Гражданская война началась до приезда Ленина

По просторам интернетов к данной дате начал бродить просто проникновенный текст, о   цитата - "Первом акте террора гражданской войны" с большими или меньшими кусками копипасты друг у друга, которые местами просто выбивают слезу. Вот например текст не отстающего от модных трендов известного в узких кругах неуловимого одесского мстителя, в перепосте  человека которому на территории Незалежной уже даже проездом появляться я бы не рекомендовал.

А ведь сегодня 99 лет со дня начала террора в годы Гражданской войны.

10 ноября(по новому стилю) 1917 года, в Москве, юнкера, поддерживавшие временное правительство, захватили Кремль, где без суда и следствия расстреляли до 300 солдат 56-го полка.
Утром в Кремль, начальнику гарнизона прапорщику Берзину позвонил лично командующий войсками Московского военного округа полковник Рябцев и сообщил, что весь город под контролем войск Временного правительства, что войска Военно-революционного комитета разбежались, и что гарнизону Кремля предлагается капитуляция.
Связи у кремлевцев с ВРК не было, что проиходило в городе - они не знали. Поэтому открыли ворота и сдались.
Безоружных солдат выстроили во дворе Кремля и расстреляли из пулеметов.
Это первый организованный террористический акт после 7 ноября.

Что интересно, после того, как большевики победили и в Москве - юнкеров отпустили под честное слово. Никто наказан не был. Арестован был лишь полковник Рябцев. Причем, поймали его в городе Шуя и привезли в Москву, в Таганскую тюрьму. Через три недели отпустили.
Большая часть юнкеров нарушило свое честное слово и отправилось на Дон, где уже формировалась Добровольческая армия.
Полковник Рябцев, правый эсер, уехал в Харьков. Приживет он еще полтора года. В июне 1919 года его арестуют и убьют при попытке к бегству.
Нет, не чекисты. Деникинская контрразведка. Обвиняли его в том, что он сдал Москву большевикам. Странно его убьют. Такое ощущение, что он слишком много знал. Словно кто-то сильно не хотел, чтобы он следствию что-то рассказал.
А может быть, просто бывшие юнкера, нанюхавшись кокаина, решили развлечься по дороге в тюрьму и шлепнули полковника просто так.

При этом как и следовало  ожидать, текст лжив чуть менее чем полностью.
 Начнем с самого факта расстрелов " из пушек и пулеметов".  Поможет нам в этом журнал "Борьба классов" за 1931. №6-7. С.98-100, что есть крайне знаковый момент ибо заслуженные победители в Гражданской оказываются куда честнее чем современые интернетные и неинтернетные  борцы, слившие совок в погоне за "100 сортами колбасы" без малейшего сопротивления, но со временем  прозревшие оттого что самые дорогие сорта  достались не всем, а только лишь некоторым.

Начальнику артиллерии
Московского военного
округа

Начальник
Московского артиллер.
склада
8 ноября 1917 г.
№79390

О чрезвычайных происшествиях

Рапорт

Доношу о событиях, разыгравшихся в Кремле и арсенале с 26 октября по 3 ноября в моем присутствии.

26 октября утром в Кремль прибыл назначенный Военно-Революционным Комитетом комиссар Кремля Ярославский и комиссар арсенала по выдаче оружия прапорщик Берзин. Последний потребовал об отпуске из склада 1700 винтовок по наряду Революционного комитета. Так как оружие стало разбираться самовольно, то прибывшим вр. и. д. начальника склада полковником Лазаревым был собран комитет, в который приглашен прапорщик Берзин, предъявивший свой мандат. Было постановлено, что склад подчиняется распоряжениям Военно-Революционного Комитета, но чтобы каждое требование на оружие было засвидетельствовано прапорщиком Берзиным, который и расписывался в получении наряда оружия. Винтовки грузились на 3 грузовых автомобилях, но вывезены из Кремля не были и впоследствии поступили в распоряжение отряда юнкеров и бьющегося на вооружении белой гвардии, прибывшего ударного батальона и пр. Также были выданы винтовки одной роте (6-й) 56-го пех. полка, не имеющей оружия. Отпуск производился в порядке. Вечером было отпущено 12 пулеметов, пулеметные ленты и около 70.000 винтовочных патронов. День 27 октября прошел спокойно. В 7 час. веч. пропуск в Троицкие ворота был прекращен. Прочие ворота были заперты накануне. Ночью было несколько выстрелов. В 8 час. утра 28 октября Троицкие ворота были отперты прапорщиком Берзиным и впущены в Кремль юнкера. Прапорщик Берзин был избит и арестован. Тотчас же юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот 2 пулемета и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм склада и 56-го пех. запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 чел. были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился.

Оставшиеся раненые стонали; лежали обезображенные трупы.

Отведя несколько раненых в помещенный во дворе лазарет, я вызвал медицинский персонал. Приемный покой был наполнен ранеными. Двое из них тут же скончались. Я отвел в лазарет Потешного дворца всех, кто мог сам двигаться, а прибывший автомобиль скорой помощи стал понемногу забирать тяжело раненых. Осмотрев убитых около ворот, я установил личность 12 солдат, двое остались неопознанными. В то же время юнкера стали вновь выгонять всех солдат из казарм, заставляя их держать руки вверх, и в таком виде отправляли во двор окружного суда. Солдаты были уверены, что их ведут опять на расстрел, но я их успокаивал. Я просил разрешения начальника отряда послать солдатам обед, но в этом было отказано. Вечером я просил отпустить солдат склада в казармы за моим ручательством, на что последовало разрешение. Я пошел в окружной суд, собрал своих солдат и объявил, что их отпускают под мое честное слово, что никто из них не выйдет из казарм и не возьмет оружия. Все обещали. Но едва солдаты подошли к воротам, а часть уже даже вошла, как их остановили по протесту юнкеров и повели в казарму 56-го полка. Следующие дни прошли в непрерывной перестрелке юнкеров с осаждающими Кремль солдатами и Красной гвардией, причем участвовали пулеметы и артиллерия. В Кремле орудия стояли около соборов и перемещались иногда к Троицким и Боровицким воротам. В зданиях склада устроен был продовольственный склад, к заведыванию которым были привлечены от склада все наличные чиновники: надв. советник Вершканский, чиновник Фрейт Берг и Кириллов. Из них Вершканский и Кириллов посылались для реквизиции продуктов, подвергаясь обстрелу из винтовок и пулеметов. С 31 октября Кремль начала громить тяжелая артиллерия. Разрушены: часть Малого Николаевского дворца, Чудов монастырь; повреждены сильно стены храма 12 апостолов, поврежден Успенский собор, колокольня Ивана Великого. В Оружейную палату одна попала пуля. В казарму склада 2 ноября прибыла II школа прапорщиков в числе 200 чел., не пожелавшая участвовать в вооруженном столкновении, отдавшая в склад оружие. С наступлением темноты 2 ноября отряд юнкеров стал очищать Кремль. Часть арестованных в окружном суде наших солдат и солдат 56-го пех. полка были мною выведены из казармы склада. 3 ноября стрельба прекратилась, но неожиданным пушечным выстрелом пробита стена казарм склада и ранено 6 сдавшихся юнкеров I школы. Освобожденные из-под ареста и пришедшие из города солдаты склада понемногу возвращаются в склад, но правильное функционирование склада еще не скоро восстановится. Денежный ящик склада все время охранялся бессменным караулом Московской местной артиллерийской команды и ныне принят казначеем склада в моем присутствии в полной исправности. За время пребывания в Кремле юнкера все время вторгались в расположение склада, требовали выдачи револьверов, врывались в отдел оружия, где взломали все шкафы и двери, разобрали все дела и бумаги, вскрыли в управлении склада казенные письма, во дворе взламывались все ящики, растаскали кинжалы, несмотря на мои требования удалиться и угрозы о предании суду. С 3 ноября в Кремль вновь назначен комиссар от Воен.-рев. Комитета и вновь производится выдача оружия Красной гвардии. Возвратившиеся арестованные солдаты склада заявляют, что юнкера при обыске отобрали у них кошельки с деньгами. Список убитых и раненых представляю. Возможно, что имеются потери из числа невозвратившихся, и неизвестно, где находятся.

Подлинный подписал генерал-майор

Кайгородов

Который полностью подтверждает свидетельство юнкера В.С. Арсентьева, которое наши красные понятно же много лет как пытаются объявить фальшивкой:

"... В Кремле засел 56[-й] полк, который сначала разоружился, согласился выйти из Кремля, откуда его старались удалить вследствие его большевистских симпатий, но затем, основываясь на двойственности подполковника Рябцева, отка
зался выйти; между тем в Кремле находился прекрасно снабженный Арсенал и огромные святыни и богатства соборов, дворцов, Патриаршей ризницы и Оружейной палаты. Ввиду этого было решено взять Кремль на заре приступом, были приготовлены штурмовые лестницы. Кремль весь был окружен юнкерами, и на Красной площади уже к ночи были небольшие стычки. Наша рота засела в Манеже с тем, чтобы на заре начать штурм. Было выставлено охранение по Александровскому саду и по Моховой до Театральной площади; около дома генерал-губернатора, занятого большевиками, знали мы, что сосредоточены большевистские силы, в том числе только что вечером пришедший к ним полк самокатчиков и часть артиллерии. Ночью объезжал посты в коляске, запряженной парой серых, подполковник Рябцев и громко здоровался с укрытыми и спрятанными людьми на постах; как мы говорили, это была явная провокация, ибо немедленно эти места начинали обстреливаться со стен Кремля.
На заре вдруг пришло известие, что 5б[-й] полк сдается, и наша рота первою вошла в Троицкие ворота у входа в кои и выстроилась; тотчас же через Спасские ворота вошла и наша 1[-я] рота. С разрешения командира я пошел в Кавалерийский корпус моему дяде, старшему хранителю Оружейной палаты Юрию Васильевичу Арсеньеву, который с моими маленькими кузинами провел в Кремле все время вплоть до занятия его большевиками он гостеприимно принял меня и впоследствии моих товарищей, и у него я ночевал в последнюю ночь перед уходом из Кремля. Едва лишь я успел выпить чаю, как за мной от командира прибежали, и я был послан с 5-ю товарищами проверить в казармах 56-го полка, все ли оружие солдатами выдано. Тем временем на Сенатской площади был выстроен без оружия весь полк, перед которым было набросано кучами сдаваемое им оружие. В казармах я нашел во всех помещениях кучки солдат, и, к моему удивлению, массу несданного оружия, даже не запрятанного; отдав приказание его пока собирать в кучки, я с товарищами продолжал обход помещения, как вдруг услыхал выстрелы; взглянув в окно, я увидал, что солдаты, как подкошенные, падают, и на площади идет какая-то сумятица; ввиду этого я бросил свое занятие и с[о] своими людьми быстро побежал на площадь, но на лестнице нам навстречу бежало много солдат. Оказывается, план 56-го полка будто был таков: впустив небольшое количество юнкеров в Кремль и, видимо, им подчинившись, по сигналу броситься и уничтожить их; бежавшие навстречу нам солдаты должны были наверху в казармах забрать оружие и напасть на юнкеров. Благодаря отваге и решимости моих товарищей, которым я приказал никого по лестнице не пропускать и немедленно стрелять в случае сопротивления, удалось оттеснить вниз в сени бежавшую наверх массу и забаррикадировать боковую из сеней во двор дверь. В сенях представлялась ужасная картина: лежали и стонали раненые, то и подходили новые, на площади свистели пули.
Когда все более или менее успокоилось, мы вышли на площадь; там лежали раненые и убитые солдаты и юнкера, висели вырванные снарядами железные цепи от тумб. Когда мы присоединились к роте, то выяснилось, что, когда 56[-й] полк был выстроен и юнкера были заняты счетом солдат, то из казарм или Арсенала раздались выстрелы в юнкеров — это и было сигналом для оставшихся в казармах начать стрельбу из удержанных винтовок из верхних помещений в находящихся на площади юнкеров, за этим-то оружием и побежали встреченные нами на лестнице солдаты.
В ответ на это юнкера открыли стрельбу, а батальонный командир Александровского училища полковник Дренякин приказал открыть стрельбу из орудия через запертые Троицкие ворота; снарядом был убит фельдфебель 6-й роты Александров (племянник богача Третьякова) и еще человек пять юнкеров. Вообще, за все время пребывания в Кремле, то. и дело стреляли спрятавшиеся солдаты в юнкерские караулы и патрули с разных чердаков Арсенала, Екатеринославских казарм и т.д., но были неуловимы, хотя и были произведены тщательные обыски в этих зданиях, несмотря на протесты начальника Арсенала полковника Висковского, бывшего чем-то вроде «нейтрального»..."

Из рапорта и свидетельства юнкера В.С. Арсентьева следует:
1. Про обстоятельства сдачи Кремля ложь.
2. Про "первый акт террора" ложь.
3. Про количество жертв ложь.
4. То что 14 погибших были представлены солдатами и юнкерами скрыто.
4. И наконец про то что раненым в ходе данных беспорядков  солдатам вызвали кареты скорой помощи и эвакуировали в больницы, понятно не упомянуто.

Смотрим дальше. Первая же знаковая фигура Московского юнкерского восстания  бывший начальник 4-й  Московской школы прапорщиков генерал-майор Леонид Андроникович Шашковский, о котором его юнкера оставили такие воспоминания:
"...Начальником школы был полковник Л.А. Шашковский. Это был в высшей степени образованный и гуманный человек, но с довольно своеобразными взглядами. При приеме молодых людей в школу для прохождения курса первое, что он делал, — это давал всем поступающим написать свою биографию. Во-первых, по этой биографии он узнавал степень грамотности поступающего, а также его специальность. Если оказывался кто-либо, кто служил раньше лакеем в ресторане, на вокзале или еще что-либо в этом роде, то такой человек моментально откомандировывался в полк. Полковник Шашковский говорил: “Приму крестьянина, рабочего, но не лакея”. Полковник Шашковский немного отстал от строевой службы, так как почти 30 лет был сначала воспитателем, а потом ротным командиром в 3-м Московском кадетском корпусе. Как начальник школы и воспитатель будущих офицеров он был незаменим..." - про участие в восстании там тоже есть и описания конечно же пересказу неуловимого подпольщика противоречат.
Его биографическая справка:
Православный. Образование получил в Псковском кадетском корпусе. В службу вступил 01.09.1884. Окончил 2-е военное Константиновское училище. Выпущен Подпоручиком (ст. 07.08.1885) в 156-й пех. Елисаветпольский полк. Поручик (ст. 07.08.1889). В прикомандировании к управлению Витебского уездного воинского начальника для несения обязанностей коменд. ад. (12.08.1892-27.02.1893). Офицер-воспитатель 1-го Московского кадетского корпуса (16.09.1895-03.12.1907). Штабс-Капитан (ст. 06.12.1897). Капитан (ст. 06.12.1899). Подполковник (ст. 06.12.1902). Ротный командир 1-го Московского кадетского корпуса (с 03.12.1907). Полковник (пр. 1907; ст. 06.12.1907; за отличие). На 01.08.1916 в том же чине и должности. Начальник 4-й Московской школы подготовки прапорщиков пехоты. На 02.04.1917 состоял в резерве чинов при штабе Московского ВО, и.д. заведующего Московскими школами подготовки прапорщиков пехоты. Ген-майор (пр. 02.04.1917; ст. 02.04.1917; за отличие) с утверждением в должности. В 10.-11.1917 участвовал в боях с большевиками на улицах Москвы, в т.ч. 28.10(10.11).1917 во взятии юнкерами Московского Кремля. Расстрелян большевиками в 12.1917-01.1918 вместе с сыном.

Награды: ордена Св. Станислава 2-й ст. (1904); Св. Анны 2-й ст. (1907); Св. Владимира 3-й ст. (1913); мечи к ордену Св. Владимира 3-й ст. (ВП 01.04.1915).

То что явного  врага свободы генерал-майора  Л.А. Шашковского незаметно расстреляли вместе с сыном, а "одного единственного" правого эсера  и февралиста полковника К.И. Рябцева(Рябцова), активно участвававшего помимо прочего в подавлении "Корниловского мятежа" за что с ним Керенский расплатился полковничьими погонами и должностью в этом звании -командующего Московским Военным Округом(!!!) позже арестовали но отпустили,,  как раз неудивительно в свете впечатлений юнкера Невзорова кто по сути слил данный мятеж:

"...Никто не знал, что будет дальше. Тут полковник Рябцев проявил себя с не особенно красивой стороны: он устроил что-то вроде митинга и стал рассказывать юнкерам, что он договорился с большевиками о том, что все мы с оружием возвращаемся в свои казармы и продолжаем свои занятия, так как фронт нуждается в офицерах... Молча и угрюмо слушали юнкера Рябцева, не веря ему. Вдруг раздался голос одного юнкера: “Что вы, господа, слушаете это г...! Все он врет. Продаст нас!” На это Рябцев нашелся только ответить: “Что вы, товарищ юнкер, так грубо выражаетесь!” Дальше слушать его не хотели. Было решено, полагаясь на обещания Рябцева, переспать здесь, а утром идти в школу..."

Хотя если быть точным, не он один в этом участвовал, блестяще показав какого рода кадры поднимали белоленточники Керенского, уничтожая боеспособность "оплота реакции" - армии :

"...Однако и в рядах победителей данной минуты настроение было далеко не радужное. Состав военной молодежи, собравшей­ся в Александровском училище, юнкеров, прапорщиков, студен­тов, мобилизованных интеллигентов был отборный и очень твердо настроенный. Но единства настроения и здесь не было. Вначале эта молодежь с ужасом смотрела на перспективу участвовать в гражданской войне. Иначе настроена была группа правого офи­церства, с самого начала примкнувшая к защитникам Москвы. Но этим правым демократически настроенная молодежь не доверя­лась и побаивалась их влияния на себя. С другой стороны, не удовлетворяла этой молодежи и «педанчески государственная» позиция Комитета безопасности, не желавшего непосредственно руководить борьбой и ссылавшегося на командующего округом. А командующий округом Рябцов страшно боялся сделать какой-либо шаг, за который его мог бы впоследствии привлечь к ответ­ственности какой-нибудь орган «революционной демократии». Он оказался крайним неврастеником, бесконечно говорившим, когда надо было действовать, абсолютно неспособным распоряжаться, не сумевшим запасти вовремя ни продовольствия, ни снарядов. Молодежь еще менее доверяла Рябцову, чем Комитету Безопас­ности, обвиняя его в намеренной дезорганизации обороны и в сношениях с большевиками. На комитет негодовали, что он не хочет сменить Рябцова надежным военным руководителем (в руководи­тели, между прочим, предлагал себя Брусилов). Но Комитет, как мы видели, принципиально избегал распорядительных действий, опасался офицерства правого настроения и, наконец, считал не­удобным менять командование в разгар борьбы..."

Первый же по факту акт террора настоящей гражданской, понятно же случился совсем не в Москве. И случился он понятно по поводу первого же же приказа новой власти - о заключении перемирия с Германией. С кокетливым непризнанием умышленной казни при том что что убит старый Верховный Главнокомандующий был "самосудом" охраны нового.
«20 ноября, около 10 утра, в Могилёв вступили матросы. В лохматых шапках, в чёрных шинелях, с винтовками за плечами, с лицами победителей, – они группами ходили по тротуарам могилёвских улиц, останавливались на перекрёстках, толпились у домов. Прохожие сторонились их, но кое-где у ворот уже слышался примирительный бабий визг и хихиканье. Духонина арестовали и отвезли на вокзал, а около 6 часов вечера он был зверски убит у салон-вагона прапорщика Крыленко несколькими матросами. Едва ли новый Верховный Главнокомандующий и его штаб могли защитить от самосуда генерала, ими же объявленного «врагом народа». Во всяком случае, если они и могли остановить матросов, то, конечно, не убеждениями, а только ударами шашек и выстрелами револьверов. Но этого они не сделали. И матросы убили Духонина, тело его на грязных деревянных носилках сволокли на соседний путь и штыками швырнули в вагон, в котором до этого перевозили скот. Ночью труп был ограблен: сняты сапоги, шинель, всё платье. Утром на следующий день началась оргия самых утончённых издевательств и глумлений над мёртвым телом. Его таскали по вагону, ставили в угол, в мёртвый рот вставляли дымящиеся папиросы. Люди эти не отдавали себе отчёта в том, что, издеваясь над холодным, обезображенным и ограбленным трупом, они не в силах осквернить отлетевшую от него человеческую душу, бессильны умертвить светлую память о человеке. Эти матросы «краса и гордость революции» и цвет большевизма не понимали, что в садизме собственной жестокости они топят всякую идейность большевизма. И в то же время они невольно венчали ореолом мученичества убитого ими человека»

http://rostislavddd.livejournal.com/219566.html