Статья эта касается — если предположить — Сирии.

Ну и всей нашей истории с Украиной и Новороссией.

И мне это напоминает что-то почти юбилейное.

Тут — ИСТОЧНИК

Преданный друг и благородный враг

Станислав Смагин

 

Нынешний сентябрь – месяц двух печальных юбилеев, напрямую касающихся Афга­нистана и… не сказать что косвенно, тоже, скорее, прямо – нашей страны. 10 сен­тября исполнилось пятнадцать лет с момента гибели Ахмад Шаха Масуда, 27 же сен­тября – день двадцатилетия зверской расправы над Мохаммадом Наджибуллой.

Эти фигуры и даты интересны, причем как с исторической, так и с практической точки зрения, не только из-за продолжающегося хаоса и напряженности в Афганиста­не, да и в среднеазиатском регионе в целом. Не только потому, что у затянувшейся и неоднократно сменившей декорации афганской войны много параллелей с другим, еще более важным и напряженным геополитическим конфликтом современности – си­рийским, а у действий России в Сирии хватает аллюзий на афганскую политику СССР.

Важно и то, что Доктор Наджиб и Пандшерский Лев олицетворяют смыслы, ситуации и драмы истории, относящиеся к числу вечных и повсеместных

Наджиб – символ государственного деятеля, преданного и преданного… Семантика русского языка столь богата и глубока, что два противоположных по смыслу понятия объединены одним словом и не различаются даже ударением. В случае с Наджибуллой это дает особый, грустно-ироничный символизм. Он был искренне предан дружбе с СССР – и был предан сначала позднесоветским, а затем раннероссийским руковод­ством. Горбачев и Ко предали Наджиба частично, после вывода ОКСВ продолжив помогать военными советниками, оружием и техникой. Это позволило мужественно сопротивляться моджахедам еще три года.

Ельцинский режим предал уже тотально, со смаком, цинично и подло в отношении Ка­була и, одновременно, с лизоблюдским поклоном в сторону Вашингтона – известный своей неприкрыто коллаборационистской позицией глава МИД РФ Андрей Козырев заявил, что новая Россия «экстремистов» поддерживать не намерена, напротив, симпатизирует их врагам. При всем многообразии геополитических отступлений и предательств конца 80-х-начала 90-х фигуры Наджиба и экс-лидера ГДР Эриха Хонек­кера, также равнодушно предоставленного собственной судьбе, красочнее всего пер­сонализируют наше тогдашнее падение.

Козырев, кстати, если кто вдруг не в курсе, год назад опубликовал в «New York Times» статью, в которой безоговорочно поддержал позицию Запада по Украине и Крыму и призвал открыто заняться сносом нынешней российской власти. Тоже по-своему вечный сюжет – уже не в значении повторяемости в разных странах, эпохах и личностях, а в значении неизменной правоты Запада и чудовищности России для Козырева и его страты.

Масуд, в отличие от Наджиба, считал, что шурави пришли на афганскую землю не как друзья, а как захватчики, поэтому воевал с ними, умело и талантливо. Но это был достойный соперник, один из самых достойных за всю историю русской армии, и едва ли не последний представитель практически исчезнувшего типажа «благородный враг». Замечательный наш историк Василий Молодяков в книге «Россия и Япония: зо­лотой век (1906-1916)» приводит слова, сказанные после русско-японской войны японским послом в Санкт-Петербурге Мотоно Итиро своему старому приятелю, рус­скому дипломату Роману Розену: «Может быть, и лучше, что мы воевали. Мы как следует узнали друг друга!».

Так, наверное, могли бы сказать и Масуд с противостоявшими ему советскими вое­начальниками. Масуд старался соблюдать законы и обычаи войны, он тщательно со­блюдал все соглашения о локальных перемириях и приостановках боевых действий. Особенно важна и ценна его роль в том, что уход нашей 40-й армии из афганских пределов был относительно безболезненным и бескровным.

Поэтому вряд ли стоит удивляться, что наши генералы отзывались о Панджшерском Льве крайне уважительно. Валентин Варенников так отреагировал на предложение устранить наиболее авторитетного вражеского командира: «Ахмад Шах Масуд в отли­чие от других руководителей — это совершенно другая фигура, это государственник. За ним идёт народ, народ в него верит, он пользуется колоссальным авторитетом на севере страны, где проживают таджики. И он не зашоренный, не озлобленный, с ним можно нормально говорить и договариваться».

Наджиб и Масуд, если вдуматься, были во многом похожи. Оба сильные яркие лично­сти, оба патриоты Афганистана, пусть и по-разному видевшие пути его развития. Наджиб уважительно относился к исламу и мусульманскому духовенству, считая такое отношение одним из залогов национального согласия, Масуд, в свою очередь, был набожным мусульманином, но выступал против исламистского фундаментализма и его навязывания Афганистану.

Интересно, что Масуда как командира в известной степени можно считать продуктом военной мысли соцлагеря, ведь методику партизанской борьбы он изучал по трудам Мао Цзедуна и Че Гевары.

Наджиб всегда расценивал Масуда как одного из самых опасных врагов, не раз строил планы его физического устранения. Но когда уже свергнутый Наджибулла на­ходился в кабульской миссии ООН, а части Масуда отступали из Кабула под натиском талибов, Панджшерский Лев предложил бывшему сопернику уйти вместе. Наджиб по­благодарил, думаю, искренне и от души, но отказался.

Почему – существует несколько толкований, как и вообще версий смерти Наджиба. Некоторые считают, что он чуть ли не полагал возможным договориться с талибами, как пуштун с пуштунами…

Как бы то ни было, результат вышел кровавым и трагическим. От себя добавлю, что для меня, в 90-х вполне либерального юнца, радостный заголовок одного рос­сийского либерального издания «Марионетка Наджибулла умер, как и жил, — на ве­ревке» стал одним из предвестников идеологического излечения.

Жаль, что разговор по душам не состоялся у Наджибуллы с Масудом в середине 80-х, это многое могло бы изменить в судьбе Афганистана, да и нашей страны тоже. И тот разговор, который все-таки состоялся, при ином решении Наджиба мог повернуть в иное русло жизнь двух афганских лидеров – возможно, они бы сейчас вместе проти­востояли радикальному исламизму, и не только в Афганистане.

Однако даже в рамках неумолимой реальной истории, безо всякого сослагательного наклонения, Наджиб и Масуд по-прежнему могут быть миру и конкретно России весьма полезны. Как до сих пор толком не усвоенный, несмотря на его регулярную повторя­емость, урок о необходимости ценить и не предавать старых друзей, одновременно приобретая новых из числа бывших врагов.