ли портал в стране. «Мы там не ведем никакую активную работу»,— пояснила она. В Минкомсвязи не стали комментировать ситуацию.

В начале декабря прошлого года Тегеран посетил замминистра связи РФ Рашид Исмаилов. К делегации присоединились представители около 20 российских компаний, принявшие участие в нескольких встречах с потенциальными иранскими партнерами, говорит Иван Панченко. На одной из встреч присутствовали крупнейшие операторы и интеграторы Ирана, в том числе обладающие лицензией на построение MVNO (виртуальный сотовый оператор), сообщается на сайте НТЦ «Протей». По данным этой компании, иранскую сторону заинтересовали, в частности, ее решения в области MVNO и платформа по анализу интернет-трафика. Polymedia тогда же представила в Иране свою разработку по бизнес-аналитике, следует из сообщения на сайте компании, доступном в кэше Google. Представитель «Новых облачных технологий» Лилиана Пертенава говорит, что с иранской стороной обсуждается вопрос локализации софта «Мой офис», перевод программного комплекса и его интерфейсов на фарси.

Представители Postgres Professional встречались также с сотрудниками Минобразования Ирана. «Мы предварительно обсуждали вопрос перевода на PostgreSQL электронного дневника для иранских школ. Для этого Минобразования Ирана сейчас применяет MySQL (разработка американской Oracle.— “Ъ”)»,— пояснил Иван Панченко. Впрочем, он признает, что коммерческая перспектива проекта неясна, главное сейчас в Иране — найти партнеров и реселлеров. Сама Postgres Professional пока не будет регистрировать представительство в Иране и вкладывать в страну, уточняет инвестор компании Антон Сушкевич.

Между тем Иван Панченко уверяет, что Иран интересуют все российские разработки: поисковые системы, социальные сети, облачные технологии, системы управления базами данных, продукты для обеспечения информационной безопасности. По его данным, некоторые российские компании собираются открывать офисы в стране. И, хотя идея независимости от американского софта в Иране не так сильна, как в России, там есть за что побороться: во время встреч с россиянами в Министерстве телекоммуникаций Ирана сообщили, что за эту пятилетку запланировано $30 млрд инвестиций в инфокоммуникационные технологии, из них 20% государственных, добавил господин Панченко.

Менее определенной кажется перспектива российских инвестиций в телекоммуникации Ирана, о чем говорит опыт основателя 4G-оператора «Антарес» Евгения Ройтмана. В октябре 2015 года он приезжал в страну в составе делегации российских чиновников и бизнесменов. Согласно справке Минэкономики РФ о российско-иранском сотрудничестве, «Антарес» намеревался принять участие в проекте по развитию инфраструктуры для «электронного правительства» Ирана. В документе также указывалось, что в Иране возможно «использование новой разработки “Антареса” в области ГЛОНАСС для повышения уровня безопасности дорожного движения». Кроме того, господин Ройтман также провел встречи с представителями крупнейшего в Иране оператора связи MCI и оператора мобильного интернета RighTel, с которыми обсуждалось участие «Антареса» в иранской программе по организации мобильной связи в малых городах страны.

Но в итоге проектов в Иране бизнесмен, по его словам, так и не запустил. В частности, он не увидел смысла в проекте по развитию сотовой связи в стране. «Мы приняли решение этим не заниматься. Пускай это делают другие»,— отметил он, отказавшись раскрыть причину. Сейчас довольно сложно выйти на рынок связи Ирана, который уже поделен между существующими игроками, считает Иван Панченко.

На этом фоне весьма перспективным остается иранский рынок интернета, что признают сами инвесторы. «География довольно интересная: 80 млн человек, большая страна, проникновение интернета достаточно высокое и пока еще очень мало сервисов, которые уже существуют в разных странах, будь то Uber или сервисы доставки и еды»,— рассказывает сооснователь и управляющий партнер фонда Inventure Partners Антон Иншутин. По его словам, в Иране пока еще слаборазвита местная венчурная система, а нескольким существующим фондам не хватает капитала. «Туда пошли разные (иностранные.— “Ъ”) фонды, у которых есть risk tolerance. Pomegranate Investment — хороший пример»,— говорит Антон Иншутин.

Шведская Pomegranate Investment AB, опосредованно владеющая долями в иранских интернет-компаниях, включая Digikala и классифайд-сервис Sheypoor, с 2014 года получила от международных инвесторов €80 млн. 50% владельцев акций Pomegranate из Швеции, 18% — из Великобритании, 17% — из Центральной и Восточной Европы, 12% — из Швейцарии и Австрии, 3% — из других регионов, рассказывал “Ъ” гендиректор Pomegranate Investment Флориан Хельмиx. Через Pomegranate Investment AB в 2016 году в иранские интернет-активы были инвестированы средства холдинга «Интеррос» Владимира Потанина. Эта сделка проводилась через фонд Winter Capital Partners, получивший «небольшой пакет в компании». В конце 2015 года Pomegranate Investment AB получила несколько миллионов долларов от компании Parus Capital Андрея Муравьева и Бориса Синегубко. Pomegranate Investment AB планировала провести IPO в Стокгольме до мая 2017 года. На втором месте по объему инвестиций в иранский интернет находится южноафриканский телекоммуникационный оператор MTN: в октябре компания вложила €20 млн в иранский аналог Uber — сервис заказа автомобиля Snapp.

Иран входит в топ-15 мировых стран по запасам полезных ископаемых, указывает в своей презентации партнер юридической фирмы Herbert Smith Freehills Лейла Юбо, оценивая стоимость запасов страны в $770 млрд (Минпромторг Ирана в ноябре 2015 года оценивал их в $700 млрд). В презентации британской Hannam & Partners говорится, что запасы меди в стране составляют 30 млн тонн (ресурсы — 2,5 млрд тонн), цинка — 200 млн тонн (ресурсы — 10 млрд тонн), железной руды — 4,6 млрд тонн (ресурсы — 20 млрд тонн; геологическая служба США USGS оценивает запасы железной руды Ирана скромнее — в 2,7 млрд тонн по итогам 2015 года). По данным USGS и International Copper Study Group, добыча железной руды в Иране в 2015 году составила 33 млн тонн, меди — около 300 тыс. тонн. Актуальных данных по добыче цинка нет, в 2013 году выпуск металла в Иране составил свыше 130 тыс. тонн при мощности заводов страны в 450 тыс. тонн в год.

Но эти показатели существенно меньше добычи и производства других стран со значимыми ресурсами. Поскольку экономика Ирана долго была ориентирована на добычу углеводородов, сырьевая база металлов и минералов серьезно недоосвоена: вклад сектора в ВВП страны составляет всего 1,2%.

С середины 2000-х до 2012 года крупнейшей статьей российского экспорта в Иран были металлы и металлопродукция, в основном стальные полуфабрикаты и плоский прокат. Так, общая сумма экспорта РФ в Иран в 2011 году составляла $3,4 млрд, из нее $2,57 млрд обеспечили продажи металлов и металлопроката (4,2 млн тонн). Основным экспортером считался Магнитогорский металлургический комбинат (ММК), на него приходилось 22–38%. После резкого снижения объемов ММК остался, видимо, чуть ли не единственным — в 2015 году из России в Иран экспортировано 566 тыс. тонн металла и металлопродукции, из них на ММК пришлось 426 тыс. тонн.

Как такового запрета на продажу стальной продукции в Иран для России не было, указывают собеседники “Ъ” в отрасли. Но доступ иранских покупателей к валюте оказался резко ограничен, и пришлось вводить в схемы трейдеров, которые «сами решали проблему с долларовыми расчетами», забирая часть маржи. Кроме того, иранские покупатели часто использовали вексельные схемы и затягивали сроки оплаты. Дополнительно осложняло поставки специфическое декларирование — приходилось гарантировать, что товар не идет на военные цели.

По данным World Steel, производство стали в Иране выросло с 9,5 млн тонн в 2005 году до 16 млн тонн в 2015 году (поровну сортового и плоского проката). В январе—ноябре 2016 года выпуск стали вырос на 11%, до 16,4 млн тонн. И страна собирается увеличивать мощности — еще несколько лет назад планировался взрывной рост более чем втрое, до 55 млн тонн, к 2025 году с перспективами экспорта свыше 10 млн тонн в год. Но профицит металла в мире из-за низкого спроса и избыточных мощностей в Китае заставляет корректировать планы: уже в конце 2014 года член совета иранского отраслевого лобби Iran Steel Producers Association Бахадор Ахрамиан говорил Reuters, что они нуждаются в «стратегическом пересмотре». Однако, по данным иранских медиа, по крайней мере официально план до сих пор в силе.

За год после снятия санкций с Ирана отношения республики с Россией по части горно-металлургических проектов и отраслевой торговли не претерпели значительных изменений. Так, по статистике Евразийской экономической комиссии, поставки плоского горячекатаного проката в Иран из Казахстана (53,5% по стоимости) и России (46,5%) в январе—октябре выросли на 78%, до 806 тыс. тонн. Но здесь сказался эффект низкой базы: в 2015 году поставки доходили лишь до трети от объемов 2014 года. Экспорт холоднокатаного плоского проката в Иран из России остался незначительным (около $12 млн за январь—октябрь), легированного плоского проката из РФ (36,4%) и Казахстана (63,6%) упал на треть, до 390 тыс. тонн. Та же история со стальными трубами: основная статья экспорта по ним применительно к Ирану — это бесшовные трубы (87% обеспечила РФ, остальное — Казахстан), но и без того незначительные объемы к январю—октябрю 2015 года упали вдвое, до 4 тыс. тонн, на $1 млн.

Поставки алюминиевых изделий в Иран из РФ составили около $600 тыс., российский никель в республику так и не поставлялся. В «Норникеле» тему не комментируют, но, как говорят источники “Ъ” в отрасли, компания могла бы столкнуться с претензиями США относительно снабжения ВПК Ирана.

Итоговая картина за год может быть лучше, но ненамного. Собеседники “Ъ” в отрасли слышали, что свои позиции на рынке Ирана восстановил ММК (там ситуацию не комментируют). В «Северстали» говорят, что за январь—сентябрь отправили в Иран 100 тыс. тонн стали, притом что в 2015 году поставки составили 122 тыс. тонн. «В компании и не ожидали, что ситуация резко изменится после отмены санкций»,— подчеркивает источник “Ъ”. В НЛМК работу в Иране не комментируют. Весной 2016 года в компании считали, что, пока финансовый сектор в республике не оправится от санкций, работать в промышленном масштабе там не получится. В целом российские металлурги и трубники сейчас говорят об Иране гораздо менее охотно и конкретно.

В горнодобывающей отрасли, как и во многих других, Иран по-прежнему ждет инвесторов — в данном случае в основном в разработку меди, цинка, золота и железной руды. Но о какой-либо кооперации с российскими металлургами информации нет. На англоязычной версии сайта Минпромторга Ирана Россия упоминалась лишь в июне 2016 года, когда сообщалось о переговорах министра Мохаммада Резы Нематзаде с экс-главой Минэкономики РФ Алексеем Улюкаевым в ходе Петербургского экономического форума. В конце декабря заместитель главы Минэкономики Александр Цыбульский заявлял, что «в целом потенциал инвестиций России в иранский рынок на ближайшее время оценивается в $35–40 млрд», но среди названных им компаний не было ни одного горно-металлургического игрока РФ. Ресурсная база у компаний есть и в России, поясняют источники “Ъ”, а к вложениям в зарубежные проекты металлурги по-прежнему подходят крайне осторожно.

Доля транспорта в ВВП Ирана составляет 7%. В стране 220 тыс. км автомобильных и 13 тыс. км железных дорог, 11 торговых портов. Иранские железные дороги (RAI) перевозят порядка 33 млн тонн грузов и 28 млн пассажиров в год. По данным Министерства дорог и городской инфраструктуры Ирана, ежегодная потребность в инвестициях в автодороги составляет $3 млрд, в железные дороги и сухие терминалы — $2 млрд, в портовый бизнес — по $1 млрд. По оценке вице-президента RAI Бабека Ахмади, в ближайшие семь лет стране потребуется 27 тыс. грузовых и 3 тыс. пассажирских вагонов, около 1 тыс. локомотивов. Собственный производственный потенциал при этом порядка 3 тыс. грузовых вагонов и 50–60 локомотивов в год.

Железнодорожная сеть в Иране начала развиваться только в 1887 году, а первые относительно протяженные линии появились во время Первой мировой войны. Ускоренное развитие началось только в 1920–1930-х годах при Резе Пехлеви, когда в том числе была построена Трансиранская железная дорога из каспийского порта Торкеман в сегодняшний порт Бендер-Хомейни. Но железные дороги все еще недоразвиты, на них приходится лишь 11% пассажиропотока, 65–70% грузов перевозят автомобили.

Накануне отмены санкций Иран объявил о масштабном привлечении инвестиций в железные дороги, обещая раздать проекты на $25 млрд. Инвесторы уже встали наизготовку. В начале января Siemens, который до 2010 года работал с местной группой MAPNA, подписал меморандум о взаимопонимании с RAI об участии в проекте электрификации железной дороги Тегеран—Мешхед и строительстве ВСМ Тегеран—Исфахан. Меморандум о взаимопонимании в области городского и наземного транспорта и протокол о сотрудничестве в сфере железных дорог подписал французский Alstom. Итальянская FS возобновила сотрудничество с RAI, ее дочерние структуры участвуют в проектировании 400 км линии Тегеран—Кум—Исфахан.

Еще в 2014 году власти Ирана заключили контракт с консорциумом китайских CMC и SU Power и структурами MAPNA на поставку электрооборудования и 70 локомотивов. В 2015 году Иран и КНР подписали соглашение, по которому 85% от стоимости проекта (€1,9 млрд) будет профинансировано за счет китайских займов.

Россия в инфраструктурных проектах в определенной степени сохраняла партнерство с Ираном и до снятия санкций. ОАО РЖД в 2008–2012 годах электрифицировало линию Тебриз—Азаршахр. Но год назад началось заметное оживление сотрудничества в транспортной сфере. В отличие от ряда других направлений здесь видно реальное продвижение проектов, однако общая закономерность сохраняется: положительная динамика наблюдается там, где партнер Тегерана сам привлекает финансирование.

Так, 13 декабря 2016 года в Тегеране правительства обеих стран подписали соглашение о предоставлении Россией экспортного кредита Ирану на электрификацию железнодорожного участка Гармсар—Инче-Бурун (495 км). Этот кредит был согласован еще в феврале 2016 года, он не превысит €1 млрд — средства будут предоставлены под 2,77% годовых в евро или рублях по желанию иранской стороны и должны быть погашены в течение пяти лет после окончания пятилетней выборки кредитов (начало должно произойти не позднее февраля 2024 года). К участию в проекте Иран пригласил ОАО РЖД еще до снятия санкций, в 2014 году, а в ноябре 2015 года «РЖД Интернешнл» и RAI заключили контракт на проектирование, строительство и поставку материалов и оборудования.

Первым контрактом после санкций стало соглашение Уралвагонзавода и RAI на поставку вагонов. Пока речь идет о 5 тыс. вагонов, разработанных по техническому заданию RAI. Отгрузки начались в сентябре, финансирует проект ВЭБ, предоставляющий 11,2 млрд руб.

Еще одним важным событием в рамках транспортного сотрудничества России и Ирана стала первая тестовая отправка грузов международным транспортным коридором (МТК) «Север—Юг» — артерией, обеспечивающей доставку грузов из Индии в Россию через Иран и Азербайджан наполовину сухопутным маршрутом вместо традиционного пути морем через Суэцкий канал. Протяженность МТК — 4,5 тыс. км от Балтики до порта Бендер-Аббас (Иран) или 7,2 тыс. км до порта Нава-Шева (Индия).

Соглашение о создании МТК Россия, Индия и Иран подписали еще в 2000 году, к нему присоединились Азербайджан, Армения, Белоруссия, Казахстан, Оман и Сирия. Доставка грузов по суше все еще дороже морских перевозок: так, согласно презентации Минтранса, стоимость перевозки груза из Нава-Шевы морем в Санкт-Петербург, а оттуда по суше в Москву составляет $2800 за 40-футовый контейнер, а по МТК «Север—Юг» — $3486. Зато путь морем занимает 41 день, а по суше — 22 дня, что делает его привлекательным для грузоотправителей, заинтересованных в существенном росте оперативности доставки.

Тестовая отправка была организована контролируемыми ОАО РЖД «РЖД Логистикой» и «Трансконтейнером», RAI, Азербайджанскими железными дорогами и их дочерним экспедитором ADY Express. Груз промышленных радиаторов ушел 20 сентября морем из Нава-Шевы в Бендер-Аббас, далее железной дорогой был доставлен до станции Решт, перегружен на автотранспорт, которым проследовал в Астару (железнодорожный участок Решт—Астара еще строится), далее был вновь перегружен на железную дорогу и 12 октября прибыл в ТЛК «Фрейт Вилладж Ворсино» Калужской области. Транзитное время доставки составило 23 суток.

Индийские грузоотправители возлагают большие надежды на МТК. По словам вице-президента Федерации ассоциаций грузоперевозчиков Индии Шанкара Шинде, помимо скорости доставки фактором привлекательности для них является то, что если 100% судоходных компаний, обслуживающих маршрут через Суэц в Санкт-Петербург,— резиденты ЕС (Maersk, Safmarine, Hamburg Sud, MSC, CMA), то на морском участке Индия—Иран оперируют и национальные линии (в том числе иранские IRISL и HDS). Перспективные грузы для МТК «Север—Юг» — это как продукция отраслей, уже представленных в торговом обороте двух стран (фармакологическая, машиностроительная продукция, электроника, металлургические товары, автомобили, пластики и изделия из них, мясо и субпродукты, одежда), так и новые статьи экспорта, считает Шанкар Шинде. Среди них — сельхозпродукция, текстильное сырье, авиакомпоненты, продукция органической химии, резина, оптика, фото- и медицинская аппаратура, продукция для добычи углеводородов.

Для интенсификации грузопотока на новом маршруте ОАО РЖД придется оптимизировать расписание движения и тарифы на маршруте из портов Астрахань и Оля, а также обеспечить регулярное железнодорожное сообщение, приемлемое для транзита товаров из Бендер-Аббаса, Баку и Инче-Буруна, уточняет господин Шинде. А российским властям, добавляет он, следует обеспечить прозрачность таможенных процедур и синхронизировать их со странами—партнерами по МТК и обеспечить развитие регулярного контейнерного сервиса на Каспии.

По мере развития МТК развиваются и транскаспийские морские перевозки. В июне 2015 года Иран объявил, что запускает три новые линии из портов Бендер-Энзели, Ноушехр и Амирабад для облегчения экспорта товаров в Россию. В конце марта 2016 года группа FESCO запустила транскаспийский интермодальный сервис для перевозки грузов между Россией и Ираном. В ноябре в рамках этого сервиса первое судно с тестовой импортной продукцией из Ирана (сорокафутовые рефрижераторные контейнеры с плодоовощной продукцией) доставило груз из Бендер-Энзели в порт Оля. Иранские компании и сами присутствуют в капитале российских портов: так, в апреле иранская «Насим Бахр Киш» получила разрешение ФАС на выкуп 53,1% акции ПАО «Астраханский порт». Иранские бизнесмены выражали заинтересованность и в покупке акций единственного российского незамерзающего глубоководного порта на Каспии — Махачкалинского, говорил в октябре посол Ирана в России Мехди Санаи.

По данным Международной организации автопроизводителей (OICA), Иран может стать крупнейшим авторынком в регионе Ближнего Востока и Северной Африки. Уже сейчас автопром — второй по размеру сектор в стране после нефтегазового, на него приходится 10% ВВП. В отрасли работает около 4% населения, а 25% ее доходов идет государству в виде налогов или прибыли от госкомпаний (Iran Khodro и SAIPA).

До ужесточения санкций по итогам 2011 года объем выпуска легковых и грузовых автомобилей в Иране достигал 1,6 млн единиц. Экономика страны росла — в основном за счет увеличения цен на нефть, доходы населения росли, автомобильная индустрия также наращивала объемы, рассказывает старший менеджер аудиторской компании EY Андрей Томышев. После введения санкций в 2012 году в отрасли начался глубокий спад. В 2013 году выпуск автомобилей в Иране упал почти на 54%, до 743 тыс. машин. Исторически внутреннее производство было направлено на внутренний спрос, во внешней торговле страна участия почти не принимала. В 2014 году на фоне перспектив высвобождения из-под санкций иранский авторынок начал восстанавливаться, но 2015 год нанес очередной удар по экономике из-за падения цен на нефть, в целом было продано лишь 1,055 млн машин

Доминирующее положение на иранском рынке у местных производителей — преимущественно за счет высокого уровня локализации и развитой индустрии поставщиков деталей. Причем внутренний выпуск не ограничивается отечественными брендами (Iran Khodro, SAIPA и Pars Khodro). Сборкой или производством занимаются Peugeot, Renault, Suzuki, Mercedes, Hyundai и китайские компании, которые смогли существенно нарастить свое присутствие. По данным LMC Automotive и Frost & Sullivan, в 2014 году треть иранского авторынка занимала местная марка SAIPA, треть — Peugeot. Следом идут Iran Khodro, Paykan (входит в Iran Khodro), а также Renault и китайские Chery, Lifan и JAC. Три самые продаваемые модели — SAIPA Saba, Peugeot 405, Peugeot 206/7/8.

Несмотря на санкции, в 2008–2014 годах автоимпорт в Иран вырос на 8,7% и занимал 10% рынка (данные Solidiance и Research & Analysis). В 2012–2015 годах общая стоимость импорта увеличилась вдвое, до $2,2 млрд. Ожидается, что объем импорта и дальше будет расти. В Solidiance говорят о большом отложенном спросе — например, в первые месяцы ослабления санкций с апреля по август 2014 года импорт вырос на 150%.

Весной 2016 года эксперты видели серьезный потенциал иранского рынка в пока еще небольшой плотности машин — 200 штук на 1 тыс. человек (в России — 350). Причем больше 30% машин в стране старше 20 лет, добавляли в Solidiance. Эксперты компании полагали, что автомобильный сектор будет самой быстрорастущей отраслью Ирана в первые несколько лет после облегчения санкций и до 2020 года продажи вернутся на досанкционный уровень порядка 1,5 млн машин в год. Государственная стратегия развития автопрома Ирана предусматривает достижение объемов выпуска машин до 3 млн машин к 2025 году, 1 млн из которых должны пойти на экспорт.

Однако пока ситуация не выглядит радужной. По данным OICA, по итогам первого полугодия 2016 года иранский рынок легковых автомобилей сократился на 7%, до 478,7 тыс. машин. Продажи коммерческих машин также упали на 7%, до 75,6 тыс. машин. Внутреннее производство машин за тот же период выросло на 1,2%, до 562,4 тыс. машин (данных по итогам года пока нет).

Тем не менее глава автомобильной практики EY Андрей Томышев отмечает, что иранский рынок перспективен для российских производителей как легковых автомобилей, так и коммерческой техники и имеет значительную потенциальную емкость. По его оценке, темпы роста продаж легковых и легких коммерческих автомобилей в ближайшие пять лет могут превышать 10% в год. Росту рынка будут способствовать ожидаемый рост экономики с темпом выше 4% в год, подъем среднего класса, а также значительное население (около 80 млн человек) и низкая автомобилизация.

По мнению господина Томышева, для развития российских компаний на иранском рынке на первом этапе можно применить модель кооперации с местными дистрибуторами, которые дадут доступ в дилерскую сеть страны. В перспективе стоит рассмотреть локализацию (СП или контрактное производство), которая даст существенный экономический эффект ввиду высоких пошлин на импорт готовых машин.

Российские автоконцерны заявляли о заинтересованности в иранском авторынке, но о реальных договоренностях объявила пока только группа ГАЗ. В конце 2016 года компания подписала меморандум о взаимопонимании с мэрами иранских городов Тебриз, Карадж, Кум и Урмия о поставке 900 автобусов «ЛиАЗ». Компания сообщила, что поставки начнутся в 2017 году. Также стороны согласовали «возможность поставки машинокомплектов после организации сборки техники группы ГАЗ в Иране».

В «Соллерсе» уверяют, что УАЗ находится «в стадии завершения переговоров и заключения договоров с иранскими партнерами», компания рассчитывает начать экспорт во втором полугодии. АвтоВАЗ пока лишь «рассматривает варианты, в частности с привлечением потенциального индустриального партнера», КамАЗ вообще просто «ведет переговоры».

Энергетика Ирана занимает первое место по установленной мощности среди стран Персидского залива (40% установленной мощности всего региона) — 74 ГВт. Из них 61 ГВт — ТЭС, 12 ГВт — ГЭС и 1 ГВт — АЭС, 250 МВт приходится на возобновляемые источники энергии (солнечные и ветровые электростанции). 56% всего электроэнергетического сектора принадлежит государству, 44% — частным инвесторам. В генерации доля частного сектора выше: 53% установленной мощности принадлежит частным компаниям, 37% — государству, 4% — крупным потребителям. Долгосрочная стратегия развития энергетики Ирана предполагает рост доли частного сектора в установленной мощности до 80%.

90% потребления страна покрывает за счет собственной генерации. Производство электроэнергии на душу населения — 2,8 тыс. кВт•ч. Согласно отчету Всемирного банка, электрифицированы 100% домохозяйств Ирана. Потребление электроэнергии в стране растет. По данным Минэнерго Ирана, максимум потребления мощности в энергосистеме Ирана, являющийся четким маркером промышленного роста, увеличивается со скоростью 5% в год, в 2014 году он составил 51,3 тыс. МВт, в 2015-м — 54,6 тыс. МВт. В 2020 году, по прогнозу Минэнерго, он составит 66,6 тыс. МВт.

По словам главы Минэнерго страны Хамида Читчиана, потребность Ирана в инвестициях в генерацию, передачу и распределение электроэнергии составляет $5 млрд в год. За счет инвестиций будет реализовываться долгосрочная стратегия развития электроэнергетики страны, которая, по словам господина Читчиана, предполагает рост установленной мощности иранских электростанций на 50 ГВт в ближайшие десять лет. В рамках этой стратегии, говорил он, иностранным инвесторам будут предложены проекты стоимостью €28 млрд.

После снятия санкций иностранные компании начали энергично взаимодействовать с иранским энергорынком. В феврале 2016 года Siemens подписала меморандум о взаимопонимании с иранской промышленной группой MAPNA о локализации производства газовых турбин в Иране и производстве 20 турбин до 2026 года. Также компании подписали контракт на поставку двух турбин на ТЭС в Бендер-Аббасе. Итальянские компании подписали протоколы о взаимопонимании с Ираном на строительство 500 МВт возобновляемой энергетики.

России пока удалось заключить только один твердый контракт в сфере электроэнергетики: 26 апреля «Технопромэкспорт» (ТПЭ, входит в «Ростех») и Холдинговая компания по производству электроэнергии на тепловых станциях Ирана подписали контракт на строительство ТЭС «Хормозган» (1,4 ГВт) в Бендер-Аббасе. Проект будет финансировать через экспортный кредит РФ на €1,406 млрд (ставка 2,77% годовых), эта сумма покрывает около 85% стоимости строительства, оставшуюся часть средств закроет иранская сторона. У ТПЭ уже есть опыт строительства в Иране.

В сентябре 2016 года «Атомстройэкспорт» (продолжал работать в Иране в период санкций) сообщил о запуске строительства второй очереди АЭС «Бушер» (второй и третий энергоблоки, 2,1 ГВт), коммерческий контракт по которой был подписан еще в ноябре 2014 года. Хотя исходно Тегеран взял на себя обязательство по финансированию проекта, позже иранская сторона неоднократно заявляла, что все же надеется получить под проекты российский кредит. Так, в середине сентября руководитель Организации по атомной энергии Ирана (AEOI) Али Акбар Салехи дал понять, что вопрос финансирования твердо не решен. «У нас есть меморандум о взаимопонимании, но мы ещё не начали переговоры о контракте»,— сообщил он, добавив, что «$10 млрд (предполагаемая стоимость строительства двух энергоблоков.— ”Ъ”) — это большое обязательство», поскольку для правительства Ирана «сложно взять на себя такой финансовый груз». «Так что если Россия или любая другая страна захочет финансировать будущие проекты, то мы готовы вступить в переговоры»,— заключил он.

В «Росатоме» сообщили, что к декабрю 2017 года планируется разработать и передать Тегерану основной объем технического проекта на АЭС «Бушер-2». В течение года будет готовиться площадка строительства, вестись инженерно-геологические изыскания морской акватории и участка под водосбросные сооружения. Пока «Бушер-2» остается крупнейшим для России энергопроектом в Иране.

Остальные заявленные после открытия Ирана проекты идут тяжело. В частности, медленно развиваются переговоры о расширении ГЭС «Дез» (720 МВт) в провинции Хузестан и модернизации ТЭС «Рамин» совместно с иранской госхолдингом «Тепловые электрические станции», которыми занимается «Интер РАО» (в компании ситуацию не комментируют). В Минэнерго сообщили, что в декабре 2016 года «Интер РАО» начало передавать Тегерану технико-коммерческие предложения.

Но, по данным источников “Ъ”, вопрос финансирования проектов окончательно не решен: «Интер РАО» отказывается выделять на проект собственные средства, но готово поставлять оборудование и инжиниринговые услуги, а вопрос о предоставлении госкредита идет «катастрофически тяжело». Иран же настаивает на том, чтобы средства на проекты предоставляли инвесторы.

Нет продвижения и в анонсированных несколько лет назад планах объединения энергосистем России, Ирана, Грузии и Армении. Энергосистема Ирана уже синхронизирована с энергосистемой Армении, в 2016 году страна также синхронизировала свои электросети с Азербайджаном (рассчитаны на импорт 500 МВт электроэнергии). Энергосистема России объединена с Грузией и Азербайджаном. В сентябре 2016 года страны подписали четырехстороннее соглашение о разработке технико-экономического обоснования объединения энергосистем. В Минэнерго лишь говорят, что идет работа по реализации проекта энергомоста Север—Юг, который в перспективе позволит России работать с энергосистемами Евразийского экономического союза и ЕС.

«Частным инвесторам необходимы действительные и исполнимые гарантии иранского правительства по выкупу электроэнергии у частного производителя, а также компенсация его расходов в случае, если проект по какой-либо причине не будет реализован»,— говорит партнер юридической фирмы Herbert Smith Freehills Ольга Ревзина. По ее словам, пока Тегеран готов заключать договоры по типу energy conversion agreement, в соответствии с которым иранская сторона несет ответственность за поставки производителю электроэнергии топлива по определенной цене и в определенном объеме, а частный производитель обязуется конвертировать топливо в электроэнергию. Пока сделку по таким параметрам с правительством Ирана удалось заключить только корейской KEPCO.

Но большинство инвесторов требуют от Ирана гарантий возврата инвестиций на случай запуска механизма snap back (то есть возврата санкций). «Если включаются санкции, компании должны закрыть бизнес и выйти из страны. Инвесторы требуют полной компенсации с процентами по кредитным для этого случая, на что Тегеран категорически не согласен идти»,— говорит собеседник “Ъ”, знакомый с ходом переговоров. Он считает это основным сдерживающим фактором, особенно на фоне опасений резкого ужесточения позиции США.

В 60–70-х годах XX века иранская гражданская авиация была одной из самых развитых в регионе. Основанная в 1962 году Iran Air эксплуатировала самый современный на тот момент флот из Boeing разных модификаций. Руководство страны планировало даже купить сверхзвуковой Concorde. В 1970 году глава Iran Air полковник Али Кадеми стал первым азиатом, возглавившим IATA. После исламской революции, введения санкций США и начала войны с Ираком ситуация резко ухудшилась. Перевозки падали в том числе из-за ограничений на выезд за рубеж, введенных властями.

После окончания войны в 1988 году начался рост авиаперевозок. Правительство изменило законодательство, снизив стандарты работы в отрасли. Но при этом заметно ухудшилось качество услуг, особенно в части безопасности полетов. В середине 1990-х годов на авиарынке Ирана работали девять авиакомпаний. Но в 1995 году США ужесточили санкции, запретив поставлять в страну оборудование и запчасти и вынудив иранских авиаторов использовать в основном российские Ту-154 и Ан-26. По данным Air Transport World, в 2000 году авиакомпании Ирана перевозили 13 млн человек.

Национальный перевозчик начал обновлять парк в 2010 году, частично заменив Ту-154 на Boeing MD-80, купленные у China Southern Airlines при участии украинских посредников. Но именно в 2010 году власти ЕС включили Iran Air в список ненадежных перевозчиков. Компании разрешили летать в ЕС лишь на конкретных типах судов. В 2014 году США приостановили действие ряда санкций, и перевозчики смогли начать закупки запчастей. Сейчас на рынке Ирана работают 14 авиакомпаний с флотом из 280 самолетов. Но из-за санкций им приходилось брать старые самолеты средним возрастом 22–27 лет.

В результате авиационные сделки стали одними из первых, реализованных Ираном после снятия санкций. Еще в начале года в ходе визита президента Ирана Хасана Роухани во Францию появился протокол о намерениях по покупке 118 самолетов Airbus на €27 млрд. В апреле делегация Boeing посетила Иран, по данным Reuters, речь шла о поставках Boeing 737, Boeing 777 и Boeing 787.

В итоге Airbus заключил с Iran Air твердый контракт в общей сложности на 100 самолетов, из них 46 самолетов семейства А320, 38 семейства А330 и 16 семейств А350. Поставки уже начались, и первый А321 был передан Iran Air 11 января. Твердый контракт с Boeing появился 8 декабря, американский концерн поставит 80 самолетов — 50 Boeing 737 MAX8, 15 Boeing 777–300ER и 15 Boeing 777–9 общей стоимостью $16,6 млрд по каталожным ценам. Первые поставки намечены на 2018 год. По оценкам Airbus, иранскому рынку требуется 400–500 новых самолетов.

Источники “Ъ” в отрасли отмечают, что сейчас авиастроительные концерны ощущают снижение объемов заказов на развитых рынках, поэтому производители могут предоставить Ирану серьезные скидки. Замминистра транспорта Ирана Ашгар Факрих-Кашан в интервью иранскому новостному агентству IRNA отметил, что «с учетом характера заказа и возможности выбора, реальная стоимость контракта на поставку 80 самолетов Boeing составляет половину от этой суммы». Контракт Airbus оценивается в $18–20 млрд в ценах каталога, но руководитель Iran Air отметил, что стоимость контракта не превысит $10 млрд.

Российская сторона, громко анонсировавшая планы поставок в Иран региональных самолетов SSJ-100 еще в 2015 году, пока конкретных результатов не добилась. В «Объединенной авиастроительной корпорации» “Ъ” предоставили лишь общие формулировки. Там считают, что «рынок Ирана представляет интерес для авиапроизводителей» благодаря «значительному интересу иранских коллег к существенному обновлению парка авиатехники». Поэтому ОАК «в этом контексте действительно видит в Иране существенный потенциал и прорабатывает возможности поставки российской авиатехники».

Тем временем Iran Air уже определился с тем, как закрыть потребности в региональном сегменте. Авиакомпания купит 40 турбовинтовых самолетов ATR на 70 мест, причем 15% сделки будут оплачены из собственных средств перевозчика и 85% предоставят зарубежные финансовые институты. Контракт на поставку 20 самолетов будет стоить менее $500 млн.

Российские производители вертолетов также пока лишь заявляют о том, что Иран рассматривается «в качестве одного из стратегических партнеров в области совместного производства гражданской вертолетной техники, а также как потенциальный покупатель российских вертолетов». В Иране уже эксплуатируется почти вся линейка вертолетов типа: Ми-17, Ми-171, Ми-171Е, Ми-8МТВ, Ми-17В-5. Сегодня Иран проявляет интерес к приобретению легкого многоцелевого вертолета Ка-226Т и «Ансат», сообщили “Ъ” в пресс-службе «Вертолетов России». Кроме того, Иран заинтересован в локализации сборочного производства вертолетов «Ансат», переговоры уже идут.

Источник “Ъ” в российском авиапроме видит в успехах Boeing и Airbus в первую очередь политику, близкую к конспирологии. Снижение продаж у крупнейших авиапроизводителей совпало с решениями руководства США и ЕС о снятии санкций с Ирана, который изъявил желание обновить парк собственных самолетов, подчеркивает собеседник “Ъ”. В ряде случаев, отмечает он, «иранские коллеги предпочли самолеты именно тех стран, где в основном и находятся размороженные средства».

Иран является одним из первых центров мировой нефтедобычи, последние 100 лет ТЭК был ключевой отраслью экономики страны. Она занимает четвертое место в мире по доказанным запасам нефти (158 млрд баррелей) и второе — по запасам газа (34 трлн кубометров). Расцвет отрасли пришелся на середину 1970-х годов, когда Иран добывал около 6 млн баррелей в сутки, на тот момент около 10% мировых объемов. Но исламская революция, а затем ирано-иракская война привели к резкому спаду добычи. В 1990-е годы Ирану удалось выйти на плато примерно в 3,5 млн баррелей в сутки, а затем даже увеличить добычу с помощью иностранцев, но ужесточение санкций переломило тренд.

Иран является одним из первых центров мировой нефтедобычи, последние 100 лет ТЭК был ключевой отраслью экономики страны. Она занимает четвертое место в мире по доказанным запасам нефти (158 млрд баррелей) и второе — по запасам газа (34 трлн кубометров). Расцвет отрасли пришелся на середину 1970-х годов, когда Иран добывал около 6 млн баррелей в сутки, на тот момент около 10% мировых объемов. Но исламская революция, а затем ирано-иракская война привели к резкому спаду добычи. В 1990-е годы Ирану удалось выйти на плато примерно в 3,5 млн баррелей в сутки, а затем даже увеличить добычу с помощью иностранцев, но ужесточение санкций переломило тренд.

Основу иранской нефтедобычи по-прежнему составляют гигантские месторождения, разработка которых началась более 70 лет назад: Ахваз-Асмари, Марун и Гечсаран. Но на них добыча снижается, а из-за санкций у Ирана был ограничен доступ к современным технологиям повышения нефтеотдачи. В последние 10–15 лет государственная Иранская нефтяная компания (NIOC) сделала несколько крупных новых открытий: прежде всего это месторождения Азадеган и Ядараван, а также Азар и Шангуле на блоке Анаран. Именно в них Иран стремится привлечь иностранцев, так как, хотя стоимость поднятия нефти в стране одна из самых низких в мире, сами месторождения сложные.

Проблема остается и в устройстве отрасли. После национализации активов консорциума BP, Shell и американских компаний в 1979 году добычей нефти и газа в стране занимается NOIC или ее структуры. По конституции Ирана права на недра принадлежат народу, что делает невозможным заключение с инвесторами соглашений о разделе продукции, то есть иностранцы не могут поставить запасы на баланс. Когда Иран активно привлекал партнеров в 2000-е годы, им предлагался контракт buyback. Инвестор вкладывался в разработку месторождения, а после выхода на промышленную добычу операторство переходило NIOC, которая из выручки от продажи нефти возвращала затраты с доходностью 12–17%.

До последней волны санкций США и ЕС в 2011 году в Иране работали или собирались начать работу около 20 иностранных компаний, в том числе «Газпром», ЛУКОЙЛ, «Зарубежнефть», «Газпром нефть». Почти все они ушли. Формально остались только китайские CNPC и Sinopec, но, по словам источников “Ъ”, активных работ на полученных лицензиях на Северном Азадегане и Ядаваране и они не вели из-за сложностей с проводкой финансирования.

После снятия санкций Иран в условиях падения цен на нефть обещал предложить инвесторам более привлекательные условия, но пока так и не обнародовал детали. При этом все иностранцы, в том числе россияне, уже заявили, что на условиях buyback не вернутся. Пока ни один новый контракт не подписан, хотя Тегеран периодически заявляет об этом. В конце марта прошлого года иранское гостелевидение объявило о подписании соглашения с французской Total по разработке Южного Азадегана, но компания быстро уточнила, что речь идет лишь о меморандуме о взаимопонимании. Единственный реальный новый контракт — с той же Total не на добычу, а на продажу 150–200 тыс. баррелей в день иранской нефти.

У российских нефтяников, особенно тех, кто работает в Восточном Ираке, основной интерес вызывает блок Анаран и месторождения Азар и Шангуле, открытые ЛУКОЙЛом вместе со Statoil. Об интересе к Шангуле также заявляли «Зарубежнефть» и «Роснефть». «Газпром нефть» осваивает Бадру в Ираке, которая входит в одну геологическую структуру с Азаром и в 2009 году подписала с Ираном меморандум о ее разработке. ЛУКОЙЛ, разрабатывающий Западную Курну в Ираке, интересуется и Азадеганом на границе Ирана и Ирака. За последний год «Роснефть», ЛУКОЙЛ, «Газпром нефть», «Татнефть» и «Зарубежнефть» подписали с Ираном необязывающие соглашения, в которых проявили интерес к разработке различных месторождений. Однако ни один контракт не подписан, поскольку иранцы не сформулировали условий, на которых они готовы привлекать инвесторов.

Газовые перспективы Ирана еще серьезнее. Сейчас страна добывает около 210 млрд кубометров газа в год (третий показатель в мире после США и России), но около 20% его уходит в пласт для поддержания давления в нефтяных месторождениях, а еще 10% сжигается. На фоне вторых в мире запасов Иран фактически является импортером газа, поставляя около 8 млрд кубометров в год экспорта в Турцию и закупая 9 млрд кубометров импорта из Туркмении для северо-восточных областей. Основные перспективы экспорта связаны с продолжением разработки гигантского Южного Парса (запасы 14 трлн кубометров). На основе блоков два и три Южного Парса Total и Petronas собирались построить завод для экспорта сжиженного газа на 10 млн тонн в год. Компании оставили проект из-за санкций в готовности 70%. Кроме того, Иран планирует СПГ-завод на 20 млн тонн на базе Северного Парса и на 9 млн тонн на базе Гольшана и Фердоуса.

У Ирана уже есть межгосударственные соглашения об экспорте 8 млрд кубометров газа по будущим газопроводам в Пакистан, а 9 млрд кубометров — в Ирак. Ведутся переговоры о строительстве газопровода с Индией и Оманом (по 10–11 млрд кубометров в год). Но для всего этого необходимы значительные вложения как в добычу, так в строительство труб. Нынешняя система во многом базируется на газопроводе Север—Юг, построенном в конце 1960-х годов при помощи советских специалистов. Сейчас «Газпром» обсуждает сотрудничество в проектировании ГТС, строительстве газопроводов и подземных хранилищ в стране.

Но привлечение инвестиций прямо зависит от параметров добычных контрактов. За 2016 год единственный контракт был заключен с Total, компания получила 50,1% в блоке 11 Южного Парса, инвестиции в полное развитие проекта должны составить $4,8 млрд, добыча — 20 млрд кубометров в год. Газ пойдет на внутренний рынок, тогда как интереса к иранским экспортным проектам на фоне падения мировых цен на газ сейчас немного. Между тем, по оценке Deloitte, в целом Ирану нужно привлечь в разработку нефти и газа $85 млрд до 2020 года.

Прошел ровно год после официального снятия санкций с Ирана. В начале 2016 года возвращение страны на международную политическую и экономическую арену породило много ожиданий и спекуляций. В начале 2017 года уже очевидно, что если политически свой шанс Тегеран использовал весьма эффективно, то в экономике прорыва не произошло — в первую очередь этому помешали низкие цены на нефть, которые не позволяют оправдать сохраняющиеся для инвесторов риски. Тем более что они могут серьезно усилиться после официальной смены власти в США.

Открытие с оговорками

За год, прошедший с момента выхода из международной изоляции, Иран добился ощутимых внешнеполитических успехов. Прежде всего в горячих точках исламского мира, где поддержанные Тегераном шиитские силы противостоят различным суннитским коалициям, формальный или неформальный лидер у которых всегда один — Саудовская Аравия, основной геополитический оппонент иранских аятолл.

В Сирии Иран (наряду с Россией) — ключевой союзник президента Башара Асада. И самая значительная победа правительственных войск за пять лет гражданской войны (взятие Алеппо) не могла бы быть достигнута без участия иранского экспедиционного корпуса, а также бойцов ливанской шиитской группировки "Хезболла", которую финансирует и в значительной степени контролирует Тегеран.

Как Запад отменил связанные с ядерной программой Ирана санкции

 

Еще один фронт противостояния, в которое активно вовлечен Тегеран,— иракский. Отряды проиранского шиитского ополчения играют все более заметную роль в операциях, которые правительственные войска Ирака проводят против запрещенного в России "Исламского государства" (ИГ).

За последний год территория, которую контролировало в Ираке ИГ, серьезно сократилась — сейчас идет штурм Мосула, считающегося иракской столицей самопровозглашенного "халифата". Все успехи властей Ирака в борьбе с суннитскими радикалами — это и успехи Тегерана, на который ориентируются нынешние (шиитские) власти в Багдаде.

Резко возросшее влияние Ирана в регионе выразилось в том, что он стал (наряду с Россией и Турцией) одним из трех гарантов и инициаторов мирных переговоров по Сирии, первый раунд которых открывается 23 января в столице Казахстана Астане.

Западные политики также весь год отдавали должное вернувшейся в игру стране. После громких стартовых визитов иранского президента Хасана Роухани в Париж и Рим в апреле итальянский премьер Маттео Ренци стал первым европейским лидером, посетившим Исламскую Республику. В течение года его примеру последовали президенты Южной Кореи Пак Кын Хе, Финляндии Саули Ниинисто, Сербии Томислав Николич, премьер-министры Индии Нарендра Моди, Турции Ахмет Давутоглу и другие лидеры. Хасан Роухани, в свою очередь, посетил США, Вьетнам, Малайзию, Таиланд, Армению, Казахстан и Киргизию.

Как в определении будущего Сирии лидирующие позиции закрепили за собой Россия, Турция и Иран

 

В самом Иране ситуация на протяжении года оставалась стабильной. В конце февраля и апреле в стране прошли выборы в парламент и Совет экспертов — ключевые органы власти. Более 41% из 290 мест в парламенте получили реформисты, поддерживающие президента Хасана Роухани. В Совете экспертов большинство получили независимые кандидаты — 41 из 88 мест.

Однако внешнеполитическая риторика далеко не всегда была оптимистичной. Еще в феврале после переговоров с премьером Израиля Биньямином Нетаньяху канцлер ФРГ Ангела Меркель заявляла, что отношения Германии и Ирана будут налажены, только если Тегеран признает Израиль. В июле она назвала ракетные испытания Ирана не соответствующими резолюции ООН.

В августе премьер Великобритании Тереза Мей и Хасан Роухани обсудили прогресс по ядерной сделке в телефонном разговоре, во время которого британский премьер подтвердила готовность укреплять сотрудничество с Ираном в сфере банковских операций. Но в декабре на саммите Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива в Бахрейне она заявила, что "понимает угрозу, которую Иран представляет для Залива и для Ближнего Востока". В ноябре президент США Франсуа Олланд и вновь избранный президент США Дональд Трамп "согласились вместе работать над разъяснением позиций" по иранскому ядерному соглашению.

Падение вместо роста

Почему динамика цен на нефть остается неопределенной

 

В экономической плоскости ситуация сначала казалась более обнадеживающей. Поездки Хасана Роухани во Францию и Италию в начале года выглядели почти триумфальными. В Париже было подписано более 20 масштабных соглашений с крупнейшими французскими компаниями, в том числе с Total, Airbus и Bouygues. По итогам визита в Рим появился пакет из 17 соглашений примерно на €17 млрд. Западные политики (например, вице-канцлер Германии Зигмар Габриэль), которые в течение года наносили визиты в Тегеран, неизменно прилетали в сопровождении внушительных делегаций бизнесменов.

Однако в конечном итоге иранский рынок с точки зрения деловой активности не может похвастаться особенными успехами за прошедший год. Хотя переговоры о различных контрактах и продажах товаров вели сотни крупнейших компаний, Иран до сих пор не выглядит даже в перспективе точкой роста для мировой экономики. Вместо масштабной реализации отложенного на 30 лет спроса почти на все — от транспортной инфраструктуры до электроэнергетики — в 2016 году были заключены сотни необязывающих рамочных соглашений на фоне лишь нескольких реальных крупных сделок.

Так, Иран заключил свой первый и пока единственный новый газовый контракт с французской Total по разработке блока 11 месторождения Южный Парс, инвестиции в рамках первой фазы проекта должны составить $2 млрд. Кроме того, Ираном подписаны контракты о покупке 100 самолетов Airbus (первые воздушные суда уже начали поступать в страну) и 80 самолетов Boeing.

Total и CNPC разработают Южный Парс

 

Российские компании сумели перевести в разряд твердых контрактов две сделки — по строительству ТЭС в Бендер-Аббасе и электрификации железной дороги Гармсар--Инче-Бурун,— после того как в середине декабря с Ираном было заключено межправительственное соглашение о предоставлении €2,2 млрд госкредита (покрывает 85% стоимости проектов).

Как и предсказывал "Ъ" год назад, основная проблема, которая встает на пути всех инвесторов на иранский рынок,— привлечение средств. У самого Ирана денег мало, потому что цены на нефть остаются низкими. Замороженные в американских и европейских банках средства — около $20 млрд — Тегеран направил на закупку западных самолетов не только потому, что крайне нуждался в обновлении авиапарка, а авиапроизводители дали существенную скидку (см. справку), но и потому, что таково, по данным "Ъ", было неформальное условие разблокирования этих денег. В остальном же Иран просит инвесторов самим кредитовать будущие проекты.

Возможности российского бюджета по предоставлению кредитов также из-за низких цен на нефть весьма ограниченны. По данным "Ъ", сейчас Иран обсуждает закупку российского нефтегазового оборудования, в том числе газоперекачивающих агрегатов, а также контракты на строительство нефте- и газопроводов. Финансирование проектов могут взять на себя ВЭБ и Газпромбанк.

"Газпром" не спешит за иранским газом

 

В единственной сфере, куда крупные российские инвестиции могли бы прийти и без помощи государства — освоение нефтяных и газовых месторождений,— пока тоже нет существенного продвижения. ЛУКОЙЛ, "Газпром нефть", "Газпром" и "Зарубежнефть" проявляют предметный интерес к разработке иранских месторождений, но им, как и другим иностранным компаниям, не удалось заключить в прошлом году ни одного твердого соглашения.

Более того, иранские власти так и не подготовили базовый нефтяной контракт, на основе которого возможны такие проекты. Процесс затянулся во многом потому, что текущие низкие цены на углеводороды и ожидания их сохранения на таком уровне на долгий период сделали потенциальных инвесторов очень привередливыми. Несмотря на привлекательную ресурсную базу, немногие компании готовы брать на себя иранские риски (как внешние, так и внутренние). Тегеран, чтобы привлечь инвесторов, должен предложить им привлекательные условия, а, по данным "Ъ", внутри руководства Ирана нет единого мнения, как далеко можно зайти по этому пути, учитывая, что по местной конституции недра принадлежат народу и не могут находиться в частной собственности.

Буксует сотрудничество России и Ирана и в других отраслях — например, в казавшихся не менее перспективными, чем нефтегазовая промышленность, интернете и телекоммуникациях (см. справку). И даже взаимные поставки сельскохозяйственных товаров между двумя странами в 2016 году снизились.

Таким образом, вопреки многочисленным прогнозам иранских чиновников на деле открытие местного рынка не вызвало чрезвычайного ажиотажа на Западе, иностранные компании не стали бешено переплачивать за вход. Хотя результаты российских компаний пока выглядят несколько разочаровывающими по сравнению с ожиданиями, подкрепленными улучшением политических отношений, все же ключевые ниши, в которых российский экспорт товаров и инвестиций может быть успешен, до сих пор не заняты. И если цены на нефть в этом году составят в среднем $50 за баррель, это даст Ирану дополнительно $3 млрд доходов, которые можно будет направить в том числе на закупку российских товаров.

Новая угроза

После смены администрации в США у Ирана, который так и не смог полноценно воспользоваться шансом возвращения на международную экономическую арену, могут появиться действительно серьезные проблемы. В ходе избирательной кампании Дональд Трамп неизменно называл Тегеран в числе главных потенциальных противников — пожалуй, в этом отношении более критическим с его стороны было лишь отношение к Китаю.

В Тегеране опасаются, что избранный президент США, обещавший признать столицей Израиля Иерусалим и перенести туда американское посольство, будет проводить гораздо более произраильскую политику на Ближнем Востоке, чем Барак Обама. В этом смысле наиболее пострадавшей стороной может оказаться именно Иран, который премьер Израиля Биньямин Нетаньяху считает главным врагом еврейского государства на международной арене. Дональд Трамп также угрожает пересмотреть ядерное соглашение с Тегераном, заключение которого в июле 2015 года считается одним из главных внешнеполитических достижений уходящей администрации Барака Обамы.

В ходе предвыборной кампании Трамп обещал "разорвать в клочья" ядерное соглашение, назвав его "самой плохой сделкой в истории" и "позором для США". В июле на съезде в Кливленде Республиканская партия утвердила платформу, согласно которой соглашение по иранской ядерной программе не носит обязывающего характера. После избрания Дональда Трампа его советник по внешней политике Валид Фарес заявил в интервью ВВС, что новый президент не разорвет соглашение, а "потребует от иранцев восстановить несколько положений или изменить их".