Ду­хов­ная поль­за скор­бей

Ду­хов­ная поль­за скор­бей

По­это­му скор­би и ис­пы­та­ния по­мо­га­ют нам, они не по­мо­га­ют Богу по­нять что-​то. Бог не ис­пы­ты­ва­ет нужды в том, чтобы обо­га­тить Свое ве­де­ние о нас; ис­пы­та­ния по­мо­га­ют нам, и если че­ло­век ду­хов­но ис­поль­зу­ет ис­пы­та­ния, тогда дей­стви­тель­но ста­но­вит­ся очень силь­ным. Про­ис­хо­дит то, о чем го­во­рит апо­стол: че­ло­век ста­но­вит­ся по­до­бен зо­ло­ту, ко­то­рое ис­ку­ша­ет­ся в огне: его рас­плав­ля­ют и бро­са­ют в огонь, чтобы оно стало чи­стым, чтобы от­де­ли­лась грязь и оста­лось одно толь­ко чи­стое зо­ло­то. То же самое и с че­ло­ве­ком, ко­то­рый про­хо­дит через ис­пы­та­ния и очи­ща­ет­ся от ржав­чи­ны, от стра­стей, име­ю­щих­ся у него, и ста­но­вит­ся по­доб­ным зо­ло­ту пред Хри­стом в по­хва­лу, славу и честь, когда Он явит­ся.

Мит­ро­по­лит Ли­мас­соль­ский Афа­на­сий

О сем ра­дуй­тесь, по­скор­бев те­перь немно­го, если нужно, от раз­лич­ных ис­ку­ше­ний (1 Пет. 1: 6).

Имея на­деж­ду на Цар­ство Божие, ра­дуй­тесь, пусть и какое-​то время, ведь вы зна­е­те, что в этом мире и этой жизни не может быть непре­рыв­но­го сча­стья, а, к со­жа­ле­нию, будет еще много скор­бей, и по­то­му апо­стол прямо го­во­рит: «Хоть сей­час и по­скор­би­те в раз­лич­ных ис­ку­ше­ни­ях».

По­че­му же нам нужно скор­беть во мно­гих ис­ку­ше­ни­ях? Неуже­ли Бог ра­ду­ет­ся тому, что мы про­хо­дим через труд­но­сти и ис­ку­ше­ния? Горе нам, если мы так ду­ма­ем, – ведь Бог не са­дист, чтобы ра­до­вать­ся нашим труд­но­стям: Он труд­но­стей нам не по­сы­ла­ет и Он не же­ла­ет, чтобы они у нас были. Для Бога непри­ем­ле­мо со­дей­ство­вать злу, су­ще­ству­ю­ще­му в мире сем. Бог ни­ко­гда не со­дей­ству­ет злу, су­ще­ству­ю­ще­му в мире.

Что же тогда про­ис­хо­дит?

Зло су­ще­ству­ет по при­чине сво­бо­ды че­ло­ве­ка, вслед­ствие факта на­ше­го па­де­ния. Зло су­ще­ству­ет по­то­му, что наш путь за­ча­стую ока­зы­ва­ет­ся про­ти­во­по­лож­ным муд­ро­сти века сего, и мы по­не­во­ле бы­ва­ем вы­нуж­де­ны ис­пы­ты­вать скорбь в серд­це своем.

Во вре­ме­на апо­сто­ла Петра хри­сти­ане были го­ни­мы; его по­сла­ния были на­пи­са­ны в I веке, при го­не­ни­ях. В то время если кто-​нибудь го­во­рил, что он хри­сти­а­нин, это озна­ча­ло конец его зем­ной жизни. Апо­стол пишет: «Не бой­тесь, имей­те на­деж­ду на Божие на­след­ство, ко­то­рое хра­нит­ся для нас на небе­сах и ко­то­рым мы живы те­перь; оно хра­нит­ся для нас на небе­сах – ра­дуй­тесь в этой на­деж­де, пусть мы недол­го и по­скор­бим в раз­лич­ных ис­ку­ше­ни­ях», то есть не толь­ко когда нас пре­сле­ду­ют идо­ло­по­клон­ни­ки[1].

Слава Богу, се­го­дня у нас нет тех, кто ис­по­ве­ду­ет по­кло­не­ние идо­лам, по край­ней мере в нашей стране, но идо­ло­по­клон­ство окру­жа­ет нас, да и мы сами часто бы­ва­ем идо­ло­по­клон­ни­ка­ми, по­то­му что по­кло­ня­ем­ся соб­ствен­ным стра­стям. Мы по­кло­ня­ем­ся ма­те­ри­аль­но­му, вещам, и когда в какой-​то мо­мент ли­ша­ем­ся их, то чув­ству­ем себя так плохо, что можем даже за­пла­кать. Мы чув­ству­ем себя плохо, когда поз­во­ля­ем себе сде­лать что-​то, зная, что от этого не будет поль­зы. Мы плохо себя чув­ству­ем даже тогда, когда слы­шим нелест­ные слова и на­смеш­ки в свой адрес из-за своей веры, из-за того, что ве­ру­ем и хотим ве­ро­вать в Бога. Хо­ро­шо, мы с вами – взрос­лые люди, и если кто-​нибудь ска­жет слово про­тив нас, то не беда. Од­на­ко все равно ты удив­ля­ешь­ся (а мы все это пе­ре­жи­ли тоже, когда были сту­ден­та­ми), уви­дев, как дети и под­рост­ки с при­су­щим им юно­ше­ским буй­ством и незре­ло­стью сме­ют­ся и из­де­ва­ют­ся над детьми, оста­ю­щи­ми­ся вер­ны­ми Богу, – и при­чем не по злобе, а про­сто так: «У-у, ты бу­дешь попом! Ты бу­дешь мо­наш­кой! Мо­на­хом!» И много чего еще. И ре­бе­нок несет бремя этих слов.

Или же – стоит толь­ко про­изой­ти чему-​нибудь в Церк­ви, как сразу, куда ни пой­дешь, так, лишь за­ви­дят нас, и на­чи­на­ют: «А! Вот они! Ну, по­жа­луй­те сюда, вы, ко­то­рые…» И мы, при­жа­тые к стен­ке, вы­нуж­де­ны за­щи­щать­ся, оправ­ды­вать­ся из-за чего-​то, слу­чив­ше­го­ся в цер­ков­ной среде. А что оно такое есть? Че­ло­ве­че­ское несо­вер­шен­ство. Кто го­во­рил когда-​нибудь, что Цер­ковь обе­ща­ла со­вер­шен­ство этому миру?

Все мы бо­рем­ся со своим соб­ствен­ным несо­вер­шен­ством. Разве где-​нибудь су­ще­ству­ет со­вер­шен­ство? Если су­ще­ству­ет, то пусть ска­жут где, чтобы и нам пойти туда и об­ре­сти его. И если даже среди уче­ни­ков Хри­сто­вых его не было, то неужто оно будет в этом мире?

Цер­ковь – это не со­во­куп­ность людей непо­гре­ши­мых и без­греш­ных, а таких людей, ко­то­рые под­ви­за­ют­ся и ка­ют­ся, ко­то­рые по­зна­ют по­ка­я­ние, могут бо­роть­ся и не бро­са­ют борь­бу, что бы ни слу­чи­лось. Че­ло­век может иметь много стра­стей и недо­стат­ков, но, тем не менее, ты не зна­ешь, как судит Бог об этом че­ло­ве­ке. Мы очень часто сво­и­ми гла­за­ми ви­де­ли, что оцен­ка Бога пол­но­стью от­лич­на от че­ло­ве­че­ской.

Итак, зачем нам нужно скор­беть в раз­лич­ных ис­ку­ше­ни­ях?

Дабы ис­пы­тан­ная вера ваша ока­за­лась дра­го­цен­нее гиб­ну­ще­го, хотя и огнем ис­пы­ты­ва­е­мо­го зо­ло­та, к по­хва­ле и чести и славе в яв­ле­ние Иису­са Хри­ста (1 Пет. 1: 7).

Из всего этого зло­клю­че­ния вы­хо­дит нечто очень важ­ное – ис­пы­та­ние веры. Под ис­пы­та­ни­ем я под­ра­зу­ме­ваю не то, будто Бог ис­пы­ты­ва­ет нас. Если пойти и ска­зать тому, кто сго­ра­ет в огне скор­бей и ис­ку­ше­ний:

– Зна­ешь, это Бог ис­пы­ты­ва­ет тебя! – он от­ве­тит тебе:

– Ну уж, из­ви­ни­те! Это что же? Бог иг­ра­ет с нами? Чего Ему меня ис­пы­ты­вать?! Что Ему в этом ис­пы­та­нии меня?

– Но Бог ис­пы­ты­ва­ет тебя.

– Зачем? Бог что, не знает, верен ли я? Обя­за­тель­но нужно раз­да­вить меня, чтобы уви­деть, верен ли я?

То есть вы­хо­дит, будто Бог го­во­рит: «А ну-ка по­смот­рим, вот этот вот верит в Меня? Прижму-​ка Я его чуток!»

Вот имен­но это де­ла­ем мы, не зная серд­ца дру­го­го, тогда как Бог знает наше серд­це! Он знает, верим мы в Него или не верим. Что же это за ис­пы­та­ние тогда? По­че­му оно на­зы­ва­ет­ся так?

Это ис­пы­та­ние не озна­ча­ет ис­пы­та­ния в том смыс­ле, ко­то­рый мы обыч­но в это слово вкла­ды­ва­ем, – то есть ис­про­бо­вать, чтобы сде­лать вывод о том, что про­ис­хо­дит. Δόκιμος озна­ча­ет че­ло­ве­ка, ко­то­рый уже ис­ку­шен и на­учен, то есть очень тверд. Ис­пы­та­ние веры – это имен­но ис­пы­та­ние твер­до­сти веры. Через ис­ку­ше­ния, через скор­би, через труд­но­сти че­ло­век ста­но­вит­ся твер­дым, пус­ка­ет глу­бо­кие корни, утвер­жда­ет­ся в вере и вы­нуж­ден бы­ва­ет окреп­нуть, стать таким силь­ным, чтобы не со­гнуть­ся, не упасть; серд­це его ста­но­вит­ся как скала – чтобы он стал стой­ким.

По­это­му скор­би и ис­пы­та­ния по­мо­га­ют нам, они не по­мо­га­ют Богу по­нять что-​то. Бог не ис­пы­ты­ва­ет нужды в том, чтобы обо­га­тить Свое ве­де­ние о нас; ис­пы­та­ния по­мо­га­ют нам, и если че­ло­век ду­хов­но ис­поль­зу­ет ис­пы­та­ния, тогда дей­стви­тель­но ста­но­вит­ся очень силь­ным. Про­ис­хо­дит то, о чем го­во­рит апо­стол: че­ло­век ста­но­вит­ся по­до­бен зо­ло­ту, ко­то­рое ис­ку­ша­ет­ся в огне: его рас­плав­ля­ют и бро­са­ют в огонь, чтобы оно стало чи­стым, чтобы от­де­ли­лась грязь и оста­лось одно толь­ко чи­стое зо­ло­то. То же самое и с че­ло­ве­ком, ко­то­рый про­хо­дит через ис­пы­та­ния и очи­ща­ет­ся от ржав­чи­ны, от стра­стей, име­ю­щих­ся у него, и ста­но­вит­ся по­доб­ным зо­ло­ту пред Хри­стом в по­хва­лу, славу и честь, когда Он явит­ся.

Имен­но в этом за­клю­ча­ет­ся тайна Церк­ви, и она для этого вхо­дит в нашу жизнь, а не для того, чтобы по­ло­жить конец нашим скор­бям. Цер­ковь не пре­кра­ща­ет скор­бей и не из­бав­ля­ет от них и от ис­пы­та­ний, а по­ка­зы­ва­ет нам, как их об­ра­тить на поль­зу таким об­ра­зом, чтобы то, что тяжко и му­чи­тель­но, стало для нас бла­го­твор­ным и ра­дост­ным.

Чтобы яд стал ле­кар­ством, горь­кое – слад­ким и че­ло­век вышел из этого ис­пы­та­ния с боль­шой ду­хов­ной поль­зой, до такой сте­пе­ни, что отцы го­во­рят: если че­ло­век не прой­дет через скор­би, ис­ку­ше­ния и ис­пы­та­ния, то он в сущ­но­сти неис­ку­шен, он, как го­во­рят в на­ро­де, слов­но недо­ва­рен­ная пища[2]. Не так ли? Возь­ми сырую пищу, по­ло­жи ее в ка­стрю­лю, до­бавь туда всех хо­ро­ших при­прав, какие в ней долж­ны быть, но если ты нач­нешь жа­леть ее и ска­жешь: «Нет, до­ро­го­ва­то будет за­пе­кать ее, жалко ее ста­вить на огонь», – то что тогда будет с ней?

Од­на­жды на Свя­той Горе один ста­рец – влах, румын – ска­зал:

– Знай­те, что че­ло­век – и монах, и вся­кий хри­сти­а­нин – похож на хлеб. Если бы у хлеба был рот, то он, когда мы бро­са­ем его в рас­ка­лен­ную печь, бед­ня­га, начал бы во­пить: «На по­мощь! Вы­та­щи­те меня от­сю­да! Я сгорю!» Но ты, зная, что ему, чтобы стать съе­доб­ным, надо хо­ро­шо про­печь­ся, стать при­ят­ным на вкус, го­во­ришь ему: «Нет!» И си­дишь там час, си­дишь и сте­ре­жешь его, а он про­те­сту­ет, кри­чит: «На по­мощь, по­жа­лей­те меня! Я сго­рел!» Ни­че­го. Сто­ишь себе у печи час, чтобы он про­пек­ся, чтобы стал очень вкус­ным! И чем лучше про­пе­чет­ся хлеб, тем он вкус­нее! Ведь так мы по­сту­па­ем с едой, го­во­ря: «Она долж­на хо­ро­шо про­ва­рить­ся»?

Свя­той Иг­на­тий Бо­го­но­сец, ко­то­рый жил в I веке и был уче­ни­ком свя­то­го еван­ге­ли­ста Иоан­на Бо­го­сло­ва, – со­хра­ни­лись его пись­ма, ко­то­рые он по­слал в Рим, – го­во­рил: «Я иду в Рим, чтобы му­че­ни­че­ски по­гиб­нуть!» Ему было уже за 100 лет. И по­сколь­ку ему дали знать, что хри­сти­ане со­би­ра­ют­ся под­ку­пить па­ла­чей, чтобы те не бро­са­ли его львам, он ска­зал им: «И очень прошу вас: не пла­ти­те денег, чтобы по­ме­шать львам съесть меня! Меня непре­мен­но долж­ны съесть львы!»

Тогда часто про­ис­хо­ди­ло нечто стран­ное: львов вы­пус­ка­ли в ам­фи­те­атр, но дикие звери не тро­га­ли хри­сти­ан. Много раз на виду у всех они ста­но­ви­лись крот­ки­ми и не при­ка­са­лись к хри­сти­а­нам. А свя­той Иг­на­тий ска­зал: «Даже если звери не съе­дят меня, я за­став­лю раз­драз­нить их, пусть меня съе­дят. По­то­му что я как пше­ни­ца, ко­то­рая долж­на быть смо­ло­та, чтобы стать хле­бом – слад­ким хле­бом, ко­то­рый сна­ча­ла дол­жен быть смо­лот в зубах зве­рей»[3].

Вы ви­ди­те, что пер­вые хри­сти­ане знали, как от­но­сить­ся к труд­но­стям, неуспе­хам, про­бле­мам в жизни? Для нас се­го­дня, чада, это очень важно, по­то­му что, к со­жа­ле­нию, все то вос­пи­та­ние, ко­то­рое мы по­лу­ча­ем дома, в школе и Церк­ви, – это сплош­ное, так ска­зать, эв­де­мо­ни­че­ское[4]вос­пи­та­ние. То есть нас учат тому, как жить бла­го­по­луч­но, чтобы с нами все было хо­ро­шо, чтобы здо­ро­вье было в по­ряд­ке, учеба про­дви­га­лась, так что, когда слу­ча­ет­ся сбой в чем-​нибудь, че­ло­век внут­ренне на­чи­на­ет из­ны­вать и даже него­до­вать на Бога и спра­ши­ва­ет себя: «Ну по­че­му? По­че­му Бог по­пус­ка­ет мне стра­дать от всех этих зол?»

По­то­му что мы не на­учи­лись тому, что в этом мире Бог не обе­щал нам ни­ка­ко­го бла­го­ден­ствия, а на­обо­рот, по­ка­зал нам путь и ска­зал: «По­смот­ри, в жизни у тебя будут раз­но­об­раз­ные ис­ку­ше­ния, но в них име­ет­ся опре­де­лен­ный смысл, опре­де­лен­ная цель, и она слу­жит тебе на поль­зу, чтобы ты про­пек­ся, чтобы был воз­де­лан в этих ис­ку­ше­ни­ях, как земля, ко­то­рую об­ра­ба­ты­ва­ют». И земле, фи­гу­раль­но вы­ра­жа­ясь, тоже боль­но, когда ее пашут. Да, но если не будет вспа­ха­на, как она даст обиль­ный плод?

Итак, ду­хов­но об­ра­ти на поль­зу ис­ку­ше­ния и скор­би. Если ты из­вле­чешь поль­зу из какой бы то ни было труд­но­сти, тебе невоз­мож­но будет остать­ся без плода.

Даже в браке, же­нив­шись, мы стал­ки­ва­ем­ся с про­бле­ма­ми, труд­но­стя­ми, но если ты жи­вешь, меч­тая о без­бур­ной жизни, слов­но в ме­до­вый месяц, то и не пой­мешь, что ме­до­вый месяц – это всего лишь месяц, и нет вто­ро­го та­ко­го, нет по­лу­го­дия, квар­та­ла или года… Длит­ся ли ме­до­вый месяц хотя бы год? Или все же один месяц?

Если всту­пишь в брак с этой меч­той, тогда столк­нешь­ся с ис­клю­чи­тель­но мно­ги­ми труд­но­стя­ми. По­то­му что да, брак вклю­ча­ет сча­стье, но он вклю­ча­ет и труд – нелег­ко жить с дру­гим че­ло­ве­ком, под­дер­жи­вать дру­го­го: надо пе­ре­си­ли­вать себя, тебе надо уме­реть, чтобы жил дру­гой. А после этого нужно уме­реть вам обоим, чтобы жили ваши дети. Вот так-​то. То есть вам надо обоим умо­рить себя, и после этого то, что у тебя есть и что ты про­из­ве­дешь, от­дать своим детям.

Это пре­одо­ле­ние себя – ве­ли­кая вещь. Бед­ня­га, он из­ну­рил себя, ра­бо­тая мно­гие годы под­ряд, по многу часов, на несколь­ких ра­бо­тах, а с лег­ко­стью от­да­ет все сво­е­му ре­бен­ку. Это труд. По­это­му и брак тоже спо­соб и путь спа­се­ния, как и мо­на­стырь.

Од­на­жды при­шел ко мне один аме­ри­ка­нец гре­че­ско­го про­ис­хож­де­ния, уче­ный, на­чи­тав­ший­ся книг и воз­же­лав­ший стать мо­на­хом. Нашел меня. Го­во­рит, что про­чел кое-​какие книги и, по­ез­див по неко­то­рым ме­стам и изу­чив несколь­ко ре­ли­гий, решил остать­ся пра­во­слав­ным и стать мо­на­хом. А по­че­му?

– По­то­му что, – го­во­рит, – я про­чи­тал, что мо­на­хи – это ан­ге­лы и их жизнь на­зы­ва­ет­ся ан­гель­ским жи­ти­ем.

Я ска­зал ему:

– Гос­по­дин, это очень хо­ро­шая идея – стать ан­ге­лом! Ну, хо­ро­шо, мо­на­хи – это ан­ге­лы, так ска­зать, и при­ме­ни­тель­но к ним дей­стви­тель­но го­во­рят об ан­гель­ском житии и ан­гель­ском чине, но мы же все-​таки люди! Это хо­ро­шо – стать ан­ге­ла­ми, сын мой, но не сразу! А пока стань сна­ча­ла че­ло­ве­ком!

Сна­ча­ла стань че­ло­ве­ком, и тогда ста­нешь ан­ге­лом. Ты не мо­жешь уйти в мо­на­стырь и ска­зать: «Я ухожу в мо­на­стырь, чтобы стать ан­ге­лом!» По­то­му что очень скоро об­на­ру­жишь пер­вым делом, что ты – диа­вол! Это самое бо­лез­нен­ное. Самое бо­лез­нен­ное в мо­на­сты­ре – не устра­не­ние от мира, от ро­ди­те­лей и не при­ня­тие ре­ше­ния, что у тебя не будет семьи и про­че­го. Самое бо­лез­нен­ное – это когда с тебя сни­ма­ет­ся по­кры­ва­ло, и ты ви­дишь свое соб­ствен­ное зло­во­ние.

Когда ви­дишь все свои стра­сти, когда ты, хо­ро­ший че­ло­век, вы­со­ко­нрав­ствен­ный, свя­той, быв­ший при­мер­ным и доб­ро­де­тель­ным сту­ден­том, ви­дишь, что в тебе име­ет­ся много стра­стей, много труд­но­стей, – и не мо­жешь вы­не­сти дру­го­го че­ло­ве­ка. Ты не мо­жешь стер­петь того, что он дышит! Не тер­пишь его.

Ты мо­жешь воз­ра­жать ему: «Как ты со мной раз­го­ва­ри­ва­ешь? Да ты зна­ешь, кто я? Или кем был?» Но эти вещи в мо­на­сты­ре не про­хо­дят – ни кто ты такой, ни каким был, ни­че­го. Здесь нет ни­че­го этого. Надо на­учить­ся тому, что там ты бу­дешь бо­роть­ся. Ты всту­па­ешь в борь­бу, ты вы­хо­дишь на поле брани, и не жди, что бу­дешь про­во­дить время в бла­го­ден­ствии, – ты дашь кровь, чтобы по­лу­чить Дух, как го­во­рят отцы[5].

То же самое и в браке. В браке ты от­дашь свою кровь, то есть не от­дашь ее – это в мо­на­ше­стве ты ее от­да­ешь, а в браке из тебя ее вы­са­сы­ва­ют, ее вы­пьют из тебя через со­ло­мин­ку, дру­гой воз­мож­но­сти нет. И ты, есте­ствен­но, с удо­воль­стви­ем от­дашь свою кровь. Это не так-​то легко. Так что дер­жи­те в уме, что этот путь имеет опре­де­лен­ный смысл, что надо на­учить­ся ду­хов­ным об­ра­зом об­ра­щать на поль­зу свои труд­но­сти там, где ты на­хо­дишь­ся. Как в браке, так и в мо­на­ше­стве, в Церк­ви.

Ты всту­па­ешь в Цер­ковь, стал­ки­ва­ешь­ся с про­бле­ма­ми, за­труд­не­ни­я­ми, ты дол­жен нести крест Церк­ви на себе, дол­жен нести крест дру­го­го че­ло­ве­ка, кто бы он ни был. Кто ска­зал тебе, что ты бу­дешь за­ни­мать­ся ан­гель­ски­ми сфе­ра­ми? Ты бу­дешь за­ни­мать­ся толь­ко че­ло­ве­че­ским миром, бу­дешь бо­роть­ся с этими ве­ща­ми. Вот что ценно в Церк­ви.

Чада, это ложь, это ве­ли­кая ложь – во­об­ра­жать себе, будто мы без­упреч­ны, как это пред­став­ля­ют про­те­стант­ские де­но­ми­на­ции: «Ах, как за­ме­ча­тель­но!» Идешь туда, и тебя встре­ча­ют улыб­ка­ми во весь рот и все поют: «Ля-​ля-ля». Вот такие вот вещи. Но разве че­ло­ве­ка из­ме­нят ши­ро­кие улыб­ки, слова и пе­сен­ки? Тут нужно бо­роть­ся вру­ко­паш­ную с гре­хом, с самим собой преж­де всего.

И мно­гие пра­во­слав­ные, несчаст­ные, идут туда и впа­да­ют в за­блуж­де­ние: «Я был там, там было так хо­ро­шо, во­круг были улы­ба­ю­щи­е­ся люди, они такие учти­вые, мы пели». А потом ви­дишь каких-​нибудь по­жи­лых дам с длин­ным ма­ни­кю­ром… ко­то­рые, несчаст­ные, не на­хо­дят смыс­ла в Церк­ви и го­во­рят: «Но у нас пев­чие плохо поют, попы ходят бо­ро­да­тые, с длин­ны­ми во­ло­са­ми, в чер­ных рясах. По­че­му бы им не при­укра­сить­ся немно­го?..»

Слы­шишь про­сто какие-​то безум­ные вещи. Этот че­ло­век не понял как сле­ду­ет и го­во­рит: «Мы хо­ди­ли в эту “цер­ковь”, и там было хо­ро­шо. Пас­тор был учтив, он встре­тил нас в две­рях, по­здо­ро­вал­ся со всеми, улыб­нул­ся». Ну хо­ро­шо, это есте­ствен­но, что он тебе улы­ба­ет­ся, но суть вещей не в этом, ты людей не из­ме­нишь таким об­ра­зом.

Вы зна­е­те, дети, как это страш­но, когда имеет место ли­це­ме­рие, ино­гда даже в семье? Идешь в какой-​нибудь дом, вы­хо­дит жена и об­ра­ща­ет­ся к мужу: «Гос­по­дин Ни­ко­лау». Но, чадо мое, скажи ты ему: «Йорго», «Коста» или кто он там еще. Чтобы ты об­ра­ща­лась к мужу сво­е­му по фа­ми­лии? Или ре­бе­нок к отцу?

Это на­по­ми­на­ет мне неко­то­рых моих сту­ден­тов, когда я пре­по­да­вал бо­го­сло­вие, ко­то­рые, бед­няж­ки, со­сто­я­ли в каких-​то ре­ли­ги­оз­ных дви­же­ни­ях, и если были по­молв­ле­ны, то, пред­став­ляя нам свою неве­сту, го­во­ри­ли: «Это де­ви­ца Ни­ко­ла­и­ди!» Ну что это такое? В этом есть что-​то нездо­ро­вое. Что это за слова, сын мой? Да на­зо­ви ты ее имя! Что это с тобой? Ли­це­ме­рие, мерт­вые формы. В любом слу­чае.

Ко­то­ро­го, не видев, лю­би­те, и Ко­то­ро­го до­се­ле не видя, но веруя в Него, ра­ду­е­тесь ра­до­стью неиз­ре­чен­ною и пре­слав­ною (1 Пет. 1: 8).

В ту эпоху были хри­сти­ане, ко­то­рые ви­де­ли Хри­ста, и были такие, ко­то­рые ни­ко­гда Его не ви­де­ли. Апо­стол пишет вто­рым. Он сам видел Его и был с Ним.

«Ко­то­ро­го лю­би­те, не видев Его». Здесь я хочу немно­го оста­но­вить­ся и ска­зать вам, что в Церк­ви мы де­ла­ем имен­но это. И вы, если хо­ти­те об­ре­сти смысл в вашем ис­ка­нии Хри­ста, долж­ны по­нять одну важ­ную вещь: в Церк­ви мы не фор­ми­ру­ем вер­ных людей, вера – это одна из сту­пе­ней, но не со­вер­шен­ная. В Церк­ви мы фор­ми­ру­ем людей, ко­то­рые не про­сто ве­ру­ют во Хри­ста (и когда я го­во­рю «ве­ру­ют», я под­ра­зу­ме­ваю, что они верят, что Бог су­ще­ству­ет), а фор­ми­ру­ем людей, ко­то­рые любят Хри­ста. Мы при­зва­ны воз­лю­бить Хри­ста, а не про­сто по­ве­рить в то, что Он су­ще­ству­ет.

Это боль­шая про­бле­ма хри­сти­ан наших дней. Спро­сишь кого-​нибудь, и он от­ве­ча­ет:

— Я верю в Хри­ста, ко­неч­но!

Он не неве­ру­ю­щий – «я верю в Хри­ста». Он не любит Хри­ста, по­то­му что не хочет де­лать ни­че­го ради Хри­ста, он хочет про­сто ве­рить в Него и чтобы дру­гие не счи­та­ли его неве­ру­ю­щим; или же ис­поль­зу­ет Его, когда Он ему нужен. Он го­во­рит:

– Ну ко­неч­но, вот по­смот­ри: я, сколь­ко раз Бог ни был нужен мне, мо­лил­ся Ему, и Он меня услы­шал!

Бог – нечто такое, что мы ис­поль­зу­ем. «Есть у меня какая-​то нужда – я мо­люсь, и Он меня слы­шит! И, есте­ствен­но, когда Он нуж­да­ет­ся во мне, я Его тоже слышу! То есть хочет Он, на­при­мер, чтобы я от­ме­тил какой-​нибудь Его празд­ник, – я делаю это! Хочет, чтобы я раз в месяц ходил в храм, – иду! Хочет, чтобы я ис­пол­нял несколь­ко эле­мен­тар­ных за­по­ве­дей, – я делаю это! У нас тор­го­вые от­но­ше­ния с Богом: я ра­бо­таю на Него, Он ра­бо­та­ет на меня, и мы оба в по­ряд­ке. Ни у Него нет боль­ших на­ре­ка­ний, ни у меня боль­ших пре­тен­зий, и каж­дый из нас до­во­лен. Но, од­на­ко, без того, чтобы я давал Ему много сво­бо­ды: пусть знает Свою меру, пусть знает Свои гра­ни­цы! Бог дол­жен знать, что Он не может мно­го­го про­сить у нас: без гру­бо­сти, пусть про­сит несколь­ких вещей, ко­то­рые мы можем сде­лать, а сверх того – ни­че­го боль­ше, по­то­му что от этого что-​нибудь может раз­ла­дить­ся».

И если кто-​нибудь об­ма­нет­ся и сде­ла­ет что-​нибудь сверх того, тогда на­чи­на­ют­ся про­бле­мы. Боль­шие про­бле­мы. И при­зна­юсь вам, что самые боль­шие про­бле­мы, ко­то­рые у нас име­ют­ся в цер­ков­ной среде, ис­хо­дят от этих людей, от этого типа так на­зы­ва­е­мых ре­ли­ги­оз­ных людей, для ко­то­рых Бог – это ре­ли­гия, то есть опре­де­лен­ный ре­ли­ги­оз­ный факт.

Хри­стос для них – не От­кро­ве­ние. Они не любят Хри­ста. По­че­му? По­то­му что для них Хри­стос – это идео­ло­гия, ре­ли­гия, со­во­куп­ность идей ис­клю­чи­тель­но хо­ро­ших и ве­ли­ко­леп­ных, зо­ло­тых – но никто ни­ко­гда не может лю­бить голую идею. И никто не так сла­бо­умен, чтобы жерт­во­вать своей жиз­нью ради одной идеи. И любят не толь­ко идею. Есть ли среди вас такой, кто может же­нить­ся толь­ко ради идеи? Не мо­жешь ты же­нить­ся ради одной идеи. Ты же­нишь­ся на дру­гом че­ло­ве­ке, дру­гой лич­но­сти, по­то­му что у тебя есть кон­крет­ные от­но­ше­ния с этой лич­но­стью.

В Церк­ви ни­ко­гда нет какой-​то идеи, Цер­ковь про­тив вся­кой идео­ло­гии, про­тив вся­кой фи­ло­со­фии, вся­ко­го умо­зре­ния – это то, что мы долж­ны усво­ить себе очень хо­ро­шо, по­то­му что, к со­жа­ле­нию, это силь­но про­яв­ля­лось в ре­ли­ги­оз­ных уче­ни­ях даже в нашей стране. Для нас Бог был дол­гом, мо­ра­лиз­мом, обя­зан­но­стью. Мы не на­учи­лись тому, что для нас Бог – это воз­люб­лен­ная Лич­ность, и че­ло­век влюб­лен в Бога, он любит Хри­ста, и любит силь­но, он любит Его так силь­но, что ни­ка­кая дру­гая лю­бовь не может усто­ять перед лю­бо­вью ко Хри­сту, даже лю­бовь к на­ше­му «я».

Это лю­бовь, через ко­то­рую Хри­стос при­зы­ва­ет нас пре­воз­мочь вся­кую дру­гую лю­бовь. Вы ви­ди­те, что Он го­во­рит? «Вни­май­те хо­ро­шень­ко, – го­во­рит Хри­стос, – кто любит отца или мать более, неже­ли Меня, не до­сто­ин Меня» (Мф. 10: 37). Хри­стос при­хо­дит и го­во­рит тебе: «Если ты лю­бишь отца или мать боль­ше, чем Меня, ты недо­сто­ин Меня. Если ты лю­бишь жизнь свою боль­ше Меня, ты недо­сто­ин». По­че­му?

Чтобы по­ка­зать, что никто не нена­ви­дит своих ро­ди­те­лей, мы бес­крайне любим их, но в этой любви есть опре­де­лен­ная иерар­хия, и лю­бовь к Богу – это пламя, это огонь, она, когда вспых­нет в серд­це че­ло­ве­ка, рас­про­стра­ня­ет­ся на всех. Ты не мо­жешь нена­ви­деть ни­ко­го, если лю­бишь Хри­ста, но не мо­жешь и ради любви к дру­го­му по­га­сить лю­бовь к Богу.

Ино­гда мы дей­стви­тель­но на­хо­дим­ся в боль­шом за­труд­не­нии. Му­че­ни­ки, чада, часто ока­зы­ва­лись в таких труд­но­стях.

Вот мы празд­но­ва­ли па­мять свя­то­го Кал­лио­пия[6]. Это был 15-​летний му­че­ник. Языч­ни­ки схва­ти­ли его и спро­си­ли, хри­сти­а­нин ли он, и он от­ве­тил утвер­ди­тель­но. Ре­ши­ли убить его. Его мать была там. Ре­ши­ли рас­пять его на кре­сте. В Страст­ную пят­ни­цу рас­пя­ли его на кре­сте, не зная, что была Страст­ная пят­ни­ца. Его мать сто­я­ла под кре­стом, и пошла она туда, чтобы ре­бе­нок ее не по­ко­ле­бал­ся и не от­рек­ся от Хри­ста. По­ду­май­те толь­ко, какую иерар­хию любви имела она в душе.

То же и со свя­ты­ми 40 му­че­ни­ка­ми и ма­те­рью са­мо­го млад­ше­го из них, Ме­ли­то­на. Когда их вы­та­щи­ли из за­мерз­ше­го озера в Се­ва­стии и все ока­за­лись мерт­вы, сын ее был жив. 39 тел му­че­ни­ков по­гру­же­ны были на те­ле­гу, и их по­вез­ли в некое место по­бли­зо­сти, чтобы сжечь там. Мать пошла, как на­пи­са­но, и, уви­дев, что дитя ее еще живо и идо­ло­по­клон­ни­ки не взяли его вме­сте со всеми, взва­ли­ла его себе на плечи и по­спе­ши­ла за те­ле­гой, чтобы успеть по­ло­жить его со всеми и чтобы он не ли­шил­ся му­че­ни­че­ско­го венца.

Свя­тая Пер­пе­туя была 20-​летней мо­ло­дой жен­щи­ной, она толь­ко что ро­ди­ла. Она была до­че­рью син­кли­ти­ка, то есть ми­ни­стра, и когда ее бро­си­ли в тем­ни­цу и не могли за­ста­вить из­ме­нить своей вере, муж ее при­шел, взял ре­бен­ка и ска­зал:

– По­жа­лей сво­е­го ре­бен­ка. Что будет с ним, кто будет кор­мить его, кто вы­рас­тит?

И не от­да­ва­ли ей ре­бен­ка, чтобы сло­мить ее дух.

То есть вы толь­ко по­ду­май­те, что это за борь­ба была, но во­пре­ки всему му­че­ни­ки оста­ва­лись непре­клон­ны­ми.

У свя­то­го Иоан­на Зла­то­уста есть хо­ро­шее слово о Со­ло­мо­нии, у ко­то­рой было се­ме­ро детей (свя­тые бра­тья Мак­ка­веи)[7], всех их убили у нее на гла­зах. Од­но­го бро­си­ли в ки­пя­щий котел, дру­го­го по­ве­си­ли, тре­тье­го обез­гла­ви­ли. Она была ев­рей­ка, го­во­ри­ла на ев­рей­ском и ска­за­ла им:

– Смот­ри­те не от­ре­ки­тесь от своей веры! Остань­тесь верны Богу и не бой­тесь вре­мен­но­го му­че­ния, а имей­те перед гла­за­ми Божию лю­бовь!

И мы ждем встре­чи со Хри­стом, вы прой­де­те через му­че­ние, и тогда мы встре­тим­ся со Хри­стом, не бой­тесь.

И свя­той Иоанн Зла­то­уст го­во­рит ей по­хва­лу: «По­смот­ри на му­че­ни­цу. После этого она сама по­гиб­ла му­че­ни­че­ски, уме­рев преж­де семь раз му­че­ни­че­ски как мать, когда уби­ва­ли ее детей. О, бла­жен­на мать та, что пре­воз­мог­ла при­ро­ду!»

Самое силь­ное чув­ство на свете – это ма­те­рин­ство. Кто может от­ри­цать это? Даже у самой малой пташ­ки есть ма­те­рин­ское чув­ство. Ты идешь по своим делам, а мать ма­ло­го птен­ца на­па­да­ет на тебя. Во­пре­ки всему, это самое силь­ное чув­ство от­сту­па­ет перед Бо­жи­ей лю­бо­вью и при­да­ет смысл всему осталь­но­му.

В ко­неч­ном счете в Церк­ви то, что скреп­ля­ет мир и нас, – это не вера в какую-​нибудь идею (мы не идео­ло­ги ни в коей мере, не фи­ло­со­фы, не мыс­ли­те­ли, не люди аб­стракт­но­го ис­кус­ства), а кон­крет­ное от­но­ше­ние. В Церк­ви ты раз­ви­ва­ешь кон­крет­ные от­но­ше­ния любви с лич­но­стью Иису­са Хри­ста, то есть то, о чем свя­той апо­стол Петр го­во­рит: «Вы, хотя и не ви­де­ли Хри­ста лично, лю­би­те Его!»

Мит­ро­по­лит Ли­мас­соль­ский Афа­на­сий
Пе­ре­ве­ла с бол­гар­ско­го Стан­ка Ко­со­ва

Двери.Бг

7 ав­гу­ста 2012 г.

 

[1] См.: 1 Пет. 1: 4–6.

[2] См., напр.: Ма­ка­рий Еги­пет­ский, пре­по­доб­ный. Ду­хов­ные бе­се­ды. Слово 7. Гл. 14. М., 2007. С. 637–638).

[3] См.: Иг­на­тий Бо­го­но­сец, свя­щен­но­му­че­ник. По­сла­ние к рим­ля­нам. Гл. 4–5 // Пи­са­ния мужей апо­столь­ских. СПб., 1895. С. 292–293.

[4] Эв­де­мо­низм – жиз­нен­ная фи­ло­со­фия, счи­та­ю­щая до­сти­же­ние сча­стья целью че­ло­ве­че­ской жизни.

[5] См., напр.: До­сто­па­мят­ные ска­за­ния о по­движ­ни­че­стве свя­тых и бла­жен­ных отцов. Об авве Лон­гине. § 4. М., 1999. С. 270; Петр Да­мас­кин, пре­по­доб­ный. Тво­ре­ния. Кн. 2. Слово 24. М., 2001. С. 315.

[6] Име­ет­ся в виду му­че­ник Кал­лио­пий Пом­пе­о­поль­ский († 304; па­мять 7/20 ап­ре­ля). Па­мять упо­ми­на­е­мых далее 40 свя­тых му­че­ни­ков Се­ва­стий­ских († ок. 320) – 9/22 марта, му­че­ни­цы Пер­пе­туи Кар­фа­ген­ской († 202–203) – 1/14 фев­ра­ля, му­че­ни­ков Мак­ка­ве­ев († 166 г. до Р. Х.) – 1/14 ав­гу­ста.

[7] Три бе­се­ды о свя­тых Мак­ка­ве­ях и о ма­те­ри их см. во 2-й книге 2-го тома «Тво­ре­ний» свя­ти­те­ля Иоан­на Зла­то­уста.

 

Ис­точ­ник