О родовых чертах фашизма

В последние годы термин «фашизм» и его производные буквально набили оскомину частотой употребления по делу и без. Более того, оскомину набила сама констатация факта, что слово это приклеивают в речь и текст, зачастую не понимая смысла, или вкладывая смысл абсолютно ложный.

На Украине после майдана – фашизм. С украинской стороны говорят, что фашизм, наоборот – в России. А ещё фашизм в США и, даже в  Израиле. Холодные головы раз за разом выплескивают ведра воды со льдом на головы горячие, обращая внимание, что фашизм – это очень конкретное понятие и вовсе не дело применять его к стране\партии\личности на том основании, что они вам не нравятся.

Далее следует пространное рассуждение о фашизме. Поднимаются его определения (которые, как правило, вовсе ничего не определяют) и неминуемый спор уходит в перечисление признаков известных фашистских режимов. Подходит ли обсуждаемое явление представленному набору и в какой степени? Обычно подобные споры возникают на ТВ (поглядите половину передач «Вечер с Владимиром Соловьёвым» за 2014 год), интернет-форумах – местах живого общения. Не приводят они ни к чему.

Причина этого проста.

Перечисление набора признаков, которые вытекают из истории, требует максимально широкого вовлечения: итальянских, испанских, португальских фашистов, немецких национал-социалистов, хорватских усташей, венгерских «Скрещенных стрел» Ференца Салаши… и так далее. Результируется подобное историческое коллекционирование таким шквалом признаков, что «калибровка» их под применимое с точки зрения науки лекало – задача невозможная.

Признаки повторяют друг друга, частично или полностью перекрываются по смыслу, не совпадают между «наборами», взаимоисключаются. То есть, любой человек, с мало-мальски действительным аппаратом логики на уровне средней школы легко может вывести из обвинительного поля не только невиновных (не фашистов), но и вполне «замазанных» персонажей за счёт простого сличения с колоссальной массой внешних проявлений всего массива «фашизмов» прошлого.

Пожалуй, только такие «матёрые» клиенты, как Гитлер и Муссолини лежат вне зоны риска исторического оправдания. Все прочие: Салазар, Франко, Салаши – могут оказаться «не совсем фашистами», а то и «не фашистами вовсе»! Причём, Гитлер, зачастую, оказывается не фашистом, а нацистом, являя в своей «реабилитации» описанный выше принцип «несовпадения признаков» в определении понятия. И правда, многие признаки германского нацизма и итальянского фашизма не совпадают, так что… В столь представительной компании о Петре Порошенко, Арсении Яценюке или Олеге Ляшко говорить прямо-таки неловко.

Где же подвох?

Подвох кроется в признаках.

Признак ничего не может определить, даже если мы соберем все возможные. Признак – это результат становления и развития того или иного явления, который в начале пути может иметь один характер, в конце – совсем иной. И может не совпадать с «признаковым пакетом» аналогичных явлений.

Простой пример.

Возьмём яблоко сортотипа Антоновка. Плод средних размеров (не более 300 гр.), круглый, поверхность ребристая, цвет зелёный, вкус кислый, витамина С до 14% на 100 мг. Растёт в России – наш посконный сортотип. А вот сортотип Ред Делишес. Плод сердцевидный, крупный, цвет насыщенно бордовый, вкус сладкий, витамина С 5.5-5.6% на 100 мг. Приехал к нам из Франции и США.

Прочтёшь, и оторопь берёт: что из представленного является яблоком? Признаки-то практически не совпадают!!! Даже внешне, если приглядеться, не очень-то похоже, а уж на вкус…

Однако, доподлинно установлено, что и Ред Делишес и Антоновка – яблоки, невзирая на разный набор признаков.

«Плод — яблоко, возникающее из нижней завязи. Гинецей заключён в нижнюю завязь. По мере формирования плода плодолистики становятся хрящеватыми, пергаментными, кожистыми. На разрезе плода чётко видна граница между тканями гипантия и тканями завязи, очерченная окружностью более плотно расположенных клеток и сосудистых пучков»[1].

Род яблонь относится к царству растений, отделу цветковых, классу двудольных, порядку розоцветных, семейству розовых.

Так отчего яблоко может быть рассмотрено с точки зрения сути понятия, строго научно, а фашизму достаётся изучение признаков, которые от «сортотипа» значительно различаются, вводя в заблуждение публику и исследователей? Ведь, с точки зрения познания, между яблоком и фашизмом, как феноменами бытия, нет разницы. К обоим должны применяться абсолютно схожие логические основания.

Более того, фашизм заслуживает научного подхода в куда большей мере, нежели яблоки. Причина очевидна: яблоки приносят пользу, а фашизм – вред в планетарном масштабе, будучи квинтэссенцией зла «нашего слоя реальности».

***

Прежде чем приступить к изучению объекта, необходимо (наконец!) дать его определение – определить, о чём же, собственно, речь?

Не удержусь и процитирую «Науку логики» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля:

«Определение – это качество, которое есть в себе в простом нечто и сущностно находится в единстве с другим моментом этого нечто с в-нём-бытием».

Теперь процитирую самого себя (из статьи «Странности социализма в отдельно взятом интервью»):

«Что означают эти, на первый взгляд, заумные слова?

Определение – это качество, которое остаётся с понятием (явлением, вещью и т.д.) при всех его изменения на пути развития и познаётся через в-себе-бытие (Ansichsein), то есть, отрицание собственного отрицания».

Это единственное, подчеркну: единственное (не самое лучшее, не наиболее удобное, не «используемое автором в рамках данной работы» – единственное) научное определение определения, известное человечеству в данный момент. Оно вскрывает сущность понятия, причём, диалектически, учитывая его развитие в протяжённости времени, не являясь «набором признаков, присущих тому или иному явлению». Именно качественное отличие понятия является его сутью, его определением.

И это не пустое суесловие.

Понятие – это не просто термин, о котором можно условиться в начале исследования (спора). Понятие – это единство бытия и сущности объекта, то есть, результат взаимодействия внутреннего отрицания отрицания, которое присуще каждому явлению материального мира. Синтез тезиса и антитезиса – вот, что такое понятие.

Понятие Солнца существует и будет существовать даже тогда, когда внутреннее отрицание его перевесит, сообщив нашему светилу новое качество. Или, проще говоря, когда Солнце погаснет, перестав существовать. И никакие «мнения», «термины» и застывшие в абстрактном моменте времени «наборы признаков» этого факта не отменят.

То есть, понятие – серьёзнейшая вещь, существующее вне зависимости от результатов нашего опыта и чувственного восприятия. Для науки, как инструмента познания материального мира, понятие является главным объектом – целью исследования. Если вернуться к примеру Солнца, то предмет и, следовательно, понятие существовали задолго до появления организованной материи мысли, способной его осознать. И, если фашизм победит в мире, имеет шанс надолго её пережить.

Не станем отставать от лучших образцов передовой мысли и мы, попробовав осилить такое понятие, как фашизм.

***

Начнём с определения – важнейшего момента исследования.

Каково главное качество или качества фашизма?

Наиболее точно определил понятие Георгий Димитров, который не только исследовал фашизм, но и сталкивался с ним практически. Поэтому, воспользуемся прекрасными результатами чужого труда, чтобы не усложнять себе работу.

«Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала».

Далее он расшифровывает:

«Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть к другим народам».

Чем же так хорошо определение, данное Димитровым на XIII пленуме Исполнительного комитета Коммунистического интернационала, которое он повторил на VII Съезде этой организации в 1935 году?

Не будем упоминать того факта, что Димитров наблюдал и боролся с фашизмом на пике его развития, будучи живым свидетелем и его качеств, и его изменяющихся признаков. В конце концов  это  —  не аргумент. Попытаемся сравнить его определение с результатами мыслительных усилий других исследователей.

Ещё один живой свидетель Серджио Панунцио, итальянский адвокат, один из видных теоретиков фашизма в итальянском издании, близкой друг дуче Муссолини считал, что фашизм не поддаётся определению вообще:

«Фашизм, как идея, не поддается определению, потому что он проявляется вовне в двух противоположных видах. Вот почему одни определяют его одним способом, другие — прямо противоположным. Одни приклеивают к нему этикетку левого движения, другие — правого».

Другой современник, крайне правый американский журналист и политик Джон Томас Флинн в полемической работе «Как мы идём» 1944 года обозначал фашизм, в качестве противопоставления социализму (и социал-демократии), наделив его пятью признаками:

1.Антикапитализм с чертами капитализма,

2.Управление спросом в экономике через дефицит бюджета,

3.Применение прямого экономического планирования с сохранением частичной экономической инициативы через корпоративизм,

4.Милитаризм и империализм,

5.Ниспровержение господства права.[2]

Основатель крайне правой, националистической партии начала XX века «Аксьон Франсэз» [Французское действие– К.Ж.] Шарль Моррас, поддерживавший идеи Бенито Муссолини, дал следующее определение:

«Что есть фашизм? Социализм, освобождённый от демократии. Тред-юнионизм [профсоюзное движение – К.Ж.] избавленный от цепей классовой борьбы, навязанных рабочим Италии. Методичная и успешная воля к соединению в единой фасции [пучок веток, итал. – К.Ж.] всех человеческий факторов национального производства. … Решимость приблизиться к разрешению рабочего вопроса… соединить профсоюзы в корпорации, управлять ими, включить пролетариат в наследственную и традиционную деятельность исторического Государства их Отечества»[3].

Много усилий к изучению фашизма приложил представитель Австрийской экономической школы, любимый ученик Людвига фон Мизеса, Фридрих Август фон Хайек. В 1944 году выходит его знаменитая монография «Дорога к рабству». Автор выводит фашизм, как однокоренное явление с социализмом. Нацизм по Хайеку – это форма развития социализма. Истоком нацизма (как и социализма) является ограничение экономических свобод.

Кроме того, Хайек педалировал интеллектуальное родство нацизма и социализма, делаю упор на то, что многие видные мыслители-социалисты впоследствии без проблем обратились к признанию нацизма. Вернер Зомбарт, Пауль Ленш, Артур Мёллер ванн дер Брук – все они вышли из социалистической колыбели.

Хайек цитирует Алексиса-Шарля-Анри де Токвиля, французского консерватора первой половины-середины XIX столетия:

«…демократия стремится к равенству в свободе, то социализм — к равенству в рабстве и принуждении».

Здесь автор солидаризируется с выводами Макса Форрестера Истмана и Петера Фердинанда Друкера, считавших сталинизм, социализм и нацизм – явлениями одного корня и порядка.[4]

Несколько позже данное явление исследовал специалист по испанскому фашизму, историк, профессор Висконсинского университета Стэнли Джордж Пэйн. Он не считал коммунизм и нацизм сущностно равнозначными феноменами. При этом, гитлеровский нацизм, по его мнению, имеет куда больше общего с русским коммунизмом, нежели фашизм. Здесь автор так же, как и многие другие, дистанцирует фашизм и национал-социализм на основании общих признаков.[5]

Признаки фашизма таковы:

1.По идеологии и целям

— Единение идеалистической и волюнтаристической философии,

— Создание национального авторитарного государства, построенного вне традиционных основ и моделей,

— Создание управляемой мультиклассовой экономики на корпоративистских основах,

— Позитивная оценка насилия и войны,

— Создание империи и слом устоявшихся межнациональных отношений.

2.По отрицанию:

— Антикоммунизм,

— Антилиберализм,

— Антиконсервативизм.

3.По организации:

— Мобилизация масс и милитаризация внешней политики,

— Акцент на эмоциональном аспекте массовой культуры, государственной символики во всех проявлениях и организации массовых действий,

— Биологический акцент мужественности и мужского доминирования в обществе,

— Авторитарный, харизматический, персональный стиль управления.[6]

Чрезвычайно скрупулёзно собрал и отсортировал признаки интересующего объекта итальянский историк и талантливый литератор Умберто Эко в эссе «Вечный фашизм».

1.Культ традиции в сочетании с синкретизмом,

2.Культ действия ради действия: где действие само по себе является ценностью без всякой интеллектуальной рефлексии,

3.Несогласие есть измена. Фашизм обесценивает интеллектуальный дискурс и критическую аргументацию, как преграду на пути действия,

4.Неприятие иного, которое может выливаться в форму прямого расизма,

5.Опора на рассерженный средний класс, который находит в фашизме защиту от давления и требований низших слоёв общества,

6.Страх заговоров, выливающийся в поиск врагов не только на персональном уровне, но и в массах, откуда происходит ксенофобия, антисемитизм и так далее.

7.Пацифизм – потакание врагу, так как «Жизнь – это вечная война».

8.Презрение к слабости – общество фашизма элитистское, воспитывающее культ героя,

9.Избирательный популизм: весь народ имеет общую волю, которая более не делегируется правительству, но навязывается со стороны диктатора. Власть более не голос народа.

10.Использование новояза.

11.Недосказанность и прямая ложь при широкой пропаганде.[7]

Германский философ гегельянского толка, историк Эрнст Нольте определял фашизм так:

«Фашизм – это анти-марксизм, который старается уничтожить своего врага за счёт включения радикально противоположной идеологии и использования идентичных [идеологическим установкам – К.Ж.] типично изменённых методов с жестким ограничением на национальное самоопределение и автономию».[8]

Прежде чем подробно рассмотреть описанные «определения», сравнив с определением Димитрова, хотелось бы остановиться на весьма показательной статье «Об идеологии фашизма» весьма глубокого современного исследователя Антона Лазарева из числа левых публицистов.[9]

Автор справедливо разделяет фашистский режим и просто существование фашистской идеологии среди тех или иных групп внутри страны. В статье высказана не вполне однозначная мысль:

«…следует отделять фашистскую идеологию, и собственно, фашистские режимы. Так как экономический базис фашизма одинаков с империализмом вообще, то отсюда следует, что фашистским следует считать такое империалистическое государство, в котором принята фашистская идеология. Но вполне возможна ситуация, при которой данная идеология существует, как оппозиционная к официальной».

Определяющий по Лазареву момент – фашистская идеология, описана так:

«Можно утверждать, что базовым признаком фашистской идеологии является идея о разделении человечества на несколько неравноценных групп. Причем о разделении «природном», премордиальном, устанавливаемом с самого рождения».

Далее следуют логичные рассуждения о практических следствиях столь радикальной идеологической установки: культе вождя, тотальном разделении общества и наций на сорта и так далее.

Итак, автор определяет фашизм, как специфическую идеологию, исходящую из экономического базиса империализма.

Остановимся теперь на разборе данных определений.

***

«Признаковые» определения «не работают», как в случае с фашизмом, так и в любом другом. На философском уровне этот тезис прозвучал выше, так что теперь его необходимо проиллюстрировать.

Постулат С. Панунцио: фашизм – неопределяемая величина, явно несостоятелен и говорит лишь о том, что её автор или сам не разбирался в вопросе, или банально пытался «запудрить мозг» читающей публики.

Развёрнутый Дж.Т. Флинном набор признаков сыплется при первом же внимательном рассмотрении.

«Антикапитализм с чертами капитализма», оказывается не просто историческим оксюмороном, но и просто ложью. Концерн «Герман Геринг верке» (будучи точным: «Reichswerke AG für Erzbergbau und Eisenhütten Hermann Göring») прекрасно чувствовал себя на территории Третьего Рейха. Невзирая на государственную форму собственности, это была типичная капиталистическая монополия. Химический гигант И.Г. Фарбениндустри (Interessen-Gemeinschaft Farbenindustrie AG – общество интересов красильной промышленности) объединял настоящие капиталистические производства «догитлеровской» ещё эпохи: «Агфа», «Басф», «Байер» и другие. Совладелец «Объединённых сталелитейных заводов» (Vereinigte Stahlwerke AG) Фриц Тиссен даже не подозревал, что он снабжает деньгами «антикапиталиста с чертами капиталиста». «Фридрих Крупп АГ» — концерн, созданный ещё в 1860 году, выдающаяся капиталистическая монополия, не только германского, но европейского значения, так же не изменила ни форму собственности, ни форму управления. И так продолжать можно долго.

Пункты 2 и 3: Управление спросом в экономике через дефицит бюджета, применение прямого экономического планирования с сохранением частичной экономической инициативы через корпоративизм.

Во-первых, они являются расшифровкой первого пункта. Во-вторых, решительно ничего не определяют. Российская Федерация эпохи 1990 годов, где с дефицитом бюджета был полный порядок, в таком случае, является капиталистическим государством с элементами фашизма.

Империализм и милитаризм, конечно, неотъемлемый признак фашизма. Отметим, однако, что фашизма в стадии становления. При гипотетической (не дай бог!) победе подобного режима, и милитаризм и империализм неминуемо исчезнут, так как на планете больше не с кем будет воевать.

Ниспровержение господства права вообще не выдерживает никакой критики. Видимо, Дж.Т. Флинн априорно считал «правом» исключительно нормы буржуазной демократии. Но право бывает далеко не только буржуазно-демократическим. «Русская правда», Законы Хаммурапи, Закон XII таблиц, «Саксонское зерцало» или «Салическая правда» — это законы, право (рабовладельческое и феодальное), как бы не изощрялись в умолчаниях капиталистические псевдоучёные.

В фашистских государствах существовали вполне развитые своды законов, и государство ревниво следило за их соблюдением. Конечно, «Нюрнбергские законы» не имеют отношения ни к буржуазно-демократическим, ни социалистическим формам права. Но о «ниспровержении права» говорить не приходится.

Определение С. Пэйна так же «сквозит прорехами».

Антикоммунизм свойственен вообще всем капиталистическим государствам, иногда, в весьма свирепых формах – вспомним США эпохи маккартизма с его «охотой на ведьм». Антилиберальность «включается» во многих случаях для преодоления кризисов: те же США периода Великой Депрессии, послевоенная Британия под руководством Клемента Эттли – несть им числа.

Антиконсервативность – это вообще «нечто»! Надо ли полагать, что современные парады гомосексуалистов являются частью «консервативизма»? А они есть, значит ли это, что Евросоюз придерживается элементов фашистской идеологии?

Создание национального авторитарного государства, построенного вне традиционных основ и моделей – Пруссия настоящий пример и национального и авторитарного государства во главе с кайзером – уж куда авторитарнее! Решительно неясно, что за «традиционные основы и модели»? Чем Италия Муссолини менее традиционна в форме устройства государства по сравнению с Германией Вильгельма II Гогенцоллерна, или Франции Наполеона I? В обоих случаях имеется национальное государство с авторитарной властью.

Единение идеалистической и волюнтаристической философии?

Яркими представителями волюнтаристического направления философии были Жан-Жак Руссо и Эммануил Кант. Они объединяли волюнтаризм и идеализм. Тоже, наверняка, фашисты…

Постулируя создание империи и слом устоявшихся межнациональных отношений, автор явно забывает о том, что любая империя в период становления ломает устоявшиеся международные отношения. Древняя Ассирия, Греция Александра Македонского и Рим сломали устоявшуюся картину мира самым радикальным образом.

Позитивная оценка войны и насилия была свойственна Спарте, причём в мере, недостижимой самым отпетым фашистским режимам.

Мобилизация масс и милитаризация внешней политики, биологический акцент мужественности и мужского доминирования в обществе, авторитарный, харизматический, персональный стиль управления также «цвели» в Спарте эпохи наивысшего могущества.

Автор не знает простых, хрестоматийных исторических примеров, так что его «определение» позволяет подвести под фашизм очень широкий спектр государственных образований и не может быть справедливым.

Набор признаков Эко куда конкретнее, но, к сожалению, работает ничуть не лучше.

Культ традиции и культурный синкретизм был свойственен нацистской Германии. А ещё современной Российской Федерации. Бурный расцвет религии с самой широкой государственной поддержкой и возвеличивание «традиционных ценностей» на уровне государственной же риторики – это ли не опора на традицию? При этом официальная пропаганда насаждает капиталистические постулаты, отдающие социальным расизмом, совершенно отрицающие любые религиозные установки – это ли не синкретизм?

Культ действия и презрение к рефлексии – это опять-таки, Спарта, да и ранний период Древнего Рима.

Неприятие иного и опора на «рассерженный средний класс» то и дело возникает в самых благополучных капиталистических государствах, в США, например. При сенаторе Джозефе Реймонде Маккарти почти десять лет царило такое «приятие иного», что впору говорить о установлении американского фашизма, что, конечно, невероятная чушь. В тот же период (второй половины 1940-1950 годов) «средний класс» стал подлинным фетишем государственной пропаганды США.

Власть, которая более не является «голосом народа», очень часто не бывала его голосом в истории. Любая абсолютная монархия – это голос диктатора, а не голос народа. Тираны древней Персии или Король Солнце во Франции XVII века говорили только и исключительно от своего имени, а точнее, имени узкой прослойки правящего класса – аристократий различного толка. Более того, чистейшие примеры демократии, наподобие античных Афин, могут быть невероятно авторитарны и действовать от лица подавляющего меньшинства собственного населения.

Страх заговоров совершенно справедливо преследовал поздних римский кесарей, помнивших о судьбе правителя «первого этого имени» и многих других впоследствии. Использование новояза было «коньком» в начале истории СССР, а в конце её, пропаганда постоянно грешила недосказанностями, а то и прямой ложью.

Словом, чтобы окончательно оставить тему «признаковых» псведоопределений, приведём простой пример.

Что такое признаки?

Наблюдаемые свойства явления.

Но наблюдаемые свойства, при равных истоках аналогичных явлений, целиком зависят от среды пребывания и могут изменяться в ходе их развития.

Звезда класса «жёлтый карлик» рано или поздно обратиться новой, чтобы потом влачить существование в виде белого карлика. Во всех трёх случаях мы имеем дело именно со звездой и ничем иным. Истоком явления является самоподдерживающаяся термоядерная реакция, которая питается средой – рабочим телом (водородом, гелием и иными веществами) в условиях сильнейшей гравитации. Однако внешние проявления весьма различны.

Желтый карлик – теплая и «неагрессивная» звезда, комфортная для возникновения жизни в «обитаемой зоне» орбит. Новая с гарантией уничтожает собственную обитаемую зону, а белый карлик слишком холоден, чтобы способствовать зарождению жизни на планетах-спутниках. Но во всех случаях наблюдатель имеет дело именно со звездой, причём, одной и той же.

Государство, как инструмент насилия господствующего класса (рабовладельческого, капиталистического – не важно), в определённых условиях среды вырабатывает сходные признаки, которые могут совпадать или не совпадать. В частности, репрессивная политика в государстве майя отличалась не меньшей интенсивностью по сравнению с нацистской Германией и, вероятно, превосходила её в изощренности и террористическом эффекте. Но никто не станет называть майя фашистами, ведь так?

Кроме того, фашистские режимы существовали слишком ограниченное время и на слишком ограниченной территории, чтобы проследить динамику их развития и изменение набора признаков, которое неизбежно при развитии любого государства.

И, даже при таком, «неблагоприятном» для наблюдателя положении, можно констатировать различия в признаках и по территориальному принципу, и во времени.

Антисемитизм вовсе не был характерен для франкистской Испании, а в Германии репрессии против евреев начались далеко не сразу после пришествия Гитлера к власти и носили самый разный характер: от признания евреев людьми второго сорта, изоляции их в гетто и лагерях, до прямого тотального уничтожения.

Таким образом, можно с полным основанием констатировать, что дело не в признаках – они лишь следствие глубинных причин, изменяемая величина, зависящая от среды, фазы развития. Значит, признаки сами по себе не могут выступать определением.

Особняком стоят конструкции Фридриха Августа фон Хайека.

Пожалуй, он одним из первых пришёл к отождествлению фашизма и социализма. Напомним, что, по его мнению, экономическая «несвобода» — государственное регулирование, в той или иной мере присущая фашистским режимам, роднит их с социализмом с его стремлением к полному планированию экономических процессов. Более того, именно «несвобода» является определяющей чертой обоих форм государства.

Фон Хайек выступает в этом случае, как позитивист, отказывающийся от философской рефлексии, оперируя лишь эмпирическими данными – это во-первых. Во-вторых, будучи политически ангажированным исследователем, он грешит против чистой объективности, вырезав из рассуждений вполне наблюдаемые факты эмпирики.

«Несвобода» фашизма и «несвобода» социализма имеют совершенно разные основания. При совпадении некоторых признаков (государственное планирование), явления имеют разную природу.

Фашизм – это государственный капиталистический монополизм. То есть, план в данном случае – это план работы предприятий, находящихся в частной собственности (пусть даже собственником выступает государство). В основе этого плана – обогащение владельцев средств производства за счёт отъёма прибавочной стоимости и прибавочного продукта в виде прямого ограбления покорённых территорий.

Социализм «экономически не свободен» в том смысле, что вся или значительная часть экономики находится в общенародной собственности с полным отрицанием эксплуатации – отъёма прибавочной стоимости на основе частного владения средствами производства. Социализм не имеет и не стремиться к использованию внешних источников прибавочного продукта – обязательное условие выживания любой капиталистической системы эпохи империализма. Таким образом, государственный план не направлен на пополнение богатства тех или иных лиц из числа «лучших людей».

Конечно, «работягам» на социалистических предприятиях приходится «страшно вкалывать» в не меньшей мере, чем на предприятиях фашистских. При этом прирост богатства внутри страны направлен на повышение благосостояния всех членов общества и их всестороннего развития. СССР Ленина-Сталина не оставил ни одного миллиардера. Ни Сталин, ни Орджоникидзе, ни Каганович, ни Берия, как «хозяева» (в кавычках) страны и ключевых отраслей промышленности, не основали капиталистических династий, хотя, казалось бы, имели все шансы для этого. Общее благосостояние общества же неуклонно повышалось за изъятием военной поры. То есть, «экономическая несвобода» социализма имеет под собой научное планирование с целью развития всей страны и всего её населения.

Фашизм, как «экономическая несвобода» прекрасно уживался с обогащением и мульти-обогащением отдельных, весьма немногих представителей нации. Несвобода фашизма – это коренная несвобода капитализма вообще, где подавляющее большинство общества несвободно в принципе, находясь в зависимости от хозяев средств производства. Более того, фашизм несёт эту несвободу вовне за счёт экспорта военной силы. И военная же сила позволяет «бросить кость» массе представителей титульной нации, отобрав её у людей второго сорта.

Фон Хайек не мог не знать этих общеизвестных фактов – это был весьма осведомлённый человек, имевший доступ к любой литературе и колоссальному массиву источников. То есть, его конструкции – это прямая спекуляция, а не научная работа.

Социализм и фашизм физически не могут иметь родственных черт при определённой схожести признаков. Но фон Хайек, как позитивист, фундаментальных расхождений базиса обоих форм организации государства вскрыть не смог или не пожелал.

Куда сложнее ситуация с определением, которое дал Антон Лазарев.

Он совершенно верно указал на то, что фашистский режим не равен империалистическому базису экономики. В самом деле, фашизм – это государство, то есть, надстроечная структура. Напомним, что фашизм по Лазареву – это фашистская идеология, разделяющая людей и нации на сорта.

Лазарев абсолютно верно пишет:

«…следует отделять фашистскую идеологию, и собственно, фашистские режимы. Так как экономический базис фашизма одинаков с империализмом вообще, то отсюда следует, что фашистским следует считать такое империалистическое государство, в котором принята фашистская идеология. Но вполне возможна ситуация, при которой данная идеология существует, как оппозиционная к официальной. Подобное можно сказать, например, про фашистов в Великобритании, Франции или США, где они, по разным причинам, не смогли добиться главенствующего положения. При этом численность этих фашистов могла достигать довольно больших величин – например,  численность Британского Союза Фашистов составляла, по разным источникам, от 250 тыс.  до 500 тыс. человек».

Подчеркнём, что:

«…фашистским следует считать такое империалистическое государство, в котором принята фашистская идеология».

То есть, когда на экономическом базисе империализма торжествует фашистская идеология, наступает фашизм. И это правда.

Но не истина.

Автор упускает из вида важнейший момент: идеология вторична по отношению не только к экономике, но и государственной надстройке. Идеология, которая может существовать среди маргинальной группы людей, приходит к власти не сама по себе. Изначально власть должна попасть в руки этой маргинальной (или не маргинальной) группы и только после этого идеология получает статус господствующей. Таким образом, сперва должна измениться надстройка, то есть, государство, а вторичным следствием этого процесса выступает изменение идеологии.

Что такое государство? Очередной раз напомним, что это инструмент осуществления господства определённого класса, определяемого в отношениях к обладанию средствами производства. Господство осуществляется государством через ряд инструментов: армией, репрессивным аппаратом, системой идеологии. То есть, идеология – не причина, а всего лишь одно средство из целого спектра.

Ничего не помешало солдатам и офицерам, которые были воспитаны в духе подлинной коммунистической идеологии, стрелять по рабочим в Новочеркасске 2 июня 1962 года. Они при этом какую-то идеологию проводили? Нет, они утверждали господство капиталистической (пусть государственно-капиталистической) ревизии в СССР, уверенные, что защищают коммунизм.

На этом примере видно, как работает репрессивный аппарат. Идеология работает параллельно – это точно такое же «спецсредство». То есть, не может ничего определять, будучи вторичным проявлением надстройки.

Что же определяет фашизм?

Вернёмся к началу – к словам Георгия Димитрова.

***

«Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала. Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть к другим народам».

Димитров смотрит гораздо глубже своих коллег в деле изучения фашизма.

Согласно его определению, фашизм должен иметь несколько необходимых и достаточных условий:

1.Развитый финансовый капитал в базисе.

2.Надстройка в виде прямой, террористической диктатуры.

Что такое финансовый капитал?

Это промышленный капитал, объединённый с капиталом банковским. Разделение экономического пространства между несколькими крупнейшими монополиями, которые выступает в единой корпорации с банками. Банки, как учреждения по обслуживанию промышленности за счёт аккумуляции и перераспределения финансовых средств по мере необходимости, превращаются в соучастников экономического господства, неразрывно связанный с промышленными монополиями.

Прямая, открытая диктатура – это отрицание буржуазно-демократических процедур. Выборы, парламенты, избирательные права, самостоятельность ветвей власти – всё это пущено по ветру, как лишний, мешающий власти, элемент. Вместо опосредованных форм демократии, капитала осуществляет властные полномочия напрямую, через террор – устрашение граждан.

Только наличие описанных условий делает фашизм возможным.

В Италии – первой стране победившего фашизма, откуда и происходит сам термин, данные условия соблюдались полностью. Испания, Португалия и Германия с 1930 годов несли в себе родовые черты прямой террористической диктатуры финансового капитала.

Следствием этого был разнообразный набор признаков самого неприглядного свойства: репрессии, милитаризация, крайне агрессивная внешняя политика, оглушающая государственная пропаганда, дичайшие формы философии и, конечно, идеология, разделяющая людей на несколько сортов.

Недалёкие или просто малоосведомлённые исследователи, склонные разделять германский нацизм и, например, испанский и итальянский фашизм по принципу несовпадения признаков, попадают в ловушку современного позитивизма.

Именно неспособность принять явление в его диалектическом развитии, а не в виде набора признаков, доступных к эмпирическому наблюдению, приводит к ложному пониманию сути понятий. В том числе, понятию фашизма.

Определение Димитрова подходит к вопросы с точки зрения диалектики.

Германия имела «прямую диктатуру наиболее реакционных кругов финансового капитала»? так точно.

Крупп, Тиссен… а так же американские Дюпоны, Форд, IBM, GM, «Дженерал электрик», «Чейз банк», «Стэндарт оил» и другие, вложившие деньги в Гитлера – это именно локомотивы крупного финансового капитала. Кто осмелится обвинить Геринга и Гитлера в недостатке шовинизма и реакционности? Или, быть может, режим был недостаточно террористический?

То есть, Третий Рейх – характерный пример фашизма, в его нацистском издании. Особенности среды и конкретные исполнители сообщили ему типические признаки: милитаристскую агрессию (чего, например, практически не знала Испания Франко), антисемитизм, уничтожение русского населения Советского Союза и так далее.

В своей сути – в базисе и надстройке, Германия не отличалась от Италии Бенито Муссолини. Всё тоже господство финансового капитала, осуществляемое через прямой террор. Калибром зверств дуче не вышел – это так. Вторжение в Албанию и Эфиопию не идут в сравнение с рекордами Гитлера. Суть же одна, хоть Муссолини и не стремился загнать всех евреев в газовую камеру или захватить жизненное пространство от Ла-Манша до Урала.

Димитров сумел выявить определяющие качества фашизма, которые не изменялись в зависимости от территории или времени. В этом отношении, его определение – ценнейший вклад не только в историческую науку, но и в современную политику, которая зачастую неспособна вскрыть подлинную ревизию фашизма (или её отсутствие) за свастиками, молодчиками в чёрных рубашках или, наоборот – под завесой запретов нацистского приветствия, «балкенкройцев», свастик и так далее.

Бенито Амилькаро Муссолини 1922 года, Адольф Гитлер 1933 года, Франсиско Франко Баамонде 1939 года… все они имели единый исток – империалистический капитализм. Все они служили одной цели: разрешению конкретных экономических противоречий позднего этапа развития капитализма, имея в виду остановить его деградацию за счёт «выключения» классовой борьбы рабочих, выгод от территориальных захватов, подъёма экономики на военных заказах и так далее.

Разгром экономики Европы в 1914-1918 годах, последовавшая Великая Депрессия 1929 года – вот конкретные истоки фашизма. Капитализм, как власть капитала, имеет в своей основе именно капитал – самовозрастающую стоимость. Однако возрастание капитала имеет естественное географическое ограничение в виде размеров планеты Земля.

При завершении глобализации капитала к концу XIX века, прогрессивная роль капитализма окончилась. Организация массового производства, развитие производительных сил и средств, научно-технический прогресс периода капитализма прямой конкуренции наткнулись на «весомый волнолом» тотального передела рынка, ставшего мировым.

Основные ресурсы и рынки сбыта оказались поделены между несколькими десятками монополий. Отныне благотворная, конструктивная конкуренция, как естественный и конструктивный регулятор экономических отношений, подошла к завершению. По крайней мере, в сферах «большой экономики». Картельные сговоры стали буднями империализма, и никакие антимонопольные инициативы национальных государств были не в состоянии их серьёзно остановить.

Конкуренция вместе с глобализацией вышла на новый уровень. Отныне разрешения экономических противоречий оказались возможно только вместе с перекраиванием мирового рынка, то есть, с мировой войной, которая не замедлила грянуть в 1914 году после серии локальных конфликтов.

Рынки, конечно, нашли новых хозяев, но главное противоречие решено не было. Если договориться на уровне надстройки – политики, оказалось возможным, то базис – экономика, остался в «вилке» стремления капитала к возрастанию и невозможности этого в силу исчерпания внешнего ресурса – территории. Капитализм установил свою власть над всей планетой.

Принципиальная неуправляемость капитализма, как мировой системы, его неравновесность, превратили обычные для этой формации кризисы в мощнейшую депрессию. С этого момента новая война превратилась в объективную неизбежность.

Уроки Первой Империалистической ясно показали, что тотальная война требует тотальной концентрации всех ресурсов. «Всё для фронта, всё для победы» — вполне злободневный лозунг при затяжном, многолетнем конфликте высокой интенсивности с миллионами убитых, чудовищным напряжением промышленности.

Демократия – невероятно неэффективная форма организации в таких условиях. Буржуазная демократия исключением не является. Подлинно социалистические преобразования для капитализма – самоубийство, «революции сверху» не произошло ни в одной стране мира той эпохи. Поэтому, конкретной формой был избран фашизм. Причём, в настоящий момент не до конца ясно – это был естественный или управляемый процесс, инспирированный отдельно взятыми группами крупных капиталистов.

Появление фашистских режимов именно в Европе не удивительно. Ведь именно Европе предстояло стать ареной новой бойни. США лежало за «атлантическим рвом», Англия – за Ла-Маншем, а вот Германия и прочие страны Оси располагались на континенте, в прямой стратегической доступности от будущего сухопутного театра военных действий.

Кроме того, именно эти страны максимально пострадали от последствий Первой Мировой и Великой депрессии – как слабые звенья мировой экономики, куда она сбрасывала «дефекты системы» покуда это удавалось. Таким образом, необходимость и предпосылки для появления фашизма сошлись в одном месте в нужное время.

Как же быть с природным антикоммунизмом фашизма?

Это удобный побочный эффект – ещё один его вторичный признак.

Во-первых, тотальная концентрация ресурсов (и это главное) подразумевает и концентрацию главного средства производства – человека. Рабочий ресурс, важнее стали, станков и нефти. И его требуется концентрировать и заставлять работать, принуждая и мотивируя тем или иным способом. Рост рабочего движения, классовая борьба за собственные права при глобальной войне недопустима – она опаснее десятков танковых дивизий и эскадры линкоров. Причём, трэд-юнионизм – это не социалистическая, а мелкобуржуазная борьба. Рабочий класс сам по себе не имеет классового социалистического сознания – рабочие всегда удовлетворяются повышением зарплат и снижением рабочего дня, не угрожая самому строю. Примеров такого рода без числа в мировой истории. То есть, «выключение» (пусть временное) рабочего движения не равно борьбе с коммунизмом.

Во-вторых, конечно, новый фактор в виде Советского Союза внес естественные коррективы в ход развития фашизма.

Империализм получил удобного внешнего врага, против которого «можно дружить». С другой стороны, торжество социалистической идеи у соседа превратило рабочее движение в реальную угрозу формации, а не простое, пусть и значимое, неудобство, с которым капиталисты сожительствовали на протяжении полутора веков. Антикоммунизм фашизма не представляет ничего нового по сравнению с обычным антикоммунизмом своего «родителя» — капитализма. Вот только в формах борьбы этот вариант капиталистической организации государства совершенно не стеснён, что удобно.

Никаких демократических процедур, никаких гражданских прав, никаких согласований в парламенте – можно просто взять и расстрелять рабочую демонстрацию, или перерезать рабочих активистов, и никакой рефлексии после.

Если представить себе, что «проект СССР» не состоялся (что не научно, но пофантазируем), что было бы с фашизмом?

Организации фашистского и околофашистского толка появились во всём капиталистическом мире. Нацизм в Германии под руководством Гитлера, фалангизм в Испании, «Железная гвардия» в Румынии, интегрализм в Бразилии, «Аксьон франсез» и «Огненные кресты» во Франции, «Скрещённые стрелы» в Венгрии, австрофашизм Энгельберта Дольфуса в Австрии, рексизм в Бельгии, усташи в Хорватии, «Национальный союз» в Португалии, Британский Союз фашистов и другие.

Мировая война номер два была абсолютной неизбежностью. Версальская мирная конференция заложила бомбу под будущее всей планеты вне зависимости от победы или поражения коммунизма в СССР.

Итак, на карте раскинулась Российская Империя, на троне крепко сидит Алексей II Николаевич Готторп-Гольштайн-Романов. Великая депрессия и Великая война – первая уже свирепствует, вторая неизбежна, что ясно каждому здравомыслящему политику.

Что-то отменило бы кровную заинтересованность капитализма в концентрации ресурсов для войны? Кто-то из них был бы не заинтересован в прекращении рабочего движения? А ведь оно зародилось задолго до Октябрьской Революции и не прекратилось бы с её поражением.

Наконец, некто или нечто мог в принципе остановить войну? Первый раз успешно попробовали без всякого «удобного врага» в виде коммунизма в СССР. Второй раз с гарантией прошёл бы с учётом сделанных ошибок. Если Первую Империалистическую никто не предполагал затяжной – все участники рассчитывали вернуться по домам «до осеннего листопада», то следующая «схватка над глобусом» подобных иллюзий не допускала.

Война должна была случиться, война ожидалась долгая и упорная с миллионами жертв. Значит, для «ледоколов конфликта» на континенте фашизм был идеальной трансформацией обычного империалистического капитализма. И никакой коммунизм для этого был не нужен.

Но коммунизм «случился», а значит, как всегда бывает в «хорошей политике», фашизм стал средством комплексного решения сразу нескольких проблем. Тем более, что материал в виде фашистских организаций и «рассерженного среднего класса», откуда они вербовали тупых торпед, был обеспечен самим ходом исторического процесса при капитализме: депрессия, обнищание, неуверенность в завтрашнем дне, непонимание происходящего, как диагноз и «сильная рука», как универсальный рецепт.

Интеллигенция в лице философов и публицистов подоспела с большим запасом, обеспечив обновлённому капитализму идеологическое оформление.

Ницшеанская «белокурая бестия» и, даже(!) сильные люди Джека Лондона, которого ну никак невозможно заподозрить в протофашизме, подготовили читающую публику к явлению героев нового времени.

Результатом явилось то, что вспоминать попросту жутко. И то, что предпочитают не вспоминать, а надо бы, тем более, теперь – когда свежее издание Великой Депрессии широким шагом марширует по планете.

Более 37 000 000 раненных солдат. Более 24 000 000 погибших солдат. Более 46 000 000 убитых гражданских. Более 107 000 000 пострадавших по всей Земле!!! Если это не натуральный ад, тогда я не знаю, что такое ад. Столь кошмарной рукотворной катастрофы человечество не знало за всю историю. А ведь, сюда следует добавить жертвы Первой Мировой…

Быть может, кто-то упустил основные посылы данной заметки.

Подчеркну прямым текстом: империализм – это война. Империализм бывает только глобальным, следовательно, империализм – это глобальная война. Фашизм во всех своих инкарнациях и псевдонимах – порождение противоречий империалистической экономики и наиболее подходящая форма его организации для войны в определённых условиях. Глобальный монополистический капитал с его размытыми экономическими границами, подразумевает соучастие в организации фашизма значительного числа субъектов финансового капитала по всему миру.

Капитализм, исторически изжив собственную прогрессивную функцию, превратился в бездну, в преисподнюю, из которой выходят вполне материальные демоны, куда более страшные по сравнению с фантазиями религиозных эсхатологий. Имя одного из этих демонов: фашизм.

И да простит меня читатель за столь яркие аналогии.

Пришло время обратиться к выводам.

***

1.Фашизм – крайняя форма развития капитализма.

2.Фашизм – это прямая диктатура наиболее реакционных кругов финансового капитала, и далее: см. определение Димитрова.

3.Фашизм и социализм – два строя-антипода. Творческий псевдоним германского фашизма – национал-социализм, является именно псевдонимом, и имеет отношения к социализму не более, чем партия Э.В. Лимонова к большевизму.

Источники:

[1] Жизнь растений. Энциклопедия в 6 т. / Гл. ред. А. Л. Тахтаджян, М.: Просвещение, 1981, Т. 5, ч. 2: Цветковые растения, 511.

[2] https://www.mises.org/books/aswegomarching.pdf

[3] Carroll D. French Literary Fascism: Nationalism, Anti-Semitism, and the Ideology of Culture. Princeton University Press, 1998, 90.

[4] Хайек, Фридрих Август фон. Дорога к рабству.  М., Астрель, 2012, 49-55.

[5] Payne, S. The Routledge Companion to Fascism and the Far Right. Routledge. 2002, 67

[6] Payne, S. A History of Fascism, 1914–1945. University of Wisconsin Press, 1995, 7.

[7] Eco U. Eternal Fascism, The New York Review of Books, June 22, 1995, http://www.themodernword.com/eco/eco_blackshirt.html

[8] Nolte, E. Three Faces of Fascism: Action Française, Italian fascism, National Socialism. London: Weidenfeld and Nicolson, 1965.

[9] Лазарев А. Об идеологии фашизма// http://red-sovet.su/post/19988/on-the-ideology-of-fascism

Источник