История заблуждений. Миф об обязательном и бесповоротном распаде империй

Существует расхожая формула: «Всякая империя обречена на крушение – рано или поздно, но неизбежно». Это один из тех публицистических аргументов, который «объясняет всё», и как бы не требует доказательств.

На эту тему я писал очень много, но начну не с себя, а с Сергея Борисовича Переслегина. Именно в его трудах я прочёл две транспортные теоремы. По этим транспортным теоремам, государство гарантированно разрушается, если на протяжении достаточно долгого времени (достаточного для серьёзных управленческих решений) происходит хотя бы что-то одно из двух:

- первое — скорость обмена информацией между центром и регионами ниже скорости развития процессов, которыми центр пытается управлять;

- второе — хозяйство регионов развивается быстрее, чем связи между регионами.

Переслегин привёл довольно много исторических примеров распадов государств по этим причинам, да и общие соображения, связанные с теорией управления, подтверждают, что оба эти варианта действительно очень опасны. Чем больше государство, тем вероятнее, что случится какая-то из этих двух неприятностей. А империи – в силу того, что формируются из множества народов – охватывают значительно большую территорию, чем мононациональные королевства, и, соответственно, вероятность их разрушения гораздо выше. Так что действительно есть основания утверждать, что «все империи рушатся», поскольку на протяжении многих веков существовали серьёзные объективные угрозы, проявляющиеся именно на уровне империй, а не на уровне королевств.

***

Но нынешнее развитие общества уменьшает эту угрозу.

Во-первых, новые информационные технологии привели к тому, что управленческие воздействия передаются практически в момент возникновения, и сведения о том, что нужно управленческое воздействие, добираются до центра практически мгновенно. В таких условиях, по сути, нет острого риска проявления первой транспортной теоремы, то есть нет угрозы, что управление будет катастрофически запаздывать. Конечно, опоздания всё равно сохраняются, всё равно немгновенно принимаются управленческие решения и немгновенно они доводятся до тех, кем надо управлять, но это происходит уже вследствие чисто человеческих несовершенств, вследствие несовершенств аппарата управления как такового, не говоря уже о качестве собственно решений. Но, по крайней мере, эти причины для империй и королевств уже одинаковы — то есть они не добавляют риска «империи» по сравнению с «королевством».

Во-вторых, развитие мировой экономики сейчас в значительной мере привязано к резкому росту возможностей транспорта. Если раньше у нас уходили месяцы на перемещение между метрополией и колониями, то сейчас оказалось экономически целесообразным включать по нескольку государств в одну производственную цепочку. То есть перевозить с места на место не конечные товары, а только различные виды сырья для их производства, полуфабрикаты и т. д., и т.д.. Таким образом, из состояния нынешнего производства видно, что вторая транспортная теорема тоже не действует — или, по крайней мере, уже нет условий, при которых действие второй транспортной теоремы было бы неизбежно.

Следовательно, сейчас уже нет оснований утверждать, что «все империи неизбежно рушатся». При нынешнем состоянии общества причины, делающие разрушение империй неизбежным, уже устранены, они уже могут не проявляться. Конечно, теоретически нельзя в полной мере исключить наличие ещё каких-то причин, но, по крайней мере, на нынешнем уровне познания остались только причины разрушения государства, общие для любой его формы: хоть многонациональной империи, хоть мононационального королевства.

***

Отмечу ещё одно важное обстоятельство. Говоря об империях, мы, к сожалению, очень редко обращаем внимание на качественное различие двух типов империй – колониальных и континентальных. Между тем это различие — важнейшее. Достаточно сказать, что практически все известные нам достоинства империй — это достоинства империй континентальных, а почти все известные нам недостатки империй — это недостатки империй колониальных.

В чём разница? В том, что колонии до недавнего времени приходилось угнетать, просто чтобы сохранить возможность ими управлять. В силу транспортных теорем ранее были очень существенные причины для распада империй. Причём проявлялись эти условия острее в колониальных империях, где метрополия была отделена от колоний зачастую месяцами пути. Скажем, когда в Индии в 1857 году восстали сипаи (местные уроженцы, нанятые на службу в вооружённых силах Британской Ост-Индийской империи), восстание удалось задавить только к концу 1858 года, потому что понадобилось около года на то, чтобы со всех концов империи собрать силы, достаточные для подавления этого восстания.

Понятно, что в таких условиях малейшее недовольство грозило развалить империю, и приходилось парадоксальным образом противодействовать этой угрозе ещё большим недовольством — то есть на жителей империи давили с такой силой, чтобы у них просто не возникало возможности даже подумать о самостоятельности. Это явно не радовало жителей колоний, и при малейшей возможности они стрались избавиться от этого давления.

Скажем, в Британской империи во время Первой мировой войны погибла значительная часть того слоя общества, из которого обычно вербовались сотрудники низовой части аппарата управления колониями — пришлось заполнять этот слой местными уроженцами. В результате всего за одно поколение накопилось там достаточное число людей, способных на хотя бы элементарные управленческие действия, и сразу после Второй мировой войны начался распад Британской империи. Индия — жемчужина британской короны — освободилась уже в 1947 году, и всё, что смогли сделать англичане, это отделить от неё мусульманскую часть — Пакистан, с тем чтобы хоть немного замедлить развитие Индии. Потом, кстати, Пакистан в свою очередь разделился на две части: собственно Пакистан и Бенгалия, как она сейчас официально называется — Бангладеш, то есть «свободная Бенгалия». Во всяком случае, индийцы (и индуисты, и мусульмане) были готовы идти на очень большие неприятности — лишь бы не оставаться колонией.

А вот в империях континентальных ситуация противоположная. Они, как правило, формируются из народов, веками живущих бок о бок, веками подыскивающих какие-нибудь способы взаимовыгодного взаимодействия. Империя в таких условиях должна только наложить на эти уже сложившиеся форматы взаимодействия сетку базовых законов – грубо говоря, просто для того, чтобы человек, переезжающий из одного места империи в другое, хотя бы в общих чертах знал, с чем может столкнуться, к кому в случае чего обращаться и тд.. Поэтому континентальные империи, даже распавшись, всегда возрождаются.

Простейший пример: нынешний Европейский союз довольно точно воспроизводит контуры европейской части Римской империи, и те части Европейского союза, что не были ни в Римской империи, ни в возникшей на её обломках Священной Римской империи, — эти части в Европейском союзе чувствуют себя крайне неуютно, выглядят там совершенно инородными телами – например, Польша и Прибалтийские республики. Сейчас они, конечно, стараются не вспоминать о тех веках, что пробыли в составе Руси, но во всяком случае в Римской империи они не были, в Священной Римской империи не были. Так вот, в нынешнем Европейском союзе они отстаивают не общеевропейские интересы и даже не свои интересы, а в основном интересы Соединённых Государств Америки. И это вызвано в значительной мере тем, что они в силу своего исторического опыта так и не научились представлять себе, что такое общеевропейские интересы.

Другой пример того же рода. Русь в период своего наивысшего могущества довольно точно охватывала большую часть Восточной империи, — мы обычно называем её Монгольской, хотя монголы далеко не единственный и даже не главный государствообразующий народ этой империи (по крайней мере, значительную часть управленческих технологий империя эта получила в Китае). Даже и сам Китай одно время был с сфере влияния России, и, например, после окончания Гражданской войны, длившейся в Китае с 1911 года до 1949-го, руководитель Коммунистической партии Китая, победившей в этой войне, Мао Цзедун во время первой своей встречи с руководителем Советского Союза Иосифом Сталиным поинтересовался возможностью включения Китайской Народной Республики в состав СССР. Но Сталин вежливо ответил в том духе, что Китаю необходимо самостоятельно, хотя и опираясь на советы и экономическую помощь Советского Союза, пройти часть того пути развития, которую прошёл Советский Союз, в противном случае Китай просто не накопит необходимого опыта дальнейшей деятельности. Но я думаю, что тут в какой-то мере сказалось и опасение того, что в полностью демократическом государстве перевес Китая по числу голосов будет столь велик, что он сможет слишком много решать в свою пользу, не обращая внимания на другие части Союза. Но, как бы то ни было, показательно уже само по себе это желание войти в состав государства, с котором Китай некоторое время пребывал в составе одной империи.

Так что империи действительно распадаются, но дальнейшая их судьба зависит от того, какие этот империи. Колониальные империи, распавшись, практически не имеют шансов возродиться, а континентальные империи, распавшись, практически не имеют шансов не возродиться.

Автор: Анатолий Вассерман

источник http://histrf.ru/biblioteka/book/mif-ob-obiazatielnom-i-biespovorotnom-r...