Федеральный бюджет-2017

Нефтерубль

Авторы бюджета исходят из того, что средняя цена барреля Urals в 2017-2019 гг. будет составлять $40, называя такой прогноз «консервативным». Но консервативным его можно считать лишь для 2018-2019 гг. За 11 месяцев нынешнего года средняя цена барреля Urals составила $41,02. Вряд ли снижение прогнозной цены на 2 с небольшим процента от уровня 2016-го можно считать консервативностью. Тем более на фоне чрезмерного оптимизма прошлых лет – так, год назад бюджет верстали из расчета $50/бочку, и ошибка в итоге вышла достаточно серьезной.

Перипетии с ценой нефти в этом году показывают, что прогнозы редко сбываются с необходимой точностью. В настоящее время рынок верит в грядущее сокращение добычи странами ОПЕК и другими участниками. Саудовская Аравия доказывает свою способность управлять ценами, пускай и не без огрехов. Однако в будущем настроения могут перемениться, в том числе и у Саудовской Аравии. Добыча нефти по-прежнему превышает потребление, и балансировка путем искусственных ограничений не выглядит очень надежным средством устранения этой проблемы. Не исключен возврат цен и к «консервативной» отметке, и уход ниже ее.

Помимо гаданий по птичьим полетам цены нефти, существуют и более приземленный, очень даже важный параметр будущего бюджета. В отличие от котировок Brent, здесь правительство располагает инструментами и мотивацией для приведения этого параметра в желаемое положение. Речь идет, конечно, о нефтерубле.

Итак, на 2017 год желаемое значение нефтерубля установлено в размере 2700 руб./барр. Urals. Это достаточно серьезное снижение по сравнению с плановым показателем бюджета-2016 – 3165 руб./барр. И в то же время нефтерубль-2017 оказывается очень близок к своему фактическому значению за 11 месяцев 2016 – 2763 руб/барр.

В определенном смысле это не «консерватизм», а «реакционность». Или, если угодно, «новая нормальность» (new normal). И попытка минимизировать шок платежного баланса за счет подгонки федерального бюджета к этой самой новой нормальности. Пострадавшими в этих условиях являются бюджетные нефтегазовые доходы. Дешевеет нефтерубль – сокращаются нефтегазовые доходы. Чем меньше нефтерубль – тем меньше бюджет нашей великой державы зависит от «нефтяной иглы». Однако я бы не торопился радоваться – во-первых, процесс этот довольно болезненный для экономики, а во-вторых, есть нюансы, о которых чуть позже.

Из приблизительного равенства расчетных цен нефти и нефтерубля в 2016 и 2017 следует равенство курса доллара к рублю. В 2017 он должен составить 67,5; 11 мес. 2016 – 67,35. Исходя из заложенных в бюджет параметров, рублевые вложения выигрывают в доходности у долларовых.

Напомню, что среднее значение дисконта Юралс к марке Брент на спотовом рынке в последнее время составляло 4%.

Аскетизм

Расходы федерального бюджета на ближайшую трехлетку запланировано постепенно ужимать в номинальном выражении – а значит, и в реальном тоже. В 2016 году расходы составят ориентировочно 16,4 трлн. руб., в 2017 – 16,2 трлн. руб., к 2019 эта цифра должна опуститься до 16 трлн. руб.

Бюджетный аскетизм – это неизбежный ответ на окончание «праздника жизни» с нефтью по сто. Накопленные резервы еще позволяли поддерживать в 2015-2016 остатки былой роскоши, но становилось понятно, что пора затягивать пояса.

В крайнем «тучном» году – 2013 – расходы федерального бюджета составляли 18,5% ВВП. Очевидно, что с нефтью «по 40» это отношение должно быть заметно ниже. Но в 2016 оно может достичь 19,8%.


Здесь и далее: до 2015 – факт., 2016 – оценка, 2017-2019 – план (если не указано иное).

Если бюджет будет следовать предлагаемому плану, к 2019 отношение расходов к ВВП уменьшится до 16,2%. Это уже похоже на здоровый уровень. С поправкой на объективные демографические процессы, о которых немного ниже. Кстати, если вы терялись в догадках, что же такое «структурные преобразования экономики», ставшие модной темой в заявлениях высокопоставленных руководителей - график выше является вполне годным примером.

Главное - маневры

Нефтегазовые доходы бюджета в 2017-2019 будут расти – главным образом, за счет «распухания» нефтерубля от инфляции. В целом самая болезненная «ломка» нефтяной зависимости позади – 2016 должен остаться годом с номинальным минимумом по нефтегазовым доходам. В % к ВВП нефтегазовые доходы в 2018-2019 должны сокращаться с очень осторожным темпом:


Незначительно вырастет и доля нефтегазовых доходов в формировании бюджета. Зато существенные изменения продолжатся в структуре этих самых доходов. В 2017 будет закончен «налоговый маневр».

В чём суть «налогового маневра»? Некоторые одиозно настроенные личности могут утверждать, что она в том, что правительство залезет в карманы рядовых россиян. Какая неблагодарная позиция! На самом деле правительство десятки лет спонсировало для своего народа низкие цены нефтепродукты, ожидая взамен если не горячей любви, то хотя бы элементарного уважения. Но нет! Прошло столько времени, а народ по-прежнему кроет правительство в матерных выражениях и обвиняет его во всех смертных грехах. Осознав тщетность своих усилий (и размер дыр в бюджете), чиновники решили завязывать с благотворительностью.

Итак, в 2017 каждая добытая в России тонна нефти будет дополнительно обложена еще 368 рублями налога. Соответственно, цена нефтепродуктов на внутреннем рынке должна вырасти примерно на 3-5 руб./литр. Не надо печалиться – это повышение позволит привлечь бюджету дополнительные 323 млрд. рублей. Правительству эти деньги нужнее, чем вам.

Еще 110 млрд. рублей бюджет получит за счет роста налогообложения добычи газа и газоконденсата. Одновременно снижается налоговая нагрузка на экспорт нефти и светлых нефтепродуктов. Здесь потери составят 219 млрд. руб. Нетто-эффект (с учетом прочих статей) - +203 млрд. рублей нефтегазовых доходов.

Собственно, вот она – программа реабилитации от «нефтяной зависимости». Ну, то есть налоговые поступления от нефтегазовой отрасли даже увеличатся, но лечащий врач уверяет, что это часть плана. Если подойти серьезно, «налоговый маневр» - это эффективный инструмент по минимизации влияния нефтерубля на доходы бюджета. Растущая ставка налога на добычу полезных ископаемых выражена в рублях – и слабо зависит от капризов сырьевой валюты. Напротив, долларовая-«нефтерублевая» ставка экспортной пошлины сокращается.

Впрочем, федеральный бюджет не в состоянии полностью «отвязаться» от нефтерубля даже при обнулении экспортной пошлины. Еще одна важнейшая статья бюджетных доходов – НДС, начисляемый на импорт – полностью определяется курсом сырьевой валюты. В 2017 размер поступлений по этой статье составит 2 трлн. рублей (14,8% от всех доходов).

Опричная экономика

Просвещенная общественность немало сокрушалась о том, что в России слишком высока степень участия государства в экономике. Само государство предпочитало на эти жалобы не реагировать. Тем временем, грянул кризис, и чиновники в спешном порядке принялись изыскивать новые источники дохода взамен нефтяной ренты. И тут – эврика! – кого-то осенило, какие несметные богатства аккумулировала в своих хозяйственных руках российская держава.

«Это активы», - следовала логике мысль чиновников, - «а значит, они должны приносить доход». Государство столько лет, не щадя сил, средств и международного имиджа, создавало для госкорпораций «тепличные» условия ведения бизнеса и обеспечивало полную поддержку. Теперь, когда государственным финансам нездоровится, настал черед компаний поддержать своего собственника – ну, например, за счет дивидендов. Или продажи доли в капитале.

Тут, конечно, мог возникнуть вопрос – почему государство столько лет даже не чесалось насчет эффективного использования своих активов? Но, не обратив должного внимания на этот момент, чиновники поспешили выкатить постановление по дивидендам и план приватизации.

А разгадка была проста. Российские корпоративные реалии далеко не исчерпываются теорией агентских издержек из гарвардских учебников. Здесь действует весьма буйный спектр отношений – политических, административных, персональных, коррупционных, криминальных, олигархических… Назовём все это опричной экономикой – ибо ничто не ново под луной...

Инициативы «оторванных от жизни» клерков из правительства вызвали у опричнины самый натуральный когнитивный диссонанс. Да как же они посмели распоряжаться их владениями да забирать в государственную казну их деньги! И потянулись влиятельные опричники с челобитными к царю. На поверхности тем временем разыгрывались самые натуральные драмы, кульминацией одной из которых стало попадание в опалу высокородного боярина Алексея Валентиновича по обвинению в мздоимстве.

Царь не стал бросать в беде верных опричников – приватизация из драмы превратилась едва ли не в фарс, а некоторые опричные компании даже поглумились над одураченным простым людом:


Впрочем, «главная история», видимо, предполагает лишь обсуждаемость, а не финансовый эффект для акционеров.

Поскольку проект бюджета составлялся до опалы Алексея Валентиновича, правительство не теряло решимости обуздать опричнину. В 2017 году чиновники всерьез надеются изъять у госкорпораций 50% от большей прибыли (по РСБУ или МСФО). Появляются и такие пассажи:

«Увеличение дивидендных выплат будет способствовать обеспечению более эффективного использования инвестиционных ресурсов и повышению качества инвестиционных проектов госкомпаний».
Если это не шпилька в адрес одного из главных опричников, грозного хозяина «Р-нефти» Игоря Ивановича – то что же еще?

Но надежды на повышенную «собираемость» дивидендов у правительства большие. Планируется, что рост по этой статье составит 289 млрд. руб. После продажи 19,5% акций «Р-нефти» доля дивидендных выплат государству от этой компании уменьшится, поэтому такая высокая планка прогноза достижима лишь при неукоснительном следовании госкорпораций распоряжению правительства. Очевидно, в новом году нам не избежать новых драм.

Эльвира – повелительница печатного станка

Если выручка от приватизации «Р-нефти» всё-таки успеет поступить на счета Казначейства этом декабре, резервы правительства будут главным источником финансирования дефицита бюджета-2017. В следующем году планируется пустить на это 1,8 трлн. руб. Это немного меньше объема, который может быть потрачен в 2016 (2,1 трлн.).

Инъекция 1,2 трлн. рублей из Резервного фонда в апреле-августе 2016, по-видимому, была одной из причин, по которым инфляция не желала тормозить до предписанного уровня 4%. Вероятно, что цель по инфляции не будет достигнута и в 2017. В 100-процентную эффективность операций ЦБ по абсорбированию ликвидности не очень верится.

Впрочем, борьба Набиуллиной с инфляцией и дефицитом бюджета – это «борьба нанайских мальчиков». ЦБ, и только ЦБ контролирует «печатный станок». Объективно нет никаких ограничений на продажу валюты/покупку рублей Минфином на открытом рынке. Однако Набиуллина, публично выражая своё недовольство политикой предшественников по таргетированию курса, сама прочно и без громких деклараций увязла в триллеме.

Сама цель минимизировать шок для платежного баланса не является чем-то «неправильным» или «плохим». Любое управленческое решение – это компромисс, выбор варианта с наименьшими издержками. Для обуздания инфляционных ожиданий словесные интервенции являются эффективным оружием, и я не вижу особой беды в том, что слова главы ЦБ расходятся с делами. С другой стороны, Набиуллина обещала наращивать золотовалютные резервы, но не обещала покупать их только на открытом рынке :)

Можно порассуждать об альтернативах. Насколько могла повлиять на курс продажа 30 млрд. долларов в год? Навскидку, без конкретных моделей, можно предположить, что нефтерубль мог укрепиться на 7%-10%. Это дало бы негативный эффект для доходов бюджета и прибыли предприятий. Вероятно, что сальдо текущего счета опустилось бы до нуля.

Вместе с тем, перераспределение рублевой ликвидности вкупе с укреплением рубля могло бы охладить инфляцию на пару процентных пунктов, как раз до долгосрочной цели ЦБ. Это позволило бы быстрее снижать учетную ставку, что оживило бы инвестиции, особенно в секторах, ориентированных на внутренний спрос.

Надо понимать, что с исчерпанием суверенных фондов (в таком сценарии это произошло бы немного быстрее) курс рубля и агрегаты платежного баланса вернулись бы к равновесному состоянию, т.е. речь идет об очередном шоке.

Из политики ЦБ можно сделать вывод о том, что значительное укрепление нефтерубля (допустим, ниже 2500 р./барр.) может иметь разве что эпизодический характер. В дальнейшем, в 2018 планируется сократить «печатание необеспеченной денежной массы» до 1,16 трлн. руб. В 2019 объем «печатания» должен быть совсем незначительным, и, будем надеяться, г-жа Набиуллина наконец сменит костюм нанайских мальчиков на что-то более приличное.

Возможно, что удастся отказаться от «печатания» рублей немного раньше. Во-первых, если конвертация валютной выручки от приватизации «Р-нефти» запоздает, на соответствующую сумму уменьшится потребность в финансировании дефицита в 2017. Но еще более ощутимым может быть эффект от роста нефтерубля выше отметки 2700 руб./барр. Дополнительные налоговые поступления в таком случае позволят меньше полагаться на распродажу суверенных фондов.

С протянутой рукой

Бюджет-2017 предполагает серьезное расширение программы заимствований. Они увеличатся с 582 млрд. руб. в 2016 до 1,02 трлн. руб. В 2018-2019 гос. долг также будет расти на 1 трлн. в год. Три четверти прироста обеспечат рублевые заимствования.

Даже не очень хочется обсуждать выросшую склонность населения и предприятий к сбережениям и то, какой эффект в триллионах рублей это даёт. А не хочется после размещения «Р-нефтью» облигаций на 600 млрд. руб. 5 декабря. Когда-то, два года назад, размещение той же «Р-нефтью» на сумму 625 млрд. руб. называли «крупнейшим в истории на российском рынке». В итоге всё прошло очень тихо и спокойно, книгу заявок собрали за один час. Размещение-2016 оказалось ровно таким же – вплоть до скорости заполнения книги заявок. Разве что медийного освещения было поменьше.

На этом фоне рост государственных рублевых заимствований где-то на 330 млрд. руб. в 2017 не выглядит сколь-нибудь значимым событием. Скорее всего, рост заимствований сам по себе слабо повлияет на уровень ставок. При желании и некоторой толерантности к уровню ставок программа заимствований могла быть расширена кратно. Сдерживающим фактором, видимо, здесь является нежелание сильно повышать расходы на обслуживание государственного долга. Предпочтительнее тратить валютные средства в суверенных фондах, которые приносят невысокий процентный доход.

Надежда на цифру

Минфин возлагает большие надежды на рост поступлений налога на внутреннюю добавленную стоимость. В 2009-2014 гг. бюджет собирал по этой статье 2,6%-2,9% ВВП. В 2015 удалось дотянуть до 3% ВВП. В 2016 ожидают 3,2% ВВП. Предполагается, что сборы будут расти и дальше и к 2019 могут увеличиться до 3,6%.

Одной из причин такого повышения планов является дигитализация НДС. Напомню, что с 2015 работающие с НДС предприятия обязаны подавать в налоговую электронные реестры своих операций. На обратном конце – в налоговой инспекции – продолжает совершенствоваться система обработки этих данных, сейчас она носит название «АСК НДС-2».

Эти нововведения являются масштабным шагом вперед в развитии цифровой экономики и иллюстрирует те возможности Big Data, о которых говорят довольно редко. Помимо очевидных преимуществ вроде роста производительности труда в сфере налогового контроля на порядки, электронный НДС представляет собой любопытный пример совершенствования институтов технологическим способом. Причем очень быстрого совершенствования по сравнению с «естественными» процессами.

Тем не менее, в расчетах Минфин больше полагается на изменение структуры ВВП, а не на изменение собираемости. Но конкретные характеристики структурных изменений не раскрываются, а навскидку я не могу назвать, за счет чего именно произойдет такое увеличение. Если объем сбора НДС в размере 3,3% ВВП в 2017 является вполне реалистичным, то дальнейший рост до 3,6% ВВП всё-таки кажется слишком оптимистичным предположением. Время покажет.

Игорёк-"три процента"

Кому война – а кому мать родна. Одним из следствий двукратной девальвации рубля стал рост прибыли организаций – на 21% в 2015 и еще на 10% за 3 квартала 2016. А большая часть налога на прибыль зачисляется в бюджет субъектов федерации. Поэтому, пока федеральный бюджет трещал по швам, местные бюджеты получили неожиданную подпитку.

Центр вожделенными глазами смотрел на эти финансовые потоки и пришел к сакраментальной мысли: регионам надо делиться. Разумеется, всё это с благими мотивами выравнивания бюджетной обеспеченности. С 2017 года ставка отчислений налога на прибыль увеличивается с 2 до 3 процентов. Для регионов это не слишком чувствительно, а для федерального бюджета – дополнительные 119 млрд. рублей.

Это не единственный элемент «бюджетного маневра» между центром и регионами. Помимо налога на прибыль, изменения коснулись зачисления акцизов на моторное топливо, алкоголь и пр. В сухом остатке центр «перетянет» к себе 164 млрд. руб. региональных сборов.

Не повезло с народом

Главная проблема российской экономики на ближайшие три года прямо не вытекает из ошибок в бюджетном планировании – хотя на бюджет эта проблема будет иметь самое непосредственное влияние. Главная проблема – это демография. Демографическая ситуация с точки зрения экономики описывается коротким русским словом на букву «ж»:


Численность населения трудоспособного возраста продолжит убывать с темпом 700-900 тыс. человек в год. Число людей, имеющих право на пенсию по старости – продолжит увеличиваться на 500-700 тыс. человек в год.

Собственно, эта проблема была характерна для всего прошедшего десятилетия, и в предстоящие годы интенсивность негативных процессов даже немножко снизится. Тем не менее, кумулятивный эффект становится всё более и более заметным. Если в 2008 году на одного человека старше трудоспособного возраста приходилось трое потенциальных работников, то к 2020 это соотношение опустится до 1:2.



Но уже в 2008 соотношение числа работающих и числа пенсионеров не позволяло достичь коэффициента пенсионного замещения (отношения средней пенсии к средней зарплате) в 40% даже при стопроцентной собираемости взносов. Впрочем, стопроцентная собираемость – это сугубо теоретическое понятие. Борьба с масштабным распространением нелегальной занятости в России идет давно, и успехи достаточно скромные. Никаких кардинальных решений, подобных «оцифровке» НДС, здесь в среднесрочной перспективе не предвидится.

Очевидным решением является повышение пенсионного возраста, которое надо было осуществлять еще тогда. Благо и повод – кризис-2009 – подвернулся. Но правительство в порыве неслыханной щедрости тянуло до 2011 года, и затем резко – на 30% - повысило ставку отчислений в Пенсионный фонд. Предприятия от подобной «щедрости» были не в восторге и потянулись «в тень»; через год ставку пришлось снижать. Проблема тем временем продолжала усугубляться.

Однако вернемся к будущей ситуации. Правительство очень, очень надеется на то, что занятость пенсионеров продолжит расти. При сокращении граждан трудоспособного возраста на 2,5 млн. человек за три года правительство рассчитывает, что рабочая сила сократится только на 1,2 млн. В принципе, это реалистичная оценка.

Исходя из этой оценки, рабочая сила в 2017-2019 будет сокращаться со средним темпом 0,55% в год. И тут мы подходим к вопросу производительности труда. Нюанс в том, что производительность труда работающих пенсионеров в целом ниже, чем работников «основного» возраста.

Однако ситуация еще хуже, чем показывает этот график. Не секрет, что среди работающих пенсионеров велика доля неформальной занятости, и фактический уровень средней зарплаты должен быть гораздо ниже официальных цифр.

Чтобы достичь роста ВВП на 2% при такой динамике рабочей силы, производительность труда должна расти на 2,5%. Эта планка не была взята уже в 2013 – при высоких ценах на нефть и неплохих инвестиционных ожиданиях. О последующих годах и говорить нечего. Нынешние депрессивные настроения и подавленные инвестиции не сулят производительности труда ничего хорошего. Качество рабочей силы деградирует по объективным демографическим причинам.

Единственной надеждой остается рост цен на нефть. В нулевые годы этот фактор сильно поспособствовал быстрому росту производительности труда. В 2015 и 2016 происходил процесс нормализации, «усыхания» той части производительности, которая была обусловлена благоприятной внешней конъюнктурой. Эта нормализация – инертный процесс. Если «дно» нефтяных цен мы наблюдали в 1 квартале 2016, то в отношении ВВП РФ даже Улюкаев сейчас не может ничего загадывать.

Любопытно взглянуть на то, как прогнозировали динамику производительности труда осенью 2014. Вот прогнозы ЦБ РФ и ЦСАП ЦЭМИ РАН. Эти прогнозы базировались на цене нефти $80-$100 за баррель:




В общем, «хоккейные клюшки» из старого прогноза ЦБ с незначительными изменениями перекочевали в сегодняшний бюджетный проект. Прогноз от Центра ситуационного анализа выглядит пессимистичнее, однако качество его эконометрической модели вызывает вопросы. Впрочем, и ЦБ, если не ошибаюсь, начал использовать DSGE-модель несколько позднее.

Очевидно, что правительство надеется на некий «восстановительный рост» производительности труда в будущем. Но будет ли он иметь место – вопрос. Рынок труда очень слабо отреагировал на ухудшение внешнеэкономических условий. После чего именно должна восстановиться производительность?

Рост цен на нефть, в свою очередь, окажет зримое влияние на динамику производительности. В таком сценарии краткосрочное повышение темпов роста до 3% и выше вполне реально. И пускай бюджет «консервативно» готовится жить при нефти «по сорок», в 2018 есть хорошие шансы для более благоприятной ценовой конъюнктуры. А она, в свою очередь, позволит не обращать внимания на недочеты в бюджетном планировании и демографические тренды. Хотя бы на некоторое время.

http://giovanni1313.livejournal.com/65412.html